ПРОКЛЯТОЕ ГАДАНИЕ

Лечение казалось простым. Но только казалось: надо было закончить гадание. Но Лариска разводила руками и пожимала плечами — он не знала как.

Мы сели в кружок и задумались.

— А если просто сказать духу, что он ушел?

— А если он не послушается?

— Почему это он не послушается? Он же появился, кода Лариска сказала, чтоб он появился. Может, и уйдет так же?

— А может, он и появился только потому, что давно ждал этого? И по собственной воле не уберется?

— Вот что, — рубанула воздух рукой Светка, — давайте попробуем, а потом, если не получится, будем думать дальше.

Гадание назначили на сегодняшнюю ночь. А чего тянуть? Книга у Лариски еще осталась. С ножом были проблемы — нож мы успели вернуть вожатым. Попросить у мальчишек? Наверняка же есть у них.

— А имеет значение — какой нож? — засомневалась Женька.

— Тогда должно иметь значение и какой день недели, и как причесана каждая из нас! — возразила Лариска.

— Может и имеет, а только тот же самый нож нам так сразу не добыть — Виктор после кладбища не особо нам доверяет и будет следить. Тогда уж точно не погадаем, как положено, — Светка, как всегда, рассуждала логично.

— Ладно, после отбоя и проведем все как надо, — кивнула Лариска и добавила: — Главное, чтобы Вера не сбежала.

Все посмотрели на меня. Как будто от меня это зависело! Да я теперь сама не знаю: где я, где не я!

— А я вам ничего не могу обещать, — честно призналась я.

— Ты снова мудришь?! — угрожающе надвинулась на меня Светка.

— Нет, она не врет, — вступилась за меня Полинка. — Это Вера.

Я в очередной раз удивилась — как она нас различает?

Мы стали думать, как обеспечить мою явку на гадание. Решение могло быть только одно: Светка не будет ни на минуту выпускать меня из виду и контролировать все мои действия.

Светка точно выполнила свою задачу, и к ночи я была на месте — в палате, а не в лесу.

Небо было темным, луна, правда, не светила, а в остальном было все как в прошлый раз: тумбочка, на ней черный платок, книга с черным переплетом и рядом нож. И мы. Мы немного боялись. Лариска особенно заметно нервничала, добытый у мальчишек перочинный нож подрагивал у нее в руке. Наконец она собралась с духом и произнесла:

— Ножом дорогу пробиваю и дух Оксаны вызываю!

И снова, как в прошлый раз, ничего не произошло. Совсем ничего. Мы переглянулись.

— Что ты чувствуешь? — Светка внимательно всматривалась в меня. Темнота ей мешала. Тогда она зажгла спичку и продолжила осмотр. Я молчала.

— Ничего не вижу, — наконец изрекла она, потушила спичку и посмотрела на Полинку. Полинка, как специалист по определению меня во мне, кивнула головой:

— Это Вера.

— И что дальше?

Лариска пожала плечами.

— Так. Давай тогда обратно ее оправляй.

Лариска растерянно посмотрела на Светку, но возражать не стала и протянула руку к ножу.

— Нож из книги вынимаю, дух обратно отправляю!

Я даже поморщилась: до чего примитивный был заговор! Просто детская страшилка. Я по-прежнему ничего не чувствовала.

— Она ушла? — Лариска все еще держала нож. И нож снова дрожал.

— Не знаю, — Полина покрутила головой. — А как узнать-то? Сейчас это Вера, и раньше была Вера.

Мы еще постояли в темноте.

— Придется ждать. Завтра увидим — ушла Оксана или нет. А сейчас всем спать, — и Светка первая пошла к кровати.

Утро никакой ясности не принесло. Я старательно оглядывалась по сторонам, разыскивая хоть кого-нибудь: мальчишку, девчонку с мамой... Никого.

— Это же хорошо! — радовалась Полина. — Значит, ты снова стала нормальной!

Ага, а раньше, значит, я была чокнутой. Спасибо, дорогие подруги. И это говорит какая-то малявка! Я поддернула очки на переносице и плюнула на дорожку.

Полинка покосилась на меня и подтвердила:

— Да, она стала нормальной.

Я хмыкнула и пошла на игровую площадку.

И напрасно. Там меня ждали. Их было двое: девчонка и мамаша, которых я уже видела в родительскую субботу. Противная девчонка даже показала мне тогда язык. А сегодня я ей покажу.

Я демонстративно высунула язык. Девчонка заметила, задрала нос и отвернулась. Зато повернулась мамаша. Уж лучше бы не поворачивалась — я спокойно бы прожила и без знакомства с полусгнившим трупом.

Я вздохнула. И что это значит? Что я не излечилась?

— Ты что-нибудь видишь? — подскочила Полина.

— Нет, — как же все меня достали. Я решительно пошла к качелям, согнала какую-то малявку и села.

Полинка и Света не подходили и стояли там же, на дорожке. Они подозрительно смотрели на меня. Полинка печально покачала головой:

— Ничего не вышло. Это Оксана.

Девчонки развернулись и пошли прочь. И оставили меня наедине с полусгнившим трупом и наглой девчонкой. А нет: вот и Оксана появилась.

Оксана, полупрозрачная и похожая на дым, подплыла к качелям и замерла. Скривила синюшные губы в усмешке.

— Ничего не вышло? — она беззвучно засмеялась. — И не выйдет!

— С чего ты взяла? — спорить мне не хотелось, но не уступать же наглому призраку. Это не наш метод.

— А с того! Ты достанешься мне.

— Ага, счас! А не пошла бы ты...

Оксана снова беззвучно засмеялась и придвинулась ко мне вплотную. На меня даже холодом повеяло.

— Я пойду... А вот ты куда денешься? Ты ох как далеко денешься!

Я скорчила презрительную мину. Плюнула под ноги гадкой Оксане.

— Врешь ты все. Никуда я не денусь. Обломаешься меня пугать.

— А я не пугаю! Я предупреждаю — еще день до новолуния — и я вернусь, а ты исчезнешь!

— Ой, да прям. Так и поверила! Так и дрожу вся! — я посмотрела призраку в глаза и рассмеялась.

— Ты жалкая неудачница! — разъярилась Оксана. — Нет, ты — жалостливая неудачница! Ты пожалела мальчишку — теперь ты навсегда останешься с ним! Где чувства — там и человек! А я... а я вернусь!

— На фига? — мне было уже неинтересно: все, что хотела, я узнала — пока я сочувствую мальчишке из карьера — мне прямая дорога к покойникам. Значит, надо избавиться от сочувствия к мальчишке. Только и всего. Надо иметь холодное сердце. Такое, как у Оксаны. Хотя нет — она не холодная, вон как разъярилась, что даже тайну выдала. Надо использовать это.

Я спрыгнула с качелей и пошла к нашему корпусу, не обращая внимания на прыгающую перед глазами Оксану. Не до нее. Мне предстоит решить сложную задачу — перестать сочувствовать Валерику. А как?

А просто. Надо начать сочувствовать другому. Живому. Вот тут и вся проблема: где найти объект сочувствия? Они на дороге не валяются. Нет, может, и валяются, но не в нашем лагере. Тут все чисто и прилично. Ни бомжей, ни смертельно больных, ни несчастно влюбленных... Хотя, как сочувствовать последним — неясно.

Я шла к корпусу и думала. Очень серьезно думала. Думать мне помешал какой-то придурок. Он врезался в меня со всего размаха и отскочил. Я подняла глаза. Ничего не видно. А, он же очки мне снес...

— Очки подними! — рявкнула я, и неосторожный придурок бросился их искать. Я за ним не наблюдала. Смысл-то наблюдать без очков? Я продолжала думать. Вот взять этого несчастного... Бог его явно обидел умом. Жалко парня? Жалко. Но как-то не так жалко. Как-то не так...

— Вот... — кандидат на жалость робко подал мне очки и почему-то быстро спрятал руки за спину.

Нет, не очень его жалко. Я покачала головой и пошла дальше. За спиной послышался торопливый топот кандидата. Удирает. Ладно, мне он все равно не нужен. Пойду дальше.

От корпуса слышались голоса: то ли вожатые устроили игры прямо там, то ли все сейчас отправятся куда-то. Мне нельзя отставать — поиски нуждающегося в жалости нельзя откладывать. А проигравший — хороший объект. Замечательный. И я прибавила ходу.

У корпуса мальчишки играли в волейбол. Я присела на лавочку. Надо присмотреться к ним в спокойной обстановке. Кто мне может подойти? Артем? Да, его немного жалко — Полина совсем не замечает парня. И он, бедный, страдает.

Я последила за Артемом. На страдающего он не был похож: носился по площадке и орал на всех и даже на мяч. Может, потому и орал, что надо на ком-то злость сорвать? Нет, не очень Артем похож на бедненького.

А вот Серега. Ему только что локтем по макушке заехали. И как умудрились?! Серега же не мелкий! Вот парню не везет: при таком-то росте получить по макушке, и чем?! Локтем! Я изо всех сил искала в себе сочувствие к Сереге, но находила только хохот. Тоже не вариант.

Ладно, пойдем другим путем. Посмотрим на них с точки зрения девчонок. Вот Костик. Толстый мальчик. Некрасивый. Девчонки с ним дружить не будут. Бедный. Так и проведет всю жизнь один. Ого! Это уже кое-что! Надо жалеть его дальше. Значит, девчонки любить его не будут. А мама будет, и будет дальше продолжать его кормить всякими конфетами, чипсами, тортами и мясом... А он будет отказываться, потому что все эти вкусности уже до чертиков ему надоели, а теперь ему хочется, может, огурцов и винограда! И он начнет худеть назло всем Артемам и Серегам, и девчонки сразу станут на нем вешаться, потому что он умный и поступит в институт и станет крутым програмером! Как-то и не жалко его уже. Нет, Костик не подходит.

А вот Леша. Мелкий какой-то, Полинке, например, в пупок дышит. Какой с него кавалер? Несчастный пацан. До сетки еле достает. Никто на такого и не посмотрит. Правда, он еще маленький и может еще вырасти. Но пока же не вырос!! И пока его немного жалко.

Я встала и пошла на площадку. Мимо пролетел мяч, но я не обратила внимания на такую ерундовую помеху. У меня была цель.

Я подошла к Леше и посмотрела на него сверху вниз. Действительно, мелкий. И худенький какой...

— Тебе чего?

Я пропустила вопрос мимо ушей и сочувственно обняла его за плечи.

— Не обижают? Ты мне скажи только...

— Да ты чего? — Леша вильнул и вырвался из-под моей руки. — Иди отсюда!

Я задумчиво рассматривала несостоявшегося подзащитного: да, не подходит, вон злой какой! Да такой сам кому хочешь руку откусит. Ему моя жалость и поддержка не нужны. Придется бросить его. А жаль, такой худенький...

Я вздохнула и пошла в палату. Надо полежать и подумать: где искать, кого искать и как лучше жалеть.