МЕЖДУ СТРОК

Глава 35

Эйден

В Лос-Анджелесе сегодня слишком жарко. В этом году необычно ранняя весна. Температура скакнула до отметки почти +38°C.

Сегодня суббота, но это совершенно неважно. Я все утро разговаривал по телефону с юристами. Пресса каким-то образом пронюхала о наших проблемах, связанных с неточностями в налоговых декларациях. Я не хотел этого допустить.

Это довольно распространенная ошибка. Мы сейчас работаем с налоговой службой и вносим необходимые изменения в бухгалтерию. Но, учитывая историю «Титан Медиа»...

Я не хочу, чтобы это попало в СМИ.

А теперь у меня этот чертов завтрак. На моей террасе толпится куча народу. Мой бассейн манит меня, и я не могу дождаться, когда все эти люди уйдут, чтобы я мог нырнуть под прохладную толщу воды и не выныривать очень долго.

Шарлотты нет дома.

Я не видел ее с вечера. Мы не пересекались дома, и я вымотался, думая о том, что же между нами произошло.

Она ускользнула от меня. Исчезла наверху, а эта чертова сигнализация продолжала реветь и не выключалась, пока я не поменял батарейки.

Люди, толпящиеся у меня на заднем дворе, профессионалы в сфере телевизионного производства. Это небольшой неформальный завтрак, который был задуман для налаживания связей и укрепления неформальных отношений. Разве это не глупо? Особенно учитывая, что некоторые из присутствующих сегодня отвернулись от «Титан Медиа» два года назад.

Я разговариваю с телепродюсером из Бербанка, когда слышу звук открывающихся ворот. Пульт дистанционного управления есть лишь у нескольких человек.

Я замечаю красную Хонду Шарлотты.

Машина выглядит все так же ужасно и похожа на смертельную ловушку. Мне нужно что-то с этим сделать.

— Эйден? — спрашивает телепродюсер.

Я улыбаюсь.

— Извините. Мы говорили о забастовках. Как они на вас повлияли?

Мы разговариваем еще немного. Шарлотта исчезает, и я теряю ее из виду, пока позже не замечаю рядом с сестрой.

Они болтают с Логаном Эдвардсом.

Мэнди и кинозвезда давно знакомы. Они вместе учились в школе, и я знаю его почти всю его жизнь. Мы с ним чуть больше, чем просто знакомые, но нас нельзя назвать друзьями. Теперь, когда мы стали старше, мы также можем помогать друг другу в профессиональном смысле.

Он улыбается Шарлотте. На ней летнее платье в сине-белых цветах, ее волосы красиво ниспадают каскадом вокруг лица, и он, черт возьми, улыбается ей.

Она смеется чему-то, что он говорит.

А почему бы и нет? Он сейчас на афишах по всему миру. Один из самых перспективных молодых актеров. У него такая линия подбородка, что даже модель позавидовала бы.

Я осушаю бокал мимозы, который Елена взяла для меня, и пробираюсь сквозь толпу. Мэнди замечает меня и останавливает, прежде чем я успеваю подойти к Шарлотте и Логану.

— Привет, — говорит она. — Спасибо, что поделился своими мыслями о финансовой стороне вопроса. Мы с Джеммой все обсудили, и, думаю, готовы к запуску.

Я откашливаюсь. Точно. Моя сестра теперь совладелица компании по производству игрушек для взрослых. Она специализируется на женском удовольствии, здоровье и благополучии, а также на веселье. Я давно не видел ее такой воодушевленной.

Мама сначала не одобрила. Мне пришлось с ней поговорить, чтобы она не усложняла жизнь Мэнди, и, если это придаст ей энергии, если это даст ей цель, пусть разрешит моей сестре делать то, что ей хочется. Это было чуть больше года назад, и с тех пор я видел, как Мэнди расцветает на глазах. Она всегда была творческой личностью. Просто ей негде было себя проявить.

— Конечно. Я горжусь тобой.

Она несколько раз моргает, а затем одаривает меня лучезарной улыбкой.

— Ты?

— Да. Конечно, Мэнди.

— Спасибо. Я... спасибо.

Она прочищает горло. Приговор отца был тяжелым испытанием для всех нас, но она восприняла его очень близко к сердцу.

Было задето не только ее самолюбие, она ненавидела его за предательство и по отношению ко мне, и по отношению к нашей матери.

Она так и не появилась в здании суда. Не после того, как все дерьмо выплеснулось наружу сразу после ареста отца. Измены, ложь, мошенничество, явное пренебрежение ко всем нам.

— Эй, — говорю я ей. — Я тут подумал. Знаю, что еще рано, но как насчет того, чтобы мы с мамой сняли дом в Аспене этой зимой? Съездили бы туда на недельку. Как в старые добрые времена.

Она, кажется, шокирована.

— Правда?

— Да. Почему бы и нет?

— Я просто... Да, я бы с удовольствием. У тебя в последние годы на это не было времени.

Я провожу рукой по волосам.

— Да. Может, нам стоит вернуться к этой традиции. Даже если сейчас все по-другому.

— Хорошо. Конечно. Я могу начать присматривать домик, — говорит она с улыбкой.

— Спасибо, Мэнди.

Вскоре она покидает меня и направляется к нескольким продюсерам, которых тоже хорошо знает. Мир богатых и знаменитых жителей Лос-Анджелеса тесен.

Когда, наконец добираюсь до Шарлотты, Логан уже ушел. Она стоит у края бассейна с широкой улыбкой на лице.

Улыбка немного меркнет, когда она видит меня.

— Привет.

— Привет. Веселишься?

— Да. Не могу поверить, что только что говорила с ним.

Я хмурюсь.

— Хмммм. Он милый.

— Он очень забавный, и у меня постоянно возникает странное чувство дежавю, когда я смотрю на него, понимаешь? Я так привыкла видеть его лицо на экране, а не перед собой в реальности.

— Да. Ну, кажется, он с кем-то встречается.

Она закатывает глаза.

— Он мне не интересен. Он слишком знаменит для меня.

Я очень на это надеюсь.

— Где ты сегодня была?

— Искала беговые дорожки в этом районе, — весело говорит она. — Хочу снова начать бегать.

— Могу показать.

Она снова улыбается.

— Не волнуйся, я уже нашла. Знаешь, это невероятно – вернуться и вдруг обнаружить, что дом украшен для изысканного бранча и полон мировых знаменитостей.

— Елена тебя предупредила?

— Да, она писала, но просто трудно поверить, что это твоя жизнь.

Она переводит взгляд с меня на снующих вокруг людей.

— Это не моя жизнь. Это моя работа, — говорю я. — Моя настоящая жизнь – это то, кем я был в том парке в Юте. Или тем вечером на Малхолланд Драйв.

У нее перехватывает дыхание, и я вижу, как ее улыбка немного меркнет.

— Но дело в том, что твоя жизнь – это и то, и другое одновременно.

Я делаю шаг ближе.

— Ты исчезла прошлой ночью. Пока я менял батарейку.

Ее глаза закрываются, и она опускает взгляд.

— Да. Мне пришлось оставить тебя в мечтах о большем.

— Не в моих правилах оставлять женщину неудовлетворенной, — говорю я.

— Кто сказал, что я не была удовлетворена?

Я поднимаю бровь.

— Я не ответил взаимностью.

Она смотрит на меня, и по ее лицу медленно расплывается улыбка.

— Знаю. Но, может быть, я еще дам тебе шанс.

Она берет у меня из рук бокал мимозы. Делает шаг назад, потом еще один, потягивая напиток. Улыбка на ее губах дразнит.

— Мы только начали играть, Хартман.

Глава 36

Шарлотта

В Лос-Анджелесе жарко.

Я пытаюсь справиться с жарой, развалившись в бикини на одном из шезлонгов у огромного бассейна. Я уже дважды плавала. Теперь меня заворожила маленькая ящерица, которая, отважившись выйти на послеполуденное солнце, пила воду из бассейна, и я наблюдала за ней почти полдюжины раз.

Каково это – жить здесь?

Не в этом доме. Я изо всех сил стараюсь не привыкать к невероятному напору воды, большим мраморным плитам на кухне и дорогим картинам на стенах.

Но каково жить на одном месте постоянно? Возможно, завести сад. Я никогда ничего в жизни не сажала, но хотела бы попробовать. Ездить к океану по выходным. Может быть, найти место для тренировок. Я редко этим занимаюсь во время работы. Вот почему бег стал для меня таким хорошим видом физической активности. Но раньше, в колледже, я обожала заниматься пилатесом. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз ходила на занятия.

Может быть, я даже заведу несколько друзей. Новых друзей. Не на один сезон, а на годы. Друзей на всю жизнь.

Найду фермерский рынок, чтобы ходить туда каждые выходные, и куплю гараж, в котором будет постепенно скапливаться куча хлама – неизбежное следствие хорошей жизни.

Пущу корни.

Ящерица снова выскакивает, и я вижу, как ее конечности с нечеловеческой скоростью несут ее к воде. Я провожу рукой по еще влажным волосам и отодвигаю ноутбук обратно в тень.

У меня уже написано много основных глав для мемуаров Эйдена, хотя мне чаще, чем хотелось бы приходилось искусно изворачиваться, заполняя пробелы. Книги, которые я купила о корпоративном мошенничестве, помогли мне с более сложными отрывками. Я также добавила несколько цитат из новостных статей, которые, я уверена, Эйден захочет вырезать из черновика. Но я буду настаивать на том, чтобы они остались.

Сейчас я постукиваю ручкой по блокноту передо мной. Эйден просил рассказать о моих идеях для книги. Вера тоже, и именно на нее мне нужно произвести впечатление.

Кое-что из моего разговора с Норой Стоун за ужином мне особенно запомнилось. Она сказала, что из моей идеи получится хороший документальный сериал.

Это был неожиданный вотум доверия. Может быть... может быть, это сработает. Моя идея. Впервые за много лет моя работа не сосредоточена на чьей-то чужой жизни.

Пятнадцать минут славы.

Массы забывают, но для того, кто это испытал, все меняется.

Я делаю несколько заметок. Что происходит, когда камера отключается? Был ли рядом с ними кто-то, кто помог им справиться с внезапным вниманием СМИ? Есть много людей, переживших кратковременную всемирную известность, с которыми я могла бы поговорить. Я уже составила короткий список.

Я постукиваю ручкой по бумаге. Их продолжают узнавать? Могут ли они жить и работать как до всего этого?

Рев двигателя неподалеку вырывает меня из мыслей. Я роняю ручку и осторожно поднимаюсь. Засунув ноги в шлепанцы, я обхожу бассейн, направляясь к подъездной дорожке навстречу голосам.

Эйден должен вернуться только поздно вечером. Уборка на сегодня тоже не запланирована. Черт. Я слышала, что такие шикарные дома могут ограбить. И телефон я оставила внутри на зарядке.

Я осматриваюсь. Вокруг ничего нет, что могло бы пригодиться для самообороны. К сожалению, Эйден просто так не разбрасывает бейсбольные биты вокруг дома. Никакого беспорядка. Только большие шезлонги и гриль – центральный элемент летней кухни, отделанной натуральным камнем.

Но на столе на веранде лежит большая скульптура из коряги. Наверное, очень дорогая. Я крепко сжимаю ее и поднимаю как дубинку.

Голоса приближаются. Я крадусь к стене, отделяющей меня от говорящих, и медленно высовываю голову. К открытым воротам подходит незнакомый мне мужчина. Он среднего телосложения с рыжеватыми волосами и в белой рубашке-поло.

Но он с кем-то разговаривал.

Я крадусь за угол и делаю осторожный шаг вперед... Эйден стоит у новой серебристой машины на подъездной дорожке.

Я отпрыгиваю.

— Черт!

Он смотрит на меня. А потом усмехается.

— Хаос? Ты что, собиралась использовать это как оружие?

— Я думала, кто-то вломился в дом.

— Если кто-то вломится, позови меня и спрячься в шкафу. Нельзя же выходить навстречу грабителям в одном бикини с куском дерева в руках.

Я опускаю скульптуру из коряги.

— Я не думала, что ты дома.

Эйден идет по дорожке от гаража. Он снимает солнцезащитные очки и окидывает меня взглядом.

— Ты выглядишь...

У него такой взгляд. Тот самый, что был на кухне тем вечером, словно я все, чего он когда-либо хотел. Мне это нравится больше, чем следовало бы.

— Это всего лишь бикини.

— Всего лишь? О, нет.

Он выглядит хорошо. Льняная рубашка, темные брюки. Его волосы взъерошены больше обычного, а от его взгляда у меня сжимается желудок.

— Ты такой обаятельный. Я думала, тебе нужно быть сегодня в офисе сегодня.

— Так и есть. Просто взял перерыв на обед.

Он лезет в карман.

— Лови.

Он бросает мне что-то блестящее. Я вовремя спохватываюсь и ловлю ... ключи от машины.

— Что это?

— Думаю, тебе больше не стоит ездить на своей старушке Хонде.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Это небезопасно. Я слышал, как она тарахтит, когда ты поднимаешься на холм. Лучше езди на этой.

— Она крепкая, — возражаю я.

— Это небезопасно.

— Это абсолютно безопасно. Хонда не становится менее безопасной от того, что ты повторяешь эти слова.

Я хмурюсь и оглядываюсь назад, чтобы увидеть серебристый «Ауди Джи3», припаркованный прямо рядом с его огромным джипом.

— Вот в чем дело. Тебе неловко, что люди видят мою потрепанную машину, припаркованную здесь, рядом с твоим домом за тридцать миллионов долларов?

— Этот дом стоил не тридцать миллионов.

— Ладно. Тридцать пять.

Он усмехается и качает головой.

— Мне не стыдно за твою машину. Это просто смешно, Хаос.

— Ты ее купил?

Я указываю на «Ауди».

— Арендовал, — говорит он. — Вроде как.

Я смотрю на ключи в руке. Такие невинные на вид – пластиковый брелок с большой кнопкой.

— Ты со мной это не обсуждал.

— А нужно было?

— Мне, кстати, нравится моя машина, — говорю я.

Это ложь. Моя машина умирает медленной смертью уже несколько месяцев, но я все время уговариваю себя подождать до очередной зарплаты, прежде чем покупать новую. Моя Хонда все еще ездит, и это главное.

Эйден скрещивает руки на груди.

— Что тебе в ней нравится?

— Много чего.

— Назови хоть что-нибудь.

— Мне не нужно перед тобой оправдываться. Тебе не стоило покупать мне машину.

Паника нарастает, сжимая мою грудь.

— Это не имеет никакого отношения к... Эйден, лучше бы не имело.

— К чему?

Но я вижу по его прищуренным глазам, что он прекрасно понимает, о чем я говорю.

— К нам. К тому, что мы договорились, что между нами не будет никаких чувств и это не помешает нашей работе.

— Я знаю, о чем мы договорились. Эта машина не нарушает ни одно из этих правил.

Я повторяю его позу, скрещивая руки на груди. Его взгляд опускается на мою грудь и задерживается там на секунду дольше, чем нужно. Точно. Я в бикини, и треугольнички моего топа не оставляют простора для воображения. Что, впрочем, было неплохо, ведь я просто загорала у него на заднем дворе и перечитывала написанные главы.

— А ты бы сделал это для другого своего сотрудника?

Он поднимает глаза.

— Да. Я забочусь о людях, с которыми работаю, и об их безопасности.

— На какой машине ездит твоя помощница Елена?

— На «Тойоту Приус».

Я прищуриваюсь.

— А Эрик?

— Он ездит на «Хонда Цивик». Гораздо более новой модели, чем твоя.

Я закатываю глаза.

— Ты это знаешь только потому, что они оба регулярно приезжают сюда и паркуются прямо у твоего дома.

— И что? Главное, что я это знаю.

— Но ты же не даришь им новые машины.

— Нет, потому что они ездят на безопасных машинах.

Я качаю головой, слишком поздно вспоминая, что у меня на макушке солнцезащитные очки. Я ловлю их как раз перед тем, как они достигают земли.

— Ты не можешь знать этого наверняка. Ты просто предполагаешь. Боже, Эйден, что мне делать со своей машиной?

Он колеблется на мгновение, и по этой паузе я понимаю, что он хочет сказать: «Избавься от нее». Неужели это действительно аренда? Но он пожимает плечами.

— Давай я отвезу ее в сервис, а потом мы поставим ее в мой гараж.

— Мой отец ремонтировал ее полгода назад.

— Старым машинам нужно регулярное техобслуживание.

— Просто признайся. Ты делаешь это, потому что...

Я не могу произнести эти слова, и вдруг они кажутся глупыми. Слова, которые не стоит произносить вслух под палящим солнцем на открытом воздухе.

— Из-за чего, Шарлотта?

Он делает шаг вперед, а затем еще один.

— Я помню правила. Эта машина твоя, пока ты живешь в Лос-Анджелесе. В ней хороший кондиционер. Она отлично справляется с местными холмами. Не будь дурочкой и просто прими ее.

— Я не дурочка.

Он закатывает глаза.

— Конечно, нет. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю, иногда даже слишком умный. Но ты так упрямишься.

Я прохожу мимо него и иду босиком по горячим камням к подъездной дорожке. Солнце греет мою кожу, и я опускаю глаза, чтобы убедиться, что мои трусики на месте.

Эйден следует за мной.

— Ты была у бассейна?

— Да.

Гнев все еще пульсирует во мне. Я не дура. Я очень старалась не быть такой, и он не может вывалить на меня это только потому, что я не сдаюсь и не принимаю его решения без моего участия.

Он упомянул правила. Это единственное, за что я цепляюсь, даже когда он называет меня «сладкой». Никаких эмоций. Никаких сложностей.

А он дарит мне машину?

Блестящий серебристый «Ауди Джи3» выглядит огромным рядом с моей старой тускло-красной Хондой. Ненавижу, что новая машина выглядит красиво. Должно быть, на ней так приятно ездить.

Что-то сжимается в груди. Я не знаю, как себя чувствовать и как с этим справиться.

— Просто прокатись, — тихо говорит он рядом со мной. — Ради меня. Мне станет легче.

— Ты хочешь сказать, что я сделаю тебе одолжение?

— Да, ради бога, Хаос. Да.

Я смотрю на него краем глаза.

— Помнишь, какую сделку мы заключили в гардеробе на благотворительном вечере? Все, о чем я тебя попрошу, ты можешь попросить у меня. Это касается обеих сторон.

Его челюсть сжимается.

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты попросишь меня прокатиться на этой машине, я попрошу тебя поехать на моей.

Эйден долго молчит. Здесь, на холмах, в этом богатом районе, Лос-Анджелес поразительно тихий. Я и не знала, что в большом городе может быть так тихо.

— Ты не серьезно.

— Почему?

Он проводит рукой по подбородку.

— Черт, ты все усложняешь.

— Не думаю, что я тебе понравилась бы, если бы со мной все было просто, — говорю я.

Слова кажутся болезненно точными. Я годами воспитывала в себе человека, который может постоять за себя. Который дважды проверяет каждый контракт, который невероятно умен, сообразителен и всегда читает между строк.

— Садись в мою машину, — повторяю я.

— Нет, я не могу так, Хаос.

— Это испортит твой имидж?

— Да, — бормочет он. — Черт, ты это хочешь услышать?

— Я хочу, чтобы ты был честен. Это ведь не аренда, да?

Он смотрит на меня. Я смотрю на него в ответ. Слово «глупый» эхом крутится у меня в голове.

— Нет, это не аренда, — говорит он. — Это была бы пустая трата денег.

— А покупка новой машины не пустая трата?

Эйден выдыхает.

— Деньги не проблема.

— Ты только что сказал, что не воспользуешься арендой, потому что это выкачивание денег, так что очевидно, что деньги тебя действительно волнуют.

— Боже, ты иногда слишком умна.

Он проводит рукой по лицу.

— Я думал, это сделает тебя счастливой.

— Ага. А раньше у тебя получалось такое с другими женщинами?

Мне нетрудно это представить.

Он смотрит на меня с опаской.

— Не знаю, какое это имеет отношение к делу, ведь, согласно правилу номер один, я делаю это для своего делового партнера. А не для своей женщины.

Ненавижу собственную логику, когда оказываюсь перед ней бессильна. Я поворачиваюсь и смотрю на машину. Пытаюсь что-нибудь сказать, хоть что-нибудь, хотя на самом деле просто хочу сесть за руль.

— Почему этот цвет?

Он засовывает руки в карманы брюк.

— Ты носишь много серебряных украшений, — говорит он. — Я это заметил.

Я смотрю на него краем глаза.

Он смотрит на меня в ответ.

Наши молчаливые гляделки прерывает звонок его телефона.

Я иду к машине и смотрю в водительское окно, пока он отвечает на звонок. Голос у него тихий, но я слышу имя Эрика.

Кожаные кресла серого цвета выглядят удобными, на обивке ни единой царапины. Все совершенно новое. Он купил мне машину на ближайшие несколько недель.

— ...как такое возможно? Разве Фрэнсис не... Нет. Я сейчас же приеду.

Эйден еще раз смотрит на меня, повесив трубку.

— Хотя бы прокатись на ней, — говорит он, направляясь к своему джипу. — Увидимся позже.

Я наблюдаю, как он открывает ворота и выезжает на дорогу. И только когда он скрывается из виду, я открываю дверь. Внутри все еще пахнет новой машиной. Я плюхаюсь на сиденье и провожу руками по гладкому кожаному рулю.

Может, и правда прокатиться?

Глава 37

Эйден

Лос-Анджелес сверкает за моими окнами, сияющий своей искусственной красотой. Его бескрайние просторы исчезают вдали. Копия ночного звездного неба, которое можно увидеть лишь вдали от цивилизации.

Я делаю еще один глоток скотча. Он слишком хорош, чтобы тратить его на такую ночь. Но он притупляет гнев, пылающий во мне неугасимым огнем.

Новости циркулируют с сегодняшнего дня. И все они были словно кинжал между ребер. Обвинения в налоговом мошенничестве, выдвинутые против нового генерального директора «Титан Медиа».

Это именно тот заголовок, которого я хотел избежать. И успешно избегал в течение последних двух лет, думая, что смог найти свое место в деловом мире.

Я постепенно, дюйм за дюймом, вычеркивал из памяти общественности преступления моего отца. Я работал изо дня в день, чтобы доказать свою состоятельность и восстановить хоть какое-то подобие чести имени Хартман.

Мошенничество – последнее, с чем я хотел бы быть связан.

Я был в кризисном режиме с того момента, как Эрик позвонил мне вчера. На телефоне с юристами, с моей обеспокоенной сестрой, с моей командой руководителей. Совет директоров созвал экстренное заседание.

Переговоры с Калебом и Норой Стоун зашли в тупик. Мы так далеко продвинулись – я пытался убедить их принять сделку, которая сделает нас всех легендами в этой индустрии, и превратить их стартап в глобальный успех. Мне удалось убедить совет директоров.

Мы были так близки.

А потом какой-то чертов придурок в бухгалтерии промахнулся с ноликом, подставил нас перед налоговой, а новостные агентства нашли отличную историю для публикации.

Этот день и так был слишком длинным. Сегодняшняя ссора с Шарлоттой заставила меня потерять последние остатки моего терпения, а потом позвонил Эрик и сообщил, что история с налогами стала достоянием общественности.

С тех пор я тушу пожары. Поздно, слишком поздно, и я пытаюсь залить последний пожар очередным стаканом скотча.

Повсюду следы Шарлотты. Ее туфли аккуратно сложены в коридоре. Ее свитер наброшен на спинку дивана, на котором я сижу. Я протягиваю руку и провожу рукой по мягкой ткани, и она ощущается как нежное прикосновение к моей коже. Как и ее шелковистые волосы.

Где она, я не знаю. Наверное, спит наверху.

Но машину на подъездной дорожке переставили. Я заметил это, когда пришел домой. Теперь она припаркована рядом с ее ужасной красной Хондой. Так что я знаю, что она ездила кататься на Ауди.

Я делаю еще один большой глоток скотча.

Хуже времени и не придумаешь. Для сделки. Для мемуаров. Этот пресс-релиз может свести на нет все, над чем я работал годами.

Меня переполняет ярость. На людей по всему городу, эти крошечные точки белого света, заполняющие ночное небо ярким сиянием, затмевающим звезды. На мою бухгалтерию за то, что они создали эту проблему и вовремя не обнаружили ее. На моих юристов и пиарщиков за то, что они не разобрались с историей раньше и не замяли ее до того, как она набрала обороты. На моего отца за то, что он вообще обратил на нас пристальное внимания общественности. На его мелочную жадность, его раздутое эго, его безумные желания. На то, как он вел себя на судебном процессе, превратившем его в отдельную новость.

И на себя, за то, что не стал лучше.

Я допиваю последний глоток и обхватываю голову руками. Огонь пронзает меня. Он обжигает и успокаивает одновременно. Мне хочется пробежать круг по дому, но в то же время хочется лечь на диван и заснуть. На несколько мгновений я задумываюсь, не пойти ли в спортзал и не поколотить ли там мешок с песком.

Хочу, хочу, хочу. И не могу заставить себя пошевелиться.

Завтра все начнется сначала. Снова встречи. Снова пожары, которые нужно потушить. А в пятницу – ежегодный гала-концерт «Титан Медиа», где все взгляды будут прикованы ко мне часами напролет.

И это расследование, нависшее надо мной дамокловым мечом.

Ты все строишь и строишь, только чтобы все это поставить под угрозу из-за пары негативных заголовков в прессе.

По гостиной раздаются тихие шаги. Я поднимаю взгляд и вижу, как входит Шарлотта. На ней пижамные шорты и майка. Ее волнистые волосы распущенны, глаза широко раскрыты. Я думал, она уже спит. Я вернулся домой поздно.

— Привет, — говорит она. — Ты в порядке?

Она такая красивая, что на нее больно смотреть. Моя жажда обладать ей снова пробуждается, и я ненавижу себя за нашу прежнюю ссору. За то, что приходится притворяться просто деловым партнером.

— Я в порядке.

— Выглядишь неважно.

Она идет по ковру и переводит взгляд с меня на стакан, который я только что опустошил.

— Я слышала об ... этом.

— Да? Как и все остальные.

Мои слова звучат злобно, но я злюсь не на нее. Я качаю головой, чтобы прогнать злость.

— Эйден, — бормочет она, и я закрываю глаза, услышав ее голос.

Если она не уйдет, я сделаю какую-нибудь глупость. Я чувствую, как желание нарастает, как мне хочется протянуть руку и притянуть ее к себе.

— Я поговорила с Эриком. Он сказал, что все это неправда.

— Так и есть. Мои адвокаты уже разбираются. Но это не мешает новостным агентствам продолжать мусолить эту тему.

Она останавливается передо мной, вставая между моих расставленных колен.

—Знаю, — говорит она, и в ее голосе слышна такая ярость, что у меня перехватывает дыхание. — Они напишут что угодно, лишь бы это принесло им деньги.

Я поднимаю руки и обнимаю ее за талию. Тонкая одежда на ней не мешает теплу ее кожи согревать мои ладони.

— У меня плохое настроение, — говорю я ей. — И мы уже достаточно ссорились.

Она проводит рукой по моему подбородку. Ее легкое прикосновение вызывает дрожь по спине. Желание словно кислота на языке.

— Я вижу, — говорит она. — Хочешь побыть один?

Я тяну ее к себе на колени. Ее дыхание сбивается, ноги оказываются по обе стороны от моих бедер.

— Нет.

— Хорошо, — бормочет она и обнимает меня за шею.

Я целую ее крепко. Сильнее обычного, и я не могу остановиться, не могу удержаться и не прижать ее к своей груди. Но Шарлотта, кажется, не против.

Она отвечает на поцелуй и стонет мне в губы, когда я прижимаю ее к своей эрекции.

— Просто позволь мне сделать тебе приятно, — шепчу я.

Мои руки на ее шортах, пальцы скользят ниже талии и находят теплую кожу бедер.

— Это все, что мне нужно. Ты сбежала той ночью, прежде чем я смог сделать тебе приятно.

— Эйден.

Ее мягкое дыхание щекочет мои губы, ее руки впиваются мне в плечи. Мне нравится, когда она так прижимается ко мне. Она делала это и на диване, когда я трогал ее пальцами, держась за меня, словно за якорь.

Я хочу стереть этот день из своей памяти, вытравить его из себя.

Мои руки поднимаются, скользя по ее ребрам. С каждым движением ее майка задирается все выше, ее грудь обнажается и ложится в мои ладони. Во мне пульсирует энергия от этого зрелища.

— Ты такая красивая.

Я наклоняюсь и хватаю ее сосок ртом. Зубами. Дыхание Шарлотты срывается на стон, и мне это тоже чертовски нравится. Люблю это так же сильно, как люблю ее сиськи у себя на лице. Люблю в ней все, и, возможно, сила моих чувств напугала бы меня, если бы я не был пьян от нее до беспамятства.

— Никаких комплиментов, — шепчет она.

Шарлотта стягивает майку, и она с приглушенным звуком приземляется где-то позади нас.

— Это новое правило?

— Хммм.

Снять пижамные шорты сложнее. Она сидит на мне верхом, и я не хочу отпускать ее ни на секунду. Я хватаю ее за бедра и сжимаю ткань в кулаках.

— Не смей их рвать, — бормочет она мне в шею.

Я стону.

— А как еще мне до тебя добраться?

— Я их сниму.

В ее голосе слышится улыбка, когда она соскальзывает с меня. Она едва стоит на ногах, и я быстро протягиваю руку, стягивая с нее пижамные шорты и трусики.

Она такая красивая. Я стону при виде ее киски и притягиваю ее к себе, кладу руку ей на бедра. Мне нужна она на моем языке. Она останавливает меня.

— Эйден, — говорит она, и в ее голосе слышится предупреждение.

Черт! Точно.

— Прости, милая.

Вместо этого я снова опускаю ее к себе на колени и целую. Она лежит голая в моих объятиях, на мне, и я позволяю своим рукам бродить по ней. По изгибу ее позвоночника и ямочкам на пояснице. Она трется об меня, и я поощряю это движение. Даже если от близости ее жара у меня болит член.

— Боже, ты прекрасна.

Это правило «никаких комплиментов» невыполнимо. Может быть, оно разумно. Чтобы не переусердствовать с эмоциями. Но я ничего не могу с собой поделать.

Она стонет, когда я просовываю руку между нашими телами, мой большой палец находит ее клитор. Он быстро набухает от моих круговых движений, и мне чертовски нравится, какая она отзывчивая, игривая и дикая.

Ее соски напрягаются, а грудь слегка подрагивает с каждым резким вдохом.

— Жаль, что у меня нет твоего вибратора, — бормочу я. — Я бы прижал его к твоему клитору, пока ты скачешь на моей руке.

Шарлотта вздрагивает в моих объятиях, и у нее вырывается еще один тихий стон.

— Он... у меня с собой. Наверху.

Я ругаюсь ей в губы. Это так заманчиво, но я не могу отпустить ее, даже если это спасет мою жизнь. Она меня убивает.

— Мы воспользуемся им позже.

— Хорошо, — шепчет она.

Я провожу большим пальцем по ее клитору, как будто нажимаю на маленькую кнопочку. Другая рука спускается все ниже, пока не находит ее вход. Она мокрая, скользкая и тугая, и я медленно ввожу в нее средний палец.

Шарлотта падает на меня, прижимаясь лицом к моему плечу.

— Боже мой, — выдыхает она.

Ее бедра двигаются, и я подбадриваю ее.

— Вот так, Хаос. Используй меня, чтобы тебе было хорошо.

Она покачивает бедрами и опускается еще ниже на мою руку.

Я снова прижимаюсь к ней губами, одновременно работая между ее ног, и чувствую, как она сжимает мой палец.

— Позже ты покажешь мне, как пользуешься вибратором, — бормочу я. — Я хочу увидеть все виды твоих оргазмов.

Она учащенно дышит. Я провожу большим пальцем по ее клитору, точно так же как делал бы языком, если бы она позволила, и ее тело снова сотрясает сильная дрожь.

— Я просто хочу, чтобы ты был внутри меня, — бормочет она.

Глава 38

Эйден

Я хочу этого так сильно, что мне физически больно. Мой член, зажатый между нашими телами, тверд, как гранит, и я знаю, что в ту же секунду, когда он освободится из одежды, я не смогу устоять перед соблазном погрузиться в ее тугое тепло.

Но у нас не было секса с той ночи в Юте много недель назад.

Самоконтроль, необходимый, чтобы не расстегнуть молнию и не вонзиться в ее тело, заставляет меня страдать. Но сейчас я слишком сильно заведен и слишком зол, и поэтому не могу быть нежным и полностью себя контролировать.

И я не собираюсь трахнуть Шарлотту лишь один раз.

Это должно произойти тогда, когда будет более подходящее время.

Я скольжу другим пальцем рядом с первым, растягивая ее. Шарлотта снова вздрагивает, и ее руки на моих плечах превращаются в тиски.

— Я внутри тебя, Хаос. Нигде больше я не хотел бы быть.

Она запрокидывает голову, яркий румянец заливает ее грудь.

— Эйден, — говорит она, ее бедра покачиваются в такт моим движениям.

Она мечта, произведение искусства. Воплощенная красота. На мгновение я так близок к тому, чтобы кончить, раскаленное удовольствие сосредотачивается у основания позвоночника.

Но сейчас не мое время.

— Вот так, Хаос. Ты такая красивая. Тебе так приятно в моих пальцах.

Я снова провожу по ее клитору взад-вперед, прежде чем нежно шлепнуть его. Она громко стонет, ее тело напрягается.

— Ты можешь кончить для меня? Отпусти себя, милая.

Ее спина выгибается еще сильнее, словно она предлагает мне свои сиськи. Я беру их. Целую одну, а затем беру ее сосок в рот и покусываю.

Шлепаю по клитору еще раз.

— О боже, — говорит она, и ее накрывает оргазм.

Я отпускаю ее затвердевший сосок, чтобы наблюдать, как дрожит ее тело, слушая прерывистые стоны, вырывающиеся из ее губ. Ее киска сжимается вокруг моих пальцев, и я чуть не теряю сознание от удовольствия, наблюдая, как ей хорошо.

Она снова стонет, ее тело содрогается. Обмякнув, она падает мне на грудь. Я в последний раз поглаживаю ее клитор, прежде чем обнять ее за талию.

— Ты молодец, — говорю я ей.

Она тяжело дышит, ее лицо упирается мне в шею, а тело все еще содрогается.

— Не могу поверить, что это случилось, — шепчет она.

— А я могу.

Легкий румянец заливает ее щеки. Я жду, пока она не посмотрит на меня, и, не отрывая взгляда от ее лица, вытаскиваю пальцы из нее. Я кладу их в рот и медленно облизываю.

Глаза Шарлотты расширяются, и она смотрит на меня в шоке. Между ее бровей появляется морщинка, и я знаю, что она переживает.

— Восхитительно, — говорю я, закончив. — Я всегда знал, что ты будешь такой вкусной.

Она прикусывает нижнюю губу, но молчит. Все еще сидит у меня на коленях, все еще голая, грудь ее тяжело вздымается.

— Вау, — бормочет она после долгой паузы. — Ты серьезно?

— Милая, ты меня так возбуждаешь, что я кончу, как только дотронусь до себя. Серьезно. Тебе не о чем беспокоиться.

Она смотрит вниз, туда, где терлась об меня. Мой стояк – стальной стержень, проступающий сквозь черную ткань брюк. Шарлотта тянется вниз и проводит по нему пальцами. Боль пронзает меня, я так близко.

— Хаос, — говорю я.

От виски голова кружится, и, несмотря на то, что она лучший способ поднять настроение, я знаю, что нам не стоит заходить дальше. Не тогда, когда я на грани.

— Я кончу через ноль целых пять десятых секунды. После такого долгого перерыва наш первый секс должен случиться не тогда, когда я не смогу нормально тебя трахнуть и когда я буду злиться на весь мир. И не после того, как мы поссорились.

Она стоит передо мной полностью обнаженная. Ее великолепное тело озаряется теплым светом бра позади нее.

Мой взгляд скользит по ее коже. Задерживаемся на взъерошенных волосах, разметавшихся по плечам, когда она наклоняет голову.

— Ну, давай, Хартман.

Эти слова вызывают во мне новый прилив жара.

— Хочешь посмотреть, Хаос? И все?

Она делает еще один шаг назад и тянется к бутылке виски, которую я оставил на столе. Она наливает себе немного янтарной жидкости, делает глоток и опускает стакан.

В ее глазах ожидание.

— Да. Это расплата. Ты видел меня в душе... Я тоже хочу на тебя посмотреть.

— Ты меня убиваешь, — говорю я ей и тянусь к пряжке ремня. — И моя смерть наступит еще до того, как эти чертовы мемуары будут закончены.

— Тогда я опубликую их посмертно.

Ее глаза впивается в мои. Эти умные голубые глаза, от которых я не могу отвести взгляд с той ночи в Юте.

— Это гарантированный успех.

Я знал, что не должен больше думать о том моменте, когда я вошел и увидел ее стоящей точно так же, как сейчас, под ярким светом в душевой комнате отеля, с лейкой между ног и с наслаждением на лице. И все равно не мог не представить себе эту сцену.

Спустив штаны, я сжимаю свой член. Она прищуривается, и один ее взгляд заставляет мой член дернуться в руке.

Я так чертовски тверд, что мне больно.

Потребность быть внутри нее терзает меня.

Но не сегодня. Не сейчас, когда ярость все еще кипит в моих жилах, а гнев отравляет сердце.

— Это то, что ты хочешь увидеть? — спрашиваю я и начинаю гладить себя.

Дыхание становится хриплым.

— Хочешь увидеть, как сильно ты разрушаешь меня?

Она кивает, не отрывая от меня глаз.

— Да.

— Я думаю о тебе днем и ночью, Хаос.

Я откидываю голову на диван и смотрю на нее из-под полуприкрытых век. На ее тело, на ее лицо, на ее рот. От того места, где я касаюсь себя, исходит жар, и скоро я кончу.

— Ты проникла во все уголки моей жизни, и я не знаю, как тебя оттуда вытащить.

— Я тоже, — выдыхает она.

— Ложиться в постель каждую ночь, — говорю я с протяжным стоном, — зная, что ты совсем рядом...

— Ты об этом думаешь?

— Конечно, думаю. Думаю о тебе, о твоих губах, о твоем теле. Стоя передо мной вот так. Или лежа подо мной. Представляю, как хорошо тебе рядом со мной в постели.

Моя рука ускоряется, и я уже в нескольких секундах от оргазма.

— Черт. Ты превратила всю мою жизнь в хаос.

Она делает шаг ближе, не отрывая взгляда от моего члена. И я больше не могу. Огонь разливается от основания позвоночника по всему телу. Он прорывается сквозь всю мою плоть, и я бурно кончаю.

Шарлотта наблюдает за всем этим. А потом она опирается бедром на диван напротив и допивает остатки моего виски.

— Теперь тебе лучше? — спрашивает она.

Я смотрю на нее. Измученный, все еще разгневанный, все еще желающий. Всегда желающий ее, когда она рядом.

— Нет, — говорю я.

Ее губы изгибаются в улыбке, и она делает несколько шагов назад к лестнице, ведущей на второй этаж к ее спальне.

— Какая жалость, — говорит она, — потому что мне определенно лучше.

Мой взгляд провожает ее обнаженное тело всю дорогу вверх по лестнице, а когда она исчезает, я закрываю глаза. Я все еще вижу ее образ, освещающий тьму, словно яркое ночное небо.

Глава 39

Шарлотта

— У тебя в одиннадцать еще одна встреча с пиар-отделом, — говорит Эрик.

Сегодня на нем очки в красной оправе, идеально сидящие на его тонком носу.

— Понял, — отвечает Эйден.

Сдержанный, компетентный мужчина вернулся после безумия вчерашнего вечера. Его взгляд проницателен и сосредоточен на Эрике, пока они вдвоем обсуждают оставшуюся часть дня.

А я? Я сижу на диване в кабинете Эйдена, ноутбук балансирует на бедрах. Я редактирую несколько глав. В мои планы на сегодня входит присутствовать на большинстве встреч Эйдена и посетить какой-то гала-концерт.

Но сначала утренний брифинг с Эриком.

Прошла почти неделя с моего последнего визита в «Титан Медиа». Два дня назад Эйден дал мне машину, и я сидела с ним рядом на диване в гостиной. С тех пор мы почти не разговаривали. Он был слишком занят очередной волной обвинений. Я видела, как он из кожи вон лез, чтобы замять скандал.

— Обед с твоей сестрой, — говорит Эрик. — Я забронировал столик на двоих в «Форк энд Флейм». Ты можешь уйти в час, самое позднее в два, если ты хочешь успеть вернуться на встречу с бухгалтерией в два тридцать.

— Хорошо-хорошо.

— Я перенес встречу с лоббистами на завтра, чтобы освободить время для пресс-конференции. У тебя сегодня днем последняя встреча с организаторами гала-концерта, как раз перед тем, как тебя заберут домой, чтобы подготовиться. На гала-концерт ты можешь прибыть не позднее восьми, а твоя речь – в девять.

— Я все сделаю.

Эйден смотрит на меня.

— Мисс Грей получила приглашение?

Эрик кивает.

— Я отправил ей приглашение сегодня утром.

— Я вообще-то тоже здесь, — говорю я.

Губы Эйдена кривятся.

— Да, конечно.

Эрик смотрит на меня.

— Я пришлю за тобой машину. У тебя есть что надеть?

Эти мужчины со всеми этими вопросами об одежде. Кажется, это единственное, о чем они хотят говорить.

— Да, — отвечаю я. — Мне есть, что надеть. Что это за гала-концерт?

— Ежегодное мероприятие «Титан Медиа». Там будут актеры, ведущие новостей и звезды реалити-шоу. Вручаются награды, люди общаются, — отвечает Эрик.

Мои руки сжимают толстый пластиковый корпус компьютера.

— Будут звезды? — безжизненно повторяю я.

Эйден пожимает плечами.

— «Звезды» в самом широком смысле этого слова. Актеры высокого уровня на это мероприятие не приходят. В основном ты встретишь толпу представителей индустрии, самодовольных ведущих новостей и безвкусно одетых участников реалити-шоу, жаждущих, чтобы кто-нибудь взял их в очередной проект.

В его голосе слышится пренебрежение.

Его слова попадают мне прямо под ребра, настолько резкие, что больше похожи на удар ножом. Конечно, он так к этому и относится.

Многие так думают. Он просто наживается на подобных развлечениях, сидя здесь, в своем шикарном офисе, с длинной славной родословной, элитным образованием и семейным бизнесом. Но сами шоу ниже его достоинства.

Люди ниже его достоинства.

— Эти шоу приносят компании кучу денег, — говорит Эрик.

Его взгляд не отрывается от экрана планшета.

— Звезды – это актив.

Эйден долго смотрит на своего помощника. Я тоже. Но Эрик – образец компетентной непринужденности. Ни улыбки на его лице, ни хмурого взгляда.

— Да. Полагаю, это правда, — говорит Эйден.

Я делаю глубокий вдох. Вот чего я никогда не забуду. Что Эйден именно такой человек. Хоть меня всегда тянет к нему, но он же в конце концов меня сожжет – слишком сильно, слишком быстро, слишком всепоглощающе. И он, определенно, не тот, кому я могу открыться или с кем могу быть уязвимой.

Я слишком рано поняла, что происходит, когда отдаешь человеку все. Он это принимает и уходит, или, что еще хуже, смеется над твоими чувствами. А ты ничего не получаешь взамен.

— Ты придешь сегодня вечером? — спрашивает Эйден.

Я дарю ему свою профессиональную улыбку. Ту, которой я слишком часто пользовалась раньше. Улыбка-броня.

— Я приду.

Как только я возвращаюсь в маленький конференц-зал, который я обычно использую, паника нарастает. Каждая фотография с прошлых мероприятий, которую я вижу в интернете, вызывает еще больший ужас. Я узнаю людей. Знаменитые участники реалити-шоу, продюсеры, представители индустрии. На одном снимке, сделанном несколько лет назад, я вижу Блейка.

Я не думала, что этот гала-концерт окажется... таким большим событием. Я думала, что на нем будут скучные инвесторы. Полуофициальная вечеринка, очень похожая на ту, куда я в последний раз ходила с Эйденом, когда у меня сломалась молния.

Я не могу пойти.

Я годами не любила толпу. Избегала ее, как могла. А когда не могла, натягивала кепку пониже на голову.

Но сегодня вечером мне небезопасно там появляться.

Я жду, пока Эйден пообедает с сестрой. Затем тихонько собираю вещи, словно иду перекусить. Кашляю несколько раз, проходя по коридорам офиса, а затем выскальзываю из огромного здания, которое «Титан Медиа» считает своим.

Я возвращаюсь домой примерно в то время, когда Эйден должен вернуться в офис после обеда с Мэнди. Я отправляю электронное письмо Эрику, а затем еще одно Эйдену.

Я: Простите, у меня мигрень. Я плохо себя чувствую. Поработаю над книгой дома. Пожалуйста, отмените машину на вечер.

Эйдену, я добавляю кое-что еще.

Я: Удачи сегодня вечером!

Он отвечает через несколько минут.

Эйден: У тебя есть все необходимое?

Это должно быть проще. Сказать эту маленькую невинную ложь, как и другие, которые я так много раз говорила, чтобы скрыть тот злосчастный год моей жизни, испорченный шоу «Риск».

Но лгать Эйдену нелегко.

Я: Да, да. Спасибо, что беспокоишься обо мне.

Я заказываю еду и работаю над его книгой. Есть много глав, которые я могла бы написать, исходя из своего понимания произошедшего или используя информацию из вторичных источников.

Я подробно описываю его студенческие годы и первые годы работы в «Титан Медиа», прежде чем он стал генеральным директором. Это, конечно, не так увлекательно, как написание кульминации, о которой все, кто будет читать книгу, уже будут знать. Того, ради чего люди в любом случае ее купят.

Мне нужно выжать из этого максимум, но не слишком, иначе я разочарую читателей, а не увлеку их.

Уже почти девять вечера, когда я закрываю ноутбук и иду умываться. Смываю макияж и собираю волосы в пучок. Когда я собираюсь лечь спать, мне пишет Эсме. У нее есть около пятнадцати минут, чтобы поболтать после того, как она уложила детей спать, и перед тем, как она начнет смотреть новую историческую драму с Тимом, как она и обещала.

Ох уж эта супружеская жизнь.

Я лежу на своей двуспальной кровати и рассказываю лучшей подруге все последние новости... кроме того, что мы с Эйденом делали. Или того, что герой моей новой книги – генеральный директор «Титан Медиа». Я говорю ей, что встречаюсь кое с кем. Просто с каким-то незнакомцем.

Все это кажется таким хрупким, таким новым. Может быть, мне было бы легче, если бы я об этом рассказала. Но я не могу подобрать слов.

После разговора с Эсме я звоню родителям. Их волнение заставляет меня закрыть глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. Я слишком редко им звоню. Я слишком редко возвращаюсь домой.

— Все в порядке, дорогая? — спрашивает мама. — Ты кажешься немного уставшей.

— Я устала.

— О, конечно, так и есть. Лос-Анджелес – большой город. Тебя сильно загрузили?

Я думаю о приближающемся сроке сдачи первого черновика. О непредсказуемом графике Эйдена и моих собственных непредсказуемых порывах, когда дело касается его. О «Титан Медиа», компании, которую мои родители ненавидят почти так же сильно, как и я. Или ненавидели раньше.

Если посмотреть на нее изнутри, то... ну... Это такая же компания, как и любая другая. Прибыль и убытки уравновешиваются корпоративными целями. То, что я была шестеренкой в их гигантской машине, не облегчает ситуацию. Но, по крайней мере, это не было чем-то личным.

— Да. Тема... сложная.

Я разговариваю по громкой связи. Наверное, телефон лежит на столе в гостиной между родителями.

— У тебя уже есть главы, которые я могу прочитать? — кричит папа.

— Мы до сих пор не знаем, о ком эта книга, — добавляет мама. — Кто герой?

Они оба с таким интересом относятся ко всему, что я делаю с того лета, когда я четыре месяца подряд не могла встать с постели. Я знаю, что это сильно на них повлияло, и мне кажется, что бы я ни делала до конца жизни, этого все равно будет недостаточно. Я никогда не смогу загладить свою вину перед ними за участие в «Риске».

— Я все еще связана соглашением о неразглашении, — говорю я.

Чувство вины сводит меня с ума. Потом они узнают. Все узнают, что я написала мемуары Эйдена. Остается надеяться, что они поймут, когда я расскажу им, почему я это сделала.

Все ради шанса, что мой издатель даст мне возможность написать что-то еще, с авансом, которого хватило бы на целый год писательской работы.

Мы прощаемся, и я сворачиваюсь калачиком на кровати, запустив стриминговый сервис на ноутбуке. Не тот, который Эйден так хочет купить. Но он похож на него, и, просматривая рекомендации, я быстро пролистываю все реалити-шоу. Мне потребовалось много времени, чтобы снова научиться смотреть этот жанр и получать от него удовольствие. Чем нормальнее люди и чем меньше алкоголя, тем лучше для меня.

Вместо этого я решаю пересмотреть старый комедийный сериал. Я уже посмотрела четыре серии и почти сплю, когда звонит телефон. Он беспрестанно вибрирует где-то в недрах одеяла. На часах почти половина двенадцатого.

Имя на экране бросает меня в дрожь. Эйден. В голове проносятся катастрофические сценарии. Люди, с которыми он мог говорить сегодня вечером, клипы, которые он мог видеть. Меньше всего мне хочется, чтобы он считал меня очередной безвкусной звездой реалити-шоу.

Но это, возможно, лишь вопрос времени. Несмотря на новый цвет волос и измененную фамилию, прошлое все равно настигает меня.

Я отвечаю перед тем, как звонок должен прерваться.

— Алло, — осторожно говорю я.

— Привет.

Его глубокий голос мне так хорошо знаком.

— Я почти дома. Хотел проверить, спишь ли ты.

— Я не сплю.

— Вижу, — говорит он. — Я открою входную дверь через секунду, и у меня для тебя есть еда и обезболивающее. Спускайся, Хаос.

Глава 40

Шарлотта

Я быстро распускаю неряшливый пучок, провожу рукой по волосам и останавливаюсь у зеркала в ванной комнате.

Я не выгляжу больной. Но, пожалуй, выгляжу сонной и определенно неухоженной. Никакого макияжа, и волосы в беспорядке. Придется идти так.

Я спешу вниз по лестнице.

Эйден стоит на своей большой кухне. В одной руке держит телефон, в другой – коричневый бумажный пакет.

— Вот ты где, — говорит он слишком довольным голосом.

Интересно, сколько он сегодня выпил.

— Как ты себя чувствуешь?

Он в смокинге. Безупречная укладка, на шее галстук-бабочка, чисто выбрит. Непревзойденный профессионал. Красивый генеральный директор, спасший всю компанию от почти полного краха.

Если не считать морщин на лбу. Держу пари, ему пришлось попотеть сегодня вечером, чтобы окончательно развеять новую волну слухов.

— Лучше.

Я прислоняюсь к кухонному острову.

— Ты ходил за покупками?

Он начинает рыться в бумажном пакете и достает два белых контейнера.

— Суп, — говорит он.

Затем достает маленькую бутылочку, которая дребезжит, как таблетки.

— Ты ограбил аптеку?

— Да.

Он также достает две большие бутылки минеральной воды, пакет чипсов и больше дюжины шоколадок.

— Я взял все виды. Не знал, какие тебе больше нравятся.

Я прикусываю нижнюю губу и наблюдаю, как он расставляет покупки на кухонном острове, словно это подношение. Я не люблю врать. Никогда не любила. Но вот я здесь, и все равно это делаю.

— Может, я даже не люблю шоколад.

Он смотрит на меня.

— Все любят шоколад.

Я тянусь к тому, на упаковке которого изображена маленькая галактика.

— Вот этот. Мой любимый.

Его губы изгибаются.

— Отличный выбор.

— Спасибо за все это.

— В любое время, Хаос.

Он сует мне в руки контейнер с теплым супом.

— Съешь это перед десертом, — говорит он и поднимает свободную руку, чтобы развязать узел галстука-бабочки.

— Ты сегодня командуешь.

— Я все время командую, — говорит он. — Это моя работа.

Я сажусь на барный стул напротив него и открываю крышку супа. Пахнет восхитительно.

— Как прошел вечер?

Он игнорирует мой вопрос.

— Как ты себя чувствуешь? У тебя часто бывают мигрени?

Я помешиваю суп ложкой.

— Иногда.

Он хмурится.

— Мне это не нравится. Ты ходила к врачу?

— Это не так уж серьезно. У меня просто сильно болела голова, и я знала, что вечеринка сделает только хуже.

Я смотрю на него.

— А теперь расскажи мне, как ты провел вечер.

Он ждет немного, барабаня пальцами по кухонному острову.

— Отлично. Оглушительно-охренительный успех.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Звучит как сарказм.

— Нет. Это правда. Все прошло отлично.

Он поднимает руку и резким движением расстегивает две верхние пуговицы рубашки. Я вижу, как у него дергается кадык, когда он сглатывает.

— Я убедил всех в том, что слухи о наших налоговых декларациях – пустые сплетни. Я был воплощением непринужденного очарования.

Затем он качает головой.

— Черт, как я ненавижу эти мероприятия.

— Ты часто на них ездишь, — осторожно говорю я. — Но все равно ненавидишь?

— Да, — бормочет он. — Сплошная постановка. Все, что от меня нужно – наигранное обаяние. Я бы с большим удовольствием был где-нибудь посреди океана, в лесу, на мотоцикле. Даже в офисе.

Я ставлю суп на стол.

— Правда? Я думала, тебе это нравится. Ты всегда такой... уверенный в себе на людях.

— Я должен казаться уверенным в себе. Если я позволю им учуять хоть малейший признак слабости, меня сожрут заживо.

—Ты говоришь так, будто они хищники, а ты добыча.

Его губы кривятся в безрадостной улыбке.

— Все это игра, Хаос. Я рано научился превращаться в хищника ради своего имиджа.

Он принял компанию на грани банкротства, разбирался с акционерами, потерявшими веру в успех, боролся с советом директоров, который не справился со своими обязанностями, и общался с сотрудниками, которые боялись увольнения.

И столкнулся с фамилией Хартман в новостях, которую ставили в один ряд с одной из крупнейших корпоративных афер в современной бизнес-истории.

— Все это было одной большой игрой в уверенность, — бормочу я. — С тех пор, как ты взял на себя управление «Титан Медиа».

Он долго смотрит на меня. А затем мягко добавляет:

— Да. Ешь свой суп, Шарлотта.

— У меня болит голова, а не горло.

Я все же тянусь к контейнеру. Суп очень вкусный. Там даже есть небольшой кусочек свежеиспеченного хлеба, завернутый в фольгу.

Интересно, где он нашел еду так поздно ночью.

Он смотрит, как я ем. Я вижу, как он смотрит на меня. Момент тянется, растягивается, как резина. Эйден с шумом выдыхает.

— Я тут подумал. Мне следует извиниться.

— За что?

— За нашу ссору. На днях.

— Из-за машины?

Я смотрю на суп и снова помешиваю его. Он горячий.

— С тех пор я езжу на ней каждый день.

— Я заметил. Тебе нравится?

— Да. И, думаю, мне тоже стоит извиниться. Я стала слишком рьяно защищаться.

Он проводит рукой по затылку.

— Я привык принимать решения, а не... идти на компромиссы или вести переговоры. Мне следовало сначала поговорить с тобой об этом.

После небольшой паузы он добавляет:

— Некоторые из твоих слов, Шарлотта...

Я откладываю ложку.

— Знаю. Я слишком бурно отреагировала. Правила, которые мы установили? Наверное, мне просто показалось, что они... немного размываются.

— Хммм. Понимаю.

— Да?

Выражение его лица серьезное.

— Да. Для тебя важна определенность. Никаких эмоций в наших внеклассных занятиях.

Я слегка улыбаюсь.

— Ага. Хорошая формулировка.

— Спасибо. И эти занятия не должны влиять на наши рабочие отношения. Я помню правила, Хаос. Включая новое, которое ты ввела вчера вечером.

Мне приходится отвести взгляд из-за нахлынувших на меня воспоминаний – я с его рукой между ног в соседней комнате.

— Мне просто кажется, что комплименты... они могут... повлиять на правило номер один. Понимаешь?

Он так долго молчит, что мне приходится снова взглянуть на него. Его руки опираются на кухонный остров, а глаза горят.

— Да. Понимаю. Но я хочу, чтобы ты знала: хоть я и стараюсь сдерживаться, это не значит, что я не считаю тебя красивой, умной и такой чертовски сексуальной, что мне постоянно трудно мыслить здраво рядом с тобой.

Румянец заливает мои щеки.

— Ты снова это делаешь.

— Знаю. И больше не буду. Обещаю.

— Ты тоже горячий. Из-за этого сложно поверить, что ты называешь меня горячей. Ну, ты понимаешь...

Я пожимаю плечами и проглатываю еще одну ложку супа. Я не стесняюсь своей внешности. Мне она даже нравится. Это одна из немногих вещей, в которых я не чувствую себя уязвимой. Но трудно не заметить явную разницу между нами.

— Не делай этого, — говорит он, — иначе я не смогу держать свои комплименты при себе.

— Ладно. Я очень горячая. Вполне возможно, что я соблазнила успешного, привлекательного, невероятно богатого руководителя из Лос-Анджелеса.

Он поднимает брови.

— Я только что с помощью обратной психологии заставил тебя саму нарушить правило «никаких комплиментов»?

— Наверное, да. Блин.

— Не волнуйся. Ты хороший противник.

— М-м-м. Ты тоже.

Иногда это раздражает. Его взгляд такой теплый, и мне не хочется прекращать смотреть на него. Он снимает смокинг, и кажется, будто он медленно освобождается, снова становясь самим собой – тем человеком, которого я знаю.

Интересно, пил ли он сегодня вечером? Много ли красивых знаменитостей и звезд реалити-шоу висели у него на руке, пытаясь очаровать и произвести впечатление?

Но вместо этого он вернулся ко мне. С подарками.

Он ходит вокруг кухонного острова.

— Лучше?

Я киваю. Он берет меня за подбородок и приподнимает мое лицо.

— Мне жаль, что ты не смогла прийти сегодня вечером, по чисто эгоистичным причинам.

— Да?

Я поворачиваюсь к нему, и он подходит ближе. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Мне было бы гораздо лучше, если бы ты была рядом.

Его большой палец скользит по моей нижней губе, его взгляд бездонен.

— Я не люблю людей, которые выдают себя за кого-то другого. Именно это мне в тебе и нравится, Хаос.

Он наклоняется ближе, его губы почти касаются моих в поцелуе.

— Ты всегда была честна со мной, даже если тебя трудно понять. Мне пришлось научиться читать между строк.

Его губы касаются моих в самом легком поцелуе. Один раз. Два.

— Ты можешь поцеловать меня так, как хочешь, — шепчу я.

— Ты больна, — говорит он.

Я обнимаю его за шею.

— Не так уж и сильно.

Он целует меня медленно. Глубоко. Когда он поднимает голову, я чувствую слабость, и это точно не из-за моей воображаемой болезни. Я хочу, чтобы он прижал меня к себе.

Он наркотик, и я на него серьезно подсела.

— Ты уже должна спать, — говорит он.

— Ты не моя медсестра. И не врач.

— Я знаю основы науки о здоровье.

Я улыбаюсь ему в губы.

— Да? И что это за основы? Сон – это хорошо?

— Да. Это самый главный совет для здоровья.

— Ты никогда не спишь.

— Неправда.

Я отстраняюсь, руки все еще обнимают его за шею.

— Я видела. Ты допоздна не спишь, работаешь. У тебя постоянно горит свет.

Он слегка качает головой.

— Ты меня преследуешь.

— Мы спим в нескольких метрах друг от друга.

— Страшно подумать, что я пригласил преследователя к себе домой. В итоге попаду в один из тех документальных фильмов, которые выпускает «Титан Медиа». «Ему нравилась его соседка по квартире. Ей нравился он ... мертвым».

Тепло разливается внутри меня. Скорее всего, от супа.

— Я сегодня вечером написала о тебе еще несколько глав.

Его улыбка сменяется хмурым выражением лица, и он сжимает мои бедра.

— Скажи, что ты этого не сделала, Хаос.

— Почему?

— У тебя же болела голова.

Верно.

— Я села за работу после того, как подействовал адвил.

Его большой палец медленно описывает круг.

— Все равно. Я не хочу, чтобы ты мучила себя из-за этой книги.

— Я не мучаю себя. Я, честно говоря, рада была бы показать тебе кое-что из своих новых материалов.

— Тебе нужно перестать работать.

Я провожу ногтями по его щеке, и его глаза темнеют.

— А ты собираешься последовать своему собственному совету? Потому что я никогда не видела, чтобы кто-то работал больше тебя.

Он снова целует меня. Это еще один томный, неторопливый поцелуй, и мне кажется, что это почти нарушает правило номер один. Но мне слишком хорошо, чтобы отказаться от него.

— Давай. Покажешь мне свои тексты в постели.

Я соскальзываю с табурета и отодвигаю пустой контейнер из-под супа. Беру свою любимую шоколадку.

— В моей или твоей?

Глава 41

Шарлотта

Всякий раз, когда я остаюсь с ним наедине, он словно занимает все пространство в комнате. Я не вижу ничего, кроме него, его мускулистых предплечий, его красивого лица, его пристального взгляда, который не отрывается от меня.

Как будто под этим взглядом я сама становлюсь больше.

Эйден стоит у моей кровати. Она все еще немного помята после того, как я на ней лежала.

Я смотрю на свой ноутбук.

— Я написала пролог и главу о твоих студенческих годах. Я также разговаривала с одним из членов совета директоров, и теперь пытаюсь составить план этой главы.

— Черт.

Он ставит одну из огромных бутылок минеральной воды на мою тумбочку и снимает обувь. Все это кажется гораздо более интимным, чем я изначально предполагала.

Я сажусь на кровать спиной к большому изголовью. Он делает то же самое, залезая рядом со мной.

— Хорошо, — говорю я.

— Хорошо, — повторяет он.

В его голосе слышится веселье, рука лежит между нами поверх одеяла.

— Удиви меня.

— Не могу поверить, что ты не хочешь спать. Ты работаешь с тех пор... Ты сегодня утром, снова тренировался?

— Да.

— Ты машина.

— Я не хочу спать, — говорит он, и я сразу понимаю, что он устал.

Он мог бы подхватить эстафету шуток, но решил этого не делать. Я колеблюсь, мой ноутбук слегка повернут к нему.

— Нам не обязательно это делать, Эйден.

Он качает головой.

— Я все равно не смогу заснуть. Что там у тебя?

— Это попытка написать захватывающую первую главу.

Я нервничаю. Это пролог, начинающийся с того, что хорошо известно зрителям. День, когда его отца арестовало ФБР, и весь деловой мир обратил внимание на Эйдена и «Титан Медиа». Когда в новостях появились разные домыслы.

— Коротко и захватывающе. Но это происходит прямо перед тем, как ты входишь в... здание суда. Следующая глава переносит нас в твои ранние годы.

— Захватывающе, — бормочет он. — Хорошо.

Он перекладывает мой ноутбук, и я смотрю, как он читает, теребя нижнюю губу. Я не могу долго это выносить.

— С чего ты начал?

— С раннего детства, — говорит он. — Эта часть... интересная.

— Какая?

— Эта часть.

Он наводит курсор на третий абзац. Задерживается на предложении, где я писала о том, что он учился в прекрасных школах, но не получал удовольствия от учебы. Что он из тех, кто видит ценность в знаниях, но только если в них есть четкая цель.

— Мы никогда об этом не говорили.

— Может, и нет. Но это правда. Не так ли?

— Да, — бормочет он.

Он прокручивает вниз, курсор останавливается на другом предложении: «Семейный уклад был обычным лишь на первый взгляд».

— Мы мало говорили о моей семье.

— Да, но я не могу их не упоминать, правда?

Мой голос не дрожит. Он уверенный, спокойный, и я встречаю его взгляд. Он не отводит глаз.

— Ты вынуждаешь меня говорить об этом.

— Если ты мне ничего не расскажешь, — говорю я, — мне придется выдумывать. Формировать свою историю, основываясь на догадках, подсказках и информации из СМИ. Как это делают все остальные.

— Как все любят делать, — бормочет он.

Я похлопываю по одеялу между нами.

— В том-то и дело, Хартман. Эта книга позволит тебе хоть раз контролировать повествование.

— Она пригласит незнакомцев в мою жизнь. В ту часть, о которой я не хочу много думать.

Он сидит рядом, опираясь на локоть. Моя рука прижимается к одеялу.

— Это может быть страшно.

— Ты используешь терапевтический голос, Хаос. Вот что пугает.

Я закатываю глаза.

— Я пытаюсь тебя поддержать.

— Хммм.

Его взгляд снова опускается на экран. Задерживается на нем.

— Хорошо написано, — говорит он как будто неохотно. — Мне нравится твой голос. Это больше похоже на хорошую биографию, чем на мемуары.

— Я хорошо справляюсь со своей работой, — говорю я, — так же, как и ты.

— Еще бы! Учитывая, что ты продвинулась в этом процессе гораздо дальше, чем я когда-либо планировал.

Я беру подушку и взбиваю ее под головой.

— Ты действительно хотел месяцами водить за нос бедного литературного раба, а потом на финальной стадии завалить весь проект?

В изгибе его губ нет ни капли смущения.

— Эйден!

— Честно говоря, да, — он пожимает плечами. — Я не ожидал, что писательница окажется раздражающе настойчивой, интересной и невероятно красивой женщиной, с которой я уже встречался.

— Невероятно красивой?

Он проводит свободной рукой по волосам.

— Ты же прекрасно знаешь, какая ты красивая, Шарлотта. И владеешь своей внешностью не хуже, чем рыцарь мечом.

Мозгу требуется несколько мгновений, чтобы осознать это. Жар приливает к шее и сдавливает грудь. Он действительно считает меня красивой.

— Это комплимент, — шепчу я.

И это говорит он, мужчина с фигурой атлета и сумасшедшим магнетизмом, которому невозможно противостоять.

— Да. Но я не буду извиняться.

Он закрывает крышку ноутбука.

— Расскажи мне о своем детстве. О своих родителях. А потом я расскажу о своем.

Он сдается. Я вижу. И поэтому я сползаю вниз и поворачиваюсь к нему лицом. Кажется, будто я проваливаюсь сквозь матрас, окутанная мягкостью со всех сторон.

— Хорошо, — тихо говорю я. — Мои родители... старой закалки. Они из маленького городка недалеко от Кливленда. Мама – журналистка на местном новостном канале, а папа преподает биологию в школе.

— Ты единственный ребенок в семье?

Я киваю.

— Да. Моим родителям было трудно завести детей. Им потребовалось почти шесть лет, прежде чем появилась я.

— Прости, — говорит он.

— Я выросла в окружении множества друзей. Мы играли вместе в нашем тупике. На самом деле, это было довольно хорошее детство.

Мои веки тяжелеют, но я не собираюсь отрывать от него взгляд. От этих светло-зеленых глаз, устремленных на меня.

— Ты была пацанкой? — спрашивает он. — Ты предпочитала читать или играть?

— Я хотела быть там, где кипела жизнь. Мое любопытство всегда было моей слабостью.

— Ты скучаешь по родному городу?

Я тереблю край одеяла. Скучаю по тому, что раньше он был безопасным местом. Теперь это не так. Все меня знают, знают о «Риске». Все смотрели шоу, когда она вышло в эфир. Маленькая Шарлотта Ричардс по телевизору.

Это единственное место, где я навсегда потеряла право на частную жизнь. Никакая смена цвета волос меня не спасет.

— Шарлотта.

Голос Эйдена тихий.

— Что-то случилось?

— Да, — шепчу я. — И это затрудняет возвращение домой. Даже если я скучаю по родителям и лучшей подруге Эсме. Но между нами разверзлась пропасть, и я, похоже, не могу ее преодолеть.

Его рука ложится на мою, опираясь на кровать в узком пространстве между нами. Теплая кожа полностью покрывает мою. Он крепко держит меня, и я смотрю на его руку, вместо того чтобы смотреть на него. Сосредотачиваюсь на его длинных пальцах и слегка шершавых костяшках.

— Что случилось?

— Я... предпочитаю не говорить об этом.

Я избегаю его взгляда. Он имел бы полное право напомнить мне о нашей сделке. Вынудить меня взять себя в руки и сказать, что без откровенности с моей стороны он не будет откровенен в ответ.

Но он этого не делает.

— А какие у тебя родители? — спрашивает он.

Он лучше меня.

У меня вырывается зевок. Я подавляю его, прижимаясь к нему еще ближе.

— Мой папа печет потрясающее печенье с шоколадной крошкой. Когда я была маленькой, его аромат разносился по всей улице, и все мои друзья выстраивались в очередь у окна кухни. Через пару часов от выпечки оставались только крошки на тарелке.

— Звучит заманчиво.

Он проводит большим пальцем по тыльной стороне моего запястья.

— Кто-нибудь из твоих родителей пек?

— Нет, — тихо отвечает он. — Нет.

— Моя мама была не очень хороша в готовке. Но она всегда была потрясающей рассказчицей.

Мои глаза закрываются.

— Летом мы... устраивали барбекю на заднем дворе. Приглашали моих кузенов. И мама рассказывала истории, пока мы все жарили зефир на костре.

— Как ты, — бормочет он.

— Хм?

Я не могу держать глаза открытыми. Он теплый и от него приятно пахнет, и мне кажется, что я плыву.

— Ты тоже рассказчица.

Его рука успокаивающе обнимает меня.

— Спи, Хаос. Я рядом.

Глава 42

Эйден

Слышу легкое знакомое жужжание. Оно пронзает мою голову, как стрела. Очень раздражающее. Закрываю глаза и тянусь к тумбочке. Хватаю телефон и нажимаю на кнопку, которая его к чертям выключит.

Мне приснился такой хороший сон.

Я лежу на спине в слишком мягкой кровати. Мне кажется, что я тону в ней, укутавшись в нее, словно в гамак, она поглощает меня целиком. Чувствую на себе теплую тяжесть. Левой рукой я кого-то обнимаю.

Кого-то... Шарлотту.

Ее нога лежит на моей, и я тянусь свободной рукой к сгибу ее колена. Ее голова уютно устроилась у меня на груди, мягко поднимаясь с каждым моим вдохом. Я слышу легкое дуновение ее выдохов.

Я смотрю вниз на макушку Шарлотты, на ее шелковистые волосы, рассыпанные по мне. Она первой уснула прошлой ночью. Я помню это. Ее веки закрылись, ее рука обхватила мою. Я убрал ее ноутбук с кровати и устроился рядом с ней с книгой.

Я не планировал засыпать.

Но, должно быть, заснул... и вот она здесь, прижимается ко мне, словно я ее любимая подушка. Ее приятный запах и мягкость сонного тела укутали меня в кокон спокойствия и умиротворения.

А у меня стояк.

Давно я не просыпался со стояком. Обычно это не такая уж большая проблема. Быстрый холодный душ решил бы проблему, или более долгий, теплый, и помощь моей правой руки.

Теперь между ног ощущается тупая, пульсирующая тяжесть. Молния на брюках неприятно давит.

Я бы предпочел спать с Шарлоттой в одной постели без одежды. Под одеялом.

Поглаживая ее колено круговыми движениями, я делаю несколько глубоких вдохов. Мне нужно вернуться к работе. Слухи еще не утихли, а у меня сегодня запланировано несколько интервью для новостных агентств.

Она что-то бормочет мне в грудь. Ее рука сжимает мою талию, словно я подушка, которую она обнимает. Я провожу рукой по ее спине.

— Что ты говоришь?

— М-м-м.

Она утыкается мне в грудь, ее нос касается голой кожи груди под расстегнутыми пуговицами моей рубашки.

— Хорошо.

Я улыбаюсь.

— Хорошо?

— Такой раздражающий... — бормочет она и глубоко вздыхает.

Я улыбаюсь. Это может быть только об одном человеке.

Я не знал, что она разговаривает во сне.

Мой телефон снова звонит. Это будильник в виде Эрика, и я тянусь, чтобы выключить его к черту. Сегодня суббота. Но это никогда не останавливало ни его, ни меня.

На этот раз Шарлотта шевелится рядом со мной. Ее рука напрягается, а нога ерзает. Ее колено задевает мою эрекцию, и я сдавленно шиплю. Черт, становится только хуже.

Она моргает. Ее кожа розовая от сна, губы приоткрыты.

— Эйден?

— Доброе утро.

Ее глаза на мгновение закрываются.

— Нееет, еще слишком рано.

— Да, мы мало спали.

— Мало.

Она прижимается лбом к моей груди, и у нее вырывается слабый смешок.

— Не могу поверить, что мы уснули.

Моя рука продолжает гладить ее по спине.

— Ты устала.

— Извини. Я... ну.

Она смотрит на мою голую грудь, а не в глаза.

— Использовала тебя как подушку.

— Похоже, что меня это беспокоит? — спрашиваю я.

Она улыбается. Это легкое, почти застенчивое выражение, так непохожее на свирепую Шарлотту, которая умеет торговаться и не терпит возражений.

От этого зрелища у меня сжимается в груди.

— Нет, — шепчет она.

Я откидываю голову на подушку. Желание все еще пульсирует во мне, движимое ее присутствием и моим сном. Воспоминанием, на самом деле – ее тело подо мной на диване.

— Мне это слишком сильно нравится, — бормочу я.

— Что ты... О.

Она снова ерзает, и на этот раз ее предплечье касается моего живота и моей эрекции.

— Не обращай внимания. Пройдет, — сдавленно говорю я.

Шарлотта, конечно же, этого не делает. Потому что ей очень любопытно.

Ее рука скользит по низу моего живота, пока не задевает головку. Мой член дергается, и я закрываю глаза.

— Ты часто просыпаешься таким твердым? — спрашивает она.

— Иногда. Особенно когда на мне лежит красивая женщина.

— О.

В ее голосе слышится улыбка, и ее пальцы легко танцуют по всей длине моего члена. Прикосновение дразнящее, легкое и совершенно недостаточное. Я сжимаю зубы.

— Может быть, я воспользуюсь этой возможностью, чтобы задать тебе несколько... вопросов.

На последнем слове ее рука обхватывает мои яйца, и у меня вырывается шипящий вздох.

— Например?

— Если ты дашь мне ... удовлетворительные ответы, я продолжу. Если будешь увиливать, я остановлюсь.

— Это вымогательство.

Но моя рука продолжает медленно двигаться вверх по ее спине. Я чувствую ее теплую кожу под тканью майки. Она скользит рукой вверх, прижимая ее к моему животу.

— Что было самым худшим в судебном процессе над твоим отцом?

Я стону.

— Если будешь спрашивать об этом, я не смогу кончить, Хаос.

Но затем она скользит рукой под пояс брюк. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы лежать неподвижно на спине и позволить ей мучить меня.

Ловкие пальцы расстегивают пуговицу и тянут вниз молнию моих брюк. Я задерживаю дыхание.

Жду.

А затем она полностью берет мой член в руку. Кожа к коже.

Меня охватывает жар. Но она просто держит руку там, крепко сжимая меня, как в самой сладкой пытке. Черт.

— Ладно, — выдавливаю я из себя. — Что я ненавидел больше всего? СМИ. Каждый день, когда меня линчевали за какую-то мелочь. Когда люди делали ставки на то, знал ли я об отцовском мошенничестве или нет, основываясь только на цвете моей чертовой рубашки.

Я закрываю глаза и запрокидываю голову. Теперь она гладит меня от основания до кончика, медленно и умело.

— Это хорошо. Это здорово, правда.

Я смотрю на нее, прищурившись.

— Кажется, мое эго умело поглаживают.

— Не только эго.

Она выглядит великолепно – растрепанные волосы, мягкие, сонные глаза, светящиеся азартом от новой игры.

— Ладно. Ты с ним общаешься?

Я сжимаю одеяло подо мной обеими руками. Сосредоточиваюсь на вдохе. И выдохе.

— Я почти не общаюсь с ним в последнее время.

Она немного ускоряется.

— Да?

Он пишет из тюрьмы как часы. Мне, Мэнди и моей матери. Но я давно не отвечал ни на одно письмо.

Я поднимаю голову и подкладываю руки под голову. Мне нужен лучший обзор.

— В последний раз, когда я писал, письмо кто-то перехватил и слил его в прессу.

Ее рот открывается, и рука бессознательно дрожит.

— Что? Правда?

— Да. Я замял статью. Пришлось заплатить за это кучу денег.

— Черт. Мне так жаль.

— Зато это избавило меня от необходимости иметь с ним отношения, наверное. Хаос, твоя рука.

— Ах. Точно.

Она смотрит вниз, туда, где у меня все твердое и ноющее, и мягко улыбается. Ее рука ускоряется, а хватка становится крепче.

— Это было прямо перед Зайоном, — говорю я.

Ее движения замедляются.

— Когда твое письмо... перехватили?

— Да.

В этой комнате слишком жарко.

— Мне нужно было... уехать из Лос-Анджелеса ненадолго. Прочистить голову. Но вместо этого я нашел тебя.

— Я не помогла?

— Помогла, — мрачно говорю я. — Но с тех пор моя голова не прояснилась.

Другая ее рука тянется ниже, чтобы схватить меня за яйца.

— Черт, — выдыхаю я.

Моя мошонка чертовски чувствительна, и вот она ласкает ее. Постоянный электрический импульс пробегает по мне.

Каждое уверенное движение ее руки вызывает дрожь в моих конечностях.

— Ты скучаешь по отношениям с отцом?

— Это самая странная дрочка, которую я когда-либо получал.

Хватка на моих яйцах становится крепче, но ее рука на моем члене замирает. Я чуть не дергаюсь в ее ладони, нуждаясь в трении. Черт, я возбужден до предела.

— Мне нравится делать для тебя странные вещи, — говорит она.

— Ага. Точно. Все сложно.

Я смотрю на ее руку, обхватывающую мой член. Длинные пальцы, короткие ногти, никакого лака. Не знаю, почему мне это нравится.

— Я злюсь на него. Злился много лет. Честно говоря, еще до того, как за ним приехало ФБР.

Мой голос срывается между хриплыми вздохами.

— Он был не очень внимательным отцом и мужем.

— Прости меня за это.

Мне почти больно от того, насколько я возбужден и как отчаянно хочу еще. Она снова обнаженная, лежит подо мной, прижимаясь ко мне. Ее тугое, влажное тепло окутывает меня.

— Есть моменты, по которым я скучаю. Когда мы всей семьей проводили лето в загородном доме. Редкие вечера, когда он разжигал гриль, и я ему помогал готовить ужин. Когда он отдавал короткие приказы, пока мы катались на лодке. Но это всего лишь моменты, наверное... а не все, что есть в человеке. Так что нет. Я не скучаю по нему.

— Он взвалил на тебя кучу всего, когда сделал то, что сделал.

Ее голос мягкий, в отличие от хватки на моем члене. Она перекатывает мои яйца в руке и крепко сжимает головку, и единственное, что я могу сделать, это кивнуть. Мои челюсти сжаты, пока я пытаюсь не кончить на ее красивые пальчики.

— Да, так и есть, а еще он лгал. Все это время он всем лгал – инвесторам, членам совета директоров, мне.

Я откидываю голову на подушку.

— Черт, Хаос, я сейчас кончу, если ты продолжишь в том же духе.

— Думаю, ты это заслужил. За последние десять минут ты дал мне больше, чем за предыдущие недели.

Она начинает наклоняться, ее губы опасно близко к сочащейся головке моего члена. Я знаю, как это будет приятно. Ее горячие губы растянуты вокруг моего члена, влажный жар ее рта...

Но я кладу руку ей на плечо.

— Нет.

Ее взгляд оказывается на моем лице.

— Что?

— Наш уговор. То, что ты делаешь со мной, я делаю с тобой, помнишь? И ты не хочешь, чтобы я делал тебе куннилингус. Так что никаких минетов.

Это адская агония – произносить эти слова.

Но это стоило того, чтобы увидеть, как она распахнула глаза.

— Ты невероятен.

— Скажи мне, почему тебе это не нравится, и я отменю правило.

— Ни один мужчина никогда не отказывался от того, чтобы ему отсосали.

— Может быть, это те мудаки, которым все равно на взаимность. Но я не такой.

Удовольствие, смешанное с болью, так яростно пляшет по моему телу, что трудно подобрать слова.

Ее реакция, когда я хотел ей отлизать, преследовала меня. Видеть ее, прикасаться к ней, ласкать ее пальцами... но не пробовать на вкус.

Она вся напряглась – это реакция страха, если я хоть что-то понимаю в психологии.

Я хочу узнать, почему она так отреагировала... и убить, искалечить или подвергнуть жестоким пыткам того, кто за это в ответе.

Потому что нетрудно догадаться, что есть мужчина, который когда-то заставил ее чувствовать себя дерьмово.

Шарлотта вытягивается рядом со мной. Ее руки ускоряют темп, сжимая меня так крепко, что я на мгновение теряю сознание. Ее рот останавливается у моего уха. Губы касаются моей щеки, и я так близок к тому, чтобы взорваться.

— Почему тебе позволено использовать свой рот на мне, а мне нет, а? — спрашиваю я.

Мой голос еле слышен.

Она поворачивает лицо к моему плечу.

— Я не думала, что ты будешь против.

— Я близко.

Я касаюсь губами ее шелковистых волос. От них исходит цветочный и теплый, как солнце, аромат.

— Я представлял, как лижу твою киску, так много раз, что и не сосчитать.

— Это очень непрофессионально, — говорит она.

— Да. Так и есть. Но тебе не нравится идея моего рта между твоих бедер.

Я дышу слишком тяжело.

— Кто-то однажды заставил тебя чувствовать себя плохо из-за этого. Не так ли?

— Может, и так. Но лизать киску своей мемуаристе было бы решительно непрофессионально.

— А мастурбировать герою мемуаров?

— Может быть, мы оба не умеем быть профессионалами.

Ее рука сжимается, и это доводит меня до крайности. Жар разливается по всему телу, а яйца сжимаются в ее руке.

Тяжелые струи спермы обрушиваются мне на живот и грудь, пачкая помятую рубашку. Я в последний момент хватаюсь за руку Шарлотты. Комната, как и весь мир, исчезает, есть только удовольствие. И она. Ее прикосновения. Ее взгляд.

После этого я снова прижимаюсь губами к ее голове.

— С тобой, Хаос, быть профессионалом – это последнее, чего я хочу.

Глава 43

Шарлотта

Эйден поворачивается, чтобы поцеловать меня в шею. Я чувствую себя расслабленной и гордой собой. Он только что рассказал мне то, о чем я могу написать целую главу. Конечно, мне нужно будет задать уточняющие вопросы, но все же...

— М-м-м, — говорит Эйден. — Я чувствую, как ты сияешь от торжества.

Я запускаю руку ему в волосы. Мне нравится, когда они такие растрепанные.

— Теперь все наши интервью будут проходить в таком же духе?

— Мне следует сказать «нет», иначе ты вытащишь из меня все.

Его руки обнимают меня за талию, медленно поднимая ткань моей майки.

— На какие вопросы ты можешь ответить?

Я усмехаюсь.

— Мной не так-то легко манипулировать.

Он отстраняется и приподнимает бровь.

— О? Спорим?

Раздается громкий звук. Звонок в дверь. Эйден стонет и зарывается лицом мне между грудей.

— Нет, — бормочет он.

Я нежно провожу ногтями по его голове.

— Ты кого-то ждешь?

— Нет. По крайней мере, не так рано. Но, похоже, она все равно здесь и войдет сама, если я не открою через четыре секунды.

Я выпрямляюсь.

— Мэнди?

— Она самая.

Он отпускает меня с новым стоном и падает на кровать, проводя рукой по лицу.

— Мне нужен душ, прежде чем я смогу с ней поговорить.

Я сползаю с кровати. Меньше всего мне хочется, чтобы сестра Эйдена застала меня в постели с братом. Для нее я все еще просто его мемуарист. Тот, кто бередит старые раны.

— Мне нужно одеться.

— Да, — говорит он и не предпринимает попытки встать с кровати.

Я шлепаю его по ноге.

— Давай! Тащи свою задницу в душ!

Он усмехается и скатывается с моей кровати, поправляя одежду. Он аккуратно застегивает молнию на брюках и смотрит на меня с наигранной серьезностью.

— Если спустишься первой, скажи ей, что я скоро выйду.

— Не могу ей этого сказать! Я дам ей знать, что ты, возможно, еще не проснулся.

Он смотрит на часы, и его лицо грустнее.

— Уже больше девяти.

— Иди. Иди!

Он распахивает дверь как раз в тот момент, когда по дому разносится очередной громкий звонок.

Я спешу собраться. Мне требуется несколько минут, чтобы почистить зубы, заплести косу и переодеться. Я быстро брызгаюсь духами и останавливаюсь у зеркала.

В последний раз, когда я видела Мэнди, она была гламурной. В богемном, нарочито беззаботном стиле. Она из тех женщин, которые могут позволить себе дорогостоящие лазерные косметические процедуры, но при этом с удовольствием носят джинсы-оверсайз и ходят без макияжа в одних только дизайнерских солнцезащитных очках. Как и Фрэнки Свон из «Настоящей домохозяйки», чьи мемуары я написала. Я знаю этот типаж.

Я не выгляжу плохо. Но выгляжу обычно и немного устало. Придется спускаться. В книге Эйдена отсутствует точка зрения Мэнди, и я твердо решила с ней поговорить.

Я спускаюсь вниз. Звонок в дверь прекратился, но, судя по предыдущему комментарию Эйдена, это может означать, что его сестра сама вошла.

Я нахожу ее за большим кухонным островом. У нее в волосах много мелированных прядей, которых я не заметила в прошлый раз, и она выглядит более загорелой, чем раньше. Она начинает говорить, не оборачиваясь:

— Это на тебя не похоже – спать так долго. Ты не болен?

— Извини, кажется, он еще не встал. По крайней мере, дверь в его спальню была закрыта.

Я худший лжец на свете.

— Привет, Мэнди.

Она поворачивается ко мне лицом. Ее глаза, слишком проницательные и слишком похожие на глаза Эйдена, оглядывают меня с ног до головы.

— Привет, Шарлотта. Я надеялась, что ты тоже будешь дома.

— Да?

— Да.

Ее лицо смягчается легкой улыбкой.

— Я хотела спросить... Я знаю, что ты хотела поговорить со мной. Для книги.

Мне нужно держаться молодцом.

— Да, но только если тебе удобно. Хочешь что-нибудь выпить?

Я прохожу мимо нее к огромному холодильнику и беру апельсиновый сок.

— Помни, что ты определяешь правила.

— Хорошо. Например, будешь ли ты меня цитировать напрямую?

— Если хочешь, твои слова могут быть использованы просто как фоновая информация.

— Значит, упоминания моего имени в книге не будет?

Я наливаю себе большой стакан апельсинового сока и, увидев ее кивок, наливаю ей второй.

— Ага. Это поможет мне писать главы, но никому не нужно знать, что информация исходит от тебя. Ты же знаешь, что Эйден будет полностью контролировать рукопись. Уверена, он позволит тебе ее прочитать. Можешь попросить удалить все, что тебе не понравится.

Она постукивает аккуратными ногтями с красным лаком по мраморной стойке. Сегодня на ней надета облегающая майка и свободные белые джинсы. Волосы распущены, и на лице, как я подозреваю, тот самый макияж «без макияжа», которого так трудно добиться нам, простым смертным.

— Хорошо. Мне нравится. Потому что я... ну, я думала.

— Да?

Она хмурит брови.

— Это может быть к лучшему. А может, и нет. Но... это может быть шансом для Эйдена получить хоть какое-то оправдание.

Я киваю.

— Да, это возможность рассказать свою историю. В каком-то смысле и твою историю.

— Ненавижу, как СМИ...

Она слегка качает головой.

— Это так больно, понимаешь?

Даже представить себе не могу. Твоего отца тащат в наручниках, ты каждый день видишь его в зале суда, ты втянута в дело, которое получило такую широкую огласку, что в свое время у него появился отдельный хэштег в Твиттере.

— Да. Люди воспринимают это как развлечение, но для тебя... это твоя жизнь. Это твоя семья.

Мой голос звучит яростно. Мэнди снова стучит пальцами по мрамору.

— Да. Именно! Это бесит. Общественность так много всего неправильно поняла!

— Что именно?

Она открывает рот, но тут же качает головой с улыбкой.

— Я знаю, что ты делаешь. Ты уже берешь у меня интервью.

— Я только знакомлюсь с тобой.

— Ага.

Она кладет большой бумажный пакет на кухонный стол.

— Я надеялась, что ты будешь здесь, потому что... я, вообще-то, хочу пригласить тебя кое-куда сегодня вечером.

— О?

— Да. Это немного эгоистично.

Ее улыбка становится обаятельной.

— Я совладелица одной компании, и сегодня вечером мы запускаем нашу новую линейку.

— Правда?

— Да, на вечеринке в Хиллз. Список гостей строго ограничен, и никаких мобильных телефонов.

Мне нравится, как это звучит.

— Что за компания?

Ее улыбка становится шире.

— Думаю, ты поймешь, когда придешь на вечеринку. Это не слишком самонадеянно с моей стороны? Мне просто нравится идея бросить тебе вызов.

Я смеюсь.

— Честно говоря, ты сейчас очень похожа на своего брата.

— Правда?

— Да. Он обожает игры и никогда не согласится ответить на вопросы интервью, если не получит что-то взамен.

Как только эти слова слетают с моих губ, я чувствую, как жар приливает к щекам.

Как оргазм.

Я делаю большой глоток холодного сока и стараюсь выглядеть невинно.

Мэнди начинает смеяться.

— Ну, мы же выросли в одной семье. Он тоже придет сегодня вечером. Я его уговорила.

— Будет весело.

— Да. И я подумала, может быть, ты захочешь написать об этом небольшую статью?

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я понимаю, что мной манипулируют. Но я также понимаю, что это может быть полезно для интервью.

Раньше я делала и куда более странные вещи, чтобы получить «точку входа» в жизнь своего героя.

— Я постараюсь, да. Где это можно опубликовать?

— В интернете, — говорит она, как будто это все объясняет.

Ее лицо снова сияет улыбкой.

— Ты очень талантливый писатель, по крайней мере, так говорит мой брат. Я бы с удовольствием прочитал несколько твоих черновиков.

— Могу показать. Мы могли бы встретиться за обедом завтра или послезавтра, — предлагаю я. — Тогда ты сможешь посмотреть статью, которую я напишу о запуске продукта твоей компании, и прочитать несколько глав о твоем брате. И мы могли бы пообщаться.

Мэнди смотрит на меня через кухонный остров. Она понимает подоплеку этого предложение так же ясно, как и я. Но затем кивает.

— Да. Так и сделаем. Я забронирую нам столик.

— Может, поработаем здесь? Я закажу еду, и мы посидим на веранде Эйдена.

Я дружелюбно улыбаюсь ей.

— Меньше шума и отвлекающих факторов. Мы сможем лучше сосредоточиться.

— Ладно, это логично. Но, — говорит она и тычет пальцем в мою сторону, — не становись отшельником, как Эйден.

— Отшельником?

— Он почти похоронил себя в четырех стенах с тех пор, как ему пришлось возглавить «Титан Медиа»: не выходит из дома, не встречается с друзьями, почти не ездит к маме в Соному.

— Мэнди, — раздается глубокий голос.

Эйден входит на кухню. Его волосы влажные, он снова в рубашке на пуговицах и брюках. Но он не успел побриться, поэтому на его подбородке как будто лежит тень.

Я отвожу взгляд, иначе на моем лице отразится воспоминание о том, что произошло меньше часа назад.

— Не забивай голову Шарлотте ложью, — говорит он.

— Это не ложь. У тебя нет никакой социальной жизни!

Эйден качает головой и подходит к ней.

— Я работаю.

— Баланс, Эйден. Во всем должен быть баланс.

Но она улыбается, говоря это, и у меня складывается впечатление, что этот разговор они вели уже много раз.

Судя по его лицу, он тоже устал от этого. Меня это не удивляет. Он так усердно работает не просто так, а чтобы восстановить то, что чуть не разрушил их отец. Я понимаю, что Эйден злится на сестру за то, что она этого не замечает. Или, может быть, просто за то, что она вообще не обращает на это внимания.

Я наливаю ему стакан сока. Он принимает его, тепло посмотрев на меня.

— Ты ведь придешь сегодня вечером, да? — спрашивает его Мэнди.

— Насчет этого, — говорит он.

Мэнди в мгновение ока превращается из гламурной жизнерадостной блондинки в раздраженную младшую сестру.

— Только не говори, что не придешь. Ты обещал.

Усталость отражается в каждой клеточке его тела. Я чувствую это, стоя напротив. Хоть на день я хотела бы дать ему возможность быть самим собой. Чтобы никто не тянул его в миллион направлений – на собеседования, на деловые встречи, на светские мероприятия.

Даже я.

— Пожалуйста, приезжай, хотя бы на час или два. Там будут несколько моих одиноких друзей, и они приведут своих одиноких друзей.

— Мэнди, — говорит он. — Мне будет странно находиться там.

— Конечно, нет. Я пригласила Шарлотту, и она согласилась! Она собирается написать об этом статью.

Взгляд Эйдена скользит к моему лицу.

— Ты идешь?

— Да.

Его глаза темнеют, а затем он снова смотрит на сестру.

— У Шарлотты и так достаточно дел, чтобы еще и статью о твоем стартапе писать.

— Я ее не заставляла!

— Я не чувствую никакого принуждения.

Эйден проводит рукой по волосам, снова взъерошивая их. Теперь они выглядят еще лучше.

— Черт. Ладно. Я пойду сегодня вечером, но, Шарлотта...

Он снова смотрит на меня и делает глубокий вдох.

— Ты даже не представляешь, на какую вечеринку только что подписалась.

Мэнди толкает бумажный пакет в мою сторону.

— Дресс-код – нижнее белье. Я принесла тебе несколько отличных нарядов из нашей последней коллекции, на случай если у тебя нет ничего подходящего.

Ее улыбка такая широкая, что ослепляет, как солнце.

— Не терпится увидеть тебя там!

Глава 44

Эйден

Я прихожу на вечеринку Мэнди позже, чем планировалось. Весь день мы провели с Эриком и моим главным операционным директором Синтией, прорабатывая стратегию взаимодействия с прессой, чтобы минимизировать ущерб от налогового расследования.

— Убедись, что биограф включит эти беспочвенные обвинения в книгу, — сказала мне Синтия, склонившись над ноутбуком во время быстрого обеда. — Сделай это частью истории, как будто эти кровожадные мерзавцы никак не перестают нас преследовать с надуманной критикой.

Хорошая идея.

Все больше и больше я начинаю понимать, что публикация этих мемуаров может быть на самом деле... выгодной. Мучительной. Но выгодной.

Компания Мэнди арендовала большой особняк высоко в горах для презентации. Сплошные прямые углы и белые оштукатуренные стены. Водитель высаживает меня у ворот и исчезает на узкой, извилистой дороге. Подходя к зданию, я слышу доносящуюся изнутри музыку.

Шарлотта уже должна быть там. Я написал ей ранее, и она сказала, что ее подвезут сюда.

Охрана стоит по обе стороны от входа. Я называю свое имя, и мне машут рукой, что я могу пройти после того, как я отдам телефон. Мне, черт возьми, не нравится с ним расставаться. Но таковы правила мероприятия: главное, безопасность и секретность. Приходится поверить, что все процедуры соблюдены, и мой телефон не украдут или не взломают.

В заведении густо пахнет благовониями и чем-то еще, каким-то тяжелым парфюмом. Я прохожу мимо группы женщин на высоких каблуках, в нижнем белье и с длинными волнистыми волосами.

Мэнди и ее деловые партнеры оторвались по полной.

Могу только представить, что скажет об этом месте Шарлотта.

Входя в главную гостиную, я замечаю официанта в длинном шелковом халате с подносом напитков. Как ни парадоксально, он здесь самый одетый. Он и я, потому что я все еще в костюме с работы.

Я узнаю кучу людей. Некоторые из круга друзей Мэнди, другие – известные в узких кругах личности. Одна-две селебрити. Кажется, Мэнди и ее партнер отлично подготовились.

Но я нигде не вижу женщину ростом чуть ниже 160 см, с подтянутой фигурой и длинными светло-каштановыми локонами, ниспадающими на плечи. Никаких голубых глаз, сверкающих восторгом.

Я выхожу на улицу. Из пульта диджея, установленного у бассейна, доносятся нежные звуки. Несколько человек плещутся в воде. Бассейн украшают гигантские надувные аттракционы. Я подзываю официанта и беру напиток с подноса. Похоже на мартини, и я осушаю половину залпом.

Именно тогда я вижу ее.

Она стоит на другой стороне бассейна, спиной ко мне. Длинные ноги в туфлях на каблуках и с ремешками, похожие на те, что она купила для премьеры фильма. Ее бесконечные ноги совершенно голые. До самых бедер, где их целует подол платья. Если его можно так назвать. Скорее, это нижнее белье – практически прозрачное, отделанное кружевом. Оно расширяется от ее узкой талии, а его верхняя часть скорее напоминает бюстгальтер с тонкими бретельками, облегающими ее обнаженные плечи.

Я застываю не в силах оторвать взгляд от нее. Шарлотта в образе кремового пирожного. Дразняще-сладкое лакомство в черном кружеве.

Я двигаюсь прежде, чем успеваю осознать, что я намерен делать. На пути оказывается группа болтающих друг с другом парней, и я проталкиваюсь мимо них, едва замечая их недоуменное раздражение.

Только пройдя сквозь толпу, я понимаю, что она с кем-то болтает. С мужчиной. Я отчетливо вижу его лицо, и, черт возьми, это Логан Эдвардс. Как и на прошлой неделе. Тогда он тоже был слишком заинтересован ею. Я допиваю вторую половину мартини. Между мной и Шарлоттой нет никаких официальных связей. Эти два ее чертовых правила регулируют все между нами.

Это хорошие правила. Разумные правила. Очень прагматичные, очень полезные.

Отношения требуют времени. Они легко могут выйти мне боком. Нет ничего хуже предательства. Мне ли не знать. Так что это очень хорошие правила. Как здорово, что Шарлотта их установила.

Даже если мне хочется нарушать их каждый раз, когда я ее вижу.

Я подхожу к ней. Логан первым ловит мой взгляд и широко улыбается.

— Привет, чувак. Так и думал, что ты здесь.

Я стою к Шарлотте ближе, чем просто друг, и протягиваю ему руку для пожатия.

— Привет. Рад, что ты пришел. Я знаю, это много значит для Мэнди.

Он слегка пожимает плечами.

— Классная вечеринка. Я получил подарочный пакет.

Он держит в руках фиолетовую шелковую сумку, и его лицо напоминает мне ребенка в кондитерской. Это тот самый обаятельный мальчишеский взгляд, благодаря которому он так многого добился в кино. С его щек не сходит румянец – то ли от алкоголя, то ли от восторга от вечеринки «без телефонов».

Несколько лет назад все было иначе. Теперь же комната преображается, когда он туда входит. Прохожие оборачиваются. Я знаю, каково это, пусть и в меньшем масштабе, и сочувствовал бы ему в обычный вечер. Если бы он не болтал с Шарлоттой.

Снова.

Я смотрю на Хаос и почти теряю сознание.

Верх на ней почти прозрачный. Соски твердые и торчат сквозь тонкую, полупрозрачную ткань этого так называемого платья.

Она улыбается мне. Веснушки усеивают нос, а верхняя часть плеч немного покраснела. Она загорела.

— Привет, Эйден, — говорит она.

В руках у нее свой пакет с подарками и недопитый бокал шампанского.

В висках начинает биться тупая пульсация. Желание притянуть ее к себе настолько непреодолимо, что мне приходится сжать руку в кулак.

Ревность – незнакомое мне чувство.

Не помню, когда в последний раз испытывал ее рядом с кем-то, кроме Шарлотты. Это иррационально. Как и большинство эмоций, она бесполезна.

Но от нее чертовски сложно избавиться.

— Логан мне рассказывал...

Шарлотту прерывает группа людей, присоединяющихся к нам. Среди них деловая партнерша Мэнди, и она тут же кладет ладонь Логану на руку.

Это шанс сбежать.

Я обнимаю Шарлотту за талию.

— Мы скоро вернемся. Надо раздобыть ей еще выпивки, — говорю я всем и увожу Шарлотту от бассейна.

— Мой стакан наполовину полон, — говорит она мне. — Или ты предпочитаешь думать, что он наполовину пуст?

— Очень забавно.

Я оглядываюсь, но никто не смотрит на ее грудь.

— Что ты надела, Хаос?

— Видимо, это что-то из новой коллекции, — говорит она. — Твоя сестра подарила мне платье.

— Оно прозрачное.

— Знаю. Разве это не безумие? — смеется она. — Но на мне есть нижнее белье.

Впереди есть тихий закуток подальше от суеты вечеринки. Я веду ее туда.

— Ты выставила на показ сиськи.

— Какие сиськи? — спрашивает она и снова хихикает. — У меня их почти нет. Все в порядке, Эйден.

Она отстраняется и кружится передо мной. Юбка разлетается, высоко задираясь. Я вижу ее пышные ягодицы и стринги под ними.

— Тебе нравится?

Внутри меня словно бушует лесной пожар, и я не могу отвести от нее взгляд.

— Да, — говорю я, — но мне не нравится, что все здесь видят так много ... тебя.

Она снова смеется. В ней есть что-то такое необычное: словно она немного пьяна или очень счастлива. Ее радость прогоняет ревность, которая сжала меня, словно тиски.

— Меня это не волнует. Здесь нет телефонов. Мне нравится это правило.

— Кто-нибудь может его нарушить.

— Не будь таким.

Она прекращает кружиться, и ее волосы снова падают мягкими волнами на обнаженные плечи. На ее губах играет улыбка.

— Такое чувство, будто я играю роль кого-то другого. Ночная Шарлотта ходит на секс-вечеринки, получает подарочные пакеты и общается с кинозвездами.

Она смотрит на небо над нами. Темно, звезд почти не видно. Но она улыбается, словно весь Млечный Путь ярко светит только для нее.

Меня бы это не удивило.

— Сегодня вечером я чувствую себя живой, Эйден.

— Ты выглядишь великолепно. Ты прекрасна.

Она смотрит на меня через плечо. Игривость все еще таится в уголке ее улыбки.

— Без комплиментов, мой дорогой сэр.

— Сколько вы выпили?

— Немного. Только шампанское.

Я сажусь на низкую кушетку напротив нее, покачивающуюся под музыку диджея. Каждая песня звучит, словно эротический ремикс оригинала. Глубокие басы, замедленные ритмы.

— Я много говорила с твоей сестрой. И с ее подругами.

Она стоит, двигая бедрами из стороны в сторону.

— Я не знала, что она руководит компанией по производству секс-игрушек.

— Технически это организация, занимающаяся вопросами женского сексуального здоровья и расширения возможностей для удовольствия.

— Точно. Извини.

Она лезет в пакет с подарками и немного там роется. Затем достает силиконовый круг и несколько раз вращает его вокруг пальца.

— Что тут у нас? Кажется, это... кольцо для члена?

— Убери это.

Она снова хихикает. Я не привык слышать от Шарлотты этот звук, и, черт возьми, он пронзает меня, как стрела.

— Ладно, ладно. Думаю, ты не заинтересован в таком...

— Давай не здесь.

Я провожу рукой по волосам.

— Это новое начинание Мэнди. Ей всегда было любопытно попробовать, но в прошлом году она... ну... решила рискнуть.

Есть что-то освобождающее в крахе доброго имени нашей семьи, сказала мне сестра. Ей больше нечего доказывать. Она могла бы просто быть Мэнди Хартман и работать в компании, занимающейся дизайном секс-игрушек.

— Это вдохновляет. Она такая смелая.

— Да, она такая.

Я откидываюсь на спинку дивана и просто смотрю на Шарлотту. Возбуждение закипает во мне от одного вида ее такой раскрепощенной и счастливой. Мы достаточно далеко от остальных, чтобы я мог вообразить, что ее прозрачное платье надето только для меня. Но ревность не ушла полностью. Она притаилась и грозится вырваться наружу. Я сбрасываю пиджак и держу его наготове, чтобы отдать Хаос, если кто-то попадется на нашем пути.

Она садится рядом со мной на диван. Верхняя часть ее плеч розовая.

— Ты загорела, — говорю я ей.

— Я сегодня бегала, — говорит она. — Мне нравится местное солнце.

Я провожу большим пальцем по покраснению.

— А ему твоя спина не очень.

— Эйден, — говорит она. — Здесь все загорели. Ты чертовски загорелый, даже если у тебя оливковый цвет лица. Это несправедливо.

— Оливковый цвет лица, — медленно повторяю я. — Что это значит?

Она закатывает глаза.

— Неважно. Завтра я нанесу больше солнцезащитного крема. Тебя это устроит?

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в плечо.

— Твоя бледная кожа прекрасна. Не дай ей изменить цвет.

От этого короткого прикосновения у нее перехватывает дыхание.

— Так... твоя сестра, — произносит она. — Она говорила, что здесь есть одинокие женщины, с которыми она хочет тебя познакомить.

Я стону.

— Не обращай внимания.

— Она часто занимается сватовством?

— Нет, она все равно никогда не преуспеет в этом.

— Потому что у важного генерального директора «Титан Медиа» нет времени на свидания.

Ее рука ложится мне на плечо, пальцы скользят по мышце. Кажется, она не осознает, что касается меня. Она пьяна и счастлива. Моя грудь расширяется, и по ней разливается тепло.

Черт, эта женщина. Она меня прикончит.

— Не всегда. Как и у тебя.

— Как у меня, — соглашается она. — Но когда ты это делаешь... Я тут подумала. В подарочном пакете есть карточка для бинго. Я пока не разглядывала ее внимательно. Но это список позиций.

— Ты спрашиваешь меня о моих сексуальных предпочтениях, — говорю я. — Это очень навязчиво. Ты собираешься включить эту информацию в книгу?

— Конечно, нет!

Я кладу руку ей на колено.

— Конечно. Ты спрашиваешь, что меня больше всего возбуждает.

— Квартальные отчеты? Когда твоя прибыль растет?

Я закрываю глаза и притворяюсь, что дрожу.

— Не возбуждай меня, Хаос.

Ее смех сладкий. Он наполняет теплый воздух, и она тянется за своим пакетом с подарками.

— Ты такой идиот.

Она меня делает таким. Когда она рядом, никого нет, кроме нее. Так продолжается уже несколько недель. Моя рука скользит все выше по ее голому бедру.

— Меня возбуждает чужое удовольствие. Твое удовольствие.

У нее перехватывает дыхание.

— О.

— Знаешь почему?

— Нет, — шепчет она.

— Потому что ты не можешь притворяться.

Я наклоняюсь и касаюсь губами ее щеки. Я смотрю мимо нее на вечеринку и толпу людей. Никто не обращает на нас внимание.

— Некоторые женщины думают, что могут имитировать оргазмы. Но это не так. Твои оргазмы настоящие. И их нужно заслужить.

— Ого.

— Мне нравится, когда ты кончаешь, Хаос. Ничто другое не доставляет мне большего удовольствия.

Она слегка откидывается назад, широко раскрыв глаза.

— Ты ревновал. Там. Да?

— Я все еще ревную.

— Почему? Я же здесь, с тобой.

Я поднимаю руку, хватаю ее за бедро и многозначительно смотрю на прозрачные кружевные треугольники, образующие верх ее так называемого платья.

— Эта штука должна идти в комплекте с настоящим бюстгальтером.

— Бюстгалтера не было. И у других здесь более откровенные наряды, чем у меня.

Я снова смотрю на толпу. Это правда. Но она не все.

Моя рука поднимается выше, и я касаюсь нижней части ее маленькой упругой груди.

— Все видят ее.

— Это всего лишь грудь. К тому же, крошечная.

Я стону, и ее соски затвердевают, превращаясь в пики. Я поднимаю большой палец вверх и провожу по контуру одного из них сквозь нежное кружево.

— Любой может увидеть нас, — шепчет она, но не отстраняется.

— Ты заслоняешь обзор.

Я встречаю ее взгляд пронзительным взглядом.

— Не выходи и никому это не показывай.

Ее улыбка становится шире.

— Но как же я буду развлекаться на вечеринке?

— Надень пиджак.

— Это было бы немного подозрительно, не правда ли?

Она резко встает, подол платья обнимает ее голые бедра. Она хватает свою сумку с подарками.

— Я знаю, что здесь есть секс-игрушки. Может, мне просто пойти и найти кого-нибудь, с кем я смогу ими воспользоваться.

— Шарлотта, — мрачно говорю я.

Она делает еще один шаг назад, ее улыбка становится шире.

— Я сейчас развернусь. Через три, два, один...

— Не смей.

— Поймай меня, — говорит она и, танцуя, удаляется в ночь в самую гущу вечеринки.

Глава 45

Шарлотта

Я пробираюсь сквозь толпу. Везде обнаженная кожа и красивый шелк или кружево. Кто-то в пижамах, кто-то в коротких пеньюарах. Сама Мэнди в восхитительном красном шелковом халате. Я провела первую часть вечера, болтая с ней и ее подругами об их компании.

Я и не думала, насколько спокойнее мне будет на публичном мероприятии с правилом «никаких телефонов».

Здесь нет риска, что кто-то посмотрит на меня слишком долго, а потом сфотографирует. Или зайдет в «Гугл» и найдет меня, в мгновение ока узнав все, от чего я пытался убежать десять лет.

К тому же, здесь гораздо больше знаменитостей, чем я могла представить. Логан? Опять? Не могу поверить, что это их мир.

Я оглядываюсь через плечо, и меня снова пронзает электрический ток. Несмотря на прохладный вечер и слишком легкую одежду, мне тепло.

Эйден проталкивается сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Глаза у него темные, брови нахмурены. Он выглядит сердитым. И он здесь единственный в костюме.

Слишком уж одетый по сравнению со всеми остальными в шелках и кружевах. Он ловит мой взгляд и беззвучно произносит одно слово: «Стой».

Я ухмыляюсь ему и поворачиваюсь. Это место огромно, настоящее поместье. Интересно, здесь вообще живут люди или это один из тех домов, которые вечно сдают – для съемки музыкальных клипов, отпусков знаменитостей и вечеринок?

Я прохожу мимо бара. Там стоят небольшие деревянные подносы с текилой, готовые к тому, чтобы их взяли. Повинуясь импульсу, я хватаю один. На декоративной доске стоят четыре маленьких стопки, тарелка с нарезанным лаймом и лежит горка морской соли.

Эйден приближается. Оглядываясь назад, я понимаю, что он почти догнал меня.

Я бросаюсь в сторону танцпола. Мэнди там. Я вижу ее светлые волосы и красный шелковый халат, и думаю, не будет ли мне безопаснее быть рядом с ней. Эйден бы тогда не осмелился сделать что-нибудь откровенное.

Но, может быть... я хочу, чтобы меня поймали.

Я вхожу внутрь особняка, попадая в гостиную. Гигантские стеклянные стены, должно быть, раздвинули, позволяя вечеринке легко перетекать с улицу внутрь дома. На огромном столе в центре комнаты выставлены разнообразные товары. Мэнди показывала мне их раньше.

Карманные вибраторы. Стимуляторы точки G. Съедобное нижнее белье.

Несколько девайсов уже лежит в моей сумке с подарками, перекинутой через плечо.

— Хаос, — раздается голос рядом со мной.

Я иду дальше, мимо группы мужчин с ухмылками на лицах, которые дружно рассматривают анальные шарики.

Чья-то рука обнимает меня за талию и притягивает меня к себе.

— Шарлотта, — говорит Эйден хриплым голосом. — Ты пытаешься свести меня с ума?

Я закрываю глаза.

— Может быть.

— Ты играешь в опасную игру.

— Возможно, я просто провожу исследование.

— Здесь? Где все могут тебя увидеть?

Его губы опускаются ниже, скользя по моей шее. В голове происходит короткое замыкание. Оно всегда случается, когда он целует меня туда.

— Ты очень близка к тому, чтобы все видели, какие у нас профессиональные отношения.

— Я думала, — шепчу я, — ты хочешь меня спрятать. В конце концов, моя одежда неприлична.

Он бормочет что-то мне в шею. Похоже на ругательство. Затем его губы снова поднимаются и касаются мочки моего уха.

— Ты не хочешь надевать мой пиджак, так что украсть тебя – единственный выход.

Он тащит меня по коридору. Я чуть не проливаю текилу, и он качает головой, забирая у меня поднос.

— Войди сюда, — говорит он и толкает какую-то дверь.

Она ведет в элегантно обставленную спальню, которая, кажется, почти не использовалась. Он закрывает дверь и встает к ней спиной. Его взгляд скользит по мне.

— Это платье станет моим концом, Хаос. Из-за него я был готов драться со всеми мужчинами на земле.

Я чувствую себя выше и могущественнее, когда он смотрит на меня вот так. Опьяненной магией, которая творится, когда мы вместе.

— Я не думала, что ты такой ревнивый.

Он ставит маленький поднос с текилой на тумбочку.

— Да, я ревную, когда дело касается тебя и прозрачного платья, — мрачно признается он.

Эйден переводит взгляд с меня на стопки с текилой. На деревянном подносе есть небольшая гравировка с надписью: «Бодишоты приветствуются». Я вижу, как он читает ее.

Я делаю еще один шаг назад, меня охватывает волнение.

— Что ты собираешься делать?

Он смотрит на меня.

— Я собираюсь выпить шот, и, если ты будешь продолжать ходить в таком виде, тебе конец.

— О.

Мои колени ударяются о край кровати, и я откидываюсь назад на мягкое одеяло.

Эйден хватает поднос, и вдруг все кажется таким реальным. Здесь, в этом доме, с запертой дверью, он стоит передо мной.

Я позволяю ладоням скользить по ткани. Что это? Бархат, может быть? Что-то мягкое и изысканное.

— Ляг, — говорит он, — и будь хорошим столом для меня.

Я улыбаюсь и делаю, как он говорит.

— Я для тебя всего лишь вещь.

Он качает головой и тянется за шотом.

— Ты гораздо больше этого, но ради правила номер один...

Свободной рукой он легко проводит по моему телу. По моей обнаженной верхней части груди, между грудями, вниз по центру живота.

Он останавливается у края моего платья. Хватает его и тянет вверх, обнажая живот. Я дышу часто.

— Спокойно, — бормочет он и проводит рукой по моей талии, прежде чем налить холодную текилу мне в пупок.

Его пальцы скользят вверх, останавливаясь у моего подбородка.

— Открой, — шепчет он и кладет дольку лайма мне между губ.

Я нежно сжимаю ее зубами и наблюдаю, как он берет щепотку соли. Он медлит, делая короткий вдох, прежде чем наклониться и провести языком по моему левому соску. Тонкая, прозрачная ткань намокает, прилипая к коже.

— Вот так.

Он посыпает солью это место. Не отрывая от меня взгляда, он снова наклоняется и целует низ живота. Меня пробирает дрожь. Кажется, я затаила дыхание.

Он целует еще на дюйм выше, и вот он уже у текилы. Его губы теплые, как и его язык, когда он пьет жидкость с моей кожи.

Эйден поднимается и зависает в нескольких дюймах от моего рта. Он наклоняется ближе, наши губы почти соприкасаются, когда он вынимает лайм из моих губ. Он сосет секунду, а затем выбрасывает его.

Наконец, он опускает голову к моей левой груди и обхватывает ее ртом. Он сосет, а затем облизывает сосок, вращая языком, от чего по мне разливается тепло.

Он смотрит на меня почти черными глазами.

— Кажется, это был неправильный порядок.

Мой голос звучит приглушенно и взволнованно. Обычно сначала слизывают соль, затем пьют текилу, потом закусывают лаймом.

Но Эйден лишь качает головой и выпрямляется.

— Нет, это правильный порядок. Я не мог не закончить на твоей груди.

Он тянется за вторым шотом и повторяет процесс. Наливая, облизывая, насыпая соль.

Тупая боль зарождается в верхней части бедер, и я сжимаю их вместе, пытаясь унять ее.

Эйден проводит рукой по внутренней стороне моего бедра, и когда он снова наклоняется к моему пупку, его рука скользит вверх и нажимает между ног. Он проводит пальцем по ткани стрингов.

У меня перехватывает дыхание. Тяжело дышать, когда между губами остается еще одна долька лайма.

— Знаю, — бормочет он, покрывая поцелуями дорожку от моего живота к губам.

Его большой палец продолжает двигаться, поглаживая меня вверх и вниз.

— Тебе не положено лежать неподвижно.

Его губы смыкаются вокруг лайма, едва касаясь моих в коротком поцелуе, прежде чем он немного отстраняется. Он убирает цитрус свободной рукой и наклоняется к моему правому соску. Он останавливается в дюйме от влажной, соленой вершины. Его пальцы между моих ног начинают обводить мой клитор.

— Вот это, — говорит он, — то, что я не могу дождаться, чтобы попробовать. Ты течешь на кружево, и я хочу, чтобы ты знала, как сильно я хочу, чтобы эта влага была на моем языке.

От его слов у меня сжимается живот, а руки впиваются в одеяло.

— Эйден.

— Знаю. Всему свое время, милая.

Он смотрит на мои соски, словно они все, чего он когда-либо хотел. Будто у меня не крошечная грудь, едва ли первого размера, к которой я годами привыкала.

— Эти сладкие сиськи требуют моего внимания сейчас. Но, Шарлотта... Я хочу, чтобы ты представляла, что я сосу твой клитор.

Он слизывает с меня соль и одновременно надавливает большим пальцем на мой клитор. От этого ощущения я приподнимаю спину на кровати. Его рот всасывает всю мою левую грудь, и я не могу думать от удовольствия.

Он скользит рукой под край моих стрингов, и теперь он полностью захватывает меня. Он засовывает внутрь палец и продолжает надавливать на мой клитор.

Его язык ласкает мой сосок.

Каково это? Чувствовать нечто подобное на моем клиторе?

— Я близко, — шепчу я, проводя рукой по его густым волосам.

Он использует зубы. Прикусывает мой твердый сосок, и оргазм обрушивается на меня, как мягкий летний дождь. Струится по телу. Пальцы ног болезненно поджимаются в туфлях на высоком каблуке, и я падаю на кровать, тяжело дыша.

Я возвращаюсь в реальность. К голове Эйдена, прижавшейся к моей груди, к его тяжелому дыханию. К его среднему пальцу, все еще находящемуся во мне, к его твердым плечам.

К восхитительной тяжести его тела.

— Черт, — бормочет он и опирается на локоть.

В его глазах горит огонь, и я снова чувствую себя готовой.

— Мне нужно быть внутри тебя. И когда я это сделаю, Хаос... это будет не один раз. Как только мы начнем, ты будешь нужна мне постоянно.

Я тянусь к его пиджаку.

— С чего ты взял, что ты мне понадобишься только на один раз?

Глава 46

Эйден

Она отрывает пуговицу с моей рубашки.

— Ты дикая, — бормочу я ей в висок.

Но я ее понимаю, потому что так же сильно хочу ее. Она такая горячая внутри, и мне физически больно вытаскивать палец из ее жара. Мои руки слегка дрожат, когда я хватаю ее стринги и стаскиваю их с ее длинных ног.

Я останавливаюсь у лодыжек. Она смотрит на меня, откинувшись на кровати. Прозрачная ткань платья теперь промокла и облепляет ее маленькую грудь, а вырез на подоле полностью распахнут.

Я целую ее лодыжку и нахожу ремешки на туфлях.

— Ты носишь туфли, которые я тебе купил.

— Это мои единственные хорошие туфли на каблуках, — говорит она.

— Кажется, они не предназначены для того, чтобы в них ходить.

Я расстегиваю ремешок сначала на одной туфле, потом на второй.

— Больше их не надевай.

Она приподнимается на локтях.

— Мне они нравятся.

— Тебе больно.

— В них я хорошо выгляжу.

Я стону и швыряю туфли на ковер вместе с ее черными стрингами.

— Ты выглядишь хорошо во всем.

Я тянусь к шелковому мешочку, который она оставила на кровати, и переворачиваю его. Все содержимое вываливается.

— Но еще лучше ты выглядишь, когда ты голая и не испытываешь боли.

Она блуждает взглядом по предметам из подарочного набора. Но мне нужно только одно – фольгированный пакетик, который должен быть в комплекте.

Маленький флакончик смазки. Карманный вибратор и, черт возьми, сколько же удовольствия мы можем с ним получить.

Я тянусь к пряжке ремня и расстегиваю ее. Шарлотта откидывается назад, откровенное прозрачное платье обтягивает ее талию.

Ее голые длинные ноги согнуты и слегка расставленные, ровно настолько, чтобы показать мне блестящую розовую киску.

Я тяну вниз молнию и сбрасываю штаны. Взгляд Шарлотты падает на мой твердый член. Один ее взгляд заставляет его подергиваться.

Мне нужно, чтобы ее кожа прижалась к моей. Мне нужно погрузиться в ее жар больше, чем сделать следующий гребаный вдох. Я натягиваю презерватив, пока латекс не опускается до самого основания. Она наблюдает за каждым моим движением

— Эйден, — шепчет она. — Кто-нибудь может войти?

Я качаю головой.

— Я запер дверь. Думаешь, я позволю кому-то, кроме себя, увидеть тебя голой и возбужденной?

Ее лицо смягчается, и губы приоткрываются на выдохе. Она выглядит так красиво со светло-каштановыми волосами, рассыпанными вокруг ее головы, что у меня сжимается сердце при взгляде на нее. Я хочу поглотить ее целиком, обнять, быть внутри нее.

Мои руки снова находят ее лодыжки, и я тяну ее вниз так, чтобы ее задница оказалась у изножья кровати. Она снова хихикает, издавая этот нежный, прекрасный звук. И, черт возьми, я хочу, чтобы она делала это снова и снова. Все время.

Я скольжу руками по ее бедрам, раздвигая их. Встаю между ними и позволяю головке члена тереться вверх и вниз по ее входу, покрывая меня влагой.

Когда я тянусь к игрушкам, лежащим рядом с ней, ее взгляд пристально следит за моим.

— Что ты... О.

Я выдавливаю немного смазки и затем надеваю кольцо на член. Я пользовался таким раньше, но это было много лет назад. Оно идеально подходит к основанию моего члена. Забавно видеть, как Шарлотта с огромным интересом наблюдает за мной. Ее любопытство никогда не утихает.

— Как оно работает? — спрашивает она.

Я провожу указательным пальцем по силикону, пока не нахожу маленькую кнопочку. Включаю, и слабая вибрация издает жужжащий звук.

— О, — выдыхает она. — О.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы я им воспользовался.

— Это была шутка.

— Нет, — говорю я и подталкиваю головку члена к ее входу. — Это не было шуткой.

Она смотрит вниз между ног. Мы оба наблюдаем, как я исчезаю в ней, дюйм за дюймом. Когда я полностью погружаюсь, кольцо упирается в ее клитор.

Я замираю, не двигаясь.

У Шарлотты перехватывает дыхание.

— О. О.

— Чувствуешь?

— Да, — бормочет она, хватаясь за одеяло. — Чувствую.

Я вхожу в нее, медленно вращая бедрами. Она ощущается просто невероятно. Лучше, чем я помню, слишком хорошо, чтобы я мог выдержать столько, сколько хочу.

И каждый раз, когда я оказываюсь полностью внутри нее, я замираю на мгновение, позволяю вибрации стимулировать ее там, где она больше всего в этом нуждается.

Прекрасный румянец разливается по ее бледной коже. Так легко увидеть, как она вспыхивает от удовольствия.

Я не хочу отводить взгляд.

Ее веки потяжелели, волосы взъерошены. После этого мы уже не сможем скрыть то, что сделали. Черт возьми, мы на вечеринке у моей сестры и ее деловых партнеров. Придется найти способ выбраться отсюда через черный ход. Я просто возьму Шарлотту на руки и сяду вместе с ней в машину.

Она выгибается подо мной, и я трахаю ее быстрее. Накопившаяся за несколько недель потребность мешает думать о чем-либо еще, кроме как быть внутри нее, быть ближе к ней.

Я и раньше знал, что ей нравится вибрация. Видя ее сейчас, я вспоминаю, насколько сильно. Она стонет каждый раз, когда я глубоко в нее вхожу.

К черту нарезанный хлеб или электричество. Это кольцо для члена – лучшее изобретение человечества.

Схватив ее бедра, я использую их как рычаг, чтобы войти в нее сильнее. Ее стоны становятся громче, и я смутно понимаю, что это может быть плохо, потому что мы на вечеринке, но эта мысль умирает, едва зародившись.

Она такая красивая, что больно смотреть. Я хочу трахнуть ее сильнее, гладить ее кожу и заботиться о ней. Я хочу и того, и другого одновременно. Поглощать ее, но и лелеять.

Ее дыхание учащается, и я знаю, что она близко. Я узнаю эти признаки. При следующем толчке я остаюсь внутри нее. Мой член протестует пульсирующей болью от внезапной неподвижности.

Я стону и смотрю вниз, туда, где силикон кольца упирается в ее клитор.

— Боже мой, — хнычет она, выгибая спину. — Боже мой, Эйден, это...

Я наклоняюсь и увеличиваю скорость вибрации. И тут я начинаю чувствовать, как она сжимается вокруг меня в первых толчках оргазма.

Каждый мускул в моем теле напрягается от усилия, чтобы не двигаться. Оставаться внутри нее, прижимая кольцо к клитору, и просто наслаждаться ее удовольствием. Я почти рычу. Шарлотта выгибается на кровати еще сильнее. Она стонет и кончает подо мной. Ее мышцы сжимают меня так сильно, что зрение затуманивается.

Это отправляет меня в нокаут.

Я кончаю со стоном. Кажется, я умираю, электричество пронзает мой позвоночник, доходя до члена. Я не двигаюсь, не толкаюсь, просто позволяю удовольствию проходить сквозь меня. Это особенно изощренный вид боли, который я никогда раньше не испытывал.

Это так чертовски интенсивно, что мне приходится закрыть глаза, крепко сжимая бедра Шарлотты.

— Эйден, — стонет она, и мой контроль рушится.

Я вжимаюсь в нее с последними толчками собственного оргазма.

Когда я наконец открываю глаза, я вижу перед собой потную, счастливую, великолепную Шарлотту, лежащую передо мной на кровати. Каким-то чудом я все еще стою на ногах, нависая над ней.

Медленно вытаскиваю член, и она слегка вздрагивает, когда вибрация на клиторе стихает. Я провожу большим пальцем по ее киске.

— Чувствительная?

— Невероятно, — выдыхает она. — Это было... Никогда раньше я такого не испытывала.

Я завязываю презерватив.

— Я тоже. Черт.

— Это кольцо, возможно, лучший подарок в моей жизни, — говорит она.

Я бросаю презерватив в мусорную корзину и возвращаюсь к ней, все еще раскинувшейся на кровати в этой странной гостевой комнате. Я обнимаю ее, и она тут же поворачивается ко мне. Раскрепощенная и послушная, теплая и улыбающаяся.

— Не так я представлял себе, как буду трахать тебя снова после такого долгого перерыва, — признаюсь я ей в висок.

Она усмехается.

— На вечеринке? С сувенирами, подаренными твоей сестрой?

Я стону.

— Никогда об этом не упоминай.

— Я тоже не могла себе такого представить.

Она откидывается назад в моих объятиях, ее светло-каштановые волосы рассыпаются по телу. Ее глаза блестят в тусклом свете, под ними заметна размазанная тушь. Она выглядит потной, счастливой и по-настоящему живой.

— Но с тобой всегда все не так, как я себе представляла.

Глава 47

Шарлотта

— Хорошо, — начинаю я. — Думаю, нам, возможно, стоит... поговорить.

Эйден лежит на диване напротив меня. Мы работали последний час в его огромной гостиной. Сегодня вечер вторника, и последние несколько дней мы провели в его постели, его просторной душевой или на этих гигантских диванах. С несколькими короткими перерывами, чтобы он ответил на звонки из офиса, а я поболтала с Верой о ходе работы над книгой.

Сегодня утром мы плавали в его бассейне, где он загнал меня в угол на глубокой части, а затем медленно стягивал с меня верх бикини, словно разворачивал подарок. Потом он заставил меня кончить с его пальцами внутри.

Это были... очень хорошие несколько дней.

Услышав мои слова, Эйден поднимает взгляд от разбросанных бумаг. Его волосы взъерошены, а щетина на подбородке стала еще гуще. Темная тень все больше напоминает короткую бороду, которая была у него в Национальном парке Зайон много месяцев назад.

На днях я сказала ему, что он мне нравится с растительностью на лице. С тех пор он не брился.

— Конечно, — говорит он. — Ты готова мне что-то показать?

— Почти, — отвечаю я.

Документ с идеями для моей будущей книги открыт на моем компьютере, и эта идея меня все больше увлекает. Но показывать его ... не думаю, что я смогу принять его критику, если ему не понравится.

— Но это не все.

Он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени.

— О чем еще ты хочешь поговорить, Шарлотта?

Нервозность на мгновение затрудняет речь. Но я сталкивалась с вещами и посложнее. Это не должно меня остановить.

— О том, чем мы занимались.

По его лицу медленно расплывается улыбка.

— Я рад поговорить об этом.

Несмотря на то, что мы с ним делали уже почти все сексуальные вещи, которые только можно вообразить, румянец все еще заливает мне щеки. Мы использовали вещи из этого маленького подарочного мешочка на все сто процентов. Эйден был так раскрепощен в постели. С ним я чувствовала себя как никогда комфортно. Как будто у него все под контролем.

— Я просто хочу еще раз обсудить правила.

Он приподнимает бровь.

— Точно. Правила.

— Да, правила. Они подходят нам обоим. До дедлайна осталось всего несколько недель.

— Я в курсе.

— Точно. Ну, я не хочу прекращать наши эксперименты... Просто хочу еще раз убедиться, что ты не провел воскресенье здесь, а не в офисе из-за меня. Или что твоя сестра что-то заподозрила после вечеринки. Или что у тебя сегодня вечером было что-то, что ты мог... отменить.

Он слегка кивает.

— Точно. Потому что это нарушит правило номер два и может повлиять на мемуары. Наше профессиональное соглашение...

— Да, именно.

Вчера мы с его сестрой обедали у бассейна. Это было просто потрясающе. У меня накопилось столько полезного материала, что сегодня пришлось писать весь день, чтобы ничего не забыть.

Эйден откидывается на спинку дивана и жестом приглашает меня присоединиться.

— Иди сюда. Если хочешь поговорить об этом, сделай это рядом со мной.

— Думаю, так разговор будет еще сложнее.

Но я уже отодвинула ноутбук. Он раскрывает объятия, и я опускаюсь к нему на колени. Тяга к нему усилилась за последние дни нашей близости, пока не стала похожа на тугую струну, натянутую между нами.

— Нет. Прикосновение к тебе все упрощает.

Он кладет руки мне на бедра и откидывает голову на спинку дивана.

— А теперь поговори со мной.

— Я только что это сделала.

— Расскажи, что тебя действительно беспокоит.

Я обнимаю его за шею. Его кожа теплая на ощупь.

— Мне немного страшно из-за того, что мы делаем, — признаюсь я.

В моих словах столько страха, что у меня в животе сжимается нерв. Он лишь один раз кивает, как будто этого и следовало ожидать.

— Ага. Понимаю.

— Понимаешь?

— Да.

Я выдыхаю.

— Хорошо. И у нас есть правила.

— У нас есть правила, — соглашается он. — К тому же, мы оба взрослые. Ты можешь говорить мне, что тебе нужно, Хаос. В любое время.

— Даже если это тебя расстроит, — говорю я, слегка улыбаясь. — Знаешь что? Мне очень нравится машина.

На его губах появляется улыбка.

— Хорошо. Мне нравится, как ты ее водишь.

— Еще мне нравится здесь жить. Больше, чем я думала.

— Здесь немного комфортнее, чем в местах, где ты обычно живешь во время рабочих поездок, — говорит он. — Я только что закончил слушать аудиокнигу с мемуарами об аляскинской гонщице на собачьих упряжках, из-за которой ты чуть не погибла.

— Налетела метель! Нам пришлось найти укрытие.

— Вы провели ночь на морозе, съежившись под брезентом, — тихо говорит он. — Все это было небезопасно.

— Мы укрывались, только пока не стихла буря. Это было приключение.

Я наклоняюсь вперед.

— Это было фантастическое приключение.

— Хммм. А ты любишь приключения.

— Люблю. Почему ты так упорно слушаешь все мои книги?

— Почему бы и нет? Я провожу исследование.

Я смотрю на него скептически.

— Исследование обо мне? Я здесь. Можешь просто спросить меня.

— Верно. Потому что т ы всегда такая откровенная.

— Я обещала тебе, что буду честной. Несколько недель назад. И ты обещал мне то же самое.

— Ты считаешь, что я выполнил свою часть сделки? — спрашивает он.

Этот человек был для меня загадкой. И по сей день остается ею во многих отношениях, но его личность медленно разматывается передо мной, как клубок пряжи. Дюйм за дюймом, сюрприз за сюрпризом.

Он гораздо больше, чем я думала. Гораздо больше, чем та история, которую я собиралась рассказать. Мне просто нужно было научиться читать между строк.

— Да. Я узнаю тебя все больше и больше.

— Я отведу тебя туда, где я вырос. В семейный дом, — говорит он. — Мы можем съездить туда позже на этой неделе.

— Правда?

— Да.

Я провожу большим пальцем по его подбородку.

— Спасибо. А... я? Ты считаешь, что я выполнила свою часть сделки?

Его губы расплываются в кривой улыбке.

— Более или менее, дорогая. Но вопросов все еще много. В твоем прошлом много черных пятен.

— Ты знаешь почти все. Ты прочитал почти все мои работы за последние несколько лет.

— Это профессиональные дела. Они не говорят мне, что ты чувствовал. О чем ты мечтала и на что надеялась.

Он поднимает обе брови.

— Ты не говоришь, почему не позволяешь мне заняться с тобой оральным сексом.

Я закатываю глаза.

— Ты зациклился на этом?

— Мне кажется, я чего-то не понимаю.

— Слова настоящего мужчины.

Его руки сжимают мою талию.

— Да. Возможно. Но если ты мне расскажешь о причине, то сможешь задать мне вопрос сексуального характера. О чем угодно, и я отвечу.

— О чем угодно?

— Да.

Я на мгновение задумалась. Это очень хорошее предложение.

— Хорошо. Но предупреждаю тебя, это очень глупая история.

— Сомневаюсь, Хаос.

И не очень приятная, к тому же. Но Эйден не сделал ничего, чтобы заставить меня поверить, что он может чувствовать то же, что и Блейк.

— Помнишь, что я рассказывала тебе о своем бывшем?

— Да.

— Ну, он был первым парнем, который... ну, ты понимаешь.

— Сделаю тебе кунилингус, — добавляет Эйден.

Это еще одна его черта. Он так непринужденно говорит об этом вслух, что я делаю крайне редко. У меня было немало случайных сексуальных связей, но обычно мы с партнером не говорили о том, чем занимались.

Это другое.

— Да. Именно. А позже я слышала, как он говорил об этом с кем-то. Он сказал, что...

Я пожимаю плечами, как будто это ничего для меня не значит.

— Он сказал, что это часть работы, но ему не нравится. Просто способ добиться настоящего секса. И что в следующий раз он обязательно убедится, что я перед этим приняла душ.

Лицо Эйдена становится бесстрастным, и он закрывает глаза. Его руки, которые он держал на моей талии, сжимаются в кулаки.

— Что?

— Он был молод и глуп. Я знаю, что он, вероятно, не типичный представитель мужского пола, но это просто засело у меня в голове, понимаешь? И теперь я не могу от этого избавиться.

— Совершенно логично, — выдавливает он.

— Ты в порядке?

— Да. Просто злюсь.

— О, — говорю я. — Надеюсь, на него.

— Конечно, на него.

Он делает глубокий вдох, словно пытается расслабить конечности. Его пальцы на моих бедрах широко расставлены, согревая кожу через майку.

— Ты ему поверила?

— Поверила? Ну, было совершенно очевидно, что он говорит правду.

— Его правду, — уточняет Эйден. — Не абсолютную истину. Потому что, поверь мне, Шарлотта, с тобой все в порядке. Сделать тебе куни – это не часть работы. Это была бы, черт возьми, привилегия. Кто-нибудь, кроме него, делал это?

Я лишь на мгновение замешкалась, прежде чем покачать головой.

— Нет. После этого я никому больше не позволяла. Было проще просто... избегать орального секса.

— Проблема была в нем, Хаос. А не в тебе.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — говорю я.

Признаваясь в этом, чувствую себя такой уязвимой. Мне хочется сбежать.

Но это также пугающе-приятно. И я давно не делала ничего подобного.

Взгляд Эйдена, сосредоточенный на мне, теплый и мягкий.

— Ты мне доверяешь?

Мне требуется минута, чтобы ответить.

— Да. Больше, чем следовало бы.

— Тогда поверь мне, когда я говорю, что он был мудаком. С тобой все в порядке... и мне не терпится доказать, что ты ошибаешься.

Я играю с воротником его рубашки.

— Теперь моя очередь задавать вопрос.

— Ах, да. Давай.

— Какой был самый лучший секс в твоей жизни?

Он поднимает брови, и по его лицу расплывается легкая улыбка.

— Серьезно? Это твой вопрос?

— Да. Не оскорбляй мой вопрос своим снисхождением.

Он усмехается.

— Не буду. Ладно, Хаос, если ты уверена, что хочешь об этом услышать...

Внезапно я засомневалась. Я не продумала это как следует. Но я знаю, что не должна испытывать негативных эмоций, когда он говорит о женщинах из своего прошлого.

И, кроме того, именно я сейчас здесь с ним, не так ли? Это должно быть единственным, что имеет значение.

— Это было довольно неожиданно, — говорит он и проводит по моим бедрам большими пальцами, спускаясь к низу живота. — Она была забавной и прямолинейной. Красавица, конечно, но это не главное. Девушка-загадка.

У меня все внутри сжимается. Но я просто киваю.

— О.

— Это было в отеле, и мы вернулись к ней в номер.

— Понятно.

Он наклоняется вперед, и его улыбка становится шире.

— Мы играли в покер, и все переросло в стрип-покер. У нее был вибратор, и я использовал его между ее ног, наблюдая за ней в зеркале и чувствуя, как она кончает вокруг моих пальцев.

У меня отвисает челюсть.

Эйден смеется, притягивая меня еще ближе.

— Ты правда думала, что я говорю о ком-то другом? Никогда, Хаос. Ты лучший секс в моей жизни. Каждый раз с тобой у меня лучший секс.

Глава 48

Эйден

Продюсеры входят в конференц-зал. Кого-то я узнаю, кого-то нет. Среди них ассистенты и несколько звезд реалити-шоу. Они редко бывают здесь, но несколько крупных звезд уже приезжали, чтобы представить свои собственные шоу.

В последние несколько лет я не уделял много времени руководству отделом реалити-шоу. Он стал самой успешной, но наименее престижной частью бизнеса. Прибыль, которую он приносит, субсидирует наши проекты в новостных и сетевых шоу, не говоря уже о сделке, которую я чуть не заключил со стриминговым сервисом.

Стоимость производства реалити-шоу низкая, а привлекательность такого рода развлечений высока. Это необходимое зло.

Все собираются в конференц-зале, и вскоре комнату наполняет тихий гул разговоров. Эллисон, наш руководитель отдела внутреннего программирования, входит с большой папкой в руке.

— У нас есть несколько отличных предложений для новых программ, — говорит она и подходит, чтобы сесть рядом со мной.

Я оглядываюсь через плечо на Шарлотту. Она сидит в кресле в углу комнаты. Ее ноутбук открыт на коленях, пальцы небрежно лежат на клавиатуре. Мне нравится, когда она рядом.

Но ее взгляд прикован к группе людей, рассаживающихся по местам. На ее лице странное выражение, словно она за миллион миль отсюда.

Я направляюсь к ней.

— Эй. Ты в порядке?

Ее ноготь начинает стучать по компьютеру.

— Э-э, что это за встреча? В расписании написано «внутреннее программирование».

— Да, для отдела реалити-шоу. Продюсеры расскажут новости и предложат идеи для шоу.

Для меня присутствие здесь скорее формальность. Основную часть работы сделает команда по контенту. Но Шарлотта хотела прийти и посмотреть, как работает внутреннее программирование в «Титан Медиа», и я с радостью пригласил ее на совещание.

— Ты дрожишь, Шарлотта?

— Я, пожалуй, пропущу эту встречу, — бормочет она и протискивается мимо меня, держа ноутбук под мышкой.

Она мчится прямо к двери мимо группы рассаживающихся людей.

В этот момент ее кто-то останавливает.

— Эй, это ты?

Ее окликает Джефф, один из старших продюсеров, который работает в компании уже больше пятнадцати лет. Сейчас он возглавляет несколько наших самых посредственных шоу, рейтинги которых достаточно высоки, чтобы оправдать его внушительные бонусы.

Я как-то посмотрел серию одного из шоу много лет назад, и больше не повторял этот подвиг.

Он смотрит на Шарлотту.

— Что ты здесь делаешь?

Шарлотта застыла на месте. Я проталкиваюсь мимо сидящих за столом людей, пытаясь добраться до них. Рядом с Джеффом стоит парень примерно моего возраста, который кажется мне смутно знакомым. Сильно загорелый с густыми песочного цветами волосами. Типично голливудская внешность.

— Я... я... работаю здесь, — говорит она.

— Ты работаешь здесь? — спрашивает Джефф.

В его голосе слышится такое недоверие, что я стискиваю зубы.

— В качестве кого?

Я подхожу к ней.

— Она работает со мной.

Мужчина рядом с Джеффом улыбается ей.

— Я тебя целую вечность не видел, — говорит он ей.

У него британский акцент.

— Хей, прошло столько времени! Посмотри на себя.

Шарлотта смотрит на них обоих, но ее взгляд постоянно возвращается к блондину.

— Блейк?

— Да, это я, — снова говорит он.

Он щелкает пальцами в воздухе, словно пытается что-то вспомнить.

— Сладкая!

Она издает тихий, болезненный звук, от которого мне хочется кого-нибудь ударить. Джефф поворачивается ко мне. Его глаза широко раскрыты, в них настоящее замешательство.

— Мистер Хартман? Шарлотта Ричардс работает с вами?

— Шарлотта Грей, — поправляю я его.

— Шарлотта. Точно! — говорит Блейк. — Как дела? Хорошо выглядишь.

Джефф снова смотрит на Шарлотту, и его густые брови сходятся на переносице.

— Шарлотта снималась в первом сезоне «Риска». Ее драматичный уход помог шоу взлететь в рейтингах до небес, — говорит он.

— Ты была хороша, — говорит Блейк, и его улыбка становится шире. — Я помню.

Ненавижу его.

— Ты сменила имя? — спрашивает ее Джефф. — Зачем? Ты прославилась после того сезона. Мы сделали тебя звездой.

Ее лицо настолько неподвижно, настолько нарочито пусто, что кажется, будто на ней маска. Ее взгляд лишь на мгновение останавливается на мне, прежде чем она кивает обоим мужчинам.

— Мне пора.

Она переминается с ноги на ногу и выбегает из комнаты.

Я смотрю на Джеффа.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что она снималась в твоем шоу?

— Она снималась в «Риске». Помните всю эту бурю в СМИ в первом сезоне? Заоблачные рейтинги? Это все она.

Он кивает головой в сторону двери, через которую она только что сбежала.

— «Но я же твоя Сладкая» и все такое.

— Это было легендарно, — говорит Блейк, все еще широко улыбаясь.

У него глуповатое выражение лица, которое он, вероятно, считает очаровательным, и я его люто ненавижу. Он что, забыл ее имя? Не понимаю, как кто-то, кто знаком с Шарлоттой, может ее забыть.

— Ты несешь чушь, — говорю я. — Вы оба.

Джефф поднимает руки, словно говоря: «Делай, что хочешь».

— Тогда она была блондинкой. Просто погуглите «Сладкая» и «Риск», и вы ее найдете.

Я иду к двери. Слышу, как Эллисон зовет меня по имени.

— Начинайте встречу без меня! — кричу я.

Коридор снаружи пуст. Черт. Зря я задержался.

Я иду на другую сторону административного этажа. Но ее нет в маленьком конференц-зале, который стал ее кабинетом, и сумки тоже нет. Черт. Эрика не сидит за своим рабочим столом, и мне не у кого спросить, куда она пошла.

Я так часто нажимаю кнопку лифта, что удивительно, как он еще не сломался. Шарлотты нет и в вестибюле, но я нахожу ее снаружи здания.

Она разговаривает по телефону, стоя у тротуара. Пытается вызвать такси? Мы вместе ехали в офис, и ее машина осталась у дома.

Ее плечи быстро поднимаются и опускаются. Я беру ее за руку.

— Шарлотта.

На ее лице ужас и растерянность. Она дышит часто. Ее взгляд метнулся от меня к зданию позади меня.

— Ты в порядке?

— Мне нужно идти.

Ее дыхание поверхностное и частое. Неужели у нее сейчас случится паническая атака?

Я тяну ее за собой на парковку, к ряду машин руководителей. Там стоит небольшая скамейка в окружении нескольких деревьев.

— Пойдем ты присядешь.

Она механически идет рядом со мной, ее дыхание учащается. Я кладу руку ей на поясницу.

— Вдох. Выдох. Сделаешь это для меня, Хаос? Что бы ни случилось, обещаю, мы все исправим. Вдох. Выдох.

Я тяну ее за собой на скамейку. На парковке никого не видно, а моя машина всего в нескольких метрах.

Она быстро качает головой, на глаза наворачиваются слезы. Черт! Меня охватывает тревога. Я только слышал о панических атаках, но никому не помогал справиться с чем-то подобным.

Я знаю, что у Мэнди с ними были проблемы. Что она говорила?

— Вдохни глубоко... вот и все. Выдохни. У тебя все получится.

Шарлотта закрывает лицо руками и просто вдыхает. Ее дыхание все еще частое, но ровное. Надеюсь. Я растираю ладонью ее спину широкими кругами.

— Все в порядке. Все в порядке.

Сквозь ее руки я слышу слабый всхлип. Она плачет? Тревога все сильнее сжимает мое сердце. Мне вызвать кого-нибудь?

Специалиста? Врача?

Я обнимаю ее и прижимаю ее голову к своему подбородку.

— Все в порядке, Шарлотта. Просто дыши.

Ее руки вцепляются в мою рубашку, плечи дрожат. Я никогда раньше не видел ее такой разбитой. Даже когда у нее сломалась молния на торжественном приеме, она справилась с этим как чемпионка. Она всегда со всем справляется.

Что с ней такое?

Я прижимаюсь губами к ее волосам. Мы сидим в тени, и, возможно, поэтому ее снова пробирает легкая дрожь. Я сильнее сжимаю объятия.

— Дыши, милая, — бормочу я. — Вот так.

Она снова вздрагивает, ее плечи расслабляются. Над ее головой я замечаю своего менеджера по маркетингу с сигаретой в руке и телефоном у уха.

Он видит нас, но быстро отворачивается, когда я смотрю на него. Через несколько секунд он и вовсе уходит с парковки. Хорошо.

Шарлотта откидывается назад, и мои руки падают ей на талию. Глаза у нее красные, щеки влажные. Мы встречаемся взглядами. Ее дыхание становится тяжелее, и я нахожу утешение в его ровном звуке, так непохожем на прежний быстрый, прерывистый ритм.

— Ты в порядке?

— Мне неловко, — шепчет она.

— Не говори так.

Шарлотта делает еще один глубокий вдох, и я кладу руку ей на плечо.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она едва заметно качает головой.

— Прости, Эйден.

— Не извиняйся.

— Я не знала, что это будет за совещание, — шепчет она. — Если бы знала, меня бы там не было.

Ее слова падают, как будто тяжелые камни опускаются на дно в прозрачной воде. Если бы знала, меня бы там не было.

— Так это правда? — тихо спрашиваю я. — Ты была на одном из шоу «Титан Медиа»?

Ее взгляд встречается с моим, и в нем чувствуется душераздирающая нерешительность. Как будто она хочет сказать «нет», но не может. Как будто комфортная ложь, за которой она так долго пряталась, разбилась на миллион мелких осколков.

— Да, — шепчет она. — И это разрушило мою жизнь.

Слова бьют прямо под грудину.

— Почему ты мне не сказала?

— Я не могла, — отвечает она.

Она снова качает головой, и теперь ее голос становится еще более отчаянным.

— Эйден. Я не могу, не могу думать о том, что ты знаешь, что ты видел это...

Она протягивает руку и сжимает мою ладонь так крепко, что становится больно.

— Все в порядке. Это все в прошлом, — говорю я.

Ее глаза наполняются слезами.

— В том-то и дело. Это не так. Это никогда не останется в прошлом.

— Это было много лет назад. Ты не...

— Пообещай мне, что не будешь это смотреть, — говорит она.

Ее голос пропитан отчаянием.

— Пообещай мне. Хорошо? Ты не будешь смотреть тот сезон. Пожалуйста, не смотри никаких клипов. Пожалуйста, Эйден, мне просто нужно... Я не могу представить...

— Обещаю. Эй, посмотри на меня. Обещаю, ладно? Я не буду смотреть ни минуты того шоу с тобой.

Она кивает и, кажется, восстанавливает равновесие. Как будто набирается сил, чтобы восстановить свою броню.

— Хорошо. Ладно. Мне просто нужно...

Ее телефон звонит, и она, кажется, воспринимает это как сигнал.

— Мне пора.

Она отталкивает меня.

— Я заказала такси.

Мне хочется притянуть ее обратно к себе.

— Шарлотта, — говорю я.

Но она уже отступает, ее охватывает дрожь. Я вижу ее желание убежать и понимаю его. Она хочет побыть одна.

— Доберись домой в безопасности. Я дам тебе столько времени, сколько нужно.

Она кивает и направляется к машине, ожидающей у обочины. Мне больно оставаться на месте, как будто я прирос к скамейке в этом крошечном подобии зеленого пространства, окруженного бетоном, сталью и бесконечным морем машин.

«Риск».

Я знаю это шоу. Оно мне не нравится, я им не горжусь. Хотя оно и приносит большие деньги. С самого первого сезона. Помню, как сидел в офисе, когда Джефф рассказывал о нем отцу и другим продюсерам. Люди не были убеждены. Не были уверены. Но бюджет был достаточно скромным, и в итоге шоу получило зеленый свет на один сезон.

Я включил первую серию, но почти сразу выключил. Мусор. Так подумал я, и мой отец согласился со мной, даже когда он получил небывалую прибыль за это шоу. И я продолжаю это делать.

Теперь это самый грандиозный реалити-хит, который выпускает «Титан Медиа». Джефф говорил, что Шарлотта ответственна за этот успех. Я быстро гуглю имя, которое упомянул Джефф. Шарлотта Ричардс. Поисковик выдает кучу результатов. И изображений.

Вот она. Моложе. Чуть худее, все такое же эльфийское лицо в форме сердечка. Темная подводка для глаз и обесцвеченные прямые волосы. Она улыбается в камеру, ее глаза сияют, полные надежды. Под изображением текст: «Шарлотта Ричардс, 19-летняя участница, выбыла после семи драматичных эпизодов».

Ей было всего девятнадцать, когда она участвовала в шоу.

Мы набираем подростков для этих шоу? Почему я раньше об этом не задумывался?

«Риск» – одно из самых развратных реалити в нашей программе. Двадцать одиночек на одном мексиканском курорте... с бесплатным баром. Сама идея довольно глупая. Людям нужно объединяться в пары и соревноваться в испытаниях, которые варьируются от спортивных до совершенно идиотских. И все это время они делают ставку на то, что партнеры оставят их в игре.

Я прокручиваю результаты поиска большим пальцем. Она входит в десятку самых запоминающихся участников реалити-шоу всех времен.

Ниже представлен мем, который я смутно узнаю. У меня все еще есть аккаунт в соцсетях, хотя я подумывал закрыть его на той же неделе, когда проходило слушание по делу моего отца. Я полностью его очистил и храню в тайне и захожу туда только изредка, чтобы пообщаться с несколькими знакомыми серферами.

Но я видел это фото в мемах. Она в фиолетовом платье со светлыми волосами с челкой стоит у бассейна со слезами гнева на лице.

Черт. Я ее совсем не узнал. Сегодня она совсем не похожа на ту молодую девушку. Шарлотта, которую я знаю, это брюнетка с яростным взглядом и язвительными ответами. Она из тех, кто много работает, возводит вокруг себя крепкие стены и бывает мягкой лишь изредка. Нужно хорошенько постараться, чтобы заслужить ее расположение.

Должно быть, она меня ненавидит.

Это единственное, что имеет смысл. Она сама это сказала. Шоу разрушило ее жизнь.

И все же она решила написать мои мемуары и остаться рядом со мной. Потом я вспоминаю соглашения о неразглашении.

Черт. Она не знала, кто я, до того, как подписала контракт. Именно такое выражение шока было на ее лице, когда она вошла в мой кабинет. Конечно, это объяснялось нашей встречей в Юте, но не только этим.

Я провожу рукой по лицу. Солнце греет, но я ничего не чувствую, кроме холодной хватки страха. Я кладу телефон обратно в карман, прежде чем случайно увижу больше, чем она бы хотела.

Мой шанс с Шарлоттой, возможно, был упущен задолго до того, как я ее встретил.

Глава 49

Шарлотта

После вчерашней катастрофы я подумываю остаться дома. Может, просто написать Эрику, что не смогу взять интервью у мистера Хартмана во время его обеденного перерыва из-за острой и внезапной болезни?

Можно лежать в постели с запертой дверью, притворяясь, что реальный мир за этими стенами не существует. Буду просто смотреть на лампу-облако и мечтать, что я точно так же смогу улететь.

Я могу забронировать билет на самолет из Лос-Анджелеса и никогда не возвращаться. И попросить Веру расторгнуть контракт. Я даже написала письмо, извиняясь за свой непрофессионализм и обещая передать все, что у меня есть, следующему литературному рабу, которого она наймет.

Все, что угодно, лишь бы не разговаривать с Эйденом снова.

Мой большой палец замирает над кнопкой «Отправить» в почтовом приложении.

Громкий автомобильный гудок снаружи вырывает меня из задумчивости. Этот знакомый звук быстро заполняет пространство узких извилистых улочек.

Любой из моих планов можно смело назвать побегом.

Я очень хорошо умею бегать. Но есть причина, по которой я вообще согласилась на эту работу... И я не из тех, кто сдается. Я выполнила все свои мемуарные задания в прошлом. Неважно, как рано мне приходилось вставать, чтобы встретиться с героями в самых неожиданных местах, будь то олимпийский бассейн, собачьи упряжки в полярной темноте или комната свиданий в тюрьме.

Увольняться из-за того, что произошло в «Титан Медиа», было бы жалко, а я так устала быть жалкой. Даже если от страха у меня все утро сводит живот.

Поэтому я собираюсь, наношу макияж и сажусь в прекрасную «Ауди Джи3», на которой смогу ездить еще несколько недель.

Когда я приезжаю в штаб-квартиру «Титан Медиа» в Калвер-Сити, логотип корпорации на здании – единственное, что я вижу.

Забавно, что за последние несколько недель я как-то забыла, какой компанией руководит Эйден. Мне удалось закопать это знание глубоко в подсознании, где оно меня больше не беспокоило. Я стала самоуверенной. Наивной. Снова. Решила, что я в безопасности. Обманула себя, думая, что раз меня никто не узнал, то и никогда не узнает...

Теперь светящиеся буквы «Титан Медиа» смотрят мне прямо в лицо.

После этого он увидит меня по-другому. Именно так и должно быть. Нам вообще не следовало переходить границы профессиональных отношений.

Может быть, напоминание о том, какой компанией он руководит, не помешает. Это, наоборот, поможет мне соблюдать эти границы.

Я иду по этажу руководства с карточкой-ключом на шее и высоко поднятой головой. Я готова к тому, что Эйден будет сдержанным. Даже немного холодным.

Он возненавидит меня за то, что я скрывала. Конечно, он не сдержал своего обещания. Уверена, он уже видел отрывки из шоу в интернете. Может быть, даже посмотрел целый эпизод.

Все так делают.

Это хорошо. Мы вернемся к правилам, и что бы ни было между нами, во что бы это ни превратилось, это прекратится. Как и должно было произойти в любом случае рано или поздно.

Я разминаю шею, как боец, готовый выйти на ринг.

Эрик, сидящий за своим столом возле кабинета Эйдена, видит меня первым. Через несколько дней у меня запланирована пятнадцатиминутная встреча с Эйденом, между двумя его телефонными совещаниями. Несколько дней назад я отправила Эйдену еще главы на рецензию, и сегодня он должен дать мне обратную связь.

— Доброе утро, — говорит мне Эрик.

Его взгляд задерживается на мне, словно он тоже знает. Конечно, знает. Он знает все о своем боссе.

Я останавливаюсь у его стола.

— Мистер Хартман готов меня принять?

— Да, — отвечает Эрик.

Он несколько раз постукивает ручкой по столу.

— Как бы то ни было, ты была моим любимчиком в том сезоне. А Блейк – мудак.

Я моргаю.

— Правда?

— Определенно, — отвечает Эрик.

Его голос звучит так же профессионально, как и всегда. Сегодня его очки не красные, а ярко-бирюзовые, под цвет носового платка, засунутого в карман пиджака.

— Ты знал? С самого начала? — спрашиваю я.

Дверь передо мной распахивается, беззвучно приглашая в огромный угловой кабинет Эйдена. Но я пока не могу войти.

— Да, — отвечает Эрик.

Я киваю в сторону кабинета.

— И ты ему не сказал?

— Понял, что ты хотела бы это скрыть.

Мне хочется обнять Эрика. Но это помнет его безупречный костюм и разрушит наши деловые отношения. Поэтому я просто улыбаюсь ему.

— Спасибо тебе за это. От всей души.

Эрик улыбается и снова смотрит на экран. Я делаю глубокий вдох, прежде чем войти в кабинет Эйдена.

Он стоит у своего стола и провожает меня взглядом, пока я переступаю порог. Дверь кабинета с тихим щелчком закрывается, оставив нас наедине.

Я встречаюсь взглядом с Эйденом и изо всех сил стараюсь сохранить бесстрастное выражение лица и расправленные плечи.

— Шарлотта, — говорит он.

— Давай просмотрим несколько глав, — говорю я.

— Мы не будем притворяться, будто вчерашнего дня не было.

— Почему бы и нет? Мы отлично умеем притворяться, что между нами ничего не происходит.

Мой голос звучит уверенно и нисколько не дрожит. За это мне нужно выдать медаль.

— Правило номер два.

— Я никогда не притворялся, — говорит он. — Тебе лучше?

— Я чувствую себя отлично.

— Нам не обязательно встречаться здесь, если тебе неприятно. Можем покататься. Или вернуться ко мне домой, или в твою съемную квартиру. Есть варианты.

— Тебе не нужно подстраиваться под меня, — отвечаю я.

Он не должен быть со мной таким добрым. Это может меня сломать.

Эйден подходит ближе.

— Благотворительный вечер «Титан Медиа». У тебя была мигрень. Это неправда, да?

Я смотрю через его плечо на Лос-Анджелес, раскинувшийся внизу.

— Да.

— Ты могла бы сказать мне правду.

— Могла ли?

Мой голос становится язвительным. Это защитный механизм, и мне не нравится, что я это осознаю, но все равно делаю.

— Ты очень четко выразил свое мнение о реалити-шоу и их участниках.

— Ты не звезда реалити-шоу, — говорит он.

Но тут же ругается, качая головой.

— Ты знаешь, что это я и есть. Технически говоря. Как бы я себя за это ни ненавидела.

— Тебе не стоит себя ненавидеть.

Я скрещиваю руки на груди.

— Нам стоит просмотреть главы.

— Нам стоит поговорить об этом.

— Потому что мы так хорошо умеем говорить о сложных вещах? — сухо спрашиваю я. — И у нас случаются чудесные душевные беседы?

Эйден прищуривается и тоже скрещивает руки на груди, в точности повторяя мою позу.

— Понимаю, — говорит он, и, похоже, он действительно понимает. — Тогда позволь мне кое-что спросить. Когда ты узнала, что я герой твоих мемуаров... Когда ты узнала, что это «Титан Медиа»... Почему ты не отказалась от контракта?

— Мне пришлось бы вернуть аванс.

Он медленно качает головой.

— Попробуй еще раз.

— Потому что у меня есть другой контракт с моим редактором, который зависит от этого, — говорю я. — Напишешь бестселлер, и мы опубликуем твою собственную научно-популярную книгу. Ты же знаешь.

Его взгляд горит на мне, не давая шанс ни укрепить свои стены, ни сбежать. Может быть, я глупа, раз думаю, что с ним что-то из этого может сработать. Его присутствие обжигает, и я стала зависимой от него.

— Настоящая причина заключается в том, — говорит он и подходит ближе, — что ты не ушла, потому что любишь вызов. Ты любишь борьбу, ты любишь приключения. Ты не ушла, потому что не хотела этого.

Мое дыхание учащается. Мне не нравится, что он это видит. Видит то, что мои родители и лучшая подруга назвали бы саморазрушением. Он так хорошо знает эту часть меня.

— Точно так же, как и ты работаешь по восемьдесят часов в неделю, — говорю я. — Ты не должен этого делать. У тебя все в порядке. Даже фамилия, Эйден, неплохая, пусть и немного потрепанная. Я видела, как люди до сих пор уважают тебя. Некоторым любопытно, но они не осуждают тебя за то, что сделал твой отец.

Я тоже делаю шаг ближе, пока нас не разделяет всего несколько футов.

— Ты делаешь это, потому что тебе нравится вызов. Потому что это подпитывает тебя, и потому что тебе нравится идея самобичевания. Ты решил, что это твой крест, и ты никогда его не сбросишь. Ты слишком сильно это любишь.

Он наклоняется. Его зеленые глаза потемнели от чего-то, похожего на удовольствие.

— Наверное, — говорит он, — рыбак рыбака видит издалека.

Мои губы сжимаются. Мне не нравится крест, который мне приходится нести. Быть известной из-за самого глупого поступка, который я когда-либо совершала.

Он видит отрицание в моих глазах, и его губы безрадостно кривятся. Он сегодня не брился, и вокруг глаз залегли морщины от усталости. Как будто он тоже плохо спал прошлой ночью.

— Как сильно ты себя ненавидела, — продолжает он, — за то, что спала со мной? С генеральным директором компании, которая, по твоим собственным словам, разрушила твою жизнь?

Я не отвечаю. Вместо этого я кладу руку ему на грудь, встречаясь взглядом.

— Сколько эпизодов из сезона со мной ты смотрел прошлой ночью?

Он наклоняет голову.

— Ни одного. Я только гуглил твою прежнюю фамилию.

— Иди к черту, — тихо говорю я.

— Это правда, — отвечает он. — Я же обещал тебе. Я еще и Джеффа вчера уволил.

Мои губы так близко к его губам.

— Что ты сделал?

— Его время в этой компании закончилось. Блейка тоже скоро уволю.

Он касается моих губ своими, и моя рука на его груди движется вверх, а пальцы хватаются за воротник рубашки.

Мне слишком жарко. Как будто я стою у раскаленной печи.

— Если ты и волновался, — бормочу я, — что кто-то может узнать, что твой литературный раб когда-то участвовал в реалити-шоу, то раньше такого не случалось.

— Не волновался.

Я притягиваю его ближе.

— Теперь я ношу девичью фамилию матери.

— Хорошая фамилия.

Его руки, большие и крепкие, обхватывают мою талию, как будто беря меня в плен.

— Я хочу услышать эту историю от тебя.

— Я не хочу об этом говорить.

— Жаль, — говорит он мягким голосом.

Его губы скользят по моей щеке.

— Нам обоим придется поговорить о том, что нам не нравится, чтобы закончить эти мемуары.

По моей спине пробегает дрожь.

— Ты мерзавец.

— Да, — бормочет он, снова прижимаясь ко мне губами. — С тех пор, как я встретил тебя, я ничего не могу с собой поделать. Но я бы никогда намеренно не причинил тебе боль.

Он целует меня. От его напора остаются синяки, и я отвечаю ему так же горячо. Это какая-то бессмыслица. Такого никогда не было, но это единственное, что кажется правильным.

Я цепляюсь за него так же, как должна отталкивать.

Он знает про шоу. Наверняка видел этот мем. Смех, комментарии и... Я кусаю его нижнюю губу.

Эйден усмехается мне в рот, и его руки скользят вниз, сжимая мою задницу. Он неподвижен словно колонна. Его язык касается моей нижней губы, и я стону ему в рот. Он разворачивает нас, а затем поднимает меня и усаживает на край стола. Что-то впивается мне в бедро, и я знаю, что сижу на его вещах, а ему, похоже, все равно.

Эйден запрокидывает мою голову и целует в шею. Я дрожу в его объятиях, раздвигая колени, чтобы он мог втиснуться между ними. Что-то падает на пол.

Он усмехается, прижавшись к моей шее.

— Ты раньше обесцвечивала волосы, — говорит он.

Я провожу ногтями по коже его головы, и он шипит.

— Да.

— Это твой натуральный цвет?

— Ммм.

Он прокладывает дорожку поцелуев по ключице, с каждым прикосновением опуская все ниже бретельку моей майки.

— Мне нравится. Тебе идет.

Я тянусь к пуговицам его рубашки. Расстегиваю две верхние, чтобы просунуть руки под ткань и провести пальцами по теплой подтянутой коже верхней части его груди. Я видела, что он делает в спортзале, чтобы поддерживать такую форму.

Эйден снова целует меня. На этот раз сильнее, и я падаю назад. Он ловит меня, крепко обхватив руками за талию.

— Черт, — бормочет он.

Он тяжело дышит, его волосы взъерошены.

— Я хочу тебя, но сейчас неподходящий момент.

Он снова целует меня, руки скользят по бокам и задевают мою грудь. Я хочу снять одежду. Сейчас же!

Но его поцелуи переходят в дразнящие, жаркие прикосновения.

— Давай я позже приглашу тебя на ужин.

Я расстегиваю еще несколько пуговиц на его рубашке. Что-то в прикосновении к его коже проясняет все для меня. Как будто я могу сосредоточиться, только когда прикасаюсь к нему.

— Выведешь меня в свет?

Его горячее дыхание обдувает мое ухо, его руки находят подол моей рубашки. Он проводит большой ладонью по моей пояснице. Моей коже так тепло.

— Да. Позволь мне сегодня вечером куда-нибудь тебя сводить. Отвлекись от всего. Мы займемся чем-нибудь интересным.

— У тебя встреча с инвесторами.

— Я ее отменю, — говорит он.

— Как?

— Я что-нибудь придумаю.

Его пальцы играют с застежкой моего бюстгальтера, но он не расстегивает ее. Вся его рука под моей рубашкой, такая теплая и твердая на моей спине.

Он просто обнимает меня.

— Это свидание?

Я тут же жалею о своем вопросе. Это было бы нарушением правил номер один и два. К тому же, он владелец этой компании, и он не встречается с такими, как я. Он вообще ни с кем не встречается, честно говоря. Что уж говорить об его мемуаристке, которая выставила себя дурой на национальном телевидении.

Что за наивность! Свидетельство того, какой глупой я все еще могу быть. Но Эйден просто целует меня снова.

Я таю под его прикосновением, зажатая между его грудью и его рукой на моей голой спине.

— Хаос, — шепчет он. — Да, это свидание.

Глава 50

Эйден

— Куда мы едем? — спрашивает Шарлотта.

Она сидит рядом со мной в машине в черном платье и коротком жакете, накинутом на голые руки.

Она прекрасна.

Когда я вернулся домой, она уже ждала меня, сидя, скрестив ноги, на шезлонге и наслаждаясь видом на Лос-Анджелес.

Легкая улыбка на ее лице, когда она увидела меня, поразила в самое сердце.

— Мы идем ужинать. Жаль, что я до сих пор угощал тебя только едой на вынос или водил на встречи с моими деловыми партнерами.

Она искоса смотрит на меня.

— Ты ведешь меня в ресторан?

Я кладу руку ей на бедро.

— Да. Не заморачивайся, Хаос.

— Хорошо. Не буду, — бормочет она. — В какой ресторан?

— Ты как-то говорила, что любишь китайскую кухню.

— Правда? Мы будем есть дим-самы?

— Мы идем в самый дим-самный ресторан в городе.

Ресторан современный и модный. Каверы популярных песен играют из динамиков так громко, что нет сомнений, что сюда приходит в основном молодежь. Еда потрясающая, и в прошлом году заведение было удостоено звезды Мишлен.

Мне удалось зарезервировать столик.

Шарлотта улыбается во время первого круга выпивки. Мне нравится видеть это беззаботное выражение на ее прекрасном лице. Я хочу, чтобы она улыбалась чаще.

Мне нужно как-то намекнуть ей, что я сделаю с Блейком. Что его выгонят со всех шоу и что он больше никогда не будет допущен в здание «Титан Медиа». Я хочу позаботиться о ней всеми возможными способами.

Но сейчас не время для этого разговора.

Я не хочу, чтобы его имя звучало здесь, в этом маленьком оазисе спокойствия, который мы создали вокруг себя после неразберихи последних суток. Я больше никогда не хочу видеть ее такой, какой она была вчера – стоящей в панике у моего офиса с желанием бежать, отпечатанным на ее лице.

Тогда что-то во мне дрогнуло. Ее счастье теперь кажется самым важным для меня.

Ее нога стоит рядом с моей под столом, и она улыбается, склонив голову к своему напитку.

— Чему ты улыбаешься? — спрашиваю я.

Она смотрит на меня из-под ресниц.

— Ничему. Я просто подумала... ты помнишь, что я говорила, что дим-самы – одно из моих любимых блюд.

— Конечно, помню.

— Я просто не думала, что ты запомнил.

— Я помню все, что ты мне рассказывала, Хаос.

Она приподнимает бровь.

— Все?

— Все.

Я придвигаю ногу ближе к ее ноге и хватаю палочки для еды.

— После того, как закончишь эти мемуары, — говорю я, — чем ты займешься? Будешь писать новую книгу? Кстати, я все еще с нетерпением жду твоих набросков для собственной истории.

Она смотрит на свои пельмени.

— Ты думаешь, я получу контракт?

— Ты справишься. Ты уже работаешь над первыми главами, и в конце концов напишешь потрясающие мемуары.

Она качает головой.

— Иногда мне кажется, что ты видишь во мне больше, чем есть на самом деле.

— Исключено.

— Спасибо, — говорит она, но не смотрит мне в глаза.

Она смотрит на свой дим-сам.

— За что?

— За то, что ведешь себя так, будто вчерашнего дня не было. За то, что не спрашиваешь меня об этом.

Я кладу ладонь на ее руку.

— Расскажешь, когда будешь готова.

Она едва заметно кивает и выдыхает.

— Не уверена, что когда-нибудь буду готова.

— Ты справишься. Ты сильнее, чем думаешь.

— Ты так говоришь, но ты не видел сезон реалити с моим участием, — говорит она.

Она склоняет голову и снова встречается со мной взглядом.

— Можно кое-что сказать? Но, пожалуйста, не придавай этому слишком большого значения.

Я пытаюсь скрыть улыбку и отвечаю:

— Да.

— Это не так уж и серьезно. Но я тут подумала. Ты как-то сказал, что не заводишь отношений, потому что слишком много работаешь.

Я тянусь за напитком.

— Да, я так говорил.

— Я видела, как ты много работаешь.

— Хм-м. Кажется, мы оба много работаем, — говорю я. — Я видел, как ты допоздна пишешь... почти каждый день.

— Ага. Может, это наша общая плохая привычка.

— Определенно да.

— Я тоже не знаю, как бы я вписала отношения в свой образ жизни.

Она держит бокал вина. Третий за сегодняшний вечер. Атмосфера располагает к откровенности.

Я откладываю палочки для еды и говорю:

— Работа важна.

Она кивает.

— Да. Это важно.

— Вот почему я годами не стремился ни к чему серьезному. Не было времени.

Я тянусь за бокалом и смотрю на нее поверх края.

— Но я начинаю думать, что работа не должна быть самым важным в моей жизни.

— Ага, — она слегка улыбается. — Я тоже об этом думала.

После ужина Шарлотта прижимается ко мне, пока мы ждем лифт. От нее приятно пахнет, и я утыкаюсь в ее висок. Привыкнуть к ее близости оказалось до боли легко. Видеть, как она гонится за своими мечтами, как спит в моих объятиях.

Поддаться своим чувствам к ней – это самое легкое, что я когда-либо делал. На каждом шагу, где это должно было бы меня пугать, я ловлю себя на том, что вместо этого я приятно взволнован. Так легко окунуться в эти ощущения с головой.

Мы стоим у входа в фешенебельный ресторан, ожидая водителя. Люди проходят мимо нас, выстраиваются в очередь на вход или покидают здание. Из машины выходит группа модно одетых двадцатилетних: две женщины на каблуках и мужчина.

Одна из женщин пристально смотрит на Шарлотту. Неудивительно. Она великолепна. Но взгляд женщины задерживается. Она толкает подругу локтем, и они обе хихикают.

— Привет, — говорит нам одна из них.

Она темноволосая с глазами, подведенными черным. Шарлотта рядом со мной напряжена, я держу руку у нее на талии.

— Привет, — отвечаю я.

— Простите, что беспокою вас обоих, — продолжает блондинка. — Но вы очень похожи... Вы Шарлотта? Из «Риска»?

Хаос молчит. Женщины переглядываются, и одна из них снова хихикает.

— Да, — наконец говорит Шарлотта.

— Боже мой, это так круто. Прошло столько лет! Чем вы сейчас занимаетесь?

Девушка улыбается, словно они с Шарлоттой друзья.

Другая женщина не дожидается ответа Шарлотты.

— С ума сойти! Та песня, которую ты сочинила, сладкая? Мы ее все лето крутили на репите. Она до сих пор в нашем ностальгическом плейлисте.

— Я не сочиняла эту песню, — тихо говорит Шарлотта.

Блондинка достает телефон.

— Не против, если мы сделаем селфи? Я должна рассказать сестре, что мы познакомились. Мы были без ума от вашего сезона! Даже устраивали совместные просмотры с друзьями.

— Тебе нравится получать деньги за использование твоего мема? — спрашивает парень, стоящий позади женщин. — Разве это не странно?

Шарлотта делает небольшой шаг назад, прижимаясь к моему телу. Я крепче обнимаю ее.

— Мы уходим.

Я делаю голос низким и недружелюбным. Уже много лет мой холодный тон помогает разбираться с журналистами.

— Приятного вам вечера.

Они моргают.

— А. Ладно.

— Извините нас, — говорю я и веду ее мимо них.

Шарлотта идет рядом со мной быстрыми шагами.

— Этого не было... давно, — говорит она, когда мы садимся в машину.

— Ты в порядке?

Она кивает и смотрит в окно. Но я чувствую, как она уходит в себя, отстраняется от меня. Задраивает люки, готовясь к шторму.

Я не хочу, чтобы она отстранялась.

Ее рука лежит на коленях. Я протягиваю руку и, не говоря ни слова, переплетаю наши пальцы. У нее перехватывает дыхание, и она сжимает мою ладонь.

Когда мы возвращаемся домой, она идет впереди меня. Все еще молча.

Черт. Это было не то завершение вечера, на которое я надеялся. Я хотел отдохнуть от панических атак, от Джеффа и Блейка, от истории, которую она не хочет рассказывать.

Я закрываю за нами дверь.

— Шарлотта.

Она тихо качает головой и быстрыми шагами идет на кухню. Я следую за ней, засунув руки в карманы, чтобы не сорваться и не дотронуться до нее.

— Давно такого не было, — снова говорит она с унынием в голосе.

Она наливает себе стакан воды и прислоняется к кухонной стойке, прижимая стакан к груди.

— Прости меня за это.

Она снова качает головой. Ее глаза блестят. И, черт возьми, это что, непролитые слезы? Грудь сжимается от стыда – сильного и густого – что я был частью того, что причинило ей эти страдания.

Я никогда этого не хотел.

— Прости меня, что тебе пришлось это увидеть.

Ее голос еле слышен, рука крепко сжимает стакан воды.

— Не извиняйся передо мной. Пожалуйста.

Она делает глубокий вдох, и ее взгляд перемещается с меня на окно. Это та Шарлотта, которую я видел на парковке. Женщина, которая страдает от того, что, как ей казалось, она давно поборола.

— Это было неловко. Обычно так не бывает... Нет. На самом деле бывает. Боже, как мне стыдно.

Я делаю шаг ближе. Расстояние между нами кажется огромным.

— Хаос, прекрати.

Она пожимает плечами.

— Ошибки действительно живут вечно. Особенно если они остались в интернете.

— Ты не ошиблась.

— Ты еще не видел этого, — шепчет она. — Когда увидишь, поймешь. И больше никогда не посмотришь на меня по-прежнему.