Золотая яма

Сурабуга – это деревенька, расположенная близ границы с Суэном, одно из немногих отдалённых поселений, где жители не жалуются на жизнь, не строчат жалобы и не бунтуют. Именно это когда-то давно показалось Ахлис Энин странным...

А вот Никиасу, напротив, пришёлся по душе и гостеприимный улыбчивый хозяин, приветливо распахнувший врата своего дома для делегации ордена, и весёлое застолье, устроенное в их честь, и нескончаемые забавные истории, льющиеся бурной рекой из уст того же мужчины. Правда, принц слегка удивился, когда увидел, что помимо нелюдимой Ахлис Энин с вечернего мероприятия быстро скрылся и главный заводила их компании – Кай.

Никиас, поглощая тёмно-гранатовое сладкое вино, без труда расслабился и с удовольствием посвятил всё свое время разговорчивому мужчине во главе стола, с интересом спрашивая, как здесь живётся простому народу и как к их деревне относятся власти. Порадовавшись ответам и выслушав с дюжину баек, Его Высочество отправился почивать, чтобы утром с новыми силами отправиться на прогулку, необходимую для того, чтобы перебить горечь от предыдущей деревни.

Так и случилось.

Захватив с собой за компанию Йена, очень недовольного из-за того, что его постоянно отдаляют от Его Высочества, Никиас поспешил пройтись меж одноэтажных милых домиков, почти не встречаясь на своём пути с деревенскими, которые, судя по всему, в этот час были заняты делом. Всё вокруг выглядело ухоженно и красиво: здания были выстроены как из дерева, так и из камня; кое-где располагались длинные крытые павильоны, где, как решил принц, наверняка выращивали фрукты или овощи; какие-то улицы даже были спрятаны под навесами, опирающимися на осиновые столбики.

«Вот это да! Далеко не в каждой деревне встретишь столько построек! Похлопотать о том, чтобы люди не мокли во время прогулок – вот в высшей мере забота о простых жителях», – именно так подумал принц, завидев непривычные сельской местности крыши. Однако подойти к ним молодой человек не успел, так как зацепился взглядом за десяток шатров, расположенных неподалёку от крайних улочек.

– Неужели там ярмарка? – повеселел Никиас. – Йен, пойдём посмотрим.

Все те страшные думы, кои были навеяны Его Высочеству наставницей, рассеялись вмиг. Конечно, не везде людям живётся сладко, но в таких случаях от собственной несостоятельности обыватели часто начинают винить всех вокруг, преувеличивать недостатки и даже клеветать ради личной выгоды. Вот, к примеру, предыдущая деревня. Ну что жители сделали, чтобы улучшить свою жизнь? Взбунтовались? Убили девушку ради какого-то божества? Вздор! Работать нужно, и всё бы в жизни наладилось, а они всё графа ругают. Придумали своей лени имя: «Безысходность», поверили в это, да и вздыхают теперь, смирившись. Девушку только жалко, выросла среди фанатиков...

Но вот же! Сурабуга! На самом отшибе страны! И процветает эта деревня! Люди здесь здоровые, розовощёкие, весёлые, работают много и друг для друга стараются! На властителей не клевещут, ни на кого напраслину не возводят, дев молодых на стогах не режут, поэтому и живут припеваючи! От безделья все эти стенания!

А глава Энин просто на императора обозлилась! Она же уроженка восточных земель, где испокон веков чтили род Шике. Её недовольство властью вполне объяснимо: очень сложно простить тех, кто отдал распоряжение о казни твоих кумиров, богов среди людей. Да и Шике хороши! Подняли восстание против государя, собрали многотысячную армию и думали, что всё с рук сойдёт из-за древнего родства? Как бы не так! У великого канцлера целая сеть первоклассных шпионов, поэтому он сумел вовремя остановить подобное безобразие среди восточных дворян. Истинный герой отечества, на которого следует равняться! А глава Энин – просто обозлённая из-за казней аристократка, не признающая вины своих земляков!

Стоит отметить, что принц не был до конца уверен, принадлежит ли его учитель дворянскому сословию, так как на востоке благородных родов было неисчислимое множество, всех он доподлинно не знал, но машинально отнёс Ахлис Энин к представителям знати по внешним признакам: длинным блестящим волосам, чистейшей бледной коже, продолговатым овальным ногтям, часто скрытым под золотыми украшениями в виде прямых когтей.

Йен с неясной тревогой следил за переменным блеском в глазах своего господина, тянущего его всё ближе к пёстрым шатрам, где суетливо бегали люди, ржали запряжённые в телеги кобылы и раздавался хохот. Йену не показалось это место ярмаркой, скорее полевой кухней: мужики разделывали мясо, женщины носились с котелками, где-то виднелись костры.

Йен хотел было высказать своё предположение принцу, но Никиас, занятый вихрем мыслей, прибавил шагу и поспешил воодушевлённо обратиться к средних лет женщине, сидящей за столиком под шатром:

– Добрый день! Чем торгуете?

Она быстро глянула на форму адептов знаменитого ордена, сверкнула глазами и вскочила, услужливо улыбаясь:

– Пирожки печём, молодой господин, давайте я Вам заверну.

– С вишней есть? – сверкнул улыбкой тот.

– Только с мясом, мы ж на много деревень готовим, сейчас вон повезут всё, – указала женщина рукой на обозы.

Никиас наконец обратил внимание на то, что шатры, принятые им за ярмарку, оказались просто местом отправки провизии, никого из покупателей и в помине не было. Запах варившихся в котелках аппетитных кусочков приятно щекотал ноздри, призывая попробовать кушанья.

Не успевший позавтракать принц, сглотнул:

– Откуда у вас столько мяса, если сразу на несколько деревень хватает? – спросил он, уже предвкушающе поглядывая на заботливо разложенные пред ним пирожки.

Жилка на женском лице чуть дёрнулась, свидетельствуя о секундной заминке, однако та быстро рассмеялась и вновь указала на мужчин, готовившихся к отбытию.

– Охотники у нас прекрасные, гляньте, какие широкоплечие, сильные, на всякую дичь ходят, – хихикала она.

– Это хорошо, – покивал молодой человек, – заверните мне немного, с удовольствием попробую.

Назначенная за свёрток пирожков цена заставила стоявшего рядом Йена вскинуть брови, а вот принца вовсе не удивила: мясо достаётся не так легко, значит, платить надо куда больше.

Компания из двух человек неспешно двинулась обратно, Никиас предложил слуге отведать местные кушанья, но получив отказ, пожал плечами и начал аккуратно пробовать горячий пирожок. Нежнейшее тесто, окружающее сладковатую начинку, напоминающую более всего телятину, практически таяло на языке.

– Зря отказываешься, Йен, – довольно улыбнулся принц. – Это очень вкусно.

– Благодарю, Ваше Высочество, я не голоден. Лучше скажите, как Вам здесь?

– Я восхищён! – воскликнул Никиас. – Посмотри, какая здесь благодать! Люди какие добрые!

– Цены выше среднего, – тихо добавил слуга.

– Ну и пусть, – махнул рукой Его Высочество, отправляя в рот ещё один пирожок. – Я очень рад, что рядом с границей есть такое чудесное место.

– С границей? – удивился Йен. – Что Вам там глава Энин наговорила, пока меня рядом не было? Она опять желчью исходила на власть в Великой Империи? Да эту сумасше...

– Остановись, – выставил перед собой ладонь Никиас, – воздержись от оскорблений, это неприлично.

Йен проглотил остаток фразы, но вдруг повернулся, заслышав возглас:

– Молодой господин!

Голос принадлежал запыхавшейся женщине, продавшей им пирожки. Она догнала ребят и вручила принцу оставленный на столе кошель.

– Вы забыли, – пояснила та.

Довольству Его Высочества не было предела, он принялся долго, витиевато и сердечно благодарить женщину, немного отупело уставившуюся в ответ на тонну похвалы в адрес и себя, и Сурабуги.

Решив, что с благодарностью покончено, принц кивнул и развернулся, однако быстро спохватившаяся жительница придержала его за локоть.

– Благодарность – это хорошо, мне приятны слова молодого господина, но...

Далее она выжидающе уставилась на Никиаса, будто что-то должно было стать ясным.

– Но? – предложил ей продолжить принц, совершенно не понимая, что от него хотят.

– За доброе дело, как говорится, полагается и награда, – приняла смущённый вид та.

– Ты! – тихо возмутился Йен.

Его Высочество ещё мгновение осмысливал сказанное, но наконец всё понял, заливисто рассмеялся и раскрыл кошель. Достав пару золотых монет, бывших в ходу лишь у высшего общества, он, очаровательно улыбаясь, протянул их округлившей глаза женщине.

– Впервые слышу такое выражение, спасибо, что просветили.

«Вознаградив» горе-торговку, Никиас уволок с собой Йена, возмущавшегося из-за расточительности принца, а женщина провожала алчущим взором спешащих прочь молодых людей, шёпотом костеря себя на все лады за несообразительность и пряча меж грудей золото, споро обёрнутое платком.

– Ваше Высочество, нельзя же так! А если государь назначит Вас управлять каким-нибудь городом, также будете расходовать бюджет? Это неразумно!

Никиас, жуя вкусный и, как сказал Йен, дорогущий пирожок, невозмутимо выслушивал нравоучения, скользя взглядом по ряду домов.

– Не назначит, – спокойно заметил он. – Из всех принцев только трое удостоились такой чести, до меня вряд ли очередь дойдёт.

– Вас могли бы приставить к бывшим землям Ахена! – не унимался слуга, припомнив родину матери Его Высочества.

– Йен, – снисходительно улыбнулся Никиас, – отнеси, пожалуйста, мои вещи, а я пока пройдусь, – он протянул кошель и свёрток с пирожками, оставив себе лишь один.

Слуга вздохнул, но, разумеется, приняв предложенное, поплёлся к дому мужчины, по всем законам гостеприимства распахнувшего свои двери для путников.

Его Высочество же неторопливо пошагал по деревне, уже не концентрируя взгляд на чём-то, а скорее размышляя обо всём, что с ним приключилось за время поездки.

Во-первых, из-за своей импульсивности он убил человека...

Принц поёжился при воспоминании об этом. Говорят, что сделанного не воротишь, теперь же Никиас познал смысл этого выражения на собственном опыте. Чувство вины пустило свои жалящие корни в его нутро, болезненно свивая кокон где-то в груди. Никогда прежде ему не приходилось испытывать такое отвращение к себе и никогда ещё ошибки принца не были непоправимы. К сожалению, время вспять повернуть нельзя, можно только лишь сделать выводы.

Он передёрнул плечами и продолжил прогулку по открытой широкой улице, постепенно покрывающейся пятнышками дождя, прибивающего дорожную пыль.

Во-вторых, он узнал несколько занимательных исторических теорий...

В Императорском ордене, где принц учился раньше, происхождение демонов никак не объяснялось, мол, есть они и есть, люди тоже есть, а как появились лишь богам ведомо. Поэтому версия учителя показалась Никиасу крайне правдоподобной. А вот что до трёх великих кланов...

Местами теория главы Энин совпадала с действительностью, однако договор с демонами, тёмный путь Шиэлле, причина порицания тёмных магов – эти вещи точно не могли произойти в реальности! Никиас был готов согласиться и с тем, что моральный облик первого императора выходил весьма неоднозначным, и с тем, что драконье происхождение его рода являлось вымыслом. Однако остальное – досужая ересь.

Небосвод, словно ножом, прорезало молнией, вскоре громыхнуло.

В-третьих, он до сих пор не понимал, как относиться к явлению ритуальных убийств...

С одной стороны, религии очень важны, каждый человек имеет право верить во что он хочет, да и государство Юи всегда поддерживало идею о терпимости к разного рода верованиям, а значит нет в них ничего дурного. Только вот, с другой стороны, божество Огаташу хочет, чтобы с ним в мир мёртвых отправился человек. И для людей, верящих в силу Огаташу, убийство – уже не убийство, а подарок их любимому божеству. Да и сам «подарок» не противится и не просит ему помочь, наоборот, соглашается. Никиас искренне был озадачен данной ситуацией уже второй день.

Дожевав пирожок, принц, прячась от разыгравшегося дождя, прошёл через крытую улочку в неосвещённый павильон, устланный снизу песком, всё ещё пребывая мыслями где-то далеко.

В-четвёртых, какая же всё-таки прекрасная эта деревенька...

Теперь Никиаса посетила мысль о прекращении обучения в ордене и возвращении домой. Он прибыл на восток, желая понять, отчего же тёмный путь настолько порицаем, поэтому сознательно выбрал именно ту школу, в которой изучаются осуждаемые на западе искусства, а при избрании наставника твердил, что желает видеть в учителях только руководителя этой самой школы. Принц долго пытался подступиться к Ахлис Энин, почерпнуть из её речей что-то важное для себя, и в этом смысле первое задание стало весьма показательным. Наставница планомерно вносила в его разум смуту, рассказывая всякие очерняющие властителей небылицы, обличая несуществующие пороки общества и всё сильнее продавливая свои точки зрения. Она настолько преуспела в данном занятии, что Никиасу уже всё вокруг казалось ложным, но здесь... в Сурабуге... он прозрел. Его Высочество наконец увидел всё таким, какое оно есть. Глухая деревушка, от которой до Суэна на лошадях скакать около часа, смогла развеять весь тот лживый туман в его сознании.

Принц, бредя по павильону, споткнулся.

Только вот он сразу же окаменел, услышав снизу ругательства на суэнском.

– Смотри, куда идёшь, прояви хоть какое-то милосердие! Ходит тут и пинает! Все вы звери! Уроды! Ублюдки, чтоб вас всех демоны драли! Извращенцы!

Никиас просто хлопал глазами, совершенно не понимая, что происходит, кто это говорит и где этот человек.

Сбросив оцепенение, он наскоро сплёл заклятие света, чтобы в этом тёмном протяжённом помещении разглядеть хоть что-то.

– Ну и чего ты вылупился, скотина? – продолжали ругаться на понятном принцу суэнском.

На Никиаса грозно смотрела юношеская голова, торчащая из песка.

Голова.

В песке.

А тело?

– Ты совсем дурной? Хватит светить! – пискляво загорланила на принца голова.

– По-почему ты здесь? – заикаясь, спросил молодой человек, переходя на другой язык.

Голова удивилась:

– Так ты наш? Вызволи меня отсюда, всеми богами заклинаю! – слёзы покатились по грязным щекам.

Капли дождя нещадно барабанили по крыше павильона, выстукивая один им известный ритм. Раскаты грома учащались, раздавался страшный грохот, словно боги вздумали опрокинуть небо на грешную землю.

– Что произошло? – до сих пор пребывая в шоке спросил Его Высочество, на что голова разрыдалась.

Никиас наконец смог пошевелиться. Он осмотрелся и обомлел...

Рядом было ещё три головы. Не двигающиеся. Не ругающиеся. Не рыдающие.

Молодой человек бессознательно дёрнулся назад, но через мгновение поглубже вдохнул, сжал кулак, раня ноготками нежную кожу, и попытался сплести новое заклятие, чтобы осветить целый павильон. Пришлось приложить много энергии, однако...

Как только холодный свет взвился белым дымком к потолку и разошёлся в стороны, подобно лучам солнца, Никиас пришёл в ужас.

Сотни голов торчали из песка, местами обагрённого кровью. Практически ни единым движением они не отреагировали на появление мощного источника света.

Горло, словно обхватили когтистой рукой, подступила паника, набатом ударившая в уши. Воздух совершенно не хотел проникать в лёгкие.

Это люди...

Люди, закопанные по горло в песок...

– За что? – дрожащим шёпотом произнёс он.

– Имперским мразям на гаремы, – зашёлся в вое юноша. – Ни за что! За их извращённые потребности! Да помоги ты уже, чего застыл?!

– Гаремы... какие гаремы? – Никиас, холодея внутри и почти не слыша ответа, оглядывал россыпь трупов, тщетно стараясь найти в их лицах хоть что-то, похожее на жизнь.

Взгляд глаз цвета ясного неба столкнулся с глазами цвета грозового облака, обращёнными вверх и замершими навеки. Юноша перед смертью откинул голову назад, а очи, которые должны были быть пустыми, даже в посмертии сохранили острое и пронзительное отчаяние.

Справа от него покоился рыжеволосый паренёк, чей аккуратный нос испещрила россыпь поцелуев солнца, спрятавшегося ныне от стыда за людей.

«Какой молодой», – промелькнуло в мыслях принца, заледеневшего от ужаса.

Никиас вновь попятился, но споткнулся об ещё одну голову, в этот раз рухнув на горячий песок. Дезориентировано оглядевшись, принц узрел прямо перед собой мальчишеский лик, заботливо окаймлённый каштановыми кудряшками.

Никиас не заорал только потому, что и голосовые связки, и руки, и ноги, словно парализовало. Он мог лишь вглядываться в лицо ребёнка, крича внутри...

«Почему?!»

С силой повернув шею, Его Высочество обратил мутный взгляд на остальной павильон.

Мертвы. Вокруг одни трупы.

Сотни юношей, у которых были родители, братья, сёстры, теперь мертвы.

Сотни потенциальных отцов и мужей, у которых были те, кого они любили, мертвы.

Сотни тех, кто даже моложе принца.

Тех, кто ещё не успел пожить.

– Евнухи этим тварям нужны, видите ли, других в гаремы их блядские не берут. Ненавижу! Чтоб их также перекромсали!

– Так вас... – подал хриплый голос принц.

– Уроды неграмотные! Ещё и в песок засунули! Нет бы лекарств каких взять! Калечат и не лечат!

Никиаса била дрожь, происходящее казалось каким-то страшным сном, но тут рыдания прекратились.

Суэнский юноша прислушался и быстро сказал:

– Туши свет!

Принц, находясь в смятенном состоянии, даже не успел ничего обдумать, но сделал, как было сказано.

Вскоре, несмотря на шум дождя, послышались шаги нескольких людей, на другом конце павильона отворились двери. В образовавшемся проёме царственный взор почему-то сначала зацепился за огромную, исходящую трубами печь, а уже потом за визитёров. Его Высочество, будто что-то обожгло: впереди всех со свечей в руке пружинистым шагом и с широкой улыбкой шествовал хозяин дома, в котором принц остановился вместе со всеми. Мужчина, как и вчера во время застолья, сыпал шутками и веселил спутников, ведя их к трупам.

– Вон тех заберите! Совсем свеженькие, – мужчина, словно нахваливал рыбу на рынке, а не указывал на мёртвые тела.

– Нам бы помоложе, – заметила тучная женщина.

– Да-да, своим-то ты молоденьких отдаёшь, чтоб мясо понежнее было, а нам? – добавил второй.

– Мы ж платить готовы, – присоединился и третий визитёр.

Мужчина, приведший их в павильон, заливисто расхохотался:

– Так выбирайте, я ж не против. Ребята сейчас придут да откопают кого скажете.

Он приглашающе указал рукой.

Никиас проводил взглядом покупателей, счастливо побежавших выбирать наиболее подходящий товар, и быстро зашептал голове рядом с собой:

– Объясни в конце концов, что здесь происходит?

– Я из Суэна, из деревни рядом с границей с этими тварями. Одним утром просто проснулся связанный и с мешком на голове. Нас эти уроды сюда привезли, девок сразу продали, а парней... – он скривил рот. – Кастрировали в общем, а чтоб всё зажило поскорее в горячий песок закопали. Суки! Лекарства не додумались достать, а печку свою издевательскую – додумались!

Смачно сплюнув, суэнский юноша продолжил:

– Кто выжил – их на продажу евнухами, а всех остальных эти ублюдки на обед пускают. Видите ли, им со свининой пирожки не угодили, из нас надо лепить.

Никиаса замутило.

– Они... – Его Высочество постарался подавить рвотный позыв. – Они едят людей?

– А на что, по-твоему, те твари себе трупы присматривают? – огрызнулся юноша, – драть их? Хотя я уже и этому не удивлюсь, имперские...

Что сказал он дальше, принц не слышал, потому что сложился пополам от жуткого спазма. Его Императорское Высочество совершенно не по-императорски выблёвывал приготовленные из человечины блюда. Никиаса рвало недавними пирожками: кусочки мяса, смешанные с так понравившимся нежным тестом в неприятную кашицу, выходили сгустками. Глаза покраснели от натуги, вмиг раскрасившись алыми молниями и вспышками. Боль ударила в голову, а его всё продолжало рвать. Месиво из пирожков, съеденных натощак, уже давно обвалялось в песке, но Его Высочество не отпускали рвотные позывы. Желудок, будто скукожился изюмом, сжался, словно в судороге. Наружу теперь выходила лишь желчь – единственное, что осталось.

У Никиаса настолько разболелась голова, что он даже не заметил, как был схвачен за волосы.

– На кой ты сюда влез, маг? – мужчина, ещё вчера показавшийся приятнейшим собеседником, больно дёрнул принца, оттягивая голову назад.

По лицу Никиаса текли слёзы, в горле всё ещё стоял ком, алая одежда Школы Тёмных искусств была запятнана ошмётками еды и песка.

– И зачем вы сюда припёрлись, – цокнул мужчина и, поднеся к лицу принца свечу, прошёлся изучающим взглядом по чертам. – А ты ничего, ладный бы товар вышел, а впрочем... – он что-то прикинул в уме, – одним больше, одним меньше, не обеднеет ваш орден.

В мертвенной тиши павильона звякнули металлические оковы.

– Как знал, специально на магов взял, ха-ха.

Примечания:

Голову-матершилку заказывали?