Дрова в костер
Утро началось около полудня, судя по ощущениям. А еще было уютно так, тепло, хотя каменное ложе и было твердым. Клеменс довольно потянулся, открывая глаза. Аэр, конечно, продолжал отстаивать сезон, но постепенно, с каждым днем, становилось все прохладнее. Особенно ночью. Сонно похлопав глазами, Клеменс сел и осмотрелся: альв оказался укрыт Серафиновой накидкой, но хозяин ее отсутствовал. Залитая лучами солнца, заглядывающего сквозь старые щербатые витражи, великолепная статуя Многоликого Рока смотрела огромными глазами внимательно, кривя губы в своей ранее блаженной и, возможно, чуть лукавой улыбке.
Сейчас лицо божества казалось полно страдания. Но даже так статуя Рока оставалась гордой и полной величия. Неуютно оставаться в храме мертвого божества одному, особенно когда жизнь в последнее время делает кульбиты. Даже не помолишься: Клеменс в богов не верил, потому и успокоения, как Серафин, он в молитве не найдет. Забеспокоиться сильно, впрочем, альв не успел.
–А, наша печная ездовая проснулась! – голос Серафина раздался следом за шумными, не слишком осторожными шагами. Длинноволосый огневик поприветствовал проснувшегося спутника своей немного язвительной усмешкой. Альв с некоторым удивлением осознал, что за один день уже почти успел соскучиться по этому тону и усмешке. Это привычнее. Почти безопаснее.
–И тебе доброго полудня, – хмыкнул в ответ Клеменс. Он выспался и, если не брать в расчет сильный голод, чувствовал себя лучше, чем мог бы после ночи на каменном полу.
Серафин в своей рубашке и с закатанными небрежно рукавами выглядел ослепительно и гармонично, а уж в антураже храма смотрелся так, будто именно тут он и жил как древний бессмертный жрец. А в руках он держал... Рыбу. Клеменс икнул. Что-то ему идея завтракать рыбкой не нравилась: в прошлый раз трапеза с таким блюдом закончилась встречей с монстром. Кто знает, какие чудовища могут водиться в храме давно покинутого божества? Пусть даже они не потревожили путников ранее, но... В общем паранойя альва достигла пика и заглушила даже слабый голос разума, твердивший, что позавтракать надо и долго без еды при таком образе жизни он не протянет.
Серафина возможные очередные неприятности не тревожили: он был больше увлечен новыми ощущениями. Это вчера мужчина был слишком поглощен мыслями и почти не обращал внимания ни на что-то извне, ни тем более на что-то внутреннее. Он сам постепенно в себя приходить начал лишь после молитвы. А до того – все не то чтобы было как в тумане, но внимание его оказалось слишком рассеяно, а мысли спутаны. Вот недаром он не любил смертных... Лицемерие свое они продемонстрировали ему в очередной раз вчера. Впрочем, сейчас это было уже неважно: есть хотелось сильно, а потому все свои мысли, что так беспокойно кружили в голове, Серафин отогнал усилием воли и сосредоточился на том, чтобы зажечь огонь. Видели б его брат и сестры сейчас... Мысль вызвала грустную усмешку: где уж они сейчас? Даже не определишь, слишком много у нового тела ощущений. И разобраться с ними только предстоит...
Завтрак, вопреки опасениям Клеменса, прошел мирно. Они спокойно пожарили свежую рыбу и дождались, пока она немного остынет. В молчаливом взаимопонимании и согласии Клеменс разломал одну из рыбин и достал из нее наиболее крупные кости, а потом протянул Серафину. Тот безропотно принял, а альв принялся за свою порцию. Ели всё так же молча. Каждый задумчиво жевал свою порцию и гонял в голове странно-бессмысленные мысли. Клеменс скучал по семье и упорно отгонял назойливо жужжащее на краю сознания: «и кто ж с тобой, коли не порождение огня?».
Серафин просто перебирал в мыслях то немногое, что уже успел увидеть. Впечатлений хватило надолго, но кто б его спрашивал. И что-то внутри огненного элементаля настойчиво шептало: «не оставляй, оберегай». Это почти раздражало. К концу трапезы оба парня казались уже куда менее довольными жизнью, чем в начале оной.
–Если хочешь взять что-то еще – бери. Мы уходим, – предупредил альва Серафин. Вообще-то не ему решать, но они и так задержались в покинутой обители Рока на этой бренной земле. Куда идти дальше – вопрос открытый, но Клеменс собирался домой, а Серафин... Наверное, пойдет с ним. Он все еще не приспособился к новому телу до конца, но хотя бы его огненный темперамент перестал напоминать лесной пожар под порывами ветра: такой же неуравновешенный, переменчивый, яростный.
Погода никак не налаживалась, редкие капли дождя просачивались через кроны деревьев. Все вежливо «позаимствованное» из храма Клеменс нес в руках. И он постоянно останавливался чтобы подобрать упавшее. Серафина это раздражало, но и помогать он тоже не спешил, даже не комментировал это почти – было интересно, чем все закончится для альва. Но, к его счастью, сегодня судьба была на стороне Клеменса.
По пути к выходу из леса они обнаружили небольшой лагерь, давно заброшенный, но поживиться там было чем. Помимо походных полезностей, которые альв, конечно, тоже решил «позаимствовать», несмотря на язвительные комментарии Серафина, Клеменс нашел достаточно вместительную сумку, куда и смог все сложить. Теперь у парней был котелок и две миски, а также какие-то старые приправы. Несчастье было в другом – когда густые кроны расступились перед путниками стало ясно, что дождик совсем не скромный. Брести под ливнем было малоприятно, и особенно сильно коребило теплолюбивого Серафина. Его длинные волосы промокли, слипаясь в волнистые локоны, что раскинулись на плечах и липли местами к лицу. Клеменс относился к погодным условиям проще: пусть и за короткую, но очень активную, насыщенную событиями (не такими, как в последние дни, но все же) жизнь он часто оказывался в условиях и хуже, да и жаловаться при Серафине уж точно было бы по-детски глупым, неуместным, знакомы они не столь близко, но их отношения Клеменс уже считал приятельскими.
И если черные сапоги старшего успешно давали ему входить в грязь по колено, Клеменс уже успел промочить ноги и то и дело заходился в громких чихах, получая в ответ язвительные упреки. Приятного было мало, но это было хотя бы привычное поведение Серафина. Уже едва ли не родное. Вероятно, совместные передряги настолько быстро сплетают судьбы воедино. Окружающий пейзаж был... Незнаком, мокр и непрогляден толком сквозь бушующую непогоду. Честно сказать, ни один из парней не понимал, куда они забрели и, тем более, где ближайшая деревня. Было бы неплохо обменять на карту посуду, звенящую сейчас по карманам и в походной сумке Клеменса... Да только негде. К большому счастью, когда Серафин уже перестал даже язвить по поводу чихания Клеменса, а тело альва покидали последние силы, и хворь в нем расходилась усталостью по конечностям, на горизонте мелькнула деревянная крыша некоего здания. Подойдя ближе с облегчением путники опознали настоящую корчму! Дверь заведения то впускала внутрь заплутавшие мокрые души, то выпускала отдохнувших искателей приключений.
Поднимая брызги грязи, мимо парней пронесся незнакомец на вороном коне, игриво подмигивая ошарашенному Серафину (явно спутал того с женщиной) и слегка обдавая того грязной водой. Клеменс же, пока до его спутника не успело дойти произошедшее в полной мере и тот не спалил все вокруг от возмущения, подхватил его под руку и затащил в помещение. В нос ударил приятный запах разнообразной свежеприготовленной пищи от мяса до выпечки. Отовсюду летели разные звуки: пьяные завывания, стук деревянных кружек, смех и беседы на самые разные, но далеко не светские темы. За стойкой разливающего стоял внушительного роста и телосложения мужчина, его большие руки тщательно натирали посуду, а взгляд исподлобья внимательно изучал каждого вошедшего. Темные волосы были собраны в пучок, на кончиках ушей и руках тоже была растительность, даже, вернее будет сказать, шерсть. Клеменс сразу опознал в разливающем туссера, то бишь остроухого оборотня, причем совсем недавно скинувшего звериную шкуру.
Завидев Клеменса и Серафина, туссер как-то облегченно выдохнул, опуская деревянную рюмку на столешницу.
– Добро пожаловать, молодые люди! Чего изволите? – выученная фраза слетела с губ разливающего как будто даже искреннее. Эти двое явно казались туссеру куда более хорошей, безопасной публикой, чем те другие посетители, коих было многовато для обычной корчмы. Значит, неподалеку тракт или селение.
Клеменс поздоровался в ответ, присаживаясь на стул около стойки. Серафин безмолвно сел рядышком. Он решил не контактировать особо с окружающим его миром, если нет какой-либо угрозы или реальной необходимости. И пока альв делал заказ за двоих и разговаривал с разливающим, Серафин заинтересовался компанией, сидящей по левую от них сторону. Их голоса звучали громче прочих в корчме, а одежда вся была между собой похожа: черные накидки, пояса с кинжалами и серебряные значки на груди с орнаментом птичьего глаза.
Интерес брал свое, хотелось скорее расспросить Клеменса об этой компании, но тот совсем растворился в беседе с туссером, от чего пришлось с недовольным видом прислушиваться к чужим разговорам, поглядывая вокруг. За этой небольшой разведкой Серафин заметил, что душ в подобной одежде в этой корчме довольно много. На миг стало даже неуютно как-то.
– Совсем тревожно мне, – это говорил разливающий. – Не самая лучшая компания сегодня у меня засела.
Серафин напрягся, приподнимая уши. После ранних событий он не собирался терять бдительность и на мгновение. Да и Клеменс поднапрягся: интуиция туссеров пусть и была больше основана на звериных инстинктах, но была весьма остра и точна в определении неблагонадежных существ. И тут, будто подтверждая насторожившихся Серафина и Клеменса, раздался громкий голос...
– Я слыхал, днем ранее целую деревню подпалили. И ведь даже не мы! – возмущался некий сид в черных одеждах. Он эмоционально всплеснул руками, а после отхлебнул из своей кружки. Незнакомец выглядел даже обиженным этим фактом.
Удивительные существа – эти смертные...
Компания тем временем залилась искрометным смехом, вызывая в Серафине бурю эмоций. Он уже был готов сорваться с места, вмешаться, когда его плечо уверенно сжал Клеменс. Он не отрывался от разговора, лишь на мгновение пристально и предупреждающе посмотрел на Серафина, разжимая ладонь.
«Не высовывайся.» – говорил синеватый взгляд. Где-то в глубине его засела тревога, но внешне альв оставался спокойным. Повторять воспитательную «беседу» дважды не пришлось: еще больше надувшись Серафин все же спокойно уселся.
– С огнем шутки плохи, идиоты!
Существа умолкли. Мрачная фигура, подавшая голос, на другом конце стойки скинула с себя капюшон, обнажая лицо, наполовину закрытое кровавой, грязной повязкой. По здоровой, открытой части можно было определить молодого, но закаленного жизнью мужчину. Он стукнул по столу кружкой, повышая голос пуще прежнего:
– Вы видели, что со мной сталось?! А знаете ли вы какого это – гореть заживо?
Мужчина явно был пьян, а еще долгое время, проведенное здесь, поднимал эту тему, судя по невольному вздоху, пронесшемуся по корчме.
– Опять Луц за свое, – зашептались те немногие женщины, что находились в зале.
Тем не менее, теперь все внимание ранее веселой компании привлекал только этот самый Луц. Взгляд его безумно полыхал, лицо все вспотело и губы дрожали в язвительно-горькой усмешке.
– В тот день мы почти поймали заказ... Дождь, совсем как сегодня, окроплял землю, затрудняя глупцу путь. Он бежал и бежал от нашей группы, а мы и не спешили, хотя впереди уже были земли иеле. Мы загнали того в угол, как бы он не надеялся укрыться в башне. Хм, – Луц горько усмехнулся, вновь отхлебнув свой напиток. – В какой-то глупой надежде спастись мальчишка схватился за древнюю железку, но Рейн уже прикончил его одним рывком. И вот тогда... Тогда! – Луц вновь взорвался, ударив по столешнице. – Тогда появилась огненная тварь! – голос Луца взлетел под потолок зала. А сам мужчина все не утихал. – Я клянусь, это было порождение самого пламени! Я стоял позади всех, когда, как сухие ветки, наши парни один за одним вспыхнули. Прежде, чем покатиться с лестниц в этой горящей куче, я успел увидеть чье-то лицо, искаженное гневом и огнем. Я вам говорю, это было чудовище!
Мужчина залился страшным, истерическим смехом вперемешку с воплями, пока его товарищи попытались отпоить его спиртным. Все в корчме затихли, боясь даже дышать рядом с безумцем. Корчмарь тоже напрягся: в любой момент он был готов вытолкать нежелательных и чересчур шумных гостей во двор. Серафин прекрасно понимал, о чем, а точнее о ком была речь. Осознание болезнено скребло рассудок, почти сбивало дыхание. Стеклянный взгляд его перешел на собственные руки. Отчего-то недавно белая кожа теперь была черной и израненной.
Он действительно был тогда таким?!
– Проклятые Делакуры!
Луц вновь разразился в крике, заставляя всех вздрогнуть в очередной раз:
– Да если бы не тот паршивый маленький червь я бы не стал таким!
Серафин задумался, отмахиваясь от переживаний. Делакуры? Где-то он уже слышал что-то подобное. В тот же момент Клеменс аккуратно, незаметно, но ощутимо схватился за подол его накидки. Серафин отвлекся от наблюдения за странными существами, чтобы заметить, как рука альва дрожит, сильнее комкая ткань.
«Мое полное имя – Клеменс Листель Делакур» – тревожно зазвенели воспоминания в голове Серафина.
– Дядюшка, у Вас, случаем, свободной комнатушки не будет? – Клеменс старался держать себя в руках, но его голос напряженно подрагивал.
– Вы не из этих головорезов, так что для вас найдется. Одна на двоих, ха? – туссер как-то многозначно улыбнулся, наверное подчеркивая бедность путников, и протянул ключ.
– Вроде того.
Клеменс нервно хохотнул, выкладывая на стол золотую ложку. Туссер удивленно округлил глаза, сметая сокровище со столешницы. Клеменс же быстро схватил ключ, и стал утягивать Серафина на второй этаж, стараясь держаться тише воды, но не тут-то было...
– Ты! – раздался внезапно вопль со спины, заставивший подпрыгнуть альва. – Ты – то чудовище из башни!
Серафин обернулся, готовый обороняться в любой момент. Тот мужчина, Луц, стоял позади, пальцем указывая ровно на Серафина. Напряженный Клеменс тоже обернулся, с трудом пытаясь изобразить на лице недоумение.
– Это из-за тебя я такой!
Резко вскинув руку к лицу, Луц сорвал с себя повязку. Та половица лица, что прежде была сокрыта, теперь открылась всем в корчме. Вздохи ужаса разнеслись со всех сторон, даже корчмарь весь сжался от представленного зрелища. То, что было под повязкой тяжело назвать даже ожогом, это было скорее месиво из сморщенной кожи, крови и сукровицы. Серафин же не дрогнул, неуловимо дернув плечом.
– Почему ты молчишь, урод?! – не унимался горластый постоялец, тыкая в Серафина пальцем и едва не хватая его за грудки. – Ты – чудовище, тебя необходимо уничтожить, пока не загубил еще больше душ. Вздернуть бы тебя на площади, чтобы такая тварь не смела топтать наш мир!
Остальные существа в черным опустили руки на свое оружие. Назревало нечто ужасное, и Серафин даже почувствовал холодок, скользнувший по позвоночнику. Правда, не от какого-то предчувствия – это Клеменс решительно вышел вперед, заслоняя товарища своей спиной.
– Не знаю с кем Вы перепутали моего уважаемого друга, но Вам стоит следить за своими словами! – твердо произнес альв. Его спина, застывшая перед Серафином, была напряжена. – Если рассудок давно покинул голову – попрошу Вас не докучать остальным, уважаемый. Я ручаюсь за этого господина. Не верю, что он был бы способен нанести такой ущерб, а потому советую Вам скрыться с глаз наших долой!
– Да, разбойник, – подключился туссер, выходя из-за стойки. Клеменс с его спутником ему понравились. Да и горлопан этот с его компанией... – Если с моей корчмой что-то случится – ты ходи и оглядывайся.
Внушительный вид и гортанный рык, случайно вырвавшийся с уст корчмаря, поумерили пыл крикуна. Ничего не сказав, Луц кинул кровавые бинты наземь, стремительно покидая помещение. Клеменс тоже ничего не стал говорить, он лишь спешно взял Серафина за руку, уводя на второй этаж. Уже наверху, отпустив руку Серафина, Клеменс на него даже не посмотрел: он пытался открыть дверь. Ключ совсем не подходил к скважине: руки предательски дрожали, пару раз ненароком уронив его на дощатый пол. Когда ключ упал третий раз, Серафин бережно поднял его, опередив альва, и даже отворил дверь, не спеша, впрочем, ее открыть. Он стоял за Клеменсом: одна рука на дверной ручке, вторая вальяжно опущена в карман.
– И? Зачем ты сказал это все, мальч... – Серафин внезапно осекся: что-то внутри заставило замолчать. Мгновение паузы, какое-то затишье напрягало и без того растревоженные нервы. Тяжело вздохнув, огневик серьезно позвал:
– Клеменс? Ты не можешь ручаться за меня.
В ответ тишина.
– Отвечай, альв, – жестко произнес Серафин. – Я совсем не понимаю, что у тебя в голове, – добавил он уже чуть мягче.
Клеменс резко развернулся, даже не смотря на стесненные обстоятельства, в которых спутник почти вжал его в дверь. В любой другой момент это бы заставило его почувствовать себя немного неловко, но сейчас... Глаза альва наполнялись слезами – Серафин мог видеть это предельно отчетливо, все-таки их взгляды были почти на одном урвоне, а еще как-то слишком уж близко. Клеменс решительно смотрел снизу-вверх в самую глубь, куда-то за заслон зрачков, в душу, не в силах сказать сейчас хоть что-то.
Он и сам не понимал, что у него в голове. Совсем не ожидая такого твердого, почти злого, несмотря на слезы, взгляда, Серафин отшатнулся, давая альву толкнуть треклятую дверь и исчезнуть в помещении.
А коридор окутала тугая, будто тетива лука, тишина...