Искренность
Закончив колдовать над альвом, элементаль откинул надоедливые волосы с лица и заключил: «сердце бьется, жизни ничего больше не угрожает – и то ладно». Он уже собирался уходить, но... Что-то внутри, что-то, что и до этого откликалось на мальчишку-альва, не позволяло оставить того одного, требовало позаботиться о нем, остаться рядом если не навсегда, то еще хоть ненадолго.
— Проклятая вечность!.. – выругался элементаль. – Что же это такое?!
Противиться зудящему чувству, что так требовало не оставлять мальчишку, элементаль не стал. Он все еще смутно надеялся, что это говорил в нем когда-то вложенный дух Всепрощающего божества. Только вот почему его божество, Рок, все еще не обратило свое внимание на одного из своей свиты, на одного из своих любимых посланников?
Вновь окинув взглядом помещение, Игнис задумался: в смертном теле он чувствовал себя не слишком уверенно, но пытаться сменить облик и стать саламандрой было бы не слишком удачной идеей – сил действительно оставалось совсем мало. И хотя свои возможности элементаля огня он уже все истратил, физически тело так просто не сдавалось. Если бы еще Игнис понимал, как переставлять эти длинные отростки, то и цены бы им не было!
Аккуратно подняв мальчишку-альва на руки, элементаль приятно удивился то ли его легкости, то ли своей недюжинной силище, а затем странно поковылял на выход. Двигался Игнис неуверенно и несуразно, но смутное понимание, как переставлять ноги, у него вскоре все же появилось. Это радовало. Сознание в его светлую голову возвращалось медленно, будто выплывая сквозь вязкое белесое марево, напоминающее туман.
Было почему-то так тепло...
Альв хорошо помнил свои последние ощущения: животный страх, холод каменного пола башни, сырую от дождя и крови одежду и металлический привкус во рту. Сейчас же было хорошо и уютно, что неожиданно навеяло воспоминания о сухости и надежности родного дома, его старых безопасных стенах. Ненароком он вспомнил смех своего самого маленького брата, вспомнил мягкие ладони матери Селесты, которые часто были испачканы в земле. Перед глазами вспыхивали детские воспоминания, да так ясно, что он будто бы вернулся в прошлое. Вот Селеста приготовила ужин, отец опять задерживается по делам в деревне, а сестренка Лаванда вымазала новое платьице в каше. Воспоминание пронзило сердце лучом света и надежды. Помимо этой теплой картины пришлось вспомнить собственный ступор, когда в детском возрасте находишь тела родителей, над которыми стоит мрачная фигура. Очень хотелось проснуться, ведь мучительное чувство в груди становилось сильнее.
Сквозь сон со стороны слышалось неразборчивое, но явно недовольное бормотание. Хотя оно настолько гармонично вплеталось в окружающие звуки природы, шелест листьев на ветру, что почти не привлекало внимания.
Альв с большим трудом наконец-то открыл глаза, но тут же зажмурил их вновь: даже тень леса казалась слишком яркой.
«Обождите, какого леса?!»
Альв вновь распахнул глаза, теперь уже окончательно, и рывком сел. Решение это было глупым: тело ныло, а место, куда вонзился клинок наемника, заискрилось болью. Альв застонал.
— Очухался, а уже загубиться пытается... И зачем только спасал паршивца? Только силы зря потратил, – недовольное бормотание стало громче. Альв вновь выпрямился, но уже осторожнее, и посмотрел в сторону, откуда доносился голос.
— Да Рок с вами, что ж такое?! – именно в этот момент бубнящий с каким-то акцентом незнакомец отшатнулся от кучки хвороста и плясавшего по нему язычка пламени, откидывая с лица длинные пряди белых волос, среди которых мелькнула одна яркая, красная. – Альв сам себя пытается добить, а меня не то моя же стихия, не то мое же тело... Что за напасть?!
Незнакомец недовольно фыркнул и странно дернул руками, будто не совсем понимал, как именно ими правильно пользоваться. Наблюдавший за ним мальчишка-альв в этот момент, не удержавшись, тихо засмеялся. Это было так очаровательно и забавно, почти невинно... Незнакомец смех альва не оценил, напротив: он тут же вскинулся, хмуро взглянул на того, и возмущенно поинтересовался:
— Ты вообще кто и кем себя возомнил, подобие бессмертного, чтоб надо мной глумиться?!
Альв подавился смехом, закашлялся, но улыбку с губ согнать все равно не сумел. Слишком уж лилейным казался в своем праведном гневе некто напротив, да и движения эти его детско-неловкие...
— Я Клеменс. Альв, как ты мог заметить. – Клеменс улыбнулся еще шире, в подтверждение своих слов дергая длинными ушами, и дружелюбно протянул руку незнакомцу. Тот слегка наклонился к альву, критично осмотрел протянутую ему конечность и немного надменно фыркнул.
— Как смеешь ты, недостойный, спрашивать мое имя? – всё так же недружелюбно спросил незнакомец и слегка дернул головой. Его длинные волосы небрежно рассыпались по плечам, а несколько прядок соскользнули на лицо, заставив мужчину вновь раздраженно выдохнуть. Клеменс промолчал, поджав губы, с которых слетела улыбка: такая грубость и надменность незнакомца ему не понравилась, хотя в остальном он казался альву милым. Еще и жизнь спас, на полянку эту притащил... Зачем только? Парень этого абсолютно не понимал, но будто у него был выбор. Глубоко вздохнув, он решил оставаться вежливым еще некоторое время, все же он задолжал незнакомцу целую жизнь.
— И как тогда мне тебя называть? – прохладно уточнил Клеменс. – «Эй ты?» Не думаю, что это хоро...
Игнис зашипел, как раскаленные угли, залитые водой, и метнул какую-то веточку в нахального мальчишку-альва. Та пролетела мимо, достаточно далеко от цели, но этот безмолвный намек был весьма прозрачным: «умолкни». Игнис недовольно фыркнул: он – ангел-воитель самого Рока, а этот мальчишка, назвавшийся Клеменсом, пытается выведать у него его имя, данное при создании. Между элементалем и альвом повисло молчание: оба были недовольны своим собеседником. Игнис размышлял о том, что в нем и почему требовало спасти и оберегать альва, сам альв размышлял почти о том же.
«И стоило ли спасать, если сейчас столь суров?»
— Рок с тобой, мальчишка. Можешь звать меня Серафин, – наконец нарушил молчание Игнис.
Он совсем недолго думал над именем, вспомнив все ассоциации с лавой, жаром, парафином и серой.
— Приятно познакомиться. И благодарю за своё спасение, – откликнулся Клеменс. Альв решил не напоминать Серафину, что его зовут не «мальчишка», а Клеменс, во избежание ссор со спасителем. Он все еще не мог понять, почему Серафин спас его, если сейчас всем видом показывает, что несёт самое тяжёлое бремя. Клеменс опасался разозлить назойливыми расспросами этого странного нового знакомого, которому должен жизнь, но вопросов у него было много.
«Всему свое время,» – решил альв.
— На все мои действия воля Рока, – будто прочитав роящиеся в голове Клеменса вопросы, предупредил элементаль. — Все, не отсвечивай, малец.
Клеменс выдохнул сквозь зубы, но ничего отвечать не стал. Он не то, чтобы чувствовал себя плохо – нет. Это не совсем верное определение его состоянию. Скорее, альв чувствовал себя озадаченно: его смертельно ранили, и он уже ощущал дыхание смерти, ее легкие касания на своей душе, а теперь сидит, как ни в чем не бывало, и знакомится с тем, кто его, видимо, спас. И даже тело уже не ноет. Клеменс с недоумением склонил голову и прислушался к себе, но ничего критичного не ощутил. Разве что какое-то поразительное спокойствие в этой ситуации.
Удивившись такому обстоятельству, альв поднял руку и коснулся того места, где, как он помнил, располагалась смертельная рана, но обнаружил лишь обнаженную кожу с ужасным шрамом, которая не была запятнана даже кровью. Клеменс и раньше знал о магии целителей, но никогда не слышал, чтобы она была способна на такое.
— Почему они преследовали тебя? – внезапно нарушил повисшее между ними молчание элементаль. Он вновь откинул длинные волосы за спину. Клеменс слегка усмехнулся тому, как явно непривычно Серафину с длинными волосами. Он не совсем понимал, кто такой этот Серафин, что он за существо, но спрашивать пока об этом не стал. Альв склонил голову, задумавшись и глядя куда-то сквозь спасителя. С одной стороны рассказывать не очень хотелось, а с другой – это лишь малая часть того, чем Клеменс может ему отплатить за собственную жизнь.
— Мое полное имя – Клеменс Листель Делакур, я выходец из дома одной древнейшей аристократической семьи альвов. Наша семья всегда стояла горой за справедливость, помогала тем, кто в том нуждался... Мало кому сейчас такое понравится: тут самим бы выжить, а мы помощь ближнему, добро и справедливость проповедуем. Скажу честно, наш род действовал сейчас не самыми праведными путями, но цель оставалась прежней: помочь слабым и обездоленным. Нас много раз пытались поставить на место, но неудачно. Хотя в последний раз у них все же получилось нанести нам определенный ущерб, – Клеменс жестко, отстраненно усмехнулся, но в его глазах плескалась боль. Он действительно любил свою семью. – Так несправедливо с одной стороны, но с другой – это плата за грехи во имя справедливости... Я и несколько членов моей семьи уцелели и смогли сбежать, но я не хотел мириться с тем, что неизвестно кто уничтожил наше родовое гнездо и родителей со старшими братьями и сестрами. Естественно, я попытался узнать, кто виноват в этом. И у меня даже почти получилось, но мне информация показалась слишком неопределенной. В итоге, видимо, я сумел каким-то чудом подобраться к их тайнам или верхушке... Результат ты видел. Мало того, что из-за меня чуть не пострадали младшие, еще и я сам чуть не умер. – Клеменс замолчал. Сказать ему больше было нечего.
— Умер, – безразлично поправил Игнис. – Я вмешался и успел вернуть твою душу назад.
– Спасибо, Серафин, – также отстраненно откликнулся Клеменс, будто ему вернули не жизнь, а долг в пару медяков. Он не понимал сложившейся ситуации, а запрятанные так глубоко боль, обида и жажда справедливого возмездия внезапно оказались тут, на поверхности. По белоснежной щеке альва скользнула прохладная прозрачная капелька, которую Игнис смог заметить только потому, что Клеменс перебрался ближе к костру, выбравшись из тени за пределами освещенного круга. И что-то внутри огненного элементаля вновь откликнулось на слова этого мальчишки-альва, воспротивилось тому, как обошелся с ним мир и его обитатели.
— Давай нанесем им визит вежливости и справедливости? – спустя некоторое время спросил элементаль. Клеменс не ответил.
В свете костра веснушки на его щеках ярко сверкали теплым серебристым светом, как и белоснежная кожа альва. В голубых глазах Клеменса, таких пустых и безжизненных сейчас, отражалось пламя костра, пляшущее на прутиках и веточках. В янтарных глазах элементаля отражался тот же огонь, но в его взгляде горела злость на жителей Фатума.
«Продолжают использовать то, что должно даровать жизнь и делать ее лучше, благоприятней, во зло... Твари!» - огонь в костре вспыхнул яростнее, поднялся выше, разбрасывая вокруг искры и отражая настроение воплощения огненной стихии. Молчание затягивалось.
— Возможно, позднее. Сначала мне нужно вернуться к семье, Серафин, – Клеменс наконец прервал повисшую тишину, которую ранее нарушал лишь треск костра. – Они наверняка беспокоятся.
Серафин пожал плечами.
— Я все равно собирался посмотреть, как вы устроились, – неопределенно откликнулся элементаль.
Ему действительно было в какой-то мере интересно, во что превратился этот мир и его жители после Раскола, но расспрашивать мальчишку-альва Игнис не планировал: подозрительно было бы. У него и без того вопросов должно быть огромное количество.