ПРОКЛЯТОЕ ГАДАНИЕ

Я, наверное, уснула. Потому что меня кто-то тряс за плечо и орал в ухо.

— Вера, ты заболела? Проснись, пошли, сходим к врачу.

Я разлепила веки: надо мной стояла Алина, за ее спиной маячили мальчишки. Кажется, Артем и Лешка. Я закрыла глаза. Зачем они мне мешают? Я еще не придумала, как мне быть.

Но Алина продолжала упорно трясти меня за плечо. Пришлось вставать. Схожу с ней к врачу и тогда снова лягу. Стоп! А с чего они взяли, что я больна? Сон мгновенно прошел.

— А кто сказал, что я заболела? — я встала с кровати и прошлась по комнате.

Алина и мальчишки внимательно за мной наблюдали, но отвечать не спешили.

— Так кто? — я остановилась напротив Алины и угрожающе оглядела присутствующих.

— Так это... Все.

— Ага. И чем же я заболела? Может, я чихаю? Или кашляю? Или, может, хромаю и держусь за сломанные ребра?

— Нет, ты не держишься за сломанные ребра... — Алина села на мою кровать и, как прилежная ученица, сложила руки на коленях. — Ты...

Договорить она не успела.

— Ты с ума сошла! — выкрикнул кто-то у нее из-за спины.

Бац! Вот это поворот! Это кто ж такой наблюдательный? Или девчонки что-то разболтали? Разбираться я не стала, оглядела всех, убедилась, что сочувствующих лиц тут нет, и вышла из палаты.

Теперь я шла неизвестно куда. Просто шла и даже не думала: мысли в голове путались, а в такой ситуации думать, согласитесь, невозможно.

Значит, я сошла с ума. И через день это буду уже не я, а чокнутая Оксанка. И даже мама моя ничего не будет знать. Как тут не заплакать?! Но плакать я не приучена.

Я прошла через весь лагерь, и потом через дыру в заборе, и оказалась под знакомым кустом. Хорошо. Самое время посидеть вдали от всех. Хотя, скорее всего, вожатые или мальчишки за мной следили, кто ж отпустит одну сумасшедшую, но пока никто не лез, и я сидела в кустах одна. Почти одна: чуть подальше над кустами наблюдались знакомые фигуры, похожие на туман. То есть, не совсем похожие. Этих я еще не видела. Новенькие. Я облокотилась на какой-то ствол и принялась их разглядывать.

Несколько девчонок в белых одеждах с распущенными волосами. Как русалки. И красивые все. А, вспомнила, я их уже видела, но забыла — где.

Девчонки покружились над кустами и спустились ко мне. Их грустные лица теперь были хорошо видны: точно, красивые. Глядели на меня и вздыхали. Я тоже глядела на них и сквозь них: там, у забора, топтались Алина, Виктор и тетка в белом халате. За мной пришли.

Девчонки-русалки еще повздыхали и стали растворяться. Одна протянула ко мне руку и прошелестела:

— Кладбище...

Я не поняла, при чем тут кладбище. Искать там их могилы? Но я же не знаю, как их зовут. Пока было ясно одно — надо идти сдаваться вожатым и врачу, а то еще, чего доброго, «скорую» вызовут, тогда уж точно мы не успеем доделать начатое до конца.

Поэтому я встала и вернулась на территорию лагеря. Спокойно дошла с врачом до санчасти, спокойно дала себя осмотреть и даже ответила на вопросы. Наверное, ответы были правильные. Потому что врач заметно успокоилась и перестала заглядывать мне в глаза.

— Ну, как поступим? — спросила она Виктора. Алины не было, наверное, она побежала за воспитательницей. — Подождем Ирину Александровну, или сами отведете девочку в палату?

— Отведем, — ответил Виктор и взял меня за локоть.

Мы пошли.

— Рассказывай, — велел мне Виктор, как только мы вышли из санчасти.

— А что рассказывать? — я не придуривалась, я на самом деле не знала, о чем он спрашивает.

— Рассказывай, чего ты в последние дни странная стала? То злая, как черт, то от тени шарахаешься, то по кустам прячешься. По дому скучаешь?

— Нет, ничего я не скучаю. Может, я всегда такая.

— Да не такая ты, не такая.

— А какая?

— Ты шустрая, независимая, и я бы даже сказал — немного нахальная. И по кустам в одиночку лазать тебе не к лицу.

Это было лестно. Но как мне это может помочь, не представляю.

— Ну, кладбище еще я могу объяснить: любопытство, неугомонный характер. И даже то, что ты Мишу на дорожке сбила — нормально. Но кусты? И Леша?

Мне нечего было сказать. Я виновато склонила голову. Надеюсь, это поможет, и Виктор поверит в мое искреннее раскаивание.

Виктор, может, и не поверил, но придираться больше не стал, довел меня до палаты и посоветовал поваляться до обеда. Здрасти! А я что делала, пока эти сердобольные не объявили меня больной на голову?! Я и валялась.

Обед прошел спокойно: никто меня не трогал. И девчонки вели себя нормально. То есть не косились и не задавали лишних вопросов. Успокоились. А не следовало бы — время уходило.

Но я ошибалась. Девчонки не успокоились. Они просто наблюдали за мной. Точнее — наблюдала Полина и говорила им, я это или не я. А я так и не узнала, как она это делает. Ничего, скоро это будет уже неважно. Завтра в полночь будет поздно за мной наблюдать.

Перед глазами возник Валерик. Я поморгала и поняла, что плохо вижу. Очки были в руках. Все ясно, я снова стала жертвой Оксаны. Она снова стала мной. Или я ею. Поэтому так радовалась, что девчонки не успеют все сделать вовремя.

Валерик смотрел на меня грустными глазами. И я поняла: он выгоняет из меня Оксану. Он как-то может это делать. И он ее не любит, ему нравится со мной болтать. Эх, Валерик, если бы не наши разговоры, я давно бы уже стала сама собой!

Валерик посмотрел туда, где сидели мои подружки.

— Тебе на кладбище надо...

И он про кладбище!

— Зачем? — разве не естественный вопрос? Но Валерик не ответил и исчез.

Зато подошли девчонки.

— Слушай, Вер, пока это ты — расскажи нам, что знаешь.

— Мне зачем-то на кладбище снова надо.

— Ну, это не проблема, мы уболтаем Виктора. Или сбежим. А зачем?

— Да не знаю я. И вот еще: надо закончить гадание до завтрашней полуночи. Или поздно будет.

Светка присвистнула.

— Ого! У нас же не получилось. Откуда мы знаем, как правильно-то?

— Я знаю, что надо делать, чтоб получилось. А толку никакого.

— Знаешь?! И молчишь?

— Знаю. Только как это сделать?

Я рассказала про Валерика. Про попытки пожалеть кого-нибудь, чтоб отвлечься от мертвеца. Про намеки о кладбище.

— А может, не надо никого искать? Просто перестать жалеть этого Валерика?

— Легко сказать... А как перестать-то? Как представлю, что он один где-то засыпан, и даже мама не знает...

— Ну-ну, — прервала мои завывания Светка, — ты еще поплачь — мигом Оксана примчится. Как мы с тобой тогда разговаривать будем?

Я согласилась с ней и постаралась не думать о Валерике.

— А может, похоронить его? — Полинке тоже было жалко мальчишку. Ну и что, что он призрак?

— Кого хоронить? Нет же его. И никто не знает — где он.

— А разве призраки не показывают, где они похоронены?

— Этот, видимо, нет. Я его в разных местах видела. И потом — он сам сказал, что ему тут весело, поэтому он здесь.

— Вот! И похоронить поэтому его надо здесь! На местном кладбище! — Полина, похоже, не понимала главного.

— Послушай, Полин, как мы его хоронить будем, если его НЕТ?

Полина задумалась. Ну, придумай что-нибудь, умоляла я ее мысленно. Потому что я совсем ничего придумать не могу — мозги парализованы. Мне впервые стало ТАК страшно. Это вам не американские горки и не двойка по физике. Это не разбитый монитор и не испорченное мамино праздничное платье. И даже не разъяренные девятиклассники, которым намазали стулья клеем. Это все детские игрушки.

— А знаете, раньше были похороны кукушки, — Женя нервно теребила воротничок и с надеждой смотрела на нас.

— Похороны кукушки?!

Девчонки переглянулись: мало им одной сумасшедшей?

— Ну, да. Это куклы такие из соломы делали...

— Точно! — не дала ей договорить Марго. — Я поняла! Я поняла! Так и надо сделать!

— Цыц обе! — Светка одним взмахом прекратила истеричные выкрики. — Теперь медленно и понятным для нас языком.

— Кукушка — это кукла, — начала Женя, — ее хоронят. Я точно не помню, зачем, — она виновато улыбнулась.

— А нам это и не надо! — подхватила Марго. — Для нас главное, что кукла, и что хоронят. Мы тоже сделаем куклу...

— Я поняла! — заорала теперь уже Полина. — Как вуду!

Как мы сразу не догадались?

— Значит, мы делаем куклу, — подытожила Светка. — И?..

— ...и называем ее Валериком...

— ...или даже кладем внутрь записку с именем...

— ...или можно положить рисунок — портрет этого Валерика...

— Какой портрет, мы же не знаем, как он выглядит?! — Светка нахмурилась.

— Как это не знаем?! А Вера? Она же с ним каждый день видится.

Все посмотрели на меня.

— Видится-то видится... Но еще бы рисовать умела... — Света вопросительно посмотрела на меня.

Рисовать я не умела. Это точно.

— Ничего, пусть рисует, как умеет. Главное — имя написать, — Марго похлопала меня по плечу. — Имя-то сможешь написать?

Я сбросила ее руку с плеча.

— Напишу, не вопрос. Тут другая проблема — вы же знаете.

— Это что за тобой надо следить?

— Да. И не только. Надо делать куклу срочно, пока Оксана снова не появилась. Иначе я, то есть она, в общем, ничего тогда не получится!

Света присмотрелась ко мне, потом махнула рукой:

— Да ладно, куклу мы и без тебя сделаем. И похороним. А до ночи я тебя за руку водить буду — никуда не денешься.

— Надо прямо сейчас все делать, чтоб до вечера успеть! — засуетилась Марго.

— Завтра же еще день, — не согласилась я.

— А тебя теперь никто и не спрашивает, — и Света выразительно посмотрела на Полину. Та покачала головой. — Пока — никто! Как нормальной станешь — так поговорим.

Ну, надо же! Эта Полинка может испортить мне все дело! Как же она все-таки определяет — я это или не я?

Карандаш и лист бумаги мне выдали через пять минут. Еще через пять минут Светка оценила мой шедевр.

— Паршиво. Это и на мальчишку-то не похоже. Но ладно, сойдет.

Я проводила ее взглядом и отшвырнула карандаш. Ничего у них не выйдет.