Золотая яма

Ударившие по ушам звуки улицы только усугубляли тревожное состояние Никиаса, прогоняя того как можно дальше от скоплений людей. Неожиданно сильные, противоречивые и удушающие эмоции охватили всё его естество, они нарастали, расширялись и давили на принца.

Никиас, рвано шагая прочь, даже не замечал, как в тёплый летний день дрожит, как намокли ресницы, как испачкался рукав при неудачном повороте в переулок. Воздух поступал в лёгкие урывками. В целом, дышать было тяжело, так что Его Высочество постоянно дёргал ворот.

Принцу казалось, что он слышит голоса людей, всю жизнь втолковывающих Никиасу, кто он такой.

«Наивный».

Так говорили братья, с которыми он делился идеями.

«Глупый».

И это тоже говорили братья. Только особенно задиристые.

«Слабый».

А вот это однажды Никиас услышал от отца, правда, совершенно случайно.

«Бесполезный».

Тоже было сказано устами великого императора.

«Наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный».

Но почему? Почему они говорили такие вещи? Никиас ведь очень старался в учёбе, впервые услышав от братьев, что он идиот. Его Высочество не вылезал из библиотеки, проглатывая книгу за книгой, трудился на занятиях с учителями... так почему? Что ему нужно делать?

«Наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный».

Разве Никиас виноват в том, что родился не с таким высоким магическим потенциалом, как, например, Третий принц? Разве выбирал стать слабым? Разве не прилагал вдвое больше усилий для развития способностей?

«Наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный».

Почему на все попытки помочь с государственными делами император лишь мягко улыбался, гладил его по волосам и переводил тему? Никиас всё время рвался к народу, чтобы чем-то помочь, что-то узнать и усовершенствовать. Он же делал это во благо! Хотел принести пользу и отцу, и стране, так почему он бесполезный?

«Наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный-наивный-глупый-слабый-бесполезный».

Почему все ведут себя так, словно знают что-то, чего он в упор не видит? Почему называют наивным? Наверное, он и впрямь наивный...

«Ваше Высочество, вы так милы и очаровательны».

«Вы всегда так галантны и учтивы».

«Ваша одежда всегда так красива и идеальна».

«Вашим золотистым локонам позавидует любая красавица».

Но какой от этого прок? Какую пользу могут принести изысканные манеры и аккуратные прически? Почему его хвалят, словно женщину? Какое ему дело до очарования и красоты? Почему его видят таким?

Виски пульсировали с бешеной силой. Принц присел на корточки и схватился за голову, чуть покачиваясь взад-вперёд.

Если его видят таким... значит ли?

Значит ли, что он и впрямь такой?

А если... он не хочет?

Не хочет слышать от отца, братьев, наставницы все эти оскорбления, которые, возможно, и не оскорбления вовсе? Вдруг это правда?

Голову, словно сковал обруч. Никиасу вспомнились слова матушки, долго отговаривавшей сына от поездки в восточный орден:

«Мой милый, зачем тебе это? В столице есть всё, чего ты только пожелаешь. Любые учителя с радостью посетят дворец ради тебя, аристократы выстроятся в очередь, чтобы развеселить тебя, так зачем? Для чего ты рвёшься на другой конец света в оплот греха и порока? Эти люди уже давно потеряли человеческий облик, используя свои противоестественные практики, что травмируют душу и разум. Всем известно, что тёмный путь – это зло. Самоубийство! В древности их вешали как преступников! Прошу, откажись от своей затеи».

А кто-то выражался короче:

«Зачем Вам учёба? Вы же принц! Просто наслаждайтесь жизнью».

В том-то и дело! Он принц! Пусть и Четырнадцатый... но даже будучи таким наивным, глупым, слабым, бесполезным, он хотел помогать. Никиас жаждал избавиться от ярма недалёкого избалованного мальчишки, но...

Всё, что он делал, это ошибался.

На занятиях в ордене, выслушивая очередную гневную отповедь от учителя. В выводах и суждениях, за что непременно получал от главы Энин упрёки. В словах и действиях. В людях...

В себе?

Сейчас Никиас вновь ошибся.

И неужели ещё не привык? Почему так стыдно? Почему где-то внутри боль раздирает и рвёт?

Если бы он мог сейчас встретить того раба, то обязательно подошёл бы, искренне попросил прощения, накормил, вылечил, одел, помог. Скорее всего тот раб бы, завидев принца, бухнулся на колени и сам начал просить прощения, умолял бы оставить в живых. Никиас бы постарался его успокоить, сказал бы, что следовало просто поговорить, докопаться до правды, а не судить по внешнему виду и сразу атаковать.

Его Высочество дал бы ему мазь от ран... нет, нет, принц не носит её с собой, этим занимается слуга. Купил! Он купил бы ему лекарства, еды, нормальной одежды, вместо рваного тряпья, что клочьями свисает вниз.

Никиас бы помог ему скрыться и начать новую жизнь! Ту, где нет места предрассудкам относительно положения и происхождения, ту, где он волен быть, кем пожелает сам, ту, где его не будут судить по одёжке.

Он... он. Кто этот «он»? Раб или принц?

Никиас с силой потёр лицо в попытке прийти в себя. Постепенно к нему начали возвращаться чувства, пространство стало ощущаться реальным, обрело чёткость.

Его Высочество почувствовал холод на плечах, осмотрел себя и понял, что промок. На улице шёл дождь, который, похоже, и смог привести мысли в норму. Никиас прислонился к стене, прикрыл глаза и обратился к дыхательной технике для полного успокоения.

К концу практики он понял, что капли больше не попадают по лицу. Веки разомкнулись, глаза изучали широкую шляпу с белыми шторками, закрывшую его от дождя...

– Наплакался?

Непривычно широкая улыбка озарила лицо Никиаса, медленно отлепившегося от стены:

– Наставница!

Она встряхнула головной убор и отошла на пару шагов:

– В столице вы все больно хрупкие и нежные. Смотри, не помри от простуды.

Никиас проследил, как глава Энин надела шляпу и развернулась, пригладил промокшие волосы и порывисто спросил:

– Прошу, скажите, где я могу найти того человека?

Ахлис, со всех сторон укрытая тканями, замерла и еле слышно промолвила:

– Хочешь купить?

– Нет-нет! Я бы хотел извиниться, помочь... я и впрямь был не прав.

С минуту Ахлис молчала, застыв прекрасной алой статуей, но потом расправила плечи и произнесла:

– Он умер. Голод и энергетический удар сделали своё дело. Ты не сможешь попросить прощения.

***

Холодные слова главы Энин ещё долгое время раздавались в сознании принца, подобно раскатам грома. Даже когда вереница повозок уже спешила в следующий город, мчась по потемневшим от дождя широким мощёным дорогам и порой подскакивая на камнях, Никиас продолжал задумчиво смотреть в одну точку.

Окошки пришлось закрыть из-за лёгкой мороси и ветра, которые, словно играясь с путниками, то усиливались, то стихали. Погода вообще удивляла переменчивостью.

Йен, не посвящённый в недавние перипетии, не мог созерцать пейзаж, поэтому развлекал себя лишь разглядыванием двух пассажиров – Ахлис, продолжавшей чтение, да Никиаса, погружённого в глубокие думы. Промучившись пару часов в тишине, изредка разбавляемой звуками природы, он решил вновь попытаться разговорить наставницу своего господина, избрав по завязке беседы стратегию принца:

– Уважаемая глава Энин, что Вы читаете?

Ахлис поджала губы и проигнорировала вопрос. Парень наивно подумал, что слишком тихо обратился, поэтому поспешил повысить тон:

– Глава Энин, Вы меня слышите?

– Нет, – невозмутимо прошелестело в повозке.

Женщина перевернула страницу, а Йен заканючил:

– Почему Вы всегда так издеваетесь над своими учениками?

Она хмыкнула:

– Я-то издеваюсь? Интересно, как именно. К тому же, ты не мой личный ученик. Да и вообще не ученик. Они, в отличие от тебя, в школе учатся, а не ходят хвостом за принцем.

Йен возмутился, но предпочёл развить мысль:

– А я говорил не о себе. Вы разве не видите, какое среди нас царит уныние? Старейшины своих учеников подбадривают, а Вы? В ордене без конца ругаете Его Высочество за каждую мелочь, а сейчас не отрываетесь от книг, – он вдруг смолк и задумался, а затем предположил. – Или же между вами что-то произошло?

Последняя фраза вывела Никиаса из состояния забальзамированной лягушки. Его Высочество непонимающе захлопал глазами, не зная, как реагировать. Зато Ахлис знала. Не меняясь в лице, она елейно протянула:

– Какие, однако, зверские издевательства – книги, – и, 7 сбросив приторную маску, с каменным лицом спросила. – Я похожа на няньку?

– По-вашему, другие старейшины ведут себя, как няньки?

– О, да-а-а. Многие из них готовы вам сопли подтирать, вместо того чтобы учить.

– Вот уж не знал, что безмолвие дарует разум, – пробурчал куда-то себе под нос Йен.

– Разумеется, не знал. Низкий уровень интеллектуальных способностей, отсутствие эрудиции, неспособность мыслить шире и глубже делают тебя идиотом. Поэтому неудивительно, что ты вряд ли сталкивался с великолепной литературой, вышедшей из-под пера, например, аяхтинских монахов, практикующих познание мира через путь безмолвия, или старейшин Школы Боевых искусств, основавших в далёком прошлом путь совершенствования тела через практики молчания. Не будем забывать и о Маате Фуэ, гениальном инженере, что от рождения был немым. И теперь даже такой недалёкий ребёнок, как ты, может с комфортом ехать в механической повозке, на разработку которой в своё время этот человек потратил три года жизни.

Никиас, недавно вынырнувший из глубинных размышлений, расслабленно выдохнул, поняв, что знаком с каждым примером наставницы. Это значит, что он не попадает в категорию идиотов? Да?

А вот Йен обозлился и процедил:

– Видимо, на монахов с калеками Вы и променяли традиционные методики обучения.

Принц подался вперёд, поспешив вмешаться:

– Глава Энин, пожалуйста, простите грубость моего слуги. Он не понимает, что говорит.

Женщина глянула на то, как Его Высочество сжал локоть Йена, и, вернувшись к книге, обыденным тоном бросила:

– Что толку обижаться на убогих?

Слуга протяжно задышал, но под взглядом Никиаса постарался успокоиться. Впрочем, затишье продлилось недолго. Едва заслышав, что дождь перестал барабанить по крыше повозки, Йен распахнул окно и принялся впитывать красу пейзажа. Мимо проносились раскидистые ясени, невысокие липы с листочками-сердечками, немногочисленные лужайки с россыпью белоснежных цветов.

Улыбнувшись мягким солнечным лучикам и позабыв о недавнем инциденте, Йен восторженно воскликнул:

– Посмотрите, как красиво! Как вам погода?

Обернувшись, парень заметил, что принц продолжает гипнотизировать стенку. А вот Ахлис Энин глубоко вдохнула. Аккуратно отложив книгу, она уставилась на слугу с обманчиво нежной улыбкой.

– Чудесная погода, ты так не считаешь?

– Вот! Именно так! Воздух кажется чище и приятней. А ещё смотреть, как капли падают с листьев, как ласточки вылетают из укрытий и...

– И сейчас, определённо, самое время этим всем насладиться, – перебила парня Ахлис.

Она схватила беднягу за ворот, пнула дверцу и вышвырнула вон надоевшего адепта, после чего преспокойно усела обратно, достав флягу с водой и платок, чтобы протереть ладони. Никиас на это лишь глубоко вздохнул и покачал головой.

Кай в это время почувствовал потерю багажа, осмотрелся, но, поняв, что ничего ценного не вывалилось, с чистой совестью продолжил управлять процессией. Один лишь бедный Йен пару раз кувыркнулся снаружи, после чего спешно принялся догонять уезжающую вереницу повозок. Как следует набрав скорость, он смог зацепиться за перила последней и суетливо влететь внутрь.

Когда Йен, испачканный дождевой водой и дорожной грязью, с налипшими, словно куриные перья, листьями по всей форме, предстал взору сидевших там учеников, часть ребят расхохоталась, а часть сочувствующе протянула полотенце и воду, понимающе уточнив:

– Энин?

– Да, – недовольно отрезал пострадавший.

Шло время, размеренный скрип повозок продолжался. Летящие клином журавли, какое-то время сопровождавшие процессию, возможно, видели, как, не уступая птицам в скорости, движутся непонятные железные коробки на колёсах, как вдалеке тянутся небольшие деревеньки и как пасутся в полях овцы, рассеивающиеся по зелёным просторам причудливыми пушистыми облаками.

Вскоре их пути разошлись. Журавли продолжили спешить на юг, а повозки постепенно свернули западнее, со временем встречая сумрак ночи и подбираясь к городу, готовому одарить радушием и теплом.

Город, надо сказать, был во много раз меньше Еньи. Добротная старая крепость с дюжиной башенок встречала процессию раскрытыми арочными вратами, возле которых дежурили караульные. Приметив эмблемы именитого ордена, те вежливо предложили остановиться магам в поместье градоправителя.

Из окошка повозки виднелись невысокие деревянные дома с выступающими на локоть вперёд двускатными крышами и резными карнизами. Мелькали огоньки декорированных фонариков, кажется, счастливо подмигивающих путникам.

Затормозив возле довольно скромного для градоправителя поместья, железная троица первым делом выпустила наружу Ахлис Энин. К удивлению учеников, торопливо вываливающихся из транспорта, она мягко улыбнулась и поспешила поздороваться с главой города, вышедшего поприветствовать гостей. Вскоре они скрылись внутри дома, ведя учтивую и приятную беседу.

Слуги, которых можно было принять за свободных граждан (настолько они выглядели здорово и опрятно), были рабами, бросившимися помогать адептам с переносом вещей. Вышедший из повозки принц расслабленно вдохнул прохладный ночной воздух и выпустил объёмное облачко пара, тут же устремившееся ввысь. Негромкое механическое гудение, к которому за время путешествия все успели привыкнуть, стихло. Никиас хотел было найти Йена, но услышал оклик.

– Ваше Высочество, уделите мне минутку.

Кай аккуратно закинул руку на плечо принца и дружелюбно заговорил:

– Вы немного осмотрелись во время пути? Скажите, очень милое место на просторах Великой Империи, м?

Никиас неопределённо повёл плечами то ли, не зная, что ответить, то ли в попытке сбросить руку главного ученика. Кай невозмутимо продолжил.

– А знаете, чем знаменит этот чудесный городок?

Признаться, принц даже не знал названия этого городка, но предпочёл спокойно ответить отрицательно. Кай широко улыбнулся:

– Замечательно! Главное, по моему мнению, здешнее достояние – это пиво! Видите ли, я часто попадал сюда и каждым визитом остался чрезвычайно доволен. В Енье мы бы не успели распробовать все прелести местной культуры, что Вам как человеку столичному было бы крайне интересно, но зде-е-есь...

Юноша сопроводил завлекающий тон жестом – обвёл рукой поместье градоправителя:

– Зде-е-есь Вы сможете познакомиться с отменнейшим, бесподобным пивом, – он мечтательно зажмурился, но вдруг добавил. – Кажется, сегодня Вы изрядно вымотались. Вот и поправим настроеньице. Ну как?

Кай подмигнул Его Высочеству, нетерпеливо ожидая согласия. Никиас же мазнул взглядом по грязному и нерешительно мнущемуся неподалёку Йену и мягко снял с себя чужую конечность.

– Спасибо за приглашение. Мы с удовольствием присоединимся через часок.

– Прекрасно! – хлопнул в ладоши Кай и вновь запрыгнул в повозку.

– А ты куда? – недоумённо спросил Никиас.

– Как куда? За пивом, – из салона показалась счастливая голова. – Не будем же мы опустошать хозяйский погреб?

С этими словами гудение возобновилось, и одна повозка бодро полетела прочь. Принц удивлённо хмыкнул, в очередной раз поражаясь прыти главного ученика, и направился к Йену.

Слуга возмущённо смотрел вслед умчавшемуся Каю.

– Ну что, пойдём? – устало обратился Никиас.

– Да как же мы без вещей-то пойдём, Ваше Высочество? Этот шустрила всё с собой увёз!

Принц пару раз моргнул, а потом рассмеялся, похлопывая Йена по спине и направляя его в сторону входа:

– Ничего страшного, потом принесём. Я мечтаю хоть немного полежать на кровати, а не на этих сидениях.

Спустя время, разобравшись с вещами и немного отдохнув, молодые люди вошли в гостевую столовую, где уже находилась шумная хмельная компания. Завидев количество бочонков, привезенное, судя по всему, главным учеником, Никиас чуть не присвистнул. Похоже, юноша заполнил весь салон алкоголем, иначе как объяснить пятиуровневую пирамидку, сложенную на широком круглом столе?

Заметив принца, Кай незамедлительно подхватил поднос с обещанным напитком и направился в сторону соученика:

– Ва-а-аше Высочество, а мы Вас заждались. Скорее-скорее, присаживайтесь, попробуйте. Не пожалеете!

Сорхо, проявляя чудеса гибкости и ловкости, тянул под локоть Никиаса к свободным местам одной рукой, второй – удерживал над головой посудину с расхваленным алкоголем, а также умудрялся быстро лавировать меж товарищей, мебели и пустых бочонков, поставленных на пол.

Принц с улыбкой принял две кружки, протянув одну Йену, присел за стол рядом с другими подвыпившими учениками и слегка повёл носом, привыкая к запаху алкоголя, исходящему от товарищей. Никиас не был ни ценителем, ни тем более любителем хмельных напитков, но, сделав глоток, определённо готов был увезти с собой парочку сосудов с этим пивом.

Весёлые пузырьки, как стайки активных маленьких утят, развлекающихся на глади воды, мягко скользнули вместе с напитком, напоминающим расплавленное золото, сначала по языку, одаривая его сладостью, а затем и по пищеводу, позднее принося послевкусие с лёгкой ноткой горчинки.

Кай, ожидавший реакции Его Высочества, заметил, что принцу пришлось по душе «здешнее достояние» и принялся щебетать:

– Его готовят из проса, ямса и ячменя. Ещё добавляют разных растений, причём, вроде и клубни, и траву. Не обманул я Вас? Вкусно ведь?

Принц согласно кивнул и отхлебнул ещё, в то время как Кай отвлёкся на кого-то и упорхнул в другой конец столовой. Оказывается, юношу вызвали на состязание по выпивке. Никиас немного поговорил с Йеном, но позднее стал прислушиваться к разговору соучеников, чтобы поскорее влиться в атмосферу. Вскоре он уловил чей-то смех.

– А помнишь, как эти дикари верещали, когда мертвецы убежали?

– Ха! Столько храбриться, расхаживать с гордым видом да мечом всем под нос тыкать, а на деле? Пугливые девки.

– Вот и я о том же! От воинов только слово и осталось.

– Ну-у, – вмешался третий, – сражаются-то они нормально, сам видел, другое дело, что пугливые до демонов*.

– Кого там пугаться-то? Я тебя умоляю, тоже мне страх нашёлся какой. Есть трупак обычный. Бегает да разваливается иногда. И что?

– Вот-вот! А они поди и не видели такого никогда, не зря ж дикарями назвали, а?

– Что за дикари? – внезапно поинтересовался Никиас.

Не ожидавшие вопроса принца соученики чуть вздрогнули, но один из них резво заговорил:

– Ох, Ваше Высочество! Это ещё давно в ордене повелось. У каждой школы есть название.

– Или несколько, – подхватил другой. – Шуточные и, как Вы понимаете, неофициальные. Вы, верно, не слышали об этом.

– Дикари – это первая Школа Боевых искусств. Их ещё называют баранами, ха-ха. Какое из названий появилось раньше непонятно, но по-моему подходят оба. Все как на подбор упёртые, драчливые, задиристые грубияны.

Никиас был озадачен, но и заинтересован:

– И кто же придумал эти довольно обидные прозвища?

– Ох, этого мы не знаем, да и вряд ли кто-то действительно в курсе, – почесал затылок собеседник.

– Ваше Высочество, у меня идея, – из ниоткуда возник Кай.

Принц посмотрел на человека, с которым главный ученик состязался в выпивке и подивился – соперник отключился на столе, обнимая пустую кружку.

– Что за идея? – приподнял брови Никиас.

Кай склонил голову набок, хитро улыбаясь:

– Если Вы никогда не слышали школьных названий, то попробуйте угадать. Попадёте – пью я, а ошибётесь – пьёте Вы, м?

Нагло... нагло и заманчиво. Никиас успел остановить от возбуханий Йена, всегда готового отстаивать своего господина, отодвинул кружку и сложил руки на столе, с блеском в глазах уставившись на главного ученика.

– Что ж, давай попробуем.

*«Пугливые до демонов» – пугливые до ужаса, до чёртиков.