По зову смертных

Свет от многочисленных свеч в тронном зале не спокойно подрагивал. Император в своей мало заинтересованной манере приказал всем присутствующим поднять головы, и то когда утихомирил своих названых братьев. Шимин Байинь все ещё подавлял смешки, а Цайфу Чу рыча как разозлённый пес, едва сдерживался, чтобы вновь не ухватиться за свой хваленный меч.

Юн Лулянь который все же сел на колени чтобы к нему не придирались, понял почему личное общество императора называли «странным». Те двоя, пускали друг в друга искры вражды, но это больше походило на детей не поделивших внимание родителя. Ни как не на конфликт взрослых людей.

Юноша бегло огляделся на окружение других людей и те не смели более говорить, даже если испытывали к Юн Луляню неприязнь во всех её видах. А когда ты растёшь исключительно с подобным отношением, то ощущаешь его лучше, чем что либо. Вот и Юн Лулянь прекрасно понимал, что он для всех этих богатеньких и не превзойдённых, как таракан на изысканном пиршестве.

Так его янтарные, чуть тусклые при таком мало свете, глаза, бегали от одного безмолвного угла к другому, пока парень совершенно случайно не поднял их к трону и тогда...

Его дыхание застыло в глотке, рот приоткрыт, губы задрожали. Он знал - его трясет и внутри и с наружи, однако как не старался,я а дрожащих глаз он так оторвать и не мог.

Император У Ливэй смотрел прямо на него. Всё в такой же безмятежной позе: наклонив голову на бок и придерживая её рукой. Чёрный дьявольский тигр, среди божественного золота. Белое лицо без шрамов морщин или каких либо изъянов, чёрные волосы гладким шелком обрамляли его скулы, глаза с прищуром, но при этом очень живые, острые и опасные были обращены к Юн Луляню.

Внутри Юн Луляня кровь колотилась и кипела, мышцы сводило, а кости как будто ломало. Ему казалось, что чем дольше он смотрит на этого человека, то самое невозможное вмиг станет возможным. Это как потрогать музыку, попробовать на вкус лунный и солнечный свет, или увидеть сквозь пространства и время.

— И так, вернемся к тому с чего начинали, — апатично заговорил У Ливэй, и тем самым вывел юношу из всех тех мягких красок, что поглотили его мысли и душу. — Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Честно, прямо и без вранья. Понял? — при последнем уточнении глаза императора сощурились больше обычного, а голос ожесточился словно предостерегая.

Взволнованный и нервный от переизбытка чувств Юн Лулянь громко согласился, почти выкрикнув неровное: «Да!» и тут же склонил голову, желая чтобы такой великий человек не видел, как у того горит лицо и как пульс бьется в ушах.

Шимин Байинь свел руки в низ не теряя своей красивой улыбки, а Цайфу Чу важно скрестил их на широкой груди и фыркнул. У Ливэй выдержав паузу, строго заговорил вновь:

— Хорошо. Тогда с начала скажи, как тебя зовут?

Пальцы юноши судорожно дернулись. Он старался собраться со всеми душевными силами, что бы говорить ровно и без запинки:

— Юн Лулянь, ваше высочество.

— Юн? — озадаченно перепросил У Ливэй. — Ты родом из семьи Юн?

По залу прошлись шепотки. Император вскинул руку, призывая своё общество к тишине. Как и ожидалось, даже этот мелкий гул стих моментально.

Взволнованный Юн Лулянь не ответил сразу, когда понял что молчит дольше положенного. Вот только не голос самого императора напомнил ему об этом:

— Его высочество задал тебе вопрос, простолюдин! Не медленно отвечай!

Дрогнув еще раз и покусывая губы, Юн Лулянь еще сильнее сжал лоб в пол, так что его холод проникал в сам череп.

— Да ваше высочество.

Со стороны У Ливэя заслышался сомнительное мычание.

— Подождите, что-то здесь не сходиться, — с не доверительной горечью обратился он к своим нефритовым братьям. — Разве у семьи Юн остались отпрыски? Насколько я помню, двух сыновей нынешнего главы дома я приказал казнить. Сам лично наблюдал как им отрубали головы.

Кожу Юн Луляня пробила колка дрожь.

«Я надеюсь, что меня не ждет подобная участь!»

Ни Шимин Байинь, ни Цайфу Чу ни как не ответили на вопрос своего господина и названого брата. Юн Лулянь не осмеливался поднять головы, а потому не видел, как у них самих был озадаченный вид.

Но слушая императора, в его сердце закрались кое какие неприятные догадки. Будучи безбожным и бездарным... С последним пунктом он был не много не согласен. Да, ему не дано было родиться гением, в какой либо области, физически он был не слаб, но и силен, зато, сообразительностью и наблюдательностью, природа наградила его с лихвой. А если совместить его приобретенное двуличие и лицемерие, то из него выходил не плохой лжец, способный играть на нужной стороне.

Конечно, этим мало кто будет гордиться, однако для Юн Луляня эти качества всегда были по лучше самого благословления небожителей, которые, увы, полностью сгинули из царства людей. Если бы не его приспособленность, он бы не дожил до своих лет.

— Кхм-кхм. Позвольте этому недостойному предстать перед могущественным драконом, охраняющим Всемирие от зол и бед, и поделиться ничтожными догадками.

За спиной Юн Луляня раздалось эхо шагов. Кто-то выступил из тени толпы. Даже в звуке шагов слышалась одна элегантность и покорность. Шуршание дорогих длинных одежд, голос с тонкой натянутостью и гибкостью, как у изнеженной девицы, представшей перед мужем... Если бы Юн Лулянь не приподнял косого взгляда, когда этот кто-то поравнялся с ним, то так и не смог бы понять что говорит это мужчина.

И Юн Лулянь его узнал. Это был тот самый молодой человек с веером, что обсуждал его с другими. До этого он не обращал внимания, так как не оборачивался, но теперь с такого близкого расстояния он с точностью разглядел этого молодого господина.

Белые, исшитые золотыми нитями одежды, длинные волосы убранные на одну сторону, хрупкие плечи, худой стан, прикрашенные губы в насмешливом изгибе и глаза, похожие на искусные хрустали.

Этот молодой господин явно богат и имеет статус, раз ещё и щеголяет в таких браслетах, серьгах и заколкой с редкими камнями.

Но даже после его сладких речей и поклона полного почтения, тон У Ливэя был всё так же холоден и равнодушен, когда он обратился к юноше:

— Господин Чао Дэ. Вам есть, что донести до нас?

Лицо Чао Дэ просияло благоговейной улыбкой. Казалось, он сейчас расплачется от счастья.

— Само разумеется. Ваше величие и сильнейшим, могучий...

— Хватит этой не нужной лести, мальчишка, — нагло оборвал его медовые слова Цайфу Чу. Его вспыльчивость ощутима сменилась ярым презрением и отвращением.

— Этот достопочтенный, полностью согласен с генералом Цайфу. Будет лучше, если разговор будет исключительно по делу. — Данное пренебрежение и не обошлось со стороны самого Шимин Байиня. Мягкое лицо мужчины нахмурилось в неприятии.

Но не дружелюбный такой тон со стороны двух нефритовых братьев, не поколебли решимости и любви Чао Дэ, душа и сердце которого тянулось только к У Ливэю.

Про себя Юн Лулянь продолжал анализировать.

Чао — это фамилия принадлежит одному именитому клану торговцев, которые на ровне с предками У создавали столицу царства людей, многие тысячелетия назад. Получается, этот парень их потомок, и коли он присевает в тронном зале, значит, клан Чао так же встал на сторону императора. Иначе бы их распустили и сослали прочь, как поступили с родней Юн Луляня.

Вот только если он такой важный, то почему два нефритовых брата императора так предвзята к нему относятся? Возможно, это личное, а если и нет, то значит семья Чао как-то но провинилась.

— Ваше драгоценное величие, этот никчёмный в вашем свету, знает кто на самом деле этот...  — Чао Дэ сдал паузу, покосился на спину все ещё кланяющегося Юн Луляня, и прыснув в раскрытый веер, с высокомерием заговорил, указав на юношу пальцем: — Этот падший человек. Он третий сын ныне никчемного Юн Юншэна. В свое время, ему предназначалось стать ушами и глазами Богов, потому что семья Юн, приклонялась перед ними, выполняя всё что можно и нельзя. Однако, как поговаривают, третий сын не был таким уж избранным, как ожидал его отец, и Боги отвернулись от них окончательно, а самого юного господина Юн Луляня заклеймили безбожным и бездарным!

Последние слова самым мощным гулом разлетелись по всему тронному залу, задевая свет свечей. В толпах людей вновь возобновились переговоры, пока нефритовые братья и сам Смертный Дракон просто молчали.

Юн Лулянь который украдкой поглядывал на возвышавшегося над ним Чао Дэ, заметил что тот смотрит на него поверх веера, и в хорошеньких глазах был огонек злорадства. Он получал истинное удовольствие от того как унижал Юн Луляня.

В какой-то момент, юноше показалось что он уже где-то встречался с господином Чао. Уж больно знакомо ему было подобное поведение, и то как-то на него смотрел. По мимо обычного легко садизма и высокомерия, которыми богатенькие отпрыски одаривали простолюдинов, Юн Лулянь уловил еще какую-то скрытую черноту, обиды и ненависти именно к нему.

Так они смотрели друг на друга какое-то время, пока сам У Ливэй не заговорил со своими братьями:

— Вы знаете что-то про это?

Цайфу Чу гордо хмыкнул, все еще придерживаясь властной позиции.

— Нет. Даже если он такое ничтожества, нас это никак не касается. Ливэй, теперь ты знаешь какое это жалкое существо, стоит ли, трать на него свое время?

У Ливэй выслушав его прикрыл глаза, в задумчивости прикоснувшись пальцами к подбородку.

— Я тоже ничего не слышал. И хоть обычно не придерживаюсь грубых высказываний генерала Цайфу, — поддержал диалог Шимин Байинь. — Но он прав. Я понимаю, если бы этот господин, был из знатного рода при вашем дворе, просившего о помощи, однако он никто и звать его никак. Более того, он сын человека который отрекся от вашего покровительского взора и помощи.

Брови У Ливэя впервые за все время опустились, а губы сжались, показывая его недовольство. И когда он открыл глаза, то по очереди одарил своих братьев строгим и суровым взором.

— Пусть и так. Но ни судьбу, ни родителей, ни место рождения, человек себе не выбирает! — говорил У Ливэй с холодной яростью. Все сжались и замолчали. — Неважно кто твой родитель и что произошло в прошлом. Я оберегаю всех людей Всемирия, если они следуют за мной и моим уставов.

Прозвучало крайне благородно, но и при этом эгоистично. Другими словами: пока ты следуешь за волей самого императора, то жить будешь долго и счастливо, а если нет... Ну, Юн Лулянь уже на примере своей семьи и братьев знал исход.

С другой стороны, винить У Ливэя мало можно было за что. Он – сердце, тело и душа Всемирия – Царства людей. Как у богов и небожителей есть небесный император, так и у демонов всех видов есть их владыка. Все эти главы являются представителями своих царств, их культуры развития и самой жизни.

Всё человечество, так или иначе, зависит от императора, потому мало кто решит обвинить его в себялюбии, эгоизме и неуважения к другим.

— Надеюсь, все это поняли, - мрачно кивнул У Ливэй. — А теперь подними голову Юн Лулянь.

Просто, без всяких обращений потребовал он у юноши, и Юн Лулянь с насторожённостью зверя, медленно, стараясь не делать лишних движения, приподнял голову так, чтобы не вытянуться полностью, но и видеть императора, как и он его.

— Меня ни разу не заботит, кто ты и от куда родом, — начал разъяснять У Ливэй неторопливо и уже куда мягче, с терпением. Казалось, само острие света в его глазах исчезло. — Пока ты не идешь против своего императора, такими мелочам нет места в моем дворце. Ясно? — Юн Лулянь промолчал и только едва заметно кивнул. Вид этого человека, хоть в демонической злости, хоть в покорности божьей, был идеальным простым, но притягательным. Хмуро довольный этим У Ливэй, опять свел пальцы рук вместе, держа локти на подоконниках трона и опустив обе ноги, выпрямился, взираясь на темную фигуру Юн Луляня, уже с той же драконьей строгость. — Но мы отвлеклись и говорим не по делу. Время — ценный ресурс всего живого, и мы тратим его в пустую. Я этого не потерплю. Потому потребую прямо: назови нам причину своего приезда.

Вот оно! Ресницы Юн Луляня содрогнулись, а сам он поднялся и сел на колени, теперь полностью вытянувшись торсом. От такой резкости, стоявший рядом Чао Дэ, чуть не выронил свой веер и отскочил от парня, как от огня.

Не зная, какое у него сейчас выражения лица, Юн Лулянь понял, что не ошибался в своих догадках. Ни эти люди, ни нефритовые братья, ни сам император в действительности, не знали зачем он прибыв во дворец Ван Ши!

Это было ясно еще когда У Ливэй спросил как его зовут, тогда-то, Юн Лулянь и заподозрил не ладное, однако скинул это на чистую вежливость и формальности. Теперь сомнений не было.

Тут он вспомнил предостережения стражников и Шимин Байиня о том, что перед императором лучше всегда говорить только правду и ничего, кроме правды. Да и что он мог придумывать в такой ситуации? Единственное, о чем переживал Юн Лулянь, так это о том, чтобы его не казнили или не обвинили в каком либо преступлении. В конце концов, его могли принять за того, кто промышляет против владыки Всемирия.

Тот, кто говорит правду, всегда непоколебим как гладь воды. Следуя этому примеру, Юн Лулянь ответил сразу ,прямо и открыто при этом, стараясь что бы ни один мускул на его лице не дрогнул, а голос был чист и легок.

— Не сочтите за неуважение, ваше высочество. Но я и сам не знаю, зачем меня сюда привезли.

Удивление и искреннее изумление отзеркалилось на всех прекрасных ликах этих господ, а по залу прошлось протянутое: «Ааа?» Богоподобная фигура У Ливэя, до этого истончавшая стойкость гор и силу мифических тварей, застыла как вода, покрывшееся льдом. Черты же его лица впервые оттаяли, и теперь в этом истинном непонимании, он больше походил на все такого же непревзойдённого, но при этом обычного человека.

Шимин Байинь и Цайфу Чу с такими же вытянутыми лицами, переглянулись друг с другом и пусть первый был слеп, однако похоже растерянность второго чувствовал слишком остро, раз на ответный взгляд пожал плечами.

Юн Лулянь уже смог адаптироваться ко всему происходящему, а потому держался спокойно, не паниковал. Если бы допрос устроили раньше, он бы и слова произнести нормально не смог.

Вот только был тут один человек, который не смог в полной мере нормально расценить открытость Юн Луляня.

— Э-это всё наглая ложь!! — в горячих эмоция взвизгнул ни кто иной, как Чао Дэ. — Ваше величие, этот простолюдин изворотливей уличной крысы! Ему и труда не составит придумать убедительную ложь, что бы примазать и пустить пыль в глаза!!

Каким бы высокопоставленным чином или элитой не был Чао Дэ, его Юн Лулянь ни капли не боялся, а потому не стал сдерживаться и в громкой манере стал бросаться ответами, ничего не опасаясь:

— Это кто здесь лжец? Я может и бедняк, но точно не лгун, понял!

Ядовитая ухмылка только больше разошлась по губам Чао Дэ.

— И то правда. Ты не лгун, ты гораздо хуже! Такое жалкое убожество не может быть чем-то большим. На тебя как на человека смотреть не получается. Ха! Дай угадаю, почему ты здесь. Хочешь отомстить его высочеству за всё что пережил ты, и твоя семья недостойных ублюдков, а потому обманул или подкупил стражу, мол, у тебя дела во дворце.

Нервы Юн Луляня стали лопаться от гнева из-за всех этих не справедливых обвинений. Он даже не скрывал своей яростной гримасы. Юноша не только защищал свою мелкую честь, но и понимал, что если будет молчать, за него никто не вступиться, потому что как не приятно это признавать, но он буквально никто.

А если этому выродку Чао Дэ поверят, а его едкие слова и так все впитывали, как сухая земля воду, то для Юн Луляня всё кончено. Пусть так и будет, но молчать он не намеривался до конца.

— Закрой свой рот! — крикнул он, вскакивая на ноги. Ошарашенный и испуганный до смерти Чао Дэ, прижал свои тонкие руки к груди и попискивая стал отходить назад, под давлением ярости Юн Луляня.—  Кем ты себя возомнил что указываешь мне?! Я отвечаю только перед его высочеством императором! А не перед какой-то зазнавшиеся мартышкой, от которой за километр духами несет, как от скотины дерьмом!

— Что?! — резко выдохнул Чао Дэ, побледнев, и тут же осклаблено сморщился. — Д-да что... Что ты себе позволяешь?! Ты хоть знаешь, кто я такой?! Да не будь мы во дворце, тебя бы уже давно забили палками до смерти за такие слова!

Юн Лулянь на манер избалованного юноши бесстрашно усмехнулся.

— Да? Ну давай! Зови своих слуг или кто там у тебя. — Продолжал провоцировать его Юн Лулянь, пока Чао Дэ только и оставалось, что пусто скалиться, да скрипеть зубами от бессилия. — Что не можешь, потому что не дома? Что мне толку от того кто ты, если без своих родителей ты здесь никто!

Униженный Чао Дэ стал задыхаться, его глаза увлажнились от обиды.

— Юн Лулянь, — мстительным шепотом произнес он имя парня. — Ты все такой же... Всё такой же...

Тем временем пока все были заняты бдительным наблюдением за сорившееся парочкой, император и его названные братья, беседовали между собой, так как были сбиты с толку окончательно.

— Я уже ничего не понимаю, — устало выдохнул У Ливэй, прикасаясь пальцами ко лбу и задумчиво опуская глаза.

При всей своей гордой рассеянности, менее значимо и благородно, он смотреться не стал.

— Ливэй, — грозно обратился к нему Цайфу Чу. — Это уже серьезно. Мало того что мальчишка из семьи той грязи, что желала очернить тебя, так еще он и прибыл сюда скрытно, с такой невинной рожей! — его крепкая рука вновь легла на серебристую рукоять. В узких, но ярких глазах заискрилась ярость. — У него точно не чистые мотивы, говорю тебе! По-хорошему его нужно отправить в карательную. — От одной мысли об этом, генерал злорадно ухмыльнулся. — Пару дней там, и я заставлю его сказать правду.

— Этот человек одного понять не может. Вам так не терпеться вылить на кого ни будь свой скопившееся за этот месяц гнев, господин Цайфу Чу? — этот кроткий, но при этом полный раздражения вопрос, сошёл с тонких губ Шимин Байиня.

Обычно умиротворенный он показал признаки недовольства, насупив брови и сморщив переносицу.

Кровожадность Цайфу Чу сменил краски на привычную свирепость и злость, когда он выслушал обвинения Шимин Байиня.

— А ты вообще помалкивай, — прикрикнул он, скрестив руки и отворотив голову вздернув подбородок. — Занимайся своими заклинателями, а в мои дела не лезь.

— В твои дела? — натянуто переспросил Шимин Байинь и специально едко усмехнулся. — Надо же. Генерал, вы так зазнались, что уже и позабыли, что я такой брат его высочества и имею права давать советы.

— Хм! Как можно слушать советы того у кого мало опыта? — съехидничал Цайфу Чу. — Я тебя не понимаю.

— Ещё бы, — мрачно проговорил Шимин Байинь и, повернувшись лицом к мужчине, добавил сквозь зубы: — С твоим-то скудоумием.

Весь яд оставил лицо Цайфу Чу, и теперь, бледный, с выступающими от шеи и ко лбу венами, он оскалившись зыркнул на Шимин Байиня как на ненавистного врага всей своей жизни.

Между ними злым роком прошлась молния.

— Общипанный журавль! — прорычал Цайфу Чу.

— Бешенная псина. — Пророкотал Шимин Байинь в ответ.

Никогда ещё в священном зале не было так шумно. Собравшиеся люди способные лишь любоваться вершиной трона, по началу с интересном наблюдали за стычкой нищего паренька и богатенького юноши из знатного рода Чао, но теперь все их внимание так же приковало место подле самого императора.

Знаменитые благодетели Всемирия, нефритовые братья и смертные небожители, ничуть не отставали от этой парочки внизу в плане ругани. Даже сцепившиеся Чао Дэ и Юн Лулянь, услышав, как генерал с криком вытаскивает свой меч и наставляет его на серьезного Шимин Байиня, прекратили брыкаться и замерев просто наблюдали.

«Курица разговаривает с уткой», — с обреченностью подумал про себя Юн Лулянь, при этом держа молодого господина Чао за разлахмоченные волосы, в то время как он, оттягивал Юн Луляню ухо.

Если драка между юношами была как войнушка годовалых детишек, то вот сражение между нефритовыми братьями могла плохо кончиться. Юн Лулянь и не думал, что они так плохо ладят.

Неизбежное кровопролитие, способное разнести весь дворец на камни, уже должно было произойти, как всего один яростный крик и удар придавили весь их разгоревшийся пыл.

— А ну всем тихо! — все придворные тут же сжались. Кто-то спрятался за колоны, а Юн Лулянь, все держа руки в волосах господина Чао, вместе с ним испуганно взвизгнули, как девицы, и поспешили упасть на колени. — Что вы все себе позволяете?! Это священное место, а не рынок! Знайте своё место!

Казалось, от самого вопля трясется весь зал, а скульптуры, подхватившие огненный гнев правителя, стали оживать и с такими же огненными глазами проклинали всех, кто тут только был.

Вот она, какая сила голоса, а какое внушения, давление и мощь! Разуметься, гневался на всех никто иной, как император У Ливэй, вскочивший с трона на ноги и озиравший свой народ, как разбуженный дракон. После его ярость во взгляде и лице перешла на своих нефритовых братьев.

Он ничего им не сказал, а они поняли его без слов. Так как молча опустили головы в знак сожаления, и отошли на несколько шагов.

Проследив за ними ещё не много, У Ливэй разражено фыркнул и всем телом устало сел обратно на трон. И было тяжелое безмолвие. Никто не решался что либо сказать.

— Юн Лулянь, — вкрадчиво и явно теряя было терпения, обратился к нему У Ливэй. Юноша тут же поднял голову. — Как ты можешь понять ситуация... Неоднозначная. Я не сужу тебя по поступкам твоего отца, хотя мне стоило бы публично казнить его, как и твоих братьев, — было отчетливо видно, что император уже не в духе. Этого и боялся Юн Лулянь, пусть и старался держаться и не паниковать. — Однако твоё происхождения всё равно усложняет тебе жизнь, так как ты ребенок треклятого богопоклонника. Который, я так понимаю, от своих «традиций» не соизволил отказаться, не смотря на моё милосердие, — осуждение и гнев этого человека проткнули Юн Луляня, словно сотня мечей. Пусть, он и говорил так угрожающе лишь о его отце, Юн Лулянь не сомневался: одно его неверное слово и уже его голова, будет обклевана воронами. — Я не потреплю в своём дворце тех, кто приклоняется перед богами! — рявкнул У Ливэй, нестерпимо стукнув кулаком по подлокотнику. Юн Лулянь же вздрогнул, едва дыша от страха. — Если ты не знаешь, зачем тебя сюда отправили, то должен хотя бы знать, кто именно отправил за тобой экипаж и стражу. Говори, кто тебя сюда отправил? — потребовал он уже с холодной яростью и соколиной зоркостью в глазах.

И что вот ему делать? Говорить, что он ничего не знает? Но тогда этот дракон или тигр созреет его с потрохами, и капли крови не оставив. А в праведном гневе, император ещё страшнее чем его генерал Цайфу Чу на пару с мечом.

Он ощущал, как глаза У Ливэя вгрызаются в него, и то, как он злиться, передавало нервное постукивание пальцев. Все так боялись гнева императора, что ни кто не смел подгонять парня, дабы не схлопотать.

Юн Лулянь вдруг вспомнил, что уже был готов к тому, что ничего хорошего его здесь не ждет. Раз уж ему самой судьбой на роду написано, умереть в расплату за семейные грехи (чтобы ты в Аду пережарился, папаша!) то нечего было и тянуть.

— Ваше высочество, — со всей уверенностью в голосе, Юн Лулянь посмотрел прямо на Смертного Дрракона. Он уже не боялся и принял свою участь а потому говорил даже слишком отважно. — Этот недостойный, не знает ни кто его к вам послал, ни почему, — брови У Ливэя тут же нахмурились. Юн Лулянь так же непоколебимо продолжал, стоя на коленях (было бы в двойне удобно, если бы этот господин Чао, прекратил держаться уже за его одежду). — Ваше недоверие ко мне обосновано и я не стану возражать, если вы сочтете нужным отправить меня в карательную, либо казнить. Однако я так же желаю знать, почему я здесь! — вся мрачность ушла с красивого лица императора, когда он услышал эти слова, но при этом оно стало таким же равнодушным, как и до этого. О чём вообще думает этот человек? — Если это хоть как-то может помочь делу, — сделал передышку Юн Лулянь для того чтобы вздохнуть. — Мой отец заключил с кем-то из вашего дворца сделку на то, что бы меня продали вам. Это всё, что я знаю.

— Продать? Мне? — угрюмо повторял У Ливэй, сморщившись. По залу вновь зашлись разговоры и шепотки. — Ты в этом точно уверен?

— Да, ваше высочество. — Бодро кивнул Юн Лулянь.

Ему нечего было сомневаться, ведь это - чистая правда. Отец и в самом деле кому-то продал его. Хотя изначально он думал, что это было заключения с самим императором, но как он уже понимал, ни У Ливэй ни кто либо из его приближенных, не были в курсе о том для чего он здесь.

У Ливэй бдительно наблюдал за ним, изучая каждую деталь, движение и выражение лица. Проницательность этого человека зашкаливала, а так же его недоверия ко всему и всем, кого он в чем-либо подозревал.

Юн Лулянь так же смотрел на него в ответ, явно давая понять, что скрывать и утаивать ему нечего. Глаза тигра становились всё уже и острее - не хороший знак.

Готовый к тому, что его сейчас прикажут казнить или что хуже: сослать обратно домой. Юн Лулянь покорно склонил голову, принимая участь.

Однако император отдал следующий приказ:

— Цайфу Чу. Мне нужно, чтобы ты собрал всех стражей, что сопровождали повозку с этим юношей. Допроси их и выясни, кто отдал им приказ. Найди этого человека, у которого хватило наглости действовать за моей спиной, и...

— В этом нет ни нужды, ваше величество, — непринужденно пропел неизвестный голос не участвующий до этого. Глаза У Ливэя расширились от изумления, когда он услышал этого человека. Цайфу Чу и Шимин Байинь с тревогой повернулись в его сторону. Народ тоже затих. — Простите, что не доложил об этом раньше. Ухх! Я знал, что шумиха будет, но не думал что аж такую панику поднимите.

По правую сторону от сидевших на коленях Юн Луляня и Чао Дэ, из тени вышел тот, кому принадлежал этот приятный и неторопливый голос. Он вел себя так вальяжно, будто здесь и не происходило и никаких конфликтов.

Это был богато одетый молодой мужчина, чью одежду украшали механические детали на поясе, в заплетенных длинных волоса и даже на сапогах, от чего шаг был тяжелым и звенящим. Он выглядел очень образованным и начитанным. По красоте, он уступал даже Цайфу Чу.

Однако, при всей своей напускной заурядности, его гармоничные, на узкие черты лица, придавали ему облик коварного лиса. Особенно это улыбка... Ох, какая же она не приятная и завораживающая одновременно.

Он шёл вольно по залу, ни на кого не обратив должного внимания. Поравнявшись с ошарашенными юношами, он кивнул им, все так же улыбаясь, а после поприветствовал лично императора.

Вот только Юн Лулянь заметил, как до этого озорной Шимин Байинь сжал голову в плечи и прикрыл рот рукавом, бесстрашный Цайфу Чу скривился от отвращения, как если бы увидел нечто отвратное, а У Ливэй поджав губы, вытянулся на троне, с явной неохотой принимая приветствие этого человека.

— Что всё это значит? — сдерживая недовольство, спросил император, сжимая пальцы в кулаки. Мужчина поднял голову всё с той же хитрой улыбкой. — Объяснись. Ху Цзямянь.