По зову смертных

— П-почему?.... К-когда он успел?  —дрожащее тихо, как упавшая роса, спрашивал Шимин Байинь, всё еще прижимая свой белоснежный рукав к неспокойному от чего-то тревожному лицу.

По другую сторону от него заслышался знакомый скрежет зубов, подавляющих рвущийся рык.

— Ху Цзямянь! Ах ты подлый лис! — пророкотал Цайфу Чу, сверля горящим от ненависти взором странного улыбчивого мужчину.

Бдительный Юн Лулянь был готов поклясться, что после появления этого человека температура в тронном зале упала достаточно, чтобы огонь погас, а на окна покрылись инеем, не смотря на тепло.

Они с Чао Дэ уже расцепились (хвала Будде,) однако, при всей своей было напыщенности, этот гордый и самовлюбленный господин на пару с Юн Лулянем сидела на коленях весь по нездоровому бледный, словно этого его продали, а не наоборот. Его веер, что он всё ещё держал в руке, ходил ходуном от дрожи в руках, а тонкие ухоженные пальцы сжимали его так сильно, что тот трещал.

Из-за упавших после их потасовки длинных волос, скрывали истинное выражение господина,но Юн Лулянь был больше чем уверен, что Чао Дэ напуган чем-то до смерти. И лицо у него с характерным лицезрением.

Понаблюдав за Чао Дэ, Юн Лулянь глупо моргая, сначала повернулся головой к залу. Люди отошли на несколько шагов назад, и все, как господин-неженка, были перепуганы и позволяли себе лишь коситься на незнакомца.

Он единственный, ничего не понимающий, посмотрел на высокий профиль этого человека, видя в нем как благородство с некой силой, способной придавить морально, так и при всей своей добросердечной мягкой улыбки, он от чего-то даже Юн Луляню казался таинственным и жутким.

Что-то было в этих почти закрытых глазах с поднятыми уголками, и губах влажных и гибких. От всего его непримечательного на первый взгляд облика исходило нечто плутовское, бесстыдное и даже порочное.

Ху Цзямянь не меняя лукавой улыбки приподнял голову, взираясь прямо на задыхавшегося от ярости Цайфу Чу. Потом его рот быстро дёрнулся, издав неприятный хриплый смешок.

— О! Это же сам генерал! — восторженно воскликнул он, раскрывая руки, от чего темные рукава как крылья демона, распахнулись.

Цайфу Чу сморщился, позволяя себе лишь кряхтеть и сжимать кулаки.

— Не делай вид, будто только сейчас меня видишь! — гаркнул Цайфу Чу, топнув ногой. Эхо разошлось по всему залу.

Но Ху Цзямяня это несколько не потревожило. Вместо поклонения или хоть какого-то подобия страха перед самим генералом Всемирия, он играючи сделал озадаченный вид.

— Ой, я случайно задел вашу гордость, генерал? — спросил без всякой учтивости, от чего лицо Цайфу Чу уже буквально посинело. — Простите уж этого невнимательного. — Извинился, однако, не поклонился, а вместо этого едко ухмыльнувшись, прижав пальцы к губам, добавил уже более твердым голосом. — Просто после того случая слава о генерале Цайфу Чу слегка... Подгорела.

Ой, всё! Судя потому, каким разъяренным стал хваленный и гордолюбивый генерал, этому замку полный капец! В его взгляде не было ничего, что напоминало бы разум, одно бешенство и адский огонь. Да он страшнее целого легиона высших демонов!

И его противоположность Ху Цзямянь, был как стойкая гладь воды в лунную тихую ночь. Хотя не то. Он был мирным омутом, способным топить противника с неторопливой жестокостью и наслаждаясь его отчаянными, однако бесполезными криками о помощи.

И вот теперь пришла очередь Юн Луляня трястись и перебрасывать опасливый взгляд от одного ненормального к другому. Если один — пёс, а другой  — лис... Странно, что они поладить не могут. Оба же из одного семейства, чёрт возьми. В чём проблема?

«Как они вообще функционируют в одном месте, да под одним надзором правителя, если готовы разорвать друг друга в клочья при маленькой провокации?! — паника в голове Юн Луляня накалялась по мере того, как эти двоя излучали темную ауру смерти и опасности.  — Что они за люди?! Да и он кто вообще такой? Ученый?»

— Довольно. — Выдал уже знакомый бесстрастный, но при этом решительный голос У Ливэя. Цайфу Чу, волосы которого уже выбились из прически и встали дыбом, опустились, а плечи заметно расслабли. Ху Цзямянь же, никак не поменялся, только уголки губ припустил и прикрыл опять глаза. — Ху Цзямянь, — обратился он, не скрывая усталости. — Перестань провоцировать Цайфу Чу, — грозно предостерег император, показывая, что шутить не намерен.

Ху Цзямянь изумленно поднял брови на это высказывание.

— Провоцировать? — невинно переспрашивал он, указывая на себя. — Ливэй — это чистой воды недопонимание! — несерьезно возмутился Ху Цзямянь надув губы. — Этот генерал, за языком совсем не следит. Собственно, как и всегда. — Лоб Цайфу Чу наморщился. — Я уже много раз тебе говорил, что ему цепь нужна, как любой неуправляемой собаке.

— Ах ты ублюдок! — сдавленно рявкнул Цайфу Чу. — Думаешь, раз у тебя есть власть, то можешь делать всё, что только пожелаешь!?

— О чём это вы, генерал? — как бы невзначай поинтересовался Ху Цзямянь, наклонив голову. — Когда вы злы, ваша речь крайне не определена, как и смысл что вы желаете донести. Говорю вам это как образованный и разумный человек.

Даже сейчас от издевки не удержался. Ну, в чём-то, по мнению Юн Луляня, ставшего сторонним наблюдателем, этот неоднозначный Ху Цзямянь был от части полностью прав.

Цайфу Чу, при всех своих достатка и военных заслугах перед Всемирием, больше помнился по отрицательным качествам. Наверное, во всём Царстве людей не встретишь большего засранца, чем он!

Единственные, по слухам, с кем он был более менее мил, отзывчив и даже добр, - это лично его высочество император У Ливэй, с которым он вместе рос с малых лет, и его нефритовый брат Шимин Байинь. С последним он часто сталкивался лбами из-за разных принципов, однако в целом их отношения были довольно сплоченными.

Насколько было известно, генерал пусть и пользовался бешеным спросом у представительниц прекрасного пола, однако при всей своей непревзойденной популярности так и не женился.

«Да это надо быть самоубийцей, чтобы решиться выйти замуж за такого деспотичного, непокорно и властного человека, — рассуждал про себя Юн Лулянь, невесело посмеиваясь. — Уверен, что после того, как девушки узнавали его истинную природу характера, то предпочли бы быть сброшенными со сколы, чем сойтись с таким тираном!»

Если возвращаться обратно к реальности, то нравоучения и напутствия Ху Цзямяня, вспыльчивый Цайфу Чу воспринял не так радушно. Вместо этого он выступил вперед и стал кричать вниз обвинения:

— Ху Цзямянь! Ты обвиняешься в тайном сговоре и содействии с изгнанником богопоклонником, за спиной его величества! — при всей этой громкость он сжал пальцами рукоять меча. Вот только проявил больше терпения и вынимать не стал, а вместо этого смотрела на обвиняемого, как если бы объявлял войну. — Неважно, чем ты руководствовался. Сам факт того, что ты не обсудил это с императором, явное доказательство тому, что ты изменник!

Спокойно выслушав всё это, Ху Цзямянь выдержал жестокий взор генерала, после чего вздохнул и покачал головой.

— Это всё взбалмошный бред, — непринужденно бросил Ху Цзямянь, отмахиваясь. — Я бы в жизни ни сделал ничего, во вред его высочеству, — сказал он в ответ и с мольбой (хорошо сыгранной) посмотрел на императора. — Ливэй, заступись за меня! — жалобно попросил он. — А то твой генерал со всем распоясался.

Вот только У Ливэй, которому всё это шоу порядочно осточертело, нахмурился, не разделяя всей это несерьезности своего подчиненного.

— Цайфу Чу полностью прав, — строго высказался У Ливэй, больше придерживаясь позиции того, кто обвинял. Ху Цзямянь удивленно ахнул, но не растерялся, как было ожидаемо изначально. — Кто тебе дал право такое вытворять? Если не считаешь себя изменником, объяснись перед всеми!

— Как это кто? — вопросил Ху Цзямянь легкомысленно усмехаясь. Не нужно обладать острым слухом, чтобы услышать, что даже при обращении к самому императору, он не скрывал глумления. — Ты мне его и дал.

Щёки У Ливэя напряглись. Стал он еще мрачнее. Цайфу Чу, таки не выдержал и, обнажив холодное оружие, заорал:

— Как ты смеешь обвинять в чём либо императора!! Ещё и таким дерзким тоном!

— Успокойтесь, генерал, — небрежно посоветовал Ху Цзямянь, не удостоив угроз Цайфу Чу и взглядом. — Я всего лишь отвечаю на заданные мне вопросы. А как я буду — это уже моё дело. Более того, Ливэй, ты что забыл? — лукаво спросил он, приподняв одну бровь. Его рука оттянула верхнюю длинную одежду, из-за чего все эти детальки загремели, как колокольчики. Когда он поднял кисть, в зажатых пальцах болталась подвеска из чёрного однородного камня в виде кольца и такого же цвета кисточкой, а внутри самого камня щелкали подвижные детали, сформировавшие собой достаточно неординарное украшение. — Эти паровые часы ты лично мне вручил, когда брал на службу, — продолжал Ху Цзямянь. — А значит, я точно такой же твой нефритовый брат, как и эти двоя. И почему же я не могу поступать своевольно, так же как Шимин Байинь и Цайфу Чу, если считаю, что делаю это на всеобщие благо столицы и Всемирия? — император терпеливо молчал, а Ху Цзямянь не ленился ядовито подметить: — Ливэй, не уже ли, из-за того что эти двоя росли с тобой с самого детства, они у тебя в любимчиках? Поэтому ты всегда на их стороне? Это очень лицемерно с твоей стороны. Хе.

— Не смей так разговаривать с его высочеством! — оскорблено крикнули одновременно возмущенные Шимин Байинь и Цайфу Чу.

У Ливэй, в отличие от них, был полностью не преклонен к провокационным речам, как выяснилось, ещё одного нефритового брата. После того, как он вспылил и заставил замолчать всех, его лик вновь стал непроницаемым, даже равнодушным и отдаленным.

Вместо того чтобы продолжать дискуссии, на то кто виноват, а кто истинно прав, он сразу же задал интересующий его вопрос:

— Тогда расскажи нам, зачем по твоему приказу сюда привезли этого юношу?

— Кого? — легко удивился Ху Цзямянь, проследив за указывающей рукой императора. На глаза ему попался молодой парень в поношенной одежде и неряшливой внешности. — Ооо! Точно же! Ты Юн Лулянь, я прав?! — радостно выдал он, обходя все еще сжавшегося Чао Дэ, а после навис над удрученным Юн Лулянем и наклонился к нему слишком резко, хватая за руку и притягивая к себе. — Наконец-то ты прибыл! Нравиться дворец? А столица как? Уверен, ты в своей непроглядной нищете ничего толком и не видел, правда? — он слишком быстро наваливал один вопрос за другим, придавливая своим дружелюбием и сердечной улыбкой. Пока растерянный окончательно Юн Лулянь, быстро бросал глаза, то свою сжатую в чужих руках ладонь, то на близкое лицо Ху Цзямяня, только и делая, что открывая и закрывая рот, издавая отельные звуки. — Ну, Лулянь, расскажи, что за эмоции ты испытал, пока ехал сюда. Всё рассказывай! — наседал Ху Цзямянь. — Мне надо всё знать, чтобы подготовиться!

«Подготовиться к чему?! — истерично взвыл Юн Лулянь. Шея и спина уже ныли от того, как он наклонялся подальше от лица этого ненормального. — Так ты меня ещё и по имени сразу зовёшь?! Мы с тобой даже не друзья, мужик! Ты мало того, что за языком не следишь, так ещё и чувства такта никакого!»

Ху Цзямянь продолжал приставать к Юн Луляню, неважно, на сколько тот уже явно высказывал неудобство или нарастающие отвращение. Более того, чем больше он спешно говорил, то тем меньше юноша его понимал.

А тем временем У Ливэй, потирающий наболевшую на лбу синюю жилку пальцами в характерном изнеможенном, тоже говорил со своими братьями:

— Ну, вот что с ним делать, а? — бессильно вопрошал он, вздыхая всей тяжестью, что засела в груди. — Он вечно отвлекается, когда пытаешься о чем-то спросить.

— Хм! — хмыкнул Цайфу Чу, брезгливо сморщив нос. — Я с ним вообще не вижу смысла разговаривать!

— Ливэй, — скромно позвал его Шимин Байинь слегка охрипшим голосом. — Это всё излишне затянулось. У нас еще запланированы приёмы с представителями храмов, а так же соседних городов. Так же нужно обсудить поставки продовольствия для сект на южном хребте и ещё...

— Просто так и скажи: у нас куча дел, — сказал У Ливэй, показав свою первую настоящую, пусть само-надсмехающуюся улыбку.

Шимин Байинь, всё прекрасно понимая, также поднял уголки рта и закрытые невидящие глаза чуть прижмурились, как если бы ему стало весело.

— Да. У нас куча дел, — мягко хихикнув согласился он, скрывая все это за поднятым рукавом.

Цайфу Чу молча покосился на них и сам заразился пусть и такой же колкой, но явно теплой улыбкой.

А тем временем внизу, под шокированные и оттягатяющие взгляды высшего общества, Ху Цзямянь настырно продолжал, чуть ли не домогаться уже не знающего как оборонять своё личное пространство, голосившего во всю, Юн Луляня.

— Ты хоть знаешь, как записи о твоём ментальном состоянии смогут помочь мне с опытами по воссозданию механизмом, которым не обязательно нужно будет пар? — как озабоченный диктовал Ху Цзямянь. — Прояви уважения к моему труду!

— Да мне какое дело до тебя и твоего труда?! — кричал ему в ответ Юн Лулянь. Запыхавшись, он вытянул руки, стараясь убрать лицо этого извращенца от себя подальше. — Отстать от меня! — простонав это, он украдкой посмотрел в сторону отчужденно сидевшего господина Чао Дэ, прибывавшего в полной прострации. — Эй, ты! — бросил он и пхнул парня ногой, приводя в чувства. — Скажи этому ненормальному, чтобы не лез ко мне!

Затуманенные, до этого бесцветные глаза Чао Дэ мягко прояснились, когда он покачнувшись, как кукла, посмотрел на странную парочку перед собой. Юн Лулянь оскалившись, напряженно вгрызался в него, сощуренными глазами. Однако, как только он поймал на себя словно полумесяц улыбку Ху Цзямяня, то отскочил как ужаленный и, не много помявшись, резко прикрыл белое лицо веером, а после торопливо и надрывно выговорившись:

— Я не смею указывать господину Ху Цзямяню!

Поспешил убежать, бегло поклонившись императору напоследок. Та парочка, с которой он разговаривал, обеспокоенно переглянулись и, так же глубоко поклонившись, побежали за ним следом.

«Да что с этим дураком такое? — изумился его выходки Юн Лулянь, проводив ребят его возраста взволновано-возмущенным взором и неопределенными чувствами. — До этого так резво петушился, а сейчас убежал, словно опозоренная девушка! — при этих мыслях опущенные брови Юн Луляня выпрямились, а глаза задрались. — Хотя... Он и на парня то не шибко похож!»

— Да. Господин Чао Дэ, как всегда смущён моим присутствием, — певуче протянул Ху Цзямянь.

Этот человек хоть вообще знает ещё какие ни будь выражения, кроме вечно раздражающего позитива?! Кажется, что не случись, он так и будет тупо улыбаться. И это бесит!

— Ху Цзянмянь. — Позвал твердый и требовательный возглас У Ливэя, способный своим тоном разогнать иллюзии высших демонов. Разуметься, ученый тут же развернулся к трону. Император всё так же властно продолжал: — Зачем ты, используя моё имя, выкупил этого юношу? Для каких целей?

Уголки губ Ху Цзямяня тревожно потемнели.

— Зная тебя и твою любовь к... экспериментам, — отмахнулся Цайфу Чу с ощутимой колючестью. — Ничего не хорошего этого юнца не ждёт.

— Но даже так, господин Ху Цзямянь, — дополнил их дуэт взявший себя в руки, Шимин Байинь. Выглядел он необычайно строго. — Одно дело проверять свои интересы и задумки на животных, а другое — на живых людях. Хотя и первое вызывает у меня неприязнь, — договорил он, помрачнев.

Наконец, крепкие, жилистые руки Ху Цзямяня отпустили уже болевшие ладони и пальцы Юн Луляня. Мужчина в своих тяжелых облачениях вытянулся и вновь был всецело обращён к тройному дуэту, так удачно спевшегося против него. Ну, так оно больше выглядело со стороны.

— Что же вы, господа, хотите сказать этому человеку? — вежливо поинтересовался Ху Цзямянь, хотя и сам всё прекрасно знал. — Я согласен, что поступил опрометчиво, когда позволил себе наглость использовать имя императора.

— Так ты этого не отрицаешь?! — тут же взорвался Цайфу Чу.

— Однако у меня были причины так поступить, — совершенно не обращая внимания на недовольство генерала, Ху Цзямянь свел руки вместе. Его лисьи глаза так же лучились озорным светом. В отличие от него, все троя на верху были угрюмыми. — Ливэй. Я уже ни один месяц потратил на изучение уничтоженных тобой Башен, как ты меня о том и просил. Понимаешь, их структура, строение, материалы, всё это просто ничто по сравнению с тем, что нам по-настоящему нужно!

У Ливэй поджал губы, и приятней его взор от этого не стал.

— О чём это ты? — настороженно спросил он.

Шея и щёки Ху Цзямяня дрожали от бьющегося в нём нетерпения. Да его всего трясло.

— Ядро! — ликующе выкрикнул Ху Цзямянь, разводя руки в стороны. — В каждой Башне было Ядро. Боги поддерживали связь с Высшим Царством, находясь при этом меж двух миром именно благодаря ему. Ты помнишь же те времена, Ливэй? Помнишь, для чего нужны Ядра в Башнях? — вопрошал он с безумным интересном.

Стойкое лицо императора, до этого легко насупившись, окончательно почернело, а лик стал как у истинного владыки демонов. Тигр обнажил клыки от ярости. У Ливэй был не просто зол, он был в бешенстве, и этого видели абсолютно все.

Юн Лулянь увидел, как Шимин Байинь склонился к Смертному Дракону, положив ему на плечо свою тонкую руку, и что-то с беспокойством нашёптывал, пока пальцы первого ногтями сжимали подлокотник. Цайфу Чу так же посмотрел на своего друга с сопереживанием и явно что-то пытался сказать, но вместо этого открыл было рот, замер и со скорбью дернул головой в сторону.

— Помню, — проговорил У Ливэй, не меняя своего тревожно-мрачного лица. Голос так же дрожал. В нём была слышна злость, гнев, ненависть и при этом боль, мучения и даже страх. — Я всё прекрасно помню. — Сказал он и глубоко вздохнул, поднимая голову. — Спасибо, Шимин Байинь. Я в порядке, не беспокойся за меня. — Став прежним собой, У Ливэй со слабой улыбкой обратился к своему нефритовому брату и ласково убрал его руку от себя. Слепец с неохотой, но кивнул, вытягиваясь. — Так причём здесь это? — вновь задал он холодный вопрос учёному. — Так было раньше, но сейчас Богов в царстве людей более нет, и не будет. Никогда.

— Понимаю-понимаю, — закивал Ху Цзямянь, закрывая и без того узкие глаза. — Но Ливэй, а как же твоя Башня? Её строят из сефирита, белого нефрита, золота и серебра. Однако, она... Как бы это охарактеризовать? — задумался он, приставив пальцы к подбородку. — О! Неустойчива! Твоя нулевая Башня, — Ху Цзямянь помолчал неприятно ухмыльнувшись, — уж не обижайся. И близко не стоит с теми, что строили Боги.

— Я это и без тебя знаю, — прохладно бросил У Ливэй.

— Вот и хорошо. Меня это сильно беспокоило последние два года, — признался Ху Цзямянь, опуская голову. — Я императорский учёный, и моя работа — обеспечить столице процветание. Твоя Башня Бесконечность так же связана с этим. Ведь она буквально символ того, что люди могут превзойти небесных жителей. Поддержание Башни и её функциональности очень важно!

В его речах было не столько толку, столько бушующего фанатизма. Правду говорят, что гениальность и безумие по одну сторону баррикад. Чем больше Юн Лулянь его слушал, тем сильнее его одолевало не очень хорошее предчувствие.

А когда этот фанатик на всей скорости указал на него пальцем и прокричал в восторге те слова, Юн Лулянь понял, как же он всё это время ошибался.

Его ждёт участь страшнее рабства или принудительной проституции в борделях. Да что там... Смерть была просто актом милосердия.

— Нулевой Башне нужна жатва! И этот господин, рожденный с редким дефектом безбожия и некомпетентности, идеально подходит, чтобы стать Ядром для того, что воссоздали сами люди, отринувшие Богов!