ПРОКЛЯТОЕ ГАДАНИЕ

— А вот у меня вопрос, — Женя только руку не подняла, как на уроке.

Мы шли с ужина, и я еще не решила, что мне делать. А тут Женя с вопросами. Ясно, хочет докопаться до истины. Похвальное желание.

— Вот эта Оксана в нее вселяется. Но пока не вселилась до конца. А как мы узнаем, с кем разговариваем — с Верой или Оксаной?

Мы задумались. Даже я. Мне тоже было важно — как? Если речь идет о моем спасении — ничего упускать нельзя!

— А зачем нам это знать? — Марго не понимала. Светка согласно закивала головой. — Закончим гадание как положено — и все. Нам без разницы.

— Как зачем? — возмутилась Женя. — Вот мы сейчас обсуждаем себе, обсуждаем, а она... — Женя ткнула в меня пальцем (да что ж все тычут-то в меня сегодня?!), — она подслушивает и может нам помешать!

А что? Женя права, очень здравая мысль. Очень.

— Да нам-то что? Пусть слышит. Закончим гадание — и ее не спросим, — горячилась Марго и даже, кажется, собиралась побить меня.

— А я знаю, как их отличить, — вступила Полинка.

— Все знают — одна в очках и с хвостиками, а другая без очков и лохматая! — Марго заржала. Ну, Марго, ты веселая. Досмеешься у меня.

— Даже если одна очки снимет, а другая хвостики сделает, я все равно отличу, — Полинка радостно мне улыбалась. Обрадовала, блин. Малолетка. А правда, как она отличит?

— И как? — прочитала мои мысли Светка.

— А не скажу, — Полинка усмехнулась и хитро посмотрела на меня.

То есть, вот так, да? Ладно. Поживем — увидим ее способ в действии.

До самого отбоя я мучилась. Прикидывала и так, и эдак, пялилась на себя в зеркало и даже задала вопрос праздно шатающемуся мальчишке-покойнику. Но он был не в духе и сразу исчез. Так я и не поняла — радует меня предстоящее повторное гадание или нет.

Мы сидели на скамейках у входа в корпус и не веселились. Бдительная Светка не сводила с меня глаз, на спортплощадке радостно лупили по мячу мальчишки, а солнце все не садилось. Я решила пройтись по лагерю, одна. Но это требовало подготовки. Я сказалась больной и пошла в палату. Оглянулась: Светка переместилась к входной двери. Я удовлетворенно кивнула и вошла в палату. Открыла окно, вылезла и шустренько скрылась в кустах. Все: на сегодня проблема выбора решена.

Я отошла подальше от корпуса, сторонясь людных дорожек, добралась до ограды и пошла вдоль нее. Я точно знаю — между нашим корпусом и постом охраны есть проход: один прут отогнут, не ахти что, но мне хватит, я худенькая. И ищите-свищите меня, дорогие соратницы. А завтра утром я «найдусь».

Последствия меня не волновали. Согласна, опрометчиво. Но не надо забывать, что я еще точно не знала — кто я. Ну, то есть знала, но каждую минуту это была другая я. В общем, все сложно. Надо переждать.

Меня и правда не нашли. Да и не искал никто, кажется. Во всяком случае, я не слышала ни криков, ни суеты. Все тихо и спокойно. Хорошо это или плохо?

Я сидела под деревом недалеко от забора и беседовала со своим старым знакомым — мальчишкой в крутых джинсах. Мальчишка был миролюбивым и никаких неудобств мне не причинял: не тащил за руки в преисподнюю, не пугал завываниями, не гремел цепями. Хороший был мальчик. Мне даже стало жалко его.

— А почему ты тут? — спрашивала я его, и он понимал, про что я.

— Меня не похоронили.

— Как не похоронили? А куда тебя дели?

— Меня и не нашли.

— Подожди-подожди, расскажи по порядку. Куда ты делся? Почему тебя потеряли?

Мальчишка рассказал. Кстати, звали его Валерик. Он пошел на карьер, чтоб поискать камни с отпечатками раковин. Ребята сказали, что на карьере в песке можно найти такие камни. И Валерик пошел искать. Искал-искал, а потом его засыпало песком. Он и сам не понял как. Засыпало, и он задохнулся.

— И тебя не искали? Не может быть...

— Искали, наверное.

— И не нашли?! А, говорят, собаки такие есть, которые ищут людей под завалами.

— Может они где-то и есть. А может, никто не знал, где искать?!

Я подумала. А правда, может никто и не знал, куда пошел Валерик. Даже если собаки и были — где искать-то? Бедный Валерик!

— И ты всегда будешь тут бродить? Пока не найдут и не похоронят?

— Не знаю, — пожал плечами мальчишка. — Тут мне интересно, тут детей много. А больше ничего не знаю.

Я смотрела в темное небо и думала, как одиноко этому Валерику. Всегда один, никто его не видит, никто не пожалеет.

— А почему я тебя вижу?

Валерик пожал плечами.

— Иногда и другие видят. Но обычно пугаются.

— А мама видит?

— Мама нет. Она плачет и на фотографию мою смотрит. А поговорить с ней я не могу. Нет, я говорю, но она не слышит. А ты слышишь, — Валерик улыбнулся мне, едва ли не первый раз за все время, и я увидела, что он очень симпатичный. Я протянула руку и взяла его за ладонь. Ладонь была холодной и твердой.

— Ты приходи, — сказала я ему, — поболтаем.

Он улыбнулся мне и пропал. Мой самый странный друг.

Мой побег девчонок не удивил и не разозлил. Светка покрутила пальцем у виска и сказала:

— Ты дура. Мы же хотим тебя вылечить.

— Вылечить?! Я что, заразилась?!

— Конечно, заразилась.

— И чем?

— Не чем, а кем. Оксаной. Ты заразилась Оксаной.

— А вам какое дело? Чем хочу, тем и заражаюсь!

— Ага, только ты не хотела, случайно получилось же. И выбора у тебя не было. Давай мы тебя вылечим, а потом ты снова будешь сама решать — чем заражаться. Давай? — Светка разговаривала со мной, как с маленьким ребенком или чокнутой.

— А если я не хочу лечиться?

— Тогда ты умрешь.

— Чего это я умру? Я нормально себя чувствую.

— Нормально. Только это уже не ты. Это Оксана. А тебя уже и нет почти.

— Я — это я! И никто другой!

— Да-да-да. Хочешь, проверим — ты или не ты?

— И как вы собираетесь проверять?

Светка махнула рукой Лариске. Лариска вытащила телефон, пощелкала, протянула аппарат Светке. Та оценила изображение на экране и только после этого показала мне.

— Смотри.

Я посмотрела. Дура какая-то. В очках и с идиотскими хвостиками.

— Ну? И кто это?

— Это ты.

Я швырнула телефон на кровать.

— Вот не надо мне вкручивать, ладно?

Все молчали. Сердце забилось, и захотелось уйти и все прекратить. Чем я их так разозлила? Всех сразу? Чего они задумали? Свести меня с ума?

— Вер, это ты... — пискнула Полинка. У меня в телефоне ты тоже есть. Мы фотографировались, когда в лагерь приехали.

А точно, я же тоже на свой телефон фотографировала. Я схватила телефон и стала рыться в файлах. Ага, вот фотографии... Открываем...

Я растерянно посмотрела на девчонок.

— Убедилась?

В моем телефоне было много фотографий Полинки, девчонки в очках и с хвостиками, этой девчонки с другими... И много-много других фотографий с этой девчонкой. Это был мой телефон, и значит — эта девчонка точно была я.

— Зеркало дайте, — прохрипела я вдруг осевшим голосом.

На меня смотрела бледная девчонка с недовольным лицом, темные волосы висели до плеч, очки отсутствовали. Я минут пять порассматривала новую себя и приняла решение:

— Ладно. Давайте меня лечить.