Танец шёлка и стрелы

Одна лишь мысль о том, что они ещё живы, казалась кощунственной, когда каждый день приносил новую потерю. Два месяца — два долгих, изнурительных месяца — превратили их путешествие в борьбу за каждый шаг, каждый вдох.

Лошадей становилось всё меньше. Те, что ещё оставались, уже не могли выдерживать тяжёлые переходы. Большую часть времени их приходилось вести, оставляя слабых ехать верхом. Батжаргал сидел на Сулд, закутавшись в плащ, чтобы укрыться от пронизывающего ветра. Его глаза были пустыми, усталыми, а маленькие руки цеплялись за гриву, словно это была его последняя надежда.

Алтанцэцэг шла рядом, её шаги были твёрдыми, но в глазах читалось горе утраты. Каждую ночь она смотрела, как группа сокращается, и чувствовала себя бессильной. Её плечо, раненое в битве, так и не зажило до конца. Боль стала её постоянным спутником, но она уже не обращала на неё внимания.

— Мы видели лучшее, что может дать степь, — однажды пробормотал Отгонбаяр, идя рядом с ней. — А теперь узнаём её худшее.

Алтанцэцэг промолчала. Она не хотела отвечать. Слова ничего не изменят.

Одной ночью, когда холод был особенно невыносимым, они укрылись под склоном холма. Огонь был очень маленьким, они боялись, что его заметят враги. Люди прижимались друг к другу, чтобы согреться, пытаясь укрыть от ветра детей и стариков.

Маленькая девочка по имени Чимэг, которой едва исполнилось четыре года, сидела на руках у своей матери. Она дрожала, даже когда мать укрыла её своей шубой.

— Ты в порядке, маленькая? — шёпотом спросила мать, обнимая дочь крепче.

Чимэг кивнула, но её губы дрожали, и взгляд был отрешённым. Алтанцэцэг, сидящая неподалёку, смотрела на них через слабый свет костра. Она сжала руки в кулаки, чувствуя, как в груди поднимается бессильный гнев.

Утром теплее не стало.

Алтанцэцэг заметила это первой. Девочка, сидевшая в руках своей матери, казалась пугающе спокойной. Слишком неподвижной. Чимэг, которая ещё ночью плакала и дрожала от холода, теперь выглядела словно уснувшей. Её маленькое лицо, побелевшее от холода, казалось скульптурой из льда. Ресницы были покрыты инеем, губы сжаты, как будто она замерла в последнем мгновении терпения.

Мать, прижимая её к себе, тихо покачивалась взад-вперёд, словно пытаясь разбудить дочь.

— Проснись, Чимэг. Мы скоро пойдём дальше, — шептала она, её голос становился всё громче. — Просыпайся, моя маленькая!

Наидвар, заметив это, замерла. Её взгляд остановился на девочке, её лицо побледнело. Она медленно подошла ближе, будто не веря своим глазам.

— Она... уже не с нами, — тихо сказала Наидвар, её голос дрогнул.

Мать, услышав эти слова, вскрикнула так, что звук прорезал утреннюю тишину. Её крик был воплем невыносимой боли, отчаянным и разрывающим сердце.

— Нет! Нет, только не она! — мать прижимала ребёнка к себе, её руки дрожали, а слёзы текли по лицу, замерзая на щеках.

Наидвар, хотя сама держалась за свой живот, присела рядом и положила руку на плечо женщины.

— Мне жаль... Я знаю, это невыносимо... Но мы должны двигаться дальше, — её голос звучал так, будто она говорила не только матери, но и себе.

Смерть ребёнка ударила её, словно молот. Её взгляд скользнул к замершему телу девочки, к её крошечным рукам, которые выглядели так, будто они пытались держаться за жизнь до последнего.

— Почему? — мать посмотрела на неё, в её глазах была пустота. Женщина всё так же прижимала к себе тело своей дочери, словно пытаясь пробудить её. — Она была такой маленькой... Почему это случилось с ней?

Наидвар молчала. Она не могла ответить. Каждое слово, которое она пыталась найти, застревало в горле.

Алтанцэцэг сделала шаг вперёд.

— Потому что мы живём в мире, который забирает самых беззащитных. И это... это неправильно.

Она опустилась на колени перед матерью, осторожно дотронулась до её руки.

— Я обещаю, что мы дойдём до безопасного места. Ради Чимэг.

Но мать не слушала. Она прижала девочку ещё крепче, её тело сотрясалось от рыданий.

Чимэг лежала неподвижно. Её крошечные пальцы были скрючены, словно она пыталась ухватиться за тепло, которое уходило из неё в последние мгновения. Щёки, розовые ночью, теперь стали серыми, а губы приобрели синий оттенок. Глаза, прикрытые матерью, не могли больше смотреть на этот мир, который предал её.

Наидвар не выдержала, прикрыла лицо руками, стараясь сдержать слёзы. Она чувствовала, как внутри поднимается волна страха. Её собственный ребёнок... мысль о том, что это могло бы случиться с её малышом, пронзила её, как нож.

— Наидвар, ты... — начал Отгонбаяр, но замолчал, видя, как она трясётся.

— Я... в порядке, — выдавила она, хотя её голос говорил об обратном.

Она опустилась на колени, её руки непроизвольно легли на живот, словно защищая ребёнка от невидимой угрозы.

— Это мог быть мой малыш, — прошептала она, так тихо, что только Алтанцэцэг, стоящая рядом, услышала.

Мужчины из группы помогли выкопать неглубокую яму в замёрзшей земле, прикрыв её ветками и плащом. Женщина, дрожа, подошла ближе и медленно положила тело дочери на землю.

Её руки дрожали, но она не плакала. Она просто стояла, глядя на лицо Чимэг, которое выглядело так, будто девочка просто спала.

Наидвар стояла рядом, её рука покоилась на округлившемся животе. Она знала, что не может позволить себе сломаться, но смерть ребёнка пробудила в ней глубокую тревогу за своё дитя.

— Пусть её дух найдёт покой, — тихо сказала она, глядя на мать.

Алтанцэцэг опустилась на колени, её рука легла на замёрзшую землю.

— Я клянусь, мы будем помнить её. И когда этот кошмар закончится, её имя будет произнесено как символ того, что мы пережили.

Женщина кивнула, её губы дрожали. Она сделала несколько шагов назад, не отрывая взгляда от маленького холмика.

С каждым днём люди говорили всё меньше. Казалось, слова стали слишком тяжёлыми. Даже Батжаргал, обычно болтавший с сестрой или Отгонбаяром, теперь молчал. Он шёл, опустив голову, сжимая руку Алтанцэцэг. Сама принцесса в то же время почти не отходила от брата. Теперь он был самым младшим в их группе.

В середине второго месяца начался настоящий голод. Запасы быстро иссякали.

Однажды Батжаргал протянул свой кусок сушёного мяса Алтанцэцэг.

— Ты ешь, — сказал он. — Ты старшая.

Алтанцэцэг долго смотрела на него, её глаза наполнились слезами.

— Мы поделим его, — сказала она, разломив кусок пополам.

Это был единственный способ — делиться всем, что у них было, даже если этого было слишком мало.

Еда закончилась, и люди начали искать коренья, съедобные травы, даже мелких грызунов. Однажды они поймали несколько степных мышей, и Батжаргал смотрел, как их готовят на слабом огне.

— Это правда всё, что у нас есть? — спросил он, его голос звучал испуганно.

— Это всё, что нам нужно, — ответил Отгонбаяр с лёгкой улыбкой. — По крайней мере, до завтра. Самую большую ты поймал, ты её и съешь.

Алтанцэцэг смотрела на костёр, её мысли были где-то далеко.

С наступлением ночи костёр стал ещё меньше. Люди отдыхали, но принцесса сидела рядом с Сулд, аккуратно проводя рукой по шее тяжело дышащей лошади.

— Прости меня, — прошептала Алтанцэцэг. — Прости, что заставляю тебя всё это терпеть.

Сулд повернула голову, её большие глаза смотрели прямо на хозяйку. Алтанцэцэг слегка улыбнулась, чувствуя, как горячая слеза скатилась по её щеке.

— Ты самая сильная, Сулд, — продолжила она, касаясь пальцами спутанной гривы. — Сильнее меня. Я знаю, ты устала. Ты несла нас, когда у тебя не было сил. Я вижу это.

Она взяла горсть засохшей травы из сумки протянула лошади. Сулд потянулась и осторожно взяла корм, но жевала медленно, словно нехотя.

— Нет, ты не сдавайся, слышишь? — прошептала Алтанцэцэг, прижимаясь лбом к её морде. — Я не позволю тебе умереть. Ты же мой друг.

Сулд тихо заржала, и это было, как утешение. Лошадь наклонила голову, легко ткнувшись носом в плечо Алтанцэцэг.

— Мы выберемся, — сказала девушка, обняв её за шею. — Обязательно выберемся.

Долгий путь изнурил всех. Степь, некогда родная и свободная, теперь казалась чужой и враждебной. Группа из двадцати измождённых людей двигалась медленно, почти беззвучно. Они научились не привлекать к себе внимания, избегая крупных дорог, сторонясь подозрительных следов и дыма на горизонте.

— Нам нужен отдых, — произнесла Наидвар, останавливаясь на небольшом возвышении. Её лицо было серым от усталости.

— Отдых? — хмыкнул Отгонбаяр, облокачиваясь на ствол дерева. — Если мы остановимся, то только чтобы сдохнуть.

Батжаргал, шедший рядом с сестрой, тихо спросил:

— А если нас найдут?

Алтанцэцэг, которая замыкала группу, обвела взглядом горизонт.

— Если не найдём укрытие, нас убьют холод или голод.

Путь привёл их к небольшому поселению, спрятавшемуся за гребнем холма. На горизонте виднелись шатры и деревянные постройки, но что-то в этом месте сразу показалось неправильным.

— Слишком тихо, — пробормотала Наидвар, щурясь. — Где пастухи? Где дети?

Алтанцэцэг нахмурилась, её рука инстинктивно потянулась к луку.

Когда они подошли ближе, всё стало ясно. Возле шатров стояли чужие знамена — тёмные, с незнакомыми символами, развевающиеся на холодном ветру. Люди двигались медленно, их лица были опущены, словно они боялись встречаться глазами друг с другом.

Их взоры привлекли солдаты. Они стояли у входа в поселение, их доспехи блестели на солнце. В руках они держали копья, а за поясами виднелись мечи.

— Это не наши люди, — тихо сказала Наидвар, её лицо стало мрачным.

— Язык их знамен чужд, — добавила Алтанцэцэг.

— Что нам делать? — прошептал Батжаргал, его маленькая рука вцепилась в плащ сестры.

— Проходить, — сказала Наидвар. — Притворимся, что мы обычные кочевники. Не давайте им повода заподозрить нас.

— Если они узнают, кто мы, — прошептал Отгонбаяр, сжимая меч, — нас убьют на месте.

— Они не узнают, если мы будем осторожны, — ответила Алтанцэцэг. По внешнему виду ни она, ни её сестра уже давно не были похожи на принцесс. Большинство украшений отсутствовали, только несколько самых маленьких оставались напоминанием.

Подходя к лагерю, они старались выглядеть так, словно их ничто не беспокоит. Солдаты, заметив их, сразу напряглись. Один из них, высокий мужчина, шагнул вперёд, выставив копьё, словно предупреждение.

— Кто вы такие? — спросил он, но на своём языке, слова которого звучали резкими и непривычными.

Наидвар быстро сделала шаг вперёд, склонив голову, как будто это был знак уважения.

— Мы кочевники, — сказала она, показывая открытые ладони, чтобы продемонстрировать, что у них нет намерений к бою. Она вовсе не понимала вопроса, но по интонации могла предположить его содержание. Отгонбаяр быстро подошёл к ней, останавливаясь перед солдатом.

Мужчина смотрел на неё, не скрывая подозрений. Он что-то сказал своему напарнику, и тот начал обходить их группу, внимательно изучая лица.

Алтанцэцэг почувствовала, как её сердце сжимается. Она знала, что их лица, слишком чистые и гордые для обычных кочевников, могут выдать их.

— Не смотри на них, — прошептала она Батжаргалу, стараясь скрыть страх в голосе.

Напарник подошёл ближе и потянул за её плащ.

— Женщина? — пробормотал он, бросая взгляд на её лицо.

Она инстинктивно напряглась, но тут же склонила голову, притворяясь покорной.

— Моя младшая сестра, — сказала Наидвар когда тот начал осматривать Алтанцэцэг.

Солдат что-то пробормотал и махнул рукой, указывая, чтобы они шли дальше.

— Они пропускают нас? — прошептал Отгонбаяр.

— Пока, — ответила Алтанцэцэг. — Видимо положение Наидвар помогло...

Внутри лагеря было ещё мрачнее. Местные жители двигались с опущенными головами, их лица были бледными и испуганными. Солдаты прохаживались между ними, словно хищники, наблюдающие за своей добычей.

Одна женщина с ребёнком на руках проходила мимо, но солдат схватил её за плечо и что-то резко крикнул. Женщина покачала головой, моля о пощаде, но он ударил её в лицо.

— Ты не посмеешь! — тихо прошептала Алтанцэцэг, её рука потянулась к кинжалу на поясе.

— Не вмешивайся, — быстро сказала Наидвар, схватив её за руку. — Мы не можем помочь им.

— Это неправильно! — прошипела она.

— Знаю. Но если ты сделаешь что-то, нас всех убьют, — твёрдо ответила Наидвар.

Женщина поднялась с земли, её лицо было в крови, но она быстро забрала ребёнка и побежала прочь.

— Вот что они сделали с нами, — прошептала Алтанцэцэг, её голос дрожал от ненависти.

Местные жители практически не говорили, но те, кто осмеливался бросить взгляд на новоприбывших, смотрели с тревогой и настороженностью.

— Они нас боятся, — заметил Батжаргал.

— Они боятся не нас, а того, что нас могут обвинить, — ответил Отгонбаяр, бросив быстрый взгляд на патрулирующих солдат.

Почти вся группа смогла поместиться в два шатра, которые пустовали в этой местности, но места для остатков семьи кагана не хватило.

Они уже почти решили, что ночевать придётся под открытым небом за пределами лагеря, как к ним подошёл пожилой мужчина. Его лицо было измождённым, но в глазах тлела искра смелости. За ним, чуть в стороне, стояла женщина с двумя детьми.

— Идите за мной, — тихо сказал он, окидывая их взглядом. — Здесь небезопасно, особенно для таких, как вы.

Наидвар бросила на него настороженный взгляд.

— Почему вы хотите помочь? — спросила она, не сдвигаясь с места.

Мужчина усмехнулся, но его улыбка была горькой.

— Потому что если я не помогу, вас завтра найдут мёртвыми или отправят к солдатам на допрос.

Алтанцэцэг встретилась с ним взглядом, затем посмотрела на Наидвар.

— У нас нет выбора, — тихо сказала она.

Мужчина повёл их к одному из шатров, скрытому за высоким валуном на краю поселения. Это место было чуть в стороне от основных построек, и казалось, что сюда редко заглядывают. Женщина из его семьи молча открыла вход, жестом приглашая их внутрь.

Внутри шатра было темно, но уютно. В центре горел маленький очаг, на котором стоял котёл с похлёбкой. Дети сидели на полу, их глаза внимательно следили за чужаками, но они не издавали ни звука.

— Садитесь, — сказал хозяин, указывая вниз.

— Что здесь произошло? — Спросил Отгонбаяр.

Они разместились вокруг огня, и мужчина начал говорить. Его голос был тихим, но твёрдым, словно он уже давно привык шептать, чтобы не услышали чужие уши.

— Два месяца назад они пришли сюда. Говорили, что спасут нас от хаоса и нищеты, что принесут порядок. Но всё, что они принесли, — это голод и страх.

— Вы понимаете их язык?

— Моя жена... Она не из наших земель. — спокойно ответил старик.

Женщина, сидевшая у огня, добавила:

— Они забрали у нас лучших лошадей, всё зерно и половину скота. Теперь у нас нет почти ничего, чтобы пережить зиму.

— Почему они не убили вас?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Они убивают только тех, кто сопротивляется. Остальных оставляют, чтобы было кому работать. Кто-то должен охранять их склады, кто-то — выполнять другую работу.

— И вы терпите? — Алтанцэцэг смотрела на него.

— А что нам остаётся? — резко ответил мужчина, его взгляд был полон горечи. — Если мы взбунтуемся, нас сожгут, как другие деревни. Или хуже.

— Хуже? — переспросил Отгонбаяр.

Женщина ответила вместо него.

— Они берут женщин. Иногда для работы, иногда... для другого. Никто не возвращается.

Наступила тяжёлая тишина.

— Они называют это благословением, — продолжил мужчина, его голос стал жёстче. — Но на самом деле это тюрьма. Они держат нас в страхе, но рассказывают, что мы должны быть благодарны.

Батжаргал, сидевший рядом с Алтанцэцэг, сжал её руку.

— Почему они так делают? — спросил он. Мальчик действительно не мог понять.

— Потому что это не наша земля по их мнению. Это их земля. Они считают нас варварами, которые не заслуживают свободы.

— Мы не варвары, — ошарашенно произнесла Алтанцэцэг, её голос дрожал от ярости. — Это они принесли сюда смерть и разрушение.

Мужчина кивнул.

— Но они сильнее. Мы не можем противостоять.

Когда ночь опустилась на лагерь, в шатре стало совсем тихо. Дети хозяина уснули, прижавшись к матери, а сам мужчина вышел наружу, чтобы проверить, не приближаются ли солдаты.

Наидвар и Отгонбаяр сидели у огня, переговариваясь шёпотом.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказала Наидвар. — Они могут выдать нас.

— Этот мужчина не похож на предателя, — возразил Отгонбаяр.

— Ты не знаешь, на что люди способны, когда боятся за своих детей, — ответила Наидвар.