Танец шёлка и стрелы

Утро настало серым и холодным. Северный ветер срезал кожу, как нож, и приносил с собой предчувствие беды. На горизонте собирались тучи, и казалось, что сама природа знала: скоро эти земли оросит кровь.

Каган стоял у края поселения, окружённый семьёй и воинами, готовыми отправиться за ним в бой. На его лице не было ни страха, ни сомнения. За ним шли те, кто уважал его и верил, что он приведёт их к победе или погибнет вместе с ними. Но в сердце Хутулы уже царила тяжесть, которую не в силах было развеять никому из племени.

Он оглядел своих детей. Ощущение что двоих не хватало заставило его сердце сжаться. Взгляд на мгновение задержался на Алтанцэцэг — его младшей дочери, полной упрямства и гнева. Её глаза горели жаждой пойти с ним, но она останется здесь. Он не мог позволить ей погибнуть.

Хутула сделал шаг вперёд и положил тяжёлую руку на её плечо. Алтанцэцэг задрожала от обиды и бессилия, но не отстранилась.

Они долго стояли друг напротив друга, не произнося ни слова. Хутула смотрел на дочь, пытаясь запомнить её лицо. В этой тишине было больше любви, чем в словах.

— Мы не прощаемся, — наконец сказал он. — Пока ты жива, я буду рядом. Ты — моё обещание степи, Алтанцэцэг.

Она хотела возразить, но слова застряли в горле. Её глаза блестели от сдерживаемых слёз. Она не могла ничего сделать. Только смотреть, как отец уходит на войну, откуда он, возможно, не вернётся.

Хутула затем повернулся к Наидвар, которая стояла чуть поодаль. Одна из её рук слегка придерживала живот. Ей было страшно. Она не хотела прощаться с отцом. Не так.

Каган наклонился и поцеловал её лоб.

— Ты моя кровь и моё будущее, Наидвар. Береги наше племя, береги свою семью. Пусть твои дети растут на свободной земле, под открытым небом степей.

— Когда ты вернешься, мы ещё потренируемся, да? — прошептал Батжаргал, когда великий хан повернулся к нему.

Хутула прижал его к себе, погладив по голове. Сердце кагана сжалось от мысли, что его сын возможно будет расти и мужать без отца, и что так рано он может стать главным мужчиной в семье.

— Обещаю тебе, что когда я вернусь, , то научу всем приёмам, которые мой отец передал мне. Ты станешь таким же сильным воином, как я, и даже сильнее.— ответил он, хотя знал, что вряд ли выполнит это обещание.

Каган поднял руку, и войско начало выстраиваться. Воины, облачённые в мех и железо, молча готовились идти за своим вождём. Лошади били копытами, а стрелы и мечи звенели, будто предвещая грядущую бурю.

Он повернулся к своим дочерям и сыну в последний раз.
— Живите, — сказал он просто и тяжело. "Живите за тех, кто не вернётся."

Воины равнин были суровы и молчаливы. У каждого из них за плечами были семьи, за которых они сражались, и земля, которую они клялись не отдать врагу. Будет удачей, если выживут больше четверти. Но пока они следуют за предводителем, у них будет шанс.

Хутула вскочил на своего жеребца, ветер развивал его плащ. Он поднял руку, и войско двинулось вперёд — непокорное, как сама степь, и готовое умереть за неё.

Они шли на север, туда, где противник уже готовился к нападению. Вражеская армия подступала, как чёрная река, готовая затопить всё на своём пути.

Несколько дней войско шло по направлению к границе. С каждым шагом напряжение людей всё нарастало. Молчание давило, и чтобы не сойти с ума от тишины и ожидания, воины говорили — о том, что было, о том, что может не случиться, и о тех, кто остался позади. В разных частях войска разговоры отличались.

— Знаешь, — сказал один из воинов, поправляя шерстяную накидку, — жена сказала мне перед уходом: "Возвращайся целым или не приходи вовсе."

— Она серьёзно? — спросил его мужчина, приподняв бровь.

Воин усмехнулся, но в его глазах светилась горечь.
— Нет, конечно. Она сильнее многих мужчин. Но в её глазах я всё равно видел страх. А я... я просто не знал, что сказать.

— Скажешь мечом, брат, — откликнулся третий воин, хлопая по спине свою лошадь. — Все слова будут на поле боя. Враги узнают, кто мы такие, когда почувствуют холод наших клинков.

Сзади послышался бодрый голос молодого воина, только что подъехавшего к ним:
— А что будете делать, когда вернётесь?

— Если вернёмся, — заговорил тот, что ехал впереди, но на секунду замер, не желая верить в малейшую возможность поражения. — Нет, когда вернёмся! — поправился он, и его глаза сверкнули. — Я первым делом отправлюсь к Курте. Поблагодарю духов за помощь.

— А я... — молодой воин, чьи глаза светились, как утренние звёзды, прищурился. — Я попрошу у отца её руки.

— Чьей руки? — усмехнулся товарищ, что ехал слева.

— Дочь кузнеца, — ответил тот с мечтательным вздохом. — Я поцеловал её перед тем, как уйти. Один раз. Больше я и не успел. Но если я вернусь — будет целая жизнь впереди!

— Ах, любовничек! — поддел его другой, с огромным шрамом через всё лицо. — Смотри, чтоб она тебя не забыла, пока ты тут играешься в войну.

Молодой воин не растерялся, сжав поводья крепче:
— Я верю, она дождётся меня. А если нет... ну, по крайней мере, я знал её поцелуй. Это уже награда.

Товарищи одобрительно загудели, а тот, что с шрамом, кивнул:
— Хорошая мечта, парень. А я... напьюсь до чёртиков, как вернусь. Пусть шаманы потом лечат мою голову!

— Тьфу на твою пьянь, — рассмеялся командир, подъезжая к ним. Его лицо было загорелым и покрытым шрамами от старых битв. — Сначала победим, потом будем пировать. Но знайте, кто первый вытащит свой клинок, тот получит лучший кусок мяса!

— А кто отступит — тот получит пинок под зад! — подхватил другой воин, и все разразились дружным смехом.

Впереди расстилалась бескрайняя степь, и каждый знал, что враг уже близко. Но они были детьми степей и ветра. Для них не существовало слова «страх». В их сердцах горела уверенность в победе.

— Братья! — крикнул один из воинов, поднимая копьё вверх. — Сегодня мы покажем, что значит быть детьми Тэнгри! Мы не просто воины, мы — гроза с небес!

— Мы вернёмся домой с песнями или с мечами в руках! — вторил ему другой. — А кто не вернётся... пусть духи примут его в свои степи!

На холмах вдали показались первые знамена чужаков — армия приближалась волной. Чужие доспехи сверкали под солнцем, их копья и мечи уже были наготове, и тысячи их глаз холодно смотрели на землю, которую они пришли захватить. Они пришли, чтобы сломить народ, отнять у них родину и заставить жить под властью чужих правителей.

Хутула бросил последний взгляд на своих воинов. Он знал, что каждый из них сражается за тех, кто ждёт их дома. Он поднял меч к небу, и вокруг него поднялись звуки рога, несущего их к бою. Каждый удар сердца отзывался в груди, каждая секунда приближала их к неизбежному.

—Они надеются увидеть нас сломленными, надеются услышать мольбы о пощаде. Но мы — дети степи, и наше сердце не знает покорности! Мы были рождены свободными, и ни один человек на этой земле не сможет заставить нас стать рабами. Пусть враг знает: каждый из нас стоит как гора, и смерть лучше, чем оковы! Мы выбрали свободу, и за неё мы готовы отдать свою жизнь! За свободу! За наших детей! — крикнул он, и его голос пронёсся над степью.

Всадники сорвались с места, словно буря, охватив степь. Копыта их лошадей стучали, как гром, а крики воинов разносились по полям. Они врезались в ряды врага, как волна в скалы.

Войско племён развернулось полукругом, обнимая вражеские ряды с обеих сторон, как железные клещи. Их стратегия была проста: быстрый натиск и внезапный удар по флангам, разбивая противника, как воду о камни. Они привыкли к манёвренности и скорости, умели быстро менять позиции и бить точно.

— Быстрее! Замкните ряды! — выкрикивал Хутула, направляя ряды копейщиков.

Степные лучники бросились на холмы, выстраиваясь в три линии и готовясь к залпу. Первые волны вражеской пехоты уже приближались, замедляясь, чтобы приготовиться к столкновению. Хутула дал сигнал, и воздух наполнился свистом стрел. Сотни стрел упали на врага, словно чёрный дождь, разрывая первые ряды. Крики боли и ужаса эхом разнеслись по полю, но чужаки продолжали двигаться вперёд, словно не боялись смерти.

Воины степи рванулись вперёд, натянув тетивы снова, прежде чем выпустить второй залп. Степь вмиг стала ареной кровавого месива — ряды врага разрывались, но новые и новые воины заполняли их места, наступая с неудержимой силой. Хутула держался на левом фланге, выстроив плотный ряд из копейщиков, каждый из которых знал своё дело. Они готовы были принять на себя первый удар, чтобы их братья успели обойти врага с флангов.

Когда армии столкнулись, казалось небо падало на землю. Копья вошли в броню, мечи разрезали воздух, столкновение оружия, крики и стоны эхом разносились вокруг. Хутула вёл своих воинов, разя мечом с дикой решимостью. Каждый удар был точен и неумолим, каждый взмах — смертелен. Ему некогда было думать о страхе или боли. Каждый враг, вставший на его пути, становился лишь ещё одной преградой на пути к свободе.

Битва стала похожей на смерч: солдаты падали и снова вставали, плотный строй врагов дробился под мощью удара. Первый снег на земле заливали реки крови. Мёртвые тела и отрубленные конечности накрывали поверхность плотным слоем. Запах крови становился тошнотворным.

Тем временем лучники степи, занявшие позиции на холмах, начали скоординированную атаку с флангов. Они стреляли, точно направляя залпы в уязвимые участки вражеских линий, пробивая доспехи и заставляя врага отступать. Но вторая армия отвечала стройностью и жестокостью: командиры быстро перестроили ряды, отрядив конницу, которая устремилась прямо на лучников.

Хутула, заметив это, понял опасность. Он быстро развернул часть своих войск, выстраивая барьер копейщиков, чтобы защитить лучников от внезапной атаки. Но конница была сильна и многочисленна, а они находились в невыгодном положении. Бойцы степи готовились принять удар.

— Держите строй! — крикнул он, когда первые всадники обрушились на них, их копья устремились вперёд, готовые пронзить любого, кто стоял на их пути.

Воины степи встретили врага с жестокой решимостью. Лезвия их копий пронзали тела коней и всадников, но с каждым убитым противником на их место приходили ещё двое. Битва стала ещё более ожесточённой, когда ряды начали смешиваться, и бойцы потеряли из виду своих командиров.

В какой-то момент Хутула заметил, что лошадь под ним ранили. Животное закричало и рухнуло на землю. Каган перекатился, едва успев избежать копыта, готового размозжить ему голову. Он поднялся, не выпуская меча, и бросился в гущу боя пешим.

Его руки горели от усталости, но он не позволял себе остановиться. Каждый удар меча был пропитан его любовью к семье и ненавистью к врагу, который пришёл разрушить его мир.

Бойцы степи, израненные, но несломленные, продолжали сражаться. Каждый из них знал, что это может быть их последний бой, но никто не отступал. В какой-то момент Хутула, потеряв меч, оказался окружён несколькими вражескими воинами. Он вырвал у одного из них копьё и продолжил бой, зная, что даже если он падёт, он унесёт с собой как можно больше врагов. Он был готов драться с врагом и голыми руками. Ярость застелила его разум пеленой. Облики его старших сыновей возникли у него перед глазами. Они были не просто его сыновьями — они были его гордостью, его наследниками, его мечтой о будущем. Они должны были пережить его и вести племя дальше. Вместо этого он потерял их обоих в один миг, как будто кто-то вырвал кусок его души.

Как же это.. Детям не суждено покидать этот мир раньше своих родителей.

Тулун: Тот, кто должен был вести племя дальше. Тулун был старшим. Его предназначение было ясным с самого рождения: он должен был стать каганом. Тулун никогда не подводил. Серьёзный, молчаливый, всегда погружённый в мысли о будущем племени. Он не был склонен к веселью, как Эрхэмбаяр, но в нём была уверенность, которая притягивала других.

Тулун учился всему быстро: искусству боя, переговорам, управлению племенем. В те моменты, когда Хутула сомневался, как поступить, он мысленно советовался с сыном, который был его гордостью, его мечтой о будущем племени.

— "Отец, я справлюсь," — однажды сказал Тулун, когда они обсуждали сложное решение. Его голос был твёрдым, в нём звучало обещание.

Но он не справился. Враг убил его прежде, чем он успел стать тем, кем должен был стать. Он умер там, среди крови и пепла, с мечом в руке и сломанными стрелами под ногами. Но это была не та смерть, которую Хутула желал для своего сына.

Эрхэмбаяр был другим. Он был огнём, светом и ветром степи. Там, где Тулун был сдержанным и строгим, Эрхэмбаяр был свободным и непредсказуемым. В каждом его движении была жизнь. Он смеялся громче всех, скакал быстрее всех и всегда находил способ превратить любой день в праздник.

— "Я ещё докажу, что могу быть не хуже Тулуна!" — смеялся он, отталкивая брата с дружеской насмешкой.

Хутула знал, что в глубине души Эрхэмбаяр всегда искал одобрения отца и старшего брата, хотя не показывал этого. Но он был тем, кто напоминал всем, что жизнь — это не только долг, но и радость. И он погиб, сражаясь, шёл ли он в бой с улыбкой и намерением победить в тот момент? Или в последний миг он испугался?

Эта мысль была невыносима. "Что, если он умер, думая, что я недостаточно гордился им?" — мучительно билось в голове кагана.

Они оба ушли. И с их уходом всё рухнуло. Хутула оставался жив, но жизнь медленно теряла смысл. Он должен был умереть раньше них. Так должно было быть. Родители должны уходить первыми. А теперь он остался здесь — пустой, словно дерево без ветвей.

Он вспоминал, как держал их на руках, когда они были младенцами, как учил их скакать на лошадях и натягивать тетиву лука. Эти воспоминания были сладкой и невыносимой мукой одновременно. Они были рядом с ним каждый день его жизни. И теперь их больше не было.

"Вы должны были жить, а я должен был уйти первым," — думал он снова и снова. Но судьба распорядилась иначе, и он знал, что не сможет простить себе этого никогда.

— Вы не отнимете нашу свободу! — закричал каган, повалив ещё одного противника.

Рядом с ним сражались его воины — те, кто остался верен до конца, кто не отступил, даже видя, что их шансы ничтожно малы.

Бой длился долгие часы. Когда солнце начало клониться к закату, воины степи оказались на грани. Их ряды были разорваны, но каждый из них продолжал биться. Хутула, истекающий кровью, снова и снова поднимался, вставая между своими воинами и врагом. Он – вождь. Он ни за что не останется в тылу, когда его люди кладут жизни в сражении с недругом.

Великий хан врезался в ряды врагов, разя копьём всех, кто встал на его пути. Его тело горело от ран, но он продолжал сражаться. И пусть он больше не вернётся домой, но он умрёт, как воин.

В разгар боя его мысли неожиданно унеслись к Амаржаргал. Он видел её в своих мыслях такой же, как в тот день, когда они впервые встретились: её тёплая улыбка, её взгляд, полный света.

— "Я верю, что ты всегда вернёшься," — говорила она когда-то, касаясь его лица.

"Если сегодня я погибну, я найду тебя там, за горизонтом," — подумал он, вонзая остриё копья в очередного врага.

Он стоял один, окружённый врагами, но не чувствовал страха. В этот момент страх больше не имел над ним власти.

Вспышки стали, крики, удары копыт. Ветер гнал по полю пыль и кровь, но Хутула был спокоен. Он чувствовал приближение конца, и этот конец казался ему освобождением.

Копьё в его руках ломалось, но он всё равно сражался. Левую руку пронзила стрела, кровь стекала по пальцам, но он продолжал держаться. Он бился, как волк, загнанный в угол.

"Ещё немного, — думал он. — Ещё один удар, ещё один враг." Но врагов было слишком много. И силы покидали его.

Раны жгли, но боль не беспокоила его больше. Он чувствовал, что его время истекает.

И в эти последние минуты его разум наполнили мысли о ней.

Он видел её в каждой вспышке памяти. Её лицо, когда она впервые встретила его у края степи, в тот миг, когда ветер развевал её чёрные волосы. Тогда он понял, что потерял своё сердце навсегда.

Она была из другого племени, мирного соседа, с которым их народ связывали долгие годы дружбы. Они встретились на большом летнем празднике много лет назад.

— "Ты вернёшься, Хутула," — шептала она каждый раз, когда он уходил. Её слова были для него якорем в этом бурном мире. Но теперь она больше не ждала его. Она покинула этот мир, оставив его одного, как листья, упавшие с дерева перед зимой.

Он помнил её смех. Лёгкий, как шёпот ветра. Она была его утешением, его домом.

Он вспомнил, как она гладила его лицо в ночной тишине, когда он не мог уснуть.
— "Ты вернёшься, потому что я буду ждать."

Он держал её руку в тот день, когда её дыхание стало прерывистым, а потом затихло навсегда. Он закрыл её глаза, и в тот миг ему показалось, что с её уходом умерла и часть его самого.

Первый удар был в бок, второй — в грудь. Он почувствовал, как жизнь покидает его, утекая с каждым выдохом. Но боли не было. Был только холод. Сломанное копьё выскользнуло из окровавленных пальцев, и он упал на землю, опираясь на одно колено. Кровь стекала из ран, с каждой каплей унося жизнь, но разум был ясным. Он был готов встретить смерть.

Перед глазами снова вспыхнули образы Амаржаргал. Её лицо — не в последний день, когда смерть пришла за ней, а в те моменты, когда она была полна жизни. Её глаза светились добротой и любовью, когда она смотрела на него после долгого дня, её руки успокаивали, как ветер перед дождём.

В последний раз он вспомнил, как она поила его чаем с молоком в их шатре, укрывшись от холодного ветра, как она касалась его лица перед каждым боем и говорила: "Я всегда буду рядом, даже если нас разлучит степь."

Он почувствовал, как это воспоминание обнимает его, укутывает теплом, словно её руки снова обвили его плечи. И в этот миг он понял: смерть не пугает его. Она лишь мост, ведущий к той, кого он любил больше жизни.

— "Я иду, Амаржаргал," — прошептал он, опускаясь на спину. Небо над ним было серым, но теперь оно не казалось таким пустым.

Каган Хутула лежал на земле, чувствуя, как холод заползает в его тело. Но вместе с этим холодом пришло и долгожданное спокойствие. Он больше не был каганом, не был воином. Он был просто человеком, который любил и был любим.

Ветер степи прошёлся по его лицу, унося последние слова: "Я иду к тебе."

Он закрыл глаза и увидел её. Амаржаргал стояла на краю бескрайнего поля, её волосы развевались на ветру, как в тот самый первый день. Она улыбалась ему, и её взгляд был полон света.

В эту последнюю секунду, когда дыхание покинуло его грудь, он понял, что нашёл покой. В этот раз он действительно вернётся домой к любимой.

Ветер унёс его последний выдох в бескрайнюю степь, туда, где не было боли, страха и войны. Только любовь и тишина.

Мэн Юэ есть что сказать:

На небе стало на тысячи звёзд больше. Каганплемени Тэнгрин, самого сильного в степях, теперь среди них. Спасибо чточитаете мою новеллу. Я действительно очень благодарна.