Золотая яма

Отведав кушанья, приготовленные адептами на природе, сытые ученики во главе с учителем счастливо разошлись по повозкам, болтая о разном. Следующей остановкой стала деревня, принявшая путников после долгой дороги, прошедшей на удивление мирно, возможно, потому что Ахлис отправила Йена куда подальше от отведённого ей транспортного средства.

Время было уже позднее, небеса окрасились мелкой россыпью звёзд, поэтому, быстро перекусив, уставшие ребята отправились спать, надеясь, что на это утро не услышат боя барабанов.

Однако боги, судя по всему, рассудили иначе. Ритмичные удары в бубен раздавались по всей деревне, возвещая о празднестве. Оказывается, сегодня жители благодарили местное божество урожая, поэтому радостно и шумно потянулись в поля.

Конечно, мероприятие не могло не заинтересовать Никиаса.

Его Высочество, не изменяя себе, отправился на удовлетворяющую любопытство прогулку, чтобы узнать побольше о том, как живёт приютившая их деревня, пока остальные адепты готовились к отбытию.

Куда ни кинь взор – везде сияли поля, напоминающие растёкшееся к горизонту тусклое золото, засеянное яровыми культурами. Принцу очень нравилось наблюдать за природой, и местная картина, даже с учётом пасмурного неба, не была исключением. Светлые глаза блеснули довольством, однако быстро потухли, столкнувшись с определённым контрастом.

Нахмурившись, Никиас стал замечать больше деталей, не пришедшихся ему по душе. Местами гнилые обветшалые срубы, наполовину отсутствующая крыша у одного дома и полностью обвалившаяся у другого. Вот у строения стена заменилась опорной балкой, а вот у общего деревенского амбара дыры закрылись стогами сена.

Запах гнилых досок наконец настиг чувствительного к ощущениям принца, подошедшего ближе к постройкам. Более того сей «аромат» теперь не хотел покидать молодого человека, забив ноздри и, как бы привлекая к себе всё внимание.

В его голове промелькнуло с десяток мыслей относительно причин подобной разрухи, но не успели они оформиться, как взгляд Никиаса зацепился за толпу деревенских жителей, наконец дошедших до столов, расставленных в поле.

Принц, желая узнать обо всём поподробнее, отправился к людям. Один из упомянутых столов прямо на глазах Его Высочества покосился, но какой-то мужчина успел быстро заменить сломавшуюся ножку тонковатым брёвнышком.

Про себя молодой человек отметил, что сейчас жители выглядят на порядок лучше. Вчера же, обведя их беглым взором, он обратил внимание на грязные робы, прохудившиеся портки и на одежду, сшитую из множества лоскутов тряпья. Однако теперь наряды выглядели чисто и опрятно, у кого-то даже позвякивали в причёсках простецкие украшения. Тем не менее, это всё ещё было довольно скромно.

Подойдя ближе, Никиас услышал весёлые разговоры, жизнерадостные голоса и уверенные молитвы. Какая-то женщина, опустившись на колени, раскладывала перед собой куриные яйца, что-то приговаривая, другая – сплетала из пшеничных колосьев маленького лохматого человечка.

Осмотрев столы, молодой человек вновь подивился, завидев то, что он поначалу принял за одиноко стоявший торт, на деле оказавшийся большим куском хлеба цилиндрической формы. Остальные блюда также были весьма скудны.

«Даже пьяное застолье с соучениками было в разы достойнее этого празднества», – подметил тот.

Неподалёку стояла необычная пара: девушка в белом платье, более всего напоминавшем простыню, и молодой мужчина в самой качественной и роскошной здесь рубахе, расшитой грязновато-жёлтыми нитями, которые при иных условиях наверняка бы были золотистыми.

Они принимали поздравления от жителей и счастливо улыбались, правда, Никиасу показалось, что девушка немного нервничала – она часто теребила косу, а мышцы осунувшегося лица сами собой дёргались.

Единственным, кто не возносил молитвы и не веселился вместе с толпой, был старец, присевший в сторонке на брёвнышко и обративший очи к небу. Почему-то принцу до зуда в ногах захотелось подойти именно к этому человеку, вызвавшему у Никиаса интерес и некую странную симпатию.

– Здравствуйте, – чуть поклонился молодой человек.

Старец отвлекся от созерцания природы и перевёл на юнца свои замутнённые очи, когда-то лучащиеся небесным цветом.

– Садись, милок, – хрипло ответствовал дедушка. – Чай, из колдунов будешь?

Почесав бороду, он кивнул на алые одежды, развевающиеся на ветру.

– Верно.

Никиас не стал поправлять собеседника, а просто расслабленно опустился на соседнее бревно, служившее стулом:

– Можете, пожалуйста, рассказать, почему дома у вас настолько запущенные? Признаться, пройдясь, я был поражён.

Принц старался быть вежливым, однако даже предположить не мог, что сам его вопрос может быть оскорбительным. Тем не менее старец отнёсся к речам гостя лояльно и отчасти безразлично.

– Дерева нет на ремонт, – он кашлянул.

– Разве нельзя арендовать леса под вырубку?

Старец лениво сощурился:

– Серебра много за это. Всё денег стоит.

– Но вы же собираете много урожая, даже сейчас мы находимся в огромном поле, а оно ведь не единственное. Денег с продаж должно хватать и на дерево, и на...

– Милок, так и было раньше, – перебил дед. – Давно ещё, когда на свете отца моего не было. Тогда – да-а-а. А потом что? Война.

Старец зашёлся в приступе кашля, но вскоре продолжил:

– Пришли, говорят: «Теперь вы другим отписаны. Вы теперь к империи относитесь». Так-то! Вот с тех пор земля перестала быть нашей, графская она теперь, а мы так, для налогов пахать, а самим не жрать.

– Погодите, – встрял Его Высочество. – Даже если и так, учитывая максимальную ставку, вам всё равно должно оставаться очень много богатств.

Старец каркающе рассмеялся.

– Ты ведь не из деревни, да? Вижу, что нет, бледный больно. Так это ж со многими деревнями нынче так, не мы одни такие страдальцы. Землю-то забрали, а за использование налогами обложили, да ещё и поднимают их всё время. Говорят ещё: «Плати или дом новый ищи». Так-то! А ты мне тут про максимумы какие... взятка – вот весь максимум. Платим столько, что остаётся только на пропитание.

– Взятка? Вы можете сходить в управу ближайшего города и подать жалобу. Например, Вы можете подать документ о...

Старик снова то ли рассмеялся, то ли закашлялся, чем поставил принца в ступор.

– Хорошо ты считаешь, милок. Давай-ка посчитай, что же графу выгодней: взятку проверяющим дать и при деньгах наших остаться или поясок потуже затянуть и всё по совести сделать? Мы ж жаловались, бумаги носили, по нескольким городам проехались, вот в одном...

Голос пожилого человека был медленным, хриплым и тихим, принц невольно начал пропускать его речи мимо ушей, засмотревшись на сдвинувшуюся толпу, засеменившую к сваленным в кучу стогам сена. Только сейчас Никиас заметил, что стариков в поле больше не было, только лишь его собеседник, внезапно приковавший к себе всё внимание сына императора парой слов:

– Тогда взбунтовались все, не только наша деревня, но и многие другие.

Никиас оторопел, он хотел что-то спросить или возразить, но слова так и не сорвались с языка, поэтому тот продолжил слушать.

– Хотя люди просто за справедливостью пришли. Вот дядьку Укина помню, он тогда вилы захватил на всякий случай, хороший мужик был, пирогами меня угощал...

Его Высочество с отсутствующим выражением лица выслушал абсолютно не нужную ему информацию о каком-то дядьке Укине, про себя раздражаясь, что старец отошёл от темы.

– Так этот урод графский сразу давай выше писать*, мол вооружённый мятеж, пришлите помощь. А сверху и прислали, – дед почесал бороду и дёрнул плечами. – Помню, как посреди деревни все старшие висели гнили, захочу – не забуду. А вот про...

Старец пустился в рассуждения, но Никиас уже ничего не слышал. Ужас и шок сплелись в его голове в эту секунду.

«Закон защищает каждого человека!»

«Законы нужно чтить и уважать!»

«Закон – это основа мира!»

Он впитал уважение к власти и столпам правопорядка чуть ли не с молоком матери. Ему твердили это учителя, во всех красках рассказывали книги. Но...

Разве это похоже на защиту? Несправедливое обвинение и виселица разве похожи на защиту простых граждан?

Единственный на всю деревню старик сейчас рассказывает историю своей жизни, громко опрокидывая что-то в глубине души молодого принца. Неужели этот старик врёт? Или врали учителя?

Почему вообще в последние дни Никиасу кажется, что он оглушённой мухой барахтается в паутине лжи и не видит самого паука?

Почему сейчас всякая мысль, действие и знание ощущаются шаткими, ненадёжными и вызывающими сомнения?

Заполонившие голову мысли сильно взволновали принца, отчего тот вскочил и, торопливо поблагодарив старца, быстрыми шагами отправился к толпе, стараясь в это время собраться и успокоиться.

Дед лишь с едва уловимой горечью закончил свою речь, так и не дошедшую до слуха Никиаса:

– С тех пор наш ритуал стал отчаяннее...

Приближаясь к жителям деревни, славившим божество стихами и песенками, принц заметил, что все люди окружили совсем небольшой стог недавно собранной пшеницы, красовавшийся в центре поля. На нём лежала та самая девушка в белом платье, державшемся на лёгеньком узелке. Острые плечи чуть обнажились, отчего Никиас смутился, однако он никак не ожидал, что всё только начинается.

Мужчина в «роскошной» рубахе надел необычную маску. Два лика, расположенные в области глаз переходили в пару длинных шерстяных бородок, а сверху из той же шерсти возвышалась настоящая грива. Человек, похоже, примеривший образ двуликого божества, подошёл к снопу пшеницы и, приглушённым голосом прочитав короткую молитву, протянул руки к женщине. Аккуратно развязав узелок и освободив спутницу из объятий льняной ткани, он коснулся маской её губ, имитируя поцелуй. Толпа радовалась, продолжая сыпать восхвалениями, однако Никиас оторопел. Не столько из-за наготы девушки, сколько из-за плачевного состояния её тела: отчётливо проступал каждый позвонок, торчали рёбра.

«Как скелет», – нервно промелькнуло в голове Его Высочества.

Мужчина тоже принялся раздеваться, не тронув лишь маску. Нависнув над девушкой, он развёл её ноги шире и направил свой орган внутрь, начиная медленно вбиваться в податливое тело.

Никиас за время поездки на задание уже сбился со счёту, сколько раз был потрясён до глубины души. Этот случай не стал исключением.

«Вмешаться», – вот первый порыв, возникший у молодого человека, однако оглядывая радостную толпу и припоминая произошедшее в Енье, Его Высочество быстро задвинул куда подальше свою импульсивность, а вскоре и вовсе получил подтверждение, что его заступничество здесь никому не нужно.

Девушка, ни капли не смущаясь, громко и часто стонала на всё поле, а вскоре и вовсе перехватила инициативу в любовном занятии, оседлав бедра двуликого.

– Вы где пропа-а-а... а, о-о-о, – Кай, подошедший сзади и закинувший руку на плечо принца, заставил Никиаса аж подскочить от неожиданности.

Главный ученик, хохотнув, наконец собрал звуки в слова:

– Ваше Высочество, мы Вас заждались. Идёмте.

И быстренько, не давая прийти в себя, развернул соученика к деревне, хватая под локоть и утягивая в сторону повозок.

– Ну, не ожидал от Вас... – протянул Кай, а затем, что-то быстро обдумав, склонился к покрасневшему товарищу и зашептал. – Слушайте, если так поглазеть хочется, то у меня есть с собой парочка книжек, могу одолжить. Необязательно же вживую смотреть, задерживая...

– Кай! – вскричал Никиас, обеими руками оттолкнув от себя юношу.

Злость, смущение, стыд и возмущение смешались в данную секунду, отчего обычно бледное царственное лицо стало напоминать сваренного в кипятке рака.

– Я не на это пришёл смотреть!

– Простите-простите, – в знак поражения выставив перед собой ладони, отозвался главный ученик. – Но если что, книги внутри...

– Кай, нет!

– Всё-всё, молчу, – посмеивался тот.

– Зачем они вообще это делают? Прямо перед всеми...

– Ну-у, люди часто занимаются этим, чтобы...

Никиас, пуще покраснев, отвесил лёгкий подзатыльник захохотавшему Каю.

– Да шучу я! Это ритуал!

– В честь урожайного божества? – уточнил очевидное принц.

– Ага, люди делятся с ним первым урожаем и другими продуктами, а также благодарят за всё, что выросло. То, что Вы видели – это и подношение, и имитация насыщения земли, что-то из разряда: «Оплодотвори женщину – оплодотворишь и почву».

Они уже подошли к железной троице, и, рассевшись по местам, Никиас вновь вздрогнул, услышав теперь вопрос и от наставницы:

– Понравилось зрелище? – ехидство так и сквозило. – Жаль, что не досмотрел, в конце самое интересное.

Игнорируя пробежавшие по спине мурашки, принц взял себя в руки, не желая проигрывать в этом словесном поединке. Одного поражения Каю было на сегодня достаточно.

– А Вам такое интересно?

– Напротив, – незамедлительно отозвалась женщина, – человеческие жертвоприношения во имя несуществующих богов не вызывают во мне ничего, кроме отторжения.

– Жертвоприношения?

Защитный лёд в глазах Его Высочества чуть оттаял, уступая место заинтересованности:

– Жертва – это девственность? – из-за того, что он, движимый любопытством, говорил подобное наставнице, Никиас запнулся и покраснел ещё сильнее, чем при Кае.

Ахлис наклонила голову набок:

– В спокойное время, может, и девственность, но сейчас, как видишь, людям весьма тяжко. Поэтому, когда я говорю «человеческие жертвоприношения», я и имею в виду жизнь... смерть... убийство, – словно ребёнку, проговорила та, – как тебе угодно.

Молодой человек побледнел.

– Понятно.

Никиас отвернулся к окну, стараясь осознать услышанное, но не успел он предаться думам, как со стороны водителя раздался стук, а за ним последовал голос Кая:

– Ваше Высочество, в ящике, справа.

Принц захотел в эту секунду телепортироваться в отцовский кабинет, чтобы схватить тяжёлый арбалет и прострелить клятую стенку, за которой сидел главный ученик, чтоб его!

Ахлис, в условиях данной фантазии собственной персоной отделяющая Никиаса от цели, насмешливо глянула на молодого человека и потянулась в указанном направлении.

В этот момент всё внутри него забило тревогу, тело дёрнулось раньше, чем он успел осознать. Принц отбросил руку Ахлис и ногами заблокировал наставнице доступ к ящику.

Женщина машинально скривилась, но быстро натянула любимую ехидную маску.

– Что такое, Ваше Высочество? Не хотите насладиться литературой? – слова были похожи на откровенную издёвку. – Нет, Вы всё же почитайте, почитайте. Будет очень полезно.

– Глава Энин, я потом почитаю. Там просто карта местности...

– Ваше Высочество, я настаиваю, – напирала она.

– Глава Энин, пожалуйста... – жалобно посмотрел он.

Ахлис, игнорируя взгляд подопечного, порывисто и больно отпихнула мешающиеся ноги подальше от ящика, дёрнула за ручку и потянулась к нужному чтиву.

Неведомо, что руководило Никиасом, но он в мгновение ока схапал книжонку и выкинул ту в окно, лишь в последний момент замечая сверкнувшие искры золотистой плети.

Что ж... варёным раком его лицо сегодня уже побывало, значит, пришло время царственной физиономии сделаться похожей на сморщившийся маринованный помидор.

– Наставница, не надо... – в последний раз попытался принц, но, увидев, как женщина невозмутимо отозвала свой Дар и с видом победителя помахала книжкой, сдался. Поражение так поражение!

– Давайте почитаем вместе, Ваше Высочество, – она раскрыла книгу и, притворно удивившись, заметила. – О, тут даже есть иллюстрации.

Никиас помассировал пальцами небольшую горбинку носа, как бы демонстрируя головную боль:

– Я этого не вынесу.

– Отчего же? – подняла бровь Ахлис. – Как по мне, Вам просто необходимо теперь это прочесть.

Принц в имитации лицевого массажа добавил вторую руку, чтобы побольше отгородиться от учителя и не выдавать с потрохами крайнюю степень собственного смущения.

Глава Энин пару раз кашлянула, настроилась и начала декламировать:

– Урожайное божество Огаташу имеет две формы: живую и мёртвую. Считается, что в течение года Огаташу умирает и возрождается, и от того, как он проведёт отпущенное время в каждом из двух миров зависит плодородность земли. С середины осени Огаташу уходит на покой, забирая все дары людей, веселиться всю зиму среди усопших, хвастая достижениями, а весной возвращается к людям с гневом или милостью, проявляющейся в виде урожая.

Ахлис перевернула пару страниц и, найдя нужный момент, продолжила:

– Ритуал соития двуликого божества Огаташу с женщиной, которую он заберёт с собой в мир мёртвых, отняв жизнь в подвластных ему полях...

Поняв, что братец-Огаташу спас Его Высочество от дикого смущения, Никиас натянул серьёзную мину, поправил воротник и, спокойно дослушав, уверенно молвил:

– Вот видите, глава Энин. Обычная книга, стоило ли оно того?

Женщина аж опешила от такой наглости. Будто не этот щенок ещё минуту назад в мольбах здесь рассыпался! В общем, она не оценила подобной перемены, поэтому, громко захлопнув книжку, швырнула её в наглеца:

– Читай побольше – не выставишь себя идиотом, – одёрнула рукава. – Жду от тебя подробный пересказ о суэнских обычаях.

Принц, чуть не получивший многострадальной литературой по носу, торопливо подхватил книжонку и уткнулся в неё, вновь желая спрятаться от этой женщины.

А вечно прекрасное небо наконец громыхнуло и пошло разветвлёнными трещинами, гоня людей прочь с полей и проливая горючие слёзы о деве, раскрасившей нежные пшеничные колосья алым.

Из-за разыгравшейся грозы Никиас Шимиа не мог сосредоточиться.

Окна пришлось закрыть, поэтому стало казаться, что пространства в повозке сделалось ещё меньше, что, конечно, после сегодняшнего причиняло некий дискомфорт.

Увесистая книга, рассказывающая о юго-восточном регионе, уже до смерти ему надоела.

Наобум раскрыв страницу, принц пробежался взглядом по строчкам и наткнулся на обряды народов, проживающих ближе всего к срединным землям. Когда-то в тех местах располагалось ныне павшее государство Ахен, откуда происходила матушка Никиаса – первая принцесса, ставшая наложницей императора.

Мама часто рассказывала о традициях своего народа, пела бархатным голосом душевные колыбельные, учила языку.

А маленький Ники с упоением слушал...

Среди светлых гостиных, усеянных шёлком и мягкими коврами, он впитывал легенды и сказания, которые никогда не мог найти в книгах.

Ники всегда любил делиться чем-то увлекательным со старшими сёстрами, заботящимися о младшем брате и непременно окутывающими его теплом, поэтому старался запомнить каждое матушкино слово и позже поведать обо всём им.

Будучи маленьким, принц никогда не переживал о том, что не близок с братьями, будь то такие же дети наложниц, как Первый, Второй, Четвёртый и Пятый принц или сыновья императрицы – Третий и Седьмой принц. Тогда они казались ему такими взрослыми, статными, серьёзными, что Ники совершенно не знал, как к ним подступиться. Однако постоянно находясь в окружении мамы и милых сестриц, любовно затискивающих Ники, тот был безмерно счастлив и не обременён ненужными мыслями. Десятая принцесса обожала наряжать братика, Одиннадцатая и Двенадцатая – играться с его волосами и пробовать различные причёски, Тринадцатая – всегда звала порезвиться в оранжерее. Восьмая принцесса привила любовь к живописи и самостоятельно обучала молодого принца искусству изображения пейзажей, Девятая – показала, как должна выглядеть каллиграфия и как сделать каждую букву шедевром.

Ники помнил, как расплакался прямо на свадьбе Восьмой принцессы. В ту секунду ему казалось, что они больше никогда не увидятся, что теперь не будет никаких походов в художественные галереи, что они не сядут на большие качели и не попробуют вместе свежеиспечённые вишнёвые булочки.

Старшие принцы тогда тихо посмеивались над чувствительностью младшего, а вот сестрица, оправив алые свадебные одежды, подхватила на руки братишку, успокоила его и пообещала не пропадать, сказала, что будет жить совсем рядом с дворцом, значит, Ники всегда сможет навестить её.

Мальчик поверил сестрице, поэтому отныне слуги частенько сбивались с ног, подготавливая экипаж для поездки Его Высочества.

Затем узами брака связала себя сначала Девятая, а затем и Двенадцатая принцесса. На их свадьбах, принц, конечно, уже не исходил слезами, но тем не менее внутренне сильно грустил. Особенно, возвращаясь во внутренние залы дворца, которые теперь казались ему неправильными, лишёнными чего-то родного, он чувствовал, что всё меняется. А он? Наверное, он тоже должен...

Однако странные и неясные изменения принц почувствовал в себе через много лет только по приезде в восточный орден. Тогда, получая письма от родных, он искренне радовался, узнав, что и Тринадцатая принцесса вышла замуж за молодого герцога, а также удивился, прочитав, что он теперь в императорской семье не самый младший, ведь родился еще и Пятнадцатый принц.

Какая всё-таки прекрасная у него семья... молодой человек очень соскучился по ним.

И по матушкиным объятьям, и по непоседливым сестрицам, и...

Воспоминания накатывали плавно, нежным приливом.

Ласковые грёзы невесомо огладили Никиаса, отчего тот сладко уснул прямо с книгой в руках. Ахлис недовольно зыркнула на это безобразие и вернулась к работе.

– Наставница, – негромко позвал Кай.

– Что такое? – стараясь не повышать тон, отозвалась женщина.

– Мне тут интересно стало, а почему Вы их ритуал-то дурацкий не остановили? Обычно...

– Обычно никто сам помирать не хочет, – перебила она. – А эту девку даже если и вытащить, другая сама на её место встанет.

Главный ученик помолчал пару минут и вновь обратился к учителю:

– Я сверился с маршрутом и...

– Ну, – поторопила Ахлис.

– Скорее всего придётся заночевать в Сурабуге.

Взгляд главы Энин тупо завис. Остановился в одной точке. В мозг будто разом впрыснули всю доступную информацию об этом месте. Замершая с чертежами в одной руке и кистями в другой, Ахлис напоминала немного комичную статую. Выйдя из ступора, отложив работы, обессиленно откинувшись на сидениях и помассировав виски, женщина абсолютно искренне и честно выразила своё мнение относительно их будущего места остановки:

– Пиздец.

Примечания:

От автора: – В меня кинули какашку за то, что в примечаниях тусуются персонажи, которые пока не появляются в сюжете, поэтому сегодня забудем о них.

Ахлис Энин: – Правильно! Один настырный наглец уже в край распоясался! Пусть подумает над своим поведением!

Социальный опрос: – «Чего вы боитесь?»

Никиас Шимиа: – Ну-у, не знаю... наверное, я боюсь не сделать ничего важного и полезного за всю жизнь.

Кай Сорхо: – Я в Вас верю! Учитесь, старайтесь, и всё обязательно получится!

«Чего вы боитесь?»

Кай Сорхо: – Я боюсь потерять близких. Боюсь оказаться бесполезным. И наверное, я боюсь, что дорогие мне люди будут несчастны.

Ахлис Энин: – Какая глупая детская самоотверженность...

Ахлис Энин: – Ладно, его просто хорошо воспитали.

«Чего вы боитесь?»

Ахлис Энин: – Меня пугают люди, которые по жизни руководствуются не логикой, а какой-то ересью.

Составители социального опроса: – Это же не честный ответ?

Ахлис Энин: – Отчего же? Знаете, сколько по миру таких идиотов ходит? А бед-то от них сколько! Всем бы головы скрутила (* ^ ω ^).

*Отправить письмо можно тремя способами: живой птицей, механической птицей, посыльным. В данном случае граф использовал крылатого почтальона.