Кодекс Прогульщика

— Привет, как ты? — Спросил я его, но ответом была лишь тишина. — Почему ты молчишь? У нашего Прогульщика вчера случился сдвиг или что-то вроде того. Он разговаривал с каким-то новым другом. Икар не видел его, но слышал их разговор. Икар знает, это не очень красиво, подслушивать чужие разговоры. Икар знает, что ты обо мне думаешь. Но Икар не такой, правда, — я посмотрел на него, и понял, что он слеп. Он видел символы, но не меня. Зато я мог видеть его. И в виде символов, и наяву. Как смотреть на таракана сверху вниз. Таракан никогда не догадается, что ты существуешь, ведь он не может взглянуть наверх. И если даже так случится, что таракан встретиться с твоей ногой, он всё равно будет думать, что твоя нога всего лишь часть его мира. Стол, тумбочка или ещё чего. А вот таракан это и есть главный персонаж этой истории. И вот я сейчас смотрю на этого таракана, а он меня даже не видит. Тараканчик-слепыш. — Ну так что, как ты? — И говорить со мной не может. Молчит, не отвечает. Как воды в рот набрал. — Скажи что-нибудь просто вслух. Не переживай, для Икара это будет как-будто ты разговариваешь сквозь толщу воды. Но Икар всё равно тебя услышит. Просто скажи что-нибудь вслух. Скажи «привет». Сказал? Икар всё равно ничего не слышит. Странное у тебя с Икаром получается общение, ага? — А как он смешно смотрит, вот умора. Вылупил глазёнки и смотрит. Тараканишко. — Икар должен тебе кое в чём признаться. Это он создал тебя. Ты всего лишь плод его воображения. И Прогульщика тоже Икар придумал, но он то думает, что он и есть создатель всего. Хотя на самом деле такой же воображаемый как и ты! Только ты ему не говори. А то обидится. По рукам?

— Икар, что ты там делаешь?

— Кхе-кхе, да так, ничего...

— Сам с собой разговариваешь?

— Ага, ага, сам с собой, сам с собой...

Вчера мне приснился жуткий сон, как чёрная масса навечно приковала меня к постеле, а после и вовсе захватила моё тело и мой дух. И ещё этот голос. Обжигающе холодный. Голос, который принадлежал некому Безымянному. Но я его даже не помню. Видимо, придумал когда был в бреду.

— Приветствую вас, товарищи! — Вслед за мной вошёл Пётр. Мы собрались в Библиотеке, чтобы обсудить кое-что. Кое-что очень важное. Но когда я объявил созыв и пошёл искать своих подчинённых, каждого из них я застал у голой стены. Старик очень вежливо обсуждал со стеной то, сколько это ещё продлится и почему так получается. Что получается и о чём он вообще говорил сам с собой я так и не понял. Икар последовал его примеру, тоже решил предаться жаркой дискуссии со своей стеной.

Когда я вошёл, он что-то там с ней бил по рукам. Видимо, наладил контакт. Вот выдумщик.

— Итак, мои воображаемые друзья, подчёркиваю, воображаемые! — Обратился я к своей немногочисленной публике в лице Икара и Петра. — Давайте расставим все точки над i. Я существую. Вы не существуете.

Оба персонажа охотно покивали головами и миленько переглянулись. Посмотрели друг на друга так, словно два кота, которые свистнули со стола по сосиске.

— Перестаньте болтать со стенами, перестаньте разговаривать с самими собой. Я знаю, что вы там себе напридумывали. Что, мол, вы и есть главные персонажи этой истории. Но главных персонажей не может быть сразу несколько. Он только один. И это я. Усекли?

— Икар усёк, — сказал Икар.

— Разумеется, — сказал Пётр.

— Я вынужден признать, что переживаю не самый лучший период в своей и без того не пышущей радостями жизни. — Я бы сказал худший период в своей жизни. Всё настолько сложно, и в голове всё так спуталось, словно бы это и не голова вовсе, а один сплошной запутанный клубок с нитками. — Но сегодня утром мне стало несколько лучше. Я, можно сказать, пришёл в себя. Страх делает с людьми невообразимые вещи, он же и привёл меня в чувство. Я собрал вас здесь, чтобы принять ответственное решение. Так, вы меня слушаете?

— Икар слушает.

— Разумеется, разумеется.

— Так вот. Я собрал вас здесь, чтобы вы помогли мне. Последние несколько недель мне казалось, что я проваливаюсь в бездну. Наверное, так оно и было. Но сейчас я действительно понимаю, что я стою на краю пропасти. И обратной дороги уже не будет. Мой враг вовсю празднует победу, вкушает сладкие плоды любви вместо меня. Из школы меня со дня на день выгонят, если я туда не вернусь. Но возвращаться я не могу. Потому что если увижу их снова, Омута и Пиромана, потеряю самого себя. Вопрос знатокам. Что мне делать?

— В смысле «что делать»? — Насупился Икар.

— В смысле как мне решить эту проблему, начать ходить в школу и не потерять себя, Икар. Такая вот типичная проблемка современного школьника.

— К больному возвращается чувство юмора, значит, идёт на поправку, — хмыкнул Пётр и отхлебнул свежезаваренного чаю.

— А оно от меня никуда и не уходило, — я скрестил руки на груди. — Давайте, ёлы-палы. Думайте. Плохо мне, не видите? В школу попасть не могу, ибо эти двое там. Но и продолжать её так нагло прогуливать тоже. Иначе мне совсем хана. Делать то мне что?

— Так что ж ты всё болтаешь и болтаешь, — нахмурился Пётр, отложил чашку чая и принял позу глубоко задумавшегося человека. — Дай время посидеть, мозгами пораскинуть.

— Нет у меня времени сидеть, мозгами бросаться! Я все свои мозги выбросил ещё когда с Омутом встретился. Решайте, друзья. Ну решайте вы, придумайте хоть что-нибудь. Не знаю я что делать, не знаю.

— Ой-ой, говоришь, мы воображаемые, а сам к нам за помощью бежишь, — хихикнул светловолосый садовод, любитель ромашек.

— Воображаемые, — подтвердил я и начал расхаживать по комнате. — Так оно и есть. Но совет то дельный у вас для меня найдётся, хоть вы и воображаемые. Хоть какой-нибудь дайте что-ли!

И они оба замолчали, погрузившись в свои туманные думы. А я, не в силах сдерживать себя, вновь обеспокоено заходил по комнате. Завтра надо будет обязательно появиться в школе. Если не появлюсь, исключат. Это уж точно. Но больше я с этим Безымянным иметь дел не собираюсь. Не помню я, когда его придумал, но, очевидно, что его придумал я. Не мог он из воздуха появиться. Или, может, его вообще нету? Тогда всё было бы намного проще.

Я ни в чём не уверен, ничего не знаю. Ну неужели это так сложно, быть уверенным хотя бы в чём-нибудь?

— Вспомнил, — известил нас с Икаром старик. — Вспомнил один способ.

— Способ? — Зачесался затылок. Я тут же удовлетворил желание. — Что за способ?

— Добраться до правды, мальчик. То, что тебе нужно. А нужно ответить на пять вопросов.

— Пять?!

— Истинно так.

— Что за вопросы?

— Вопрос всего один, мальчик, — Пётр смерил меня взглядом. — Вопрос «почему». Но отвечать ты будешь на него пять раз. Икар, отойди. Освободи ему место. Прогульщик, наколдуй-ка себе стульчик.

Я закрыл глаза и сосредоточился. Передо мной у стены из неоткуда образовался стул.

— Садись.

Я сел. И оглянулся. Какое-то странное испытание веры. Но бежать некуда. Позади Москва.

— Это будет интересно, — ухмыльнулся Икар, обошёл нас сбоку и прижался к стене, чтоб всё видеть.

— Назови свою проблему ещё раз, мальчик, и мы узнаем, что на самом деле тебя тревожит.

— Я не могу придти в школу. Вот моя проблема.

— Почему ты не можешь придти в школу?

— Потому что... потому что там моя любимая девушка обнимается с этим уродом. Что я могу сделать?

— Тихо, вопросы здесь задаю я. Почему она с ним?

— Почему? — Этот вопрос вызвал у меня нервный смех. Улыбка коснулась моего лица, но только лишь на мгновение. — Не знаю. Наверное, потому что это их выбор. Они хотят быть друг с другом. Я ничего не могу сделать.

— Почему ничего не можешь?

— Ну, не то чтобы ничего прям не могу. Могу, но сейчас не особо.

— Это не ответ. Отвечай почему не можешь.

— Всё, хватит, мне это надоело.

Я встал со стула, но Пётр одним движением своей тяжелой руки заставил меня сесть обратно:

— Сидеть. Отвечай на вопрос.

— Ты не настоящий. Ты не можешь допытываться до меня. Ты...

— Настоящий, — закончил он. — Более чем. А теперь говори. Почему ты не можешь изменить образовавшееся положение вещей?

— Не знаю. Просто не получается.

— Не получается? — Подал голос Икар. — А ты пробовал?

Пётр махнул на него рукой, но я ответил:

— Нет, не пробовал.

— А почему не пробовал? — Старик нащупал ту самую нить, и клубок начал распутываться прямо у него на глазах.

— Потому что... ох, я об этом как-то даже и не думал, но...

— Но что? Что?!

— Я ведь так и не признался Омуту в своих чувствах.

— И последний вопрос, — клубок распутался, осталось дёрнуть за конец этой нитки. — Почему ты ей так и не признался в своих чувствах?

— Я боюсь, — сказал я, и моих щёк коснулись слёзы. — Я боюсь, что она меня отвергнет.

Икар подал голос:

— По простому говоря, ты боишься, что ей на тебя по...

— Икар!

— Икар молчит, Икар молчит...

Старик обернулся ко мне, посмотрел добрыми глазами и сказал:

— Этим вечером и этой ночью Библиотека будет в твоём полном распоряжении. Тебе надо будет написать письмо своей возлюбленной, а писательство это дело такое... трудоёмкое. Сшивать слова со словами, да так, чтоб передать нужные чувства, бывает сложнее, чем эти самые чувства пережить. Понимаешь?

— Понимаю.

— У тебя вся ночь впереди. Не торопись. Напишешь письмо сегодня, а завтра подкинешь ей в сумку. Она придёт домой, прочитает. Это будет хотя бы попытка.

— А если попытка будет неудачная?

— Лучше единица, чем нолик.

Они собрались уходить и уже обернулись ко мне спиной, но я вдруг, неожиданно для самого себя, встал и спросил:

— Почему вы мне помогаете?

— Я верю, что у тебя всё получится, мой мальчик — сказал Пётр.

— А Икар тебя просто сильно любит, — сказал Икар.

Я махнул на них рукой:

— Ладно, идите.

И они ушли, оставив меня с самим собой.

Я огляделся, как-бы примеряясь к этому месту. Прошёлся вдоль книжных стеллажей, обошёл вокруг рабочее место, как собака кружит на своей подстилке, готовясь ко сну.

Вернулся к столу, сел. Впервые за долгое время я сел писать.

Но на этот раз не стихи и не очередной рассказ, а самое настоящее письмо. Не электронное. На бумаге.