Танец шёлка и стрелы

Тонкий солнечный свет пробивался сквозь окна, освещая мраморный пол тёплым блеском. Юхуа сидела в своих покоях, завершая чтение свитка. Её пальцы, привыкшие к тонкой работе с бумагой и кистью, медленно пробежали по краю страницы.

Тишину нарушил стук в дверь.

— Войдите, — произнесла она спокойно.

— Ваше Высочество, наложница Яньжэнь(艷人) пришла к вам. Говорит что это важно.

Дверь приоткрылась, и на пороге появилась женщина. Её лицо было покрыто лёгкой вуалью и несколько прядей растрепались из причёски, будто она торопилась.

— Ваше высочество, простите за столь поздний визит. Но это важно.

Юхуа приподняла бровь. Наложница Яньжэнь была известна своей сдержанностью и никогда не искала излишнего внимания.

— Что вас привело ко мне в этот час?

Женщина закрыла за собой дверь и поклонилась, прежде чем приблизиться. В её руках была плетёная корзина, обмотанная тёплой тканью.

— Ваше высочество, я знаю, что вам не чуждо милосердие. Я пришла просить вашей помощи... для него.

Она осторожно развернула ткань, и из корзины выглянул крошечный котёнок. Белоснежный, с маленьким розовым носиком и пушистой шерстью, он тихо мяукнул, дрожа от холода.

Чэн Юхуа протянула руку, её лицо смягчилось.

— Откуда он у вас?

— Я нашла его у западной стены моего дворца, — ответила Яньжэнь. — Там, где обычно выкидывают отходы. Кто-то, вероятно, выбросил его. Он так громко плакал, что я не смогла пройти мимо.

Юхуа нахмурилась.

— И почему вы пришли ко мне?

Яньжэнь на мгновение опустила взгляд.

— Потому что я не могу оставить его у себя. Если старший евнух узнает, он может решить, что я нарушаю порядок. И тогда...

Она не договорила, но смысл её слов был ясен. В дворце, где строгие правила диктовали каждый шаг, даже забота о брошенном животном могла стать причиной наказания.

— Вы считаете, что здесь он будет в безопасности? — спросила принцесса, осторожно беря котёнка на руки.

Котёнок потёрся мордочкой о её ладонь и тихо замурлыкал.

— Да, ваше высочество. Я видела, как вы относитесь к своим слугам, как защищаете их. Этот котёнок... он как они. Слабый, беззащитный, но с вашей помощью у него есть шанс. Прошу прощения за свои слова, но ваше решение во дворцах значит больше моего. Может вам удастся оставить его и немного позаботиться...

Чэн Юхуа задумалась, её пальцы мягко гладили пушистую шерсть.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я оставлю его. Но что вы хотите взамен?

Яньжэнь покачала головой.

— Ничего, ваше высочество. Я лишь надеюсь, что он сможет выжить.

В следующие дни котёнок, которого Юхуа назвала Лунмао (龙猫), стал частью её жизни. Он был игривым и любознательным, постоянно пытался поймать кисти на её столе или залезть в свитки.

— Что ты задумал? — спросила она, подняв голову, заметив, как его маленькие лапки тянутся к кисти, лежащей рядом с чернильницей.

Котёнок замер, глядя на неё большими голубыми глазами. Он явно не собирался останавливаться.

— Если ты уронишь это, придётся писать всё заново, — предупредила она, притворно нахмурившись.

Но Лунмао всё-таки задел кисть, и чернила растеклись по свитку. Юхуа вздохнула, взяв его на руки.

— Ты совершенно не умеешь слушать, — сказала она, прижимая его к себе.

Котёнок, словно понимая, тихо замурлыкал, потёршись мордочкой о её шею.

— Ты маленький манипулятор. Если бы ты был человеком, смог бы стать императором. Мне надо идти... Фэн Ли присмотрит за тобой. И не вздумай ещё что-нибудь натворить!

Принцесса осторожно поднялась и покинула покои, оставив котёнка вместе с Фэн Ли.

Юхуа нервно поправила длинный рукав своего платья из тонкого шёлка небесно-голубого цвета. На её талии висел пояс с узором в виде облаков, а волосы были собраны в аккуратный высокий пучок, украшенный шпилькой с нефритовой вставкой. Обычно она не носила ничего лишнего, но сегодня старалась выглядеть безупречно, как того требовал этикет.

Она остановилась перед дверью, которую держали двое стражников. На мгновение принцесса закрыла глаза и глубоко вдохнула.

"Это просто визит к матери," — сказала она себе. — "Может, она просто хочет поговорить. Возможно, всё не так серьёзно."

Но её мысли противоречили этим словам. Императрица никогда не приглашала её без повода. Каждый визит сопровождался каким-то указанием, наставлением либо упрёком.

— Ваше Высочество, — раздался голос евнуха у дверей.

Принцесса открыла глаза и кивнула.

Юхуа провели в покои для приёма. Комната утопала в холодной роскоши: стены были украшены тонкими шелковыми полотнами с изображением парящих журавлей и цветущих лотосов. На полках из резного сандалового дерева стояли редкой красоты фарфоровые вазы и бронзовые курильницы, источающие едва уловимый аромат сандала. Возле окна находился низкий столик с набором для каллиграфии: кисти, чернильницы и аккуратно сложенные листы бумаги.

Пока девочка ждала прихода матери, ее взгляд блуждал по узорам, украшавшим стены. В такие моменты ожидания её всегда охватывало странное волнение. Несмотря на холодность императрицы, Чэн Юхуа любила её и всегда стремилась к её одобрению, пусть даже оно казалось недосягаемым.

Когда дверь наконец открылась, Хань Хуэйжун вошла с плавностью, которой могли бы позавидовать танцовщицы. Её длинное платье из тёмно-зелёного шёлка, расшитое золотыми павлинами, тихо шуршало по полу. Волосы, уложенные в сложный узел, были украшены серебряными шпильками с драгоценными камнями, которые играли на свету. Её лицо, гладкое и без единой морщины, словно было вырезано из мрамора, а в глазах читался холодный блеск.

— Юхуа, — произнесла она, её голос был мягким, но строгим, как звон клинка.

Принцесса поднялась, почтительно склонив голову.

— Матушка-императрица.

Императрица жестом велела слугам покинуть покои. Те бесшумно склонились и вышли, оставив их наедине. Когда двери закрылись, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь еле слышным жужжанием летнего ветерка за окном.

— Ты знаешь, почему я позвала тебя? — спросила Хуэйжун, садясь на колени напротив дочери.

Юхуа опустила глаза, её сердце билось чуть быстрее, чем обычно.

— Нет, матушка-императрица, — тихо ответила она.

Женщина сложила руки на коленях, её длинные рукава с золотыми узорами мягко легли на пол. Её лицо оставалось непроницаемым, как застывшая маска, но взгляд изучал дочь, словно оценивая каждую её черту.

— В последнее время я слышала о том, что ты проводишь много времени с наложницами и служанками, — начала она, её голос звучал спокойно, но в нём ощущалась скрытая строгость. — Ты пытаешься их защищать?

Юхуа подняла голову. Её лицо слегка порозовело, но в глазах появился твёрдый блеск.

— Да. — коротко ответила принцесса, кивнув.

Императрица не отвела взгляда, её губы чуть тронула едва заметная усмешка.

— Почему?

Чэн Юхуа замерла. Вопрос застал её врасплох, но она быстро собралась.

— Потому что они страдают. Многие из них несправедливо обвинены или лишены голоса. Если я могу хоть немного облегчить их боль, разве я не должна это сделать?

Императрица наклонилась чуть ближе, её голос стал тише, но острее.

— И ты думаешь, что это сделает тебя лучше в их глазах?

Принцесса нахмурилась, чувствуя, как в груди нарастает беспокойство.

— Я... я просто хочу поступать правильно.

— Ты слишком сильно напрягаешь пальцы, Юхуа, — заметила женщина. — Удерживая себя в постоянном напряжении, ты только выдаёшь свою слабость.

Принцесса быстро разжала пальцы, исправляя своё положение.

Хань Хуэйжун выпрямилась, её лицо стало ещё холоднее.

— Доброта — это благо, но и слабость, если она не направлена разумом, — сказала она. — Ты думаешь, они запомнят как именно ты им помогла? Нет. Они запомнят лишь то, что ты сделала их жизнь лучше.

Эти слова прозвучали резко, но не злобно. Чэн Юхуа напряглась, чувствуя, как раздражение и сомнение борются внутри неё.

— Что вы хотите этим сказать, матушка?

Императрица посмотрела на неё, её взгляд смягчился на мгновение, но потом вновь стал строгим.

— Ты хочешь быть доброй, но этого недостаточно. Люди будут верны тебе не за доброту, а за силу, которую ты показываешь, помогая им.

После краткого молчания, императрица заговорила, её голос был ровным, но в нём звучала скрытая сталь:

— Дитя, как ты думаешь, что делает женщину сильной?

Юхуа немного растерялась. Она тщательно подбирала слова, зная, что ответ важен.

— Её разум и решительность, матушка-императрица, — наконец ответила она.

Императрица чуть улыбнулась, поднеся чашку к губам, но так и не сделав глотка.

— Разум, да. Но что такое решительность? Ты думаешь, это твёрдость? Сила голоса? Или, может быть, способность к прямым действиям?

— Разве это не так? — Юхуа нахмурилась, чувствуя, что её ответ может быть неверным.

Императрица поставила чашку на низкий столик и слегка наклонилась вперёд, её глаза, тёмные и глубокие, смотрели прямо в душу дочери.

— Решительность женщины — это её умение быть гибкой. Как вода, которая течёт, но никогда не сдается. Ты можешь пробиться через скалу прямым ударом, но ты можешь также найти путь вокруг неё.

Принцесса слушала молча, её сердце било чуть быстрее.

— Ты хочешь знать, как я справляюсь с этой ролью? — продолжила Хуэйжун. — Как я управляю в мире, где женщины всегда остаются в тени?

Юхуа кивнула, стараясь не выдать своего волнения.

Императрица слегка прищурилась:

— Я не противлюсь тени. Я принимаю её.

Её руки мягко скользнули по столу, как будто подчеркивая движение:

— Император видит силу в прямых действиях, в завоеваниях, в решениях, которые оставляют след в истории. Но даже самый сильный человек полагается на советы. И мои слова становятся его мыслями.

Чэн Юхуа вздрогнула, услышав эти откровенные слова.

— Разве отец-император... — начала она, но замолчала.

— О, твой отец верит, что все его решения — его собственные, — продолжила Хань Хуэйжун с лёгкой улыбкой. — И пусть так будет. Это не важно, кто озвучивает мысль. Важно, кто направляет её.

Юхуа почувствовала, как её ладони слегка вспотели. Императрица продолжила:

— Люди ценят то, что видят, а не то, что остаётся скрытым. Они следуют за сильной рукой, за властью, которая говорит громко. Но чтобы направить толпу, нужно стоять не впереди, а рядом, слегка позади, чтобы подталкивать их в нужную сторону.

Юхуа задумалась, осмысливая слова матери.

— Вы говорите, что женщина может управлять, не находясь у власти?

— Я говорю, что настоящая власть — это не трон, — ответила Хуэйжун. — Настоящая власть — это уверенность в том, что без тебя трон рухнет.

Её слова отозвались эхом в голове Чэн Юхуа. Она никогда не думала о матерях и наложницах как о людях, способных менять что-то в этом мире. Но сейчас, глядя на мать, которая, казалось, видела каждый скрытый ход, принцесса впервые поняла, что сила может быть в тени.

— Каждый шаг, который ты делаешь, каждая ошибка, которую совершаешь, приближают тебя к пониманию. Но помни, что мягкость и милосердие — это не слабость. Они — инструменты. Используй их разумно.

Она откинулась назад, взяв чашку чая, и снова посмотрела на дочь.

— А теперь иди. Сегодня ты услышала достаточно.

Мэн Юэ есть что сказать: В последнее время я делаю очень много фотографий уличных котов, по этому у Юхуа теперь тоже есть маленький пушистый друг ~