Кодекс Прогульщика

Солнце золотым диском выплывало из-за горизонта.

Кудрявые облака прорезали небесную синеву, пронизывали белёсыми нитями индиговое полотно.

А внизу вовсю распустившиеся и оттого покрасневшие бутоны в пушистых зелёных кустах. Перекрестия дорог, усыпанные штабелями стройных деревьев с пышными шапками. Земля, устеленная плотным слоем травы, точно покрывалом, дышала полной грудью, подзывала к себе насекомых и птиц.

Все цвета тонули в зелени.

Кроме синего.

Пенистые волны беспорядочно укрывали под собою друг друга, врезались, вгрызались в скалы точно звериные клыки. Их отбрасывало назад. Тысячи мелких-мелких капелек разбрызгивалось по округе.

Милые парочки ютились в закромах меж камней.

Семьи прогуливались вдоль берега со своими детьми.

Но солнце никогда не покажется больше чем на половину. Не покажется, потому что это всего лишь статичная картинка.

Я отпрянул от рабочего стола.

Эх, выглянуть бы как-нибудь в собственное окошко, да и увидеть там всё это. Когда-нибудь, ох, когда-нибудь это обязательно случится.

В комнате было душно, спёртый воздух гроздьями забивался в черепной коробке, мешал думать, заставлял перечитывать каждую строчку по три и по четыре раза, лишь бы уловить смысл прочитанного.

Тусклый предрассветный свет цвета неспелого апельсина как-то неохотно косился в мою комнату сквозь побеги жалюзь.

На столе, помимо компьютера с обвораживающей картинкой на главном экране, стояло несколько пустых банок. Огни абсолютно разных цветов и животные с единой эмоцией гнева на картинках энергетиков обещали незабываемый приток энергии.

Притока не было.

Чувствовал я себя, признаться честно, паршиво. Чтение мне никак не помогло отвлечься от тяжелых мыслей, а потому с электронной книгой пришлось попрощаться. Пусть уж лучше мелькает перед глазами милёхонький пейзажик, даже если бутафорский, но никак не скатерть однобокого беззубого текста.

Навожу стрелочкой на иконку, тыкаю на крестик. Иконка исчезает.

Этой ночью мне совсем не спалось, пришлось прибегнуть к активным действиям, лишь бы не заскучать — достать из ящика под кроватью давно забытый компьютер. Столом мне послужил подоконник, а стулом край кровати. Но эти несколько часов я всё равно провёл в терзаниях, отдавая блуждающим мыслям полный контроль над своим рассудком.

Такая уж у мыслей есть особенность:накапливаться и раздувать тебя изнутри. Пока не лопнешь как пузырь.

Лопаться у меня пока планов не было.

Энергетики меня совсем не бодрили, зато по-настоящему бодрило ожидание. Страх перед тем, что может случится. Точнее перед тем, что может не случиться.

Это было склизкое и мерзкое чувство, пропитывающие изнутри и липнувшее к органам как ириска к зубам.

Свет снаружи напирал на моё окно всё сильней и сильней. Кажется, там тоже выплывал чей-то небрежно брошенный золотой диск. Близилось утро.

Вот и отлично. Зачем вставать рано, чтобы успеть сделать все свои дела, если можно вообще не ложиться?

Глаза болели, веки опухли. Слёзы вчера жгли их напалмом. Когда прямой солнечный свет падал на них, мне приходилось прикрываться рукой.

Но плакал не я. Плакал Икар. Он слаб и беспомощен, его легко обидеть, но только не меня. И никогда я таким не был. И вовсе никогда, да?

Наскоро напялил на себя школьный свитер, сунул ключи в левый карман, телефон и наушники в правый. Если бы человечество не изобрело наушники, я бы, наверное, умер. То же самое касается и энергетиков, одним из которых я закинулся с утра.

Мне казалось, что времени у меня предостаточно, поэтому я отправился в магазинчик булочных изделий через две улицы от моего дома. Но по приходу я обнаружил полки, густо забитые всевозможными кексами, печеньями и тортами. Вот как раз последнее мне и нужно было. Действительно, какой человек не обрадуется вкусному тортику в подарок?

Омут дала мне вчера прямой намёк на то, чтобы я подошёл к ней сегодня. День влюблённых это день объединения сердец, значит, пришло моё время. Главное, не облажаться. И всё получится.

В магазине играла приятная музыка и даже диванчики мятного цвета были, на которых уставшие гости могли бы расположиться. Кто-то может назвать такой интерьер уютным, но этот «кто-то» точно не я. Знаете, есть заведения определённого типа, где вы, заказав кофе, услышите своё имя. Там вам будут приветливо улыбаться и задавать ничего не значащие милые вопросы. Вот только улыбки эти будут не настоящие. Работникам подобных заведений приказывают поступать подобным образом. И по другому они не могут.

Если придёт приятный посетитель, они ему улыбнуться, а если неприятный, то... они тоже ему улыбнуться. Так какова цена такой улыбки? Как по мне так нулевая.

Какая-то выученная вежливость.

Я лучше пойду туда, где работники показывают своё истинное отношение. И если они будут не рады меня видеть, я буду рад видеть их настоящие и честные недовольные лица. НО. Если мне улыбнуться в подобном заведении, я буду точно знать, что такая улыбка стоит тысячи улыбок из прошлых заведений.

Так что там с тортами?

Тут есть классические клубничные, ванильные, шоколадные, экзотические манговые, пироги с черникой, с вишней. Глаза разбегаются.

И зачем людям такой обширный выбор? Было бы здесь два торта, я бы сразу понял, какой подходит мне и какой я возьму, а какой брать не буду. Но их здесь около пятидесяти видов. Если не больше.

Я не знал, какое лакомство может понравится Омуту, но не хотел ошибиться с этим, поэтому потратил около часа на поиск нужного торта. Сделать окончательный выбор было тяжело, но чей-то голос внутри кричал «Ты достал, бери уже первый попавшийся и беги!».

Так я и поступил. Взял простенький кремовый тортик с зефирными шапочками по бокам. Рядом с ним за витриной стоял другой, намного круче, чёрный с ягодами, но на него мне денег не хватило. Купил, что смог. Зато карманы теперь не обременены мелочью.

Когда я наконец-то закончил с покупками и вышел на улицу, солнце поднялось намного выше, чем оно было изначально. Тогда оно почти касалось горизонта, а сейчас было оторвано от него на сантиметров тридцать пять. Или больше.

По дороге я вспомнил, что забыл написать открытку. Милая надпись с признанием на бумажке в виде сердечка. В школе организовывали что-то вроде добровольной службы по сбору таких вот «сердечек», а затем раздачи их среди параллелей. Туда обычно записывались те, кто хотел слинять с урока. Я бы тоже туда записался, но я всё-таки прогульщик более высокого уровня. Если и захочу сбежать с уроков, то не буду наниматься мальчиком на побегушках.

Когда я пришёл в школу, начался второй урок. Мой класс был на занятиях, и Омут в том числе. И уже наверное очень недовольная тем, что я опаздываю. Валентинки уже были собраны. И на этой перемене их будут раздавать. Я пытался найти ребят, которые должны были заниматься этим, но их нигде не было.

Поэтому мне пришлось пойти в столовую и написать открытку там. Ну и ладно, сам отнесу. Торт ведь за меня никто носить не будет.

Зачем вообще в школе нужна столовая? В неё же никто не ходит. Только два с половиной человека сидят в углу за столом и дожёвывают свои сосиски в тесте.

Бытует мнение, что в Третьей мировой войне мы будем сражаться палками и камнями. Не соглашусь.

Зачем нам палки и камни, когда есть булки из школьной столовой? По крепости и долговечности они превзойдут и нас, и камни, и, наверное, даже всю вселенную.

Кинул свои вещи на один из свободных столиков у стены(тут таких много) и уселся за него.

Я забыл приготовить картон определённого цвета заранее, поэтому просто вырвал чёрный клочок бумаги из-под какой-то конфеты. И придал ему форму сердца. Немного неказистого, но... что поделать.

Долго думать над надписью не пришлось. Написал отрывок из своего любимого стихотворения Маяковского.

«И в пролёт не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа».

Поставил точку.

— Красиво, — тяжело вздохнули у меня над левым плечом.

Я быстро сунул открытку во внутренний карман, может даже немного помяв её, и обернулся. Это была Ария, девочка с приятным голосом. Обе руки она держала за спиной.

— Никогда не подходи ко мне со спины, — бросил я ей, хмурясь. — И не смотри в мои личные вещи.

— Ладно, ладно, прости, — она подняла брови как-бы извиняясь. И замолчала. Будто бы хотела сказать ещё что-то, но теперь резко забыла что. Я смотрел на неё и её щеки запылали как ошпаренные. Она отвела взгляд.

— Разве ты не должна быть на уроках? — Спросил я, лишь бы разорвать неловкую тишину.

— Угу, но я... опоздала... и... — не найдя нужных слов, Ария вытащила руки из-за спины. В них она держала коробку с тортом. Я мог поклясться, что он у неё почти такой же как у меня. Они были настолько похожи, что я слегка лягнул свой тортик локтем, как-бы проверяя, на месте ли он.

Она смотрела в пол и держала подарок перед собой. То ли ей нечего было сказать, то ли она стеснялась спросить что-то. Не знаю. Наверное просто нечего сказать.

Прозвенел звонок и я, подобрав свои вещи со стола, сказал:

— Нам надо спешить, тебе к тому, кто ждёт твоего подарка, а мне к той, кто ждёт моего, — и, не дожидаясь ответа, поспешил в класс. Перемены в нашей школе имеют уж слишком странное обыкновение поздно начинаться и рано заканчиваться.

Ария ответила с запозданием, будто бы самой себе, когда я уже скрылся из виду:

— Угу...

Когда я добрался до нужного кабинета, у него уже столпилась половина класса. Часть из них ринулась ко мне с вопросами о том, кому же предназначен этот вкусный прелестный тортик. Я всем отвечал неоднозначной фразой «узнаете». Омута среди них не было. Она была уже внутри. Очевидно, ждала меня. И моего признания.

Мимо как раз проходили ребята из «любовной почты», те, что разносили открытки. Две девчушки с почти белыми волосами, похожие друг на дружку. Я остановил одну из них, и вручил ей свою открытку. Она кивнула, добавила её к общей куче и пошла дальше.

А я вновь прижался к стенке.

Звонка на урок ещё не было, и чем дольше его не было, тем сильнее я переживал. Вдруг случится пожар, нападение террористов или просто учебная тревога? Тогда момент будет упущен.

Я стоял, прижавшись к стене, в паре метрах от кабинета, на одной руке болтался полупустой рюкзак, в другой я бережно держал свой тортик.

Уже совсем скоро это случится. Назад дороги нет. Но что если никакого намёка не было? Что если я просто сам себе всё это надумал, а на самом деле она вообще не хочет никаких отношений? Может, наоборот хочет взять перерыв?

От этих мыслей становится катастрофически мало воздуха в лёгких, будто бы кто-то проделал там дыру. Дышать приходилось чаще и глубже. На лбу проступили капли пота.

Или может она тоже волнуется, как и я, сидит там, вся такая важная, а на самом деле пытается не потерять сознание от потери воздуха. Как и я. Хе-хе.

— Нервничаешь? — Спрашивает меня Пироман, внезапно оказавшийся рядом. От него как всегда несёт куревом. — Милый тортик.

— Отвали, — только его тупых вопросов мне и не хватало.

— Как хочешь, — он отворачивается от меня.

Звенит звонок, да ещё и с таким ритмом, с которым у меня сейчас бьётся сердце. Все заходят в класс, я стараюсь не мешкать, но ноги от волнения становятся ватными, поэтому я захожу последним. На ощупь добираюсь до своей парты, ставлю на неё торт, и сажусь передохнуть.

Оглядываюсь в поиске Омута. Сейчас я к ней подойду, и всё будет зависеть от её реакции.

Главное, помнить наставления Петра. Даже если откажет, ничего страшного. Но лучше попробовать и потерпеть неудачу, чем ничего не делать. Верно?

Та-а-к... учителя всё ещё нет, опаздывает. Вместо него в класс заходит Ария, очень быстро доходит до своей парты и утыкается в неё носом. Глаза красные. Хнычет. Видимо, её возлюбленному не понравился подарок. Бывает. Зачем же плакать?

Нахожу Омута глазами, она на меня не смотрит. Вот и хорошо. Сейчас сделаем ей сюрприз...

— Любовная почта! — Громко заявили о своём присутствии двое беловолосых девчушек. Вид у них был настолько невинный, что можно было подумать, будто они напросились в почту потому что им действительно очень нравится работать в ней. Но я то их знаю!

Они начали называть имена, ребята подходили к ним по очереди, забирали свои открытки, садились на места, открывали, читали с горящими глазами, а потом мило переглядывались. И ещё чаще начинали шептаться между собой. Парни с парнями, девушки с девушками.

До Омута очередь всё никак не доходила, и я даже позволил себе удивиться:ничего себе, как много у нас, оказывается, влюблённых!

Наконец-то назвали её имя. Она забрала открытку, сделанную в виде сердечка, но цвет у неё был не чёрный, а красный.

Сердце, до этого бившееся со скоростью сотня ударов в секунду, внезапно резко остановилось. И прочертило тормозной путь, неприятно резанувший изнутри.

Омут вернулась на своё место, развернула открытку и пробежала глазами по её содержанию. Она тут же поднялась с места и с радостными, почти слезящимися глазами, побежала ко мне.

Нет.

Мимо меня. В объятия Пиромана.

Она обхватила его вокруг шеи. А он взял её за талию. Но лишь одной рукой. Пальцами другой он прорезал реку её длинных вьющихся волос. Их губы сплелись в поцелуе, который не желал прекращаться, и весь класс поднялся со своих мест, чтобы им поаплодировать, и чтобы поздравить их, и чтобы порадоваться за них.

Тело забила дрожь. Руки тряслись.

Беловолосые девчонки из «любовной почты» хотели вручить ей ещё одну открытку, но я оказался быстрее. Вырвал её у них из рук. Скомкал. И кинул в рюкзак. Туда же полетел и торт.

Не задерживаясь в классе более ни секунды, я выбежал наружу и пошёл домой, утирая слёзы.

Действительно, это был самый настоящий день влюблённых. Но влюблённых не в тех, в кого стоило бы влюбиться. И вообще не день, а моя отправная точка падения в бездну.

Интересно, сколько ещё сердец было разбито во всеобщий день их объединения?