подвал души
Сердце бешено колотилось о ребра, сдавливая грудь. Она складывалась пополам, обхватив колени руками, чтобы вынести это и унять дрожь. Яркий свет режет глаза, а любой, даже самый незначительный звук становится громче в сто крат. Ей казалось, что она находилась в центре пчелиного улья, где ушераздирающее жужжание окружало со всех сторон, а пролетающие мимо пчелы нахраписто жалили ее, прокалывая тонкий мыльный пузырь, некогда служивший защитой от внешнего мира. Все, что осталось от ее щита, это изодранный в клочья купол, сквозь который летели холостые патроны-раздражители. Когда она закроет глаза, ничего этого уже не будет существовать. Ей вдруг вспомнился дедушка. Не тот чужак, каким он был теперь, а улыбчивый милый друг.
— Лелия, — прозвучал его ладный голос. Широкая рука приподняла край пледа и светящееся весельем лицо просунулось внутрь укрытия. — Опять все стулья в доме перетаскала?
«Это не мой дом, — отвечала «взрослая» Лелия. — Мне нет места среди этих людей».
— Можно не ломать мой домик? — спрашивала «маленькая» Лелия, хлопая заплаканными глазами.
Сколько не пыталась казаться взрослой, сдерживая слезы, а обида все равно брала свое.
Дедушка присел рядом, сгорбившись, чтобы не задеть потолок из натянутого на стулья пледа головой. Там, среди подушек и вязанный зверей, не было яркого света и бесконечной ругани. Там легче дышалось и можно было часами, лежа на полу рассматривать, как летают пылинки в воздухе. Это укрытие было безопасным, пока не обнаружили пропажу стульев.
— Отец искал тебя, — мягко говорит он.
— Злится? — спрашивает «маленькая» Лелия.
«Вне себя от гнева», — отвечает «взрослая» Лелия.
— Вовсе нет, — никто точно не может сказать, какие истинные намерения прячутся за добротой и заботой. Но она чувствовала обман, его приторный запах, как у гнилых слив.
— Просто он переживает о тебе, о твоем будущем.
Внутри что-то вновь потянуло и перевернулось. Будущего на том острове не было. Эти люди жили на отшибе и подольщались ко всем у кого был полон кошелек. Она уже тогда не собиралась идти на поводу у отца, но и не стремилась отделяться от него — она и так умело изолировалась от всего, что ее окружало.
Что же тогда было дальше? Она часто задышала, жадно хватая воздух ртом. Дедушка что-то говорил, но она почему-то его не слышала. Не слышала, но чувствовала: высокий воротник ее кофты обернулся змеем и кольцом обернул ее шею; локоны светлых волос, выбивающиеся из прически, прилипли ко лбу из-за холодной испарины, а заколки сдавили затылок. Она ощущала, как собственное тело стало вдруг чужим и неудобным, что руки и ноги на самом деле не были ее, а потому и пошевелить ими она не могла.
Силуэты вновь размажутся, сплошной туман перед глазами, а звон голосов становился все дальше пока не стих окончательно. Она поднимается на ноги и чувства притупляются. Впереди винтовая лестница, уходящая в темноту. Она манит исполненными покоя вибрациями, как отключенный звук и режим «не беспокоить» на мобильнике. Неторопливо, шаг за шагом, она начала спуск. Тьма, окружавшая ее, вовсе не пугала. Она встретила ее приветливо, нежно обнимая за плечи и направляя вперед, словно это была долгожданная встреча двух разлученных трагическими обстоятельствами друзей. В конце пути ее ждала ветхая дверь. Руки-тени подталкивали ее вперед, вынуждая заглянуть внутрь.
Дверь, едва держась на ржавых петлях, с треском открывается. Пахнуло пылью, гнилой древесиной и остывшим чаем. Она ступила вперед и осмотрелась.
«Новое убежище!» — восторгалась «маленькая» Лелия.
«Развалины», — подумала «взрослая» Лелия.
— На что похоже? — Виктор прошел бесшумно, она и не заметила, что тот следовал за ней. Был ли он все время позади или возник из ниоткуда? Темнота не была для него проблемой ведь он прожил с ней всю жизнь. Она хотела ответить, но не знала, как описать вид без прилагательных, которые напомнят ему о слепоте. — По вздоху ясно, что паршиво.
— Здесь... неплохо, — отвечала Лелия.
— Вот в чем разница между нами: я не могу видеть, а ты не умеешь.
Его замечания давно перестали бить по больному. Чтобы понять Виктора недостаточно просто взглянуть на него, но Лелия продолжала глазеть, потому что знала, что стоит ей отвернуться, как он исчезнет. Виктор был старше ее, но младше ее отца. Грубая щетина значительно старила его, но он не считал нужным следить за внешностью. Он был честным, прямолинейным и грубым и это то, что привлекало ее в нем. Он не был похож на того, кто может предать.
— Так что ты видишь?
Лелия закрыла глаза. Она медленно втянула в себя воздух, стараясь нащупать хоть что-нибудь.
— Пахнет старостью.
— Скорее плесенью и пылью.
— Нет, — возразила она. — Что-то среднее между сеном и солнцем.
Она чувствовала аромат глянца и слышала треск с которым крутился винил. Улавливала едва заметный травяной шлейф — запах жасминового чая, который так любил дедушка. Пахло оглушительной тишиной, такой, что уши закладывает и не слышно даже собственных мыслей. Пахло долгим, беспробудным сном. Зимней спячкой и согревающим теплом, когда ты после долгого брождения по снегу протягиваешь руки и ноги к огню. Вокруг было столько запахов и звуков и все они были тянулись из далекого прошлого. Оно словно не собиралось отпускать ее, хватало за руки и плечи и тянуло назад.
Сколько бы она не сопротивлялась, она все равно невольно оглядывалась назад.
— Солнцем?
Его голос тоже звучал, как солнце, как первые прорывающиеся сквозь тучу лучи, спешащие согреть землю после проливного дождя.
— Ну, знаешь... как в знойный день.
Духота — вот то слово, которое она искала. Прошлое душило ее и она не могла разомкнуть его пальцы на своей шее.
— Здесь нет окон.
Именно. Только она обнаружила это лишь после его слов. Кто из них в действительности был слепым?
— Что еще?
Лелия нахмурилась при взгляде на него.
— Еще?
Она не могла выделить что-то конкретное. Ей нравилась планировка — здесь она чувствовала себя в безопасности, несмотря на разруху. Вокруг было куча строительного мусора, словно работники только вышли на перекур и скоро вернутся. Были и вещи, служившие памятью о бывших жильцах: походная металлическая кружка, сломанный обогреватель, ветхое одеяло и лежавшая рядом книга. Выглядело так, будто собрав все это вместе ей удастся воссоздать тот самый шалаш из одеял и стульев, который она так любила мастерить в детстве. Она прошлась вперед. Воздух был спертым, но дышалось намного легче, чем снаружи. Может, это от того, что здесь никого не было, кроме них двоих? Лелия знала, что могла доверить Виктору все свои секреты, а еще что необязательно говорить их вслух — он всегда понимал ее без слов.
— Выглядит, как место, в котором можно пустить корни.
Виктор склонил голову набок, его пустой взгляд был прикован к месту, откуда слышался ее голос. Он никогда не пытался понять ее. Для него существовало только два мнения: его и неправильное. И он думал, что если Лелия последует за ним, то сможет прожить лучшую, свободную жизнь.
— Только не это, — выдохнул он. — Неужели прозябать жизнь в подобном месте — это действительно то, что ты хочешь?
На мгновение она потеряла дар речи. Виктор говорил, как они... все те, из-за кого ей пришлось покинуть дом.
Но он делал это не со зла.
— Ты всегда пытался что-то кому-то доказать. И ты вырвался, стал свободным, помог мне, — вырвалось у нее. Лелия всегда понимала, что они из разных миров, а вот Виктор... Виктор считал, что все должны быть, как он. — Но не все люди хотят такой жизни, как у тебя.
— Да, о слепоте мечтают только ненормальные.
— Ты понял, о чем я.
— Как скажешь.
Она не думала, что видит его в последний раз. Что рыцарь, вызволивший ее из башни и сразивший дракона, навсегда покинет ее, а она даже не запомнит черты его лица. Будто она действительно была слепа. Лелия осталась стоять там, в объятиях темноты, и успела подумать о многих вещах, которые оставила в прошлом. Многие люди приходили и уходили и никто из них не был похож на него. Внутри чувствовалась пустота, словно уходя он забрал частичку нее, оставив ей дыру в области сердца. Сначала она разучилась радоваться, потом перестала злиться, а затем высохли все слезы. В какой-то момент она поняла, что не живет, а существует, но это не было для нее потрясением. Ее устраивал подобный уклад жизни. Лелия понимала, что единственное, что держит ее в клетке, это собственный мозг. Просто она не знала, как жить иначе. Вместе с Виктором она потеряла свою свободу.
Сначала она расценивала это как очередное препятствие. Все вокруг было другое, а ощущения те же. Как будто она никогда не сбегала из дома. И это чувство затянуло ее в глубокую яму, выбраться из которой на первый взгляд было невозможно.
Осмотрев руины некогда складского помещения, она обреченно вздохнула. Толстый слой пыли, осыпающаяся штукатурка, брошенная старая мебель... Она не боялась тяжелой работы так, как переживала за свой нереализованный потенциал. Она обустроила пространство так, как хотела сама. Это была компенсация за годы в неволе. Все началось с перестройки жилья — абсолютно все было продумано до мелочей. А затем, шаг за шагом, она добралась до своего мозга и начала перестраивать его.
Прятки в раковине тяготили ее и без того тяжелую жизнь. Однако проткнуть мыльную пленку она не могла — то ли не хватало сил, то ли решимости. И как бы ей не хотелось что-то изменить, тело будто парализовало от страха. Она так и не нашла выход, зато нашла иное решение. Решение, которое изменила всю ее жизнь. Она не могла разрушить барьер, который строила годами, но могла менять его форму, растягивать до нужных размеров. С этого все и началось, ее отшельническая жизнь приобрела краски. В момент она будто снова начала видеть так же четко, как раньше. Свет, который она уже не надеялась увидеть, вновь прорвался в ее укрытие и осветил пространство. Тьма отступила перед более сильным противником и она услышала позади чьи-то шаги.
Тяжелая рука легла на ее плечо.
— Моя маленькая Лия, наконец, выросла? — она сотню раз слышала этот голос и впервые он прозвучал со всем теплом, которое у него имелось.
— Думаешь? — прошептала Лелия, но, когда она обернулась, никого рядом не было. Только тонкий шлейф его парфюма — запаха леса и свободы. Запаха, который вел ее на поверхность и который она проигнорировала в свое время.
— Нельзя всю жизнь прятаться от трудностей, — голос дедушки звучал откуда-то слева, но его самого там не было.
— Все, что у тебя есть, существует лишь благодаря мне! — Лелия вздрогнула, услышав голос отца и принялась шарить рукой вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого.
— Ты все это время где-то развлекалась, а теперь вдруг вспомнила про мать с братом? Не смей приближаться к этому дому, я запрещаю тебе видеться с моим сыном!
— Но ведь он — мой брат! — возразила Лелия.
И тут со всех сторон посыпались голоса из прошлого: ее кузена, друзей, одноклассников, всех, кого она потеряла после своего побега.
— Ты ведь знаешь, что всегда можешь положиться на нас, так?
— Ты специально это говоришь? Хочешь, чтобы мы поссорились?
— Госпожа, не обращайте на них внимание...
— Даже не надейся, что можешь все вернуть!
— Все кончено!
— Ты все портишь...
— Нет, — вскрикнула Лелия, замахнувшись стулом. Она бросила его о стену, смела все вещи со стола и перевернула диван. Все вдруг вернулось в исходное состояние, вокруг царил хаос и разруха, но после того как она закончила, голоса вдруг стихли. Почти все.
Она сидела на корточках посередине бардака и плотно зажимала уши руками, когда почувствовала чье-то присутствие спиной. Она не видела лица, только прозрачный силуэт сквозь который были видны последствия ее срыва, и что-то внутри вспыхнуло с новой злобой.
— Ты злишься, это нормально, — произнес силуэт. — Но стоит тебе хоть раз вылезти из своей раковины и ты увидишь, как полно новых возможностей вокруг.
Лелия молча поднялась на шатающихся ногах. Она могла бороться с любым из голосов, кроме того, что исходил из уст невидимого человека. Быть может, это был ее собственный голос, только она не могла узнать его. Внезапно нахлынувшая усталость накрыла с головой и она побрела назад, не разбирая дороги. Иногда изоляция изматывает больше общения с людьми. Если бы Виктор был здесь, он бы снова спас ее, вызволил из заточения. Но Виктора больше не было. Сколько бы она не пыталась вписаться в общепринятые рамки, она всегда все портила. Был только один человек, который принимал ее такой, какая она есть и его больше не было рядом. Устроившись в крутящемся кресте перед тремя мониторами, она еще раз осмотрела комнату, чтобы убедиться, что она была тут одна. Она перевела взгляд на мониторы и закрыла все окна щелчком мыши.
Протерев уставшие глаза, она нашла записи с камер видеонаблюдения и пролистала таймлапс некоторых из них. В правом нижнем углу основного монитора поползли уведомления из мессенджера — предупреждение, что они уже вышли за ней. Она была неосторожна и позволила людям из прошлого выйти на свой след, однако теперь она подумала, что это может быть ей только на руку. Лелия, нехотя, встала, открыла шкаф и достала винтовку. Ту самую, что осталась после побега из дома; охотничье ружье, принадлежавшее отцу. Проверив обойму, она еще раз взглянула на записи с камер и скрылась в темном коридоре. Нужно было забаррикадировать все входы и подготовиться ко встрече со старыми «друзьями».
Может она и не предназначена для жизни «снаружи», но она все еще может действовать находясь в тени. Она была заперта в этом темном сыром подвале, но видела больше остальных, слышала отчётливее остальных. И, в конечном счете, пришел конец ее молчанию. Она была готова вырваться из раковины и рассказать всему миру о том, что на самом деле произошло шесть лет назад.