МЕЖДУ СТРОК

Глава 51

Эйден

— Тогда расскажи мне об этом. Расскажи свою версию. Меня интересует только это.

Мне хочется обнять ее. Но она обхватила руками грудь, словно пытаясь взять себя в руки.

— Своими словами.

— Я не могу... если мы это сделаем...

Она наполняет стакан водой и проходит мимо меня в гостиную к большим диванам.

Я сажусь рядом с ней.

— Спешить некуда, — говорю я. — Я здесь.

Она подтягивает колени и обхватывает их руками.

— Я только что окончила школу, когда увидела объявление в интернете. Мне его прислала подруга. Я уже поступила в колледж, но была так... воодушевлена, понимаешь? Наконец-то появился шанс выбраться из родного города. Я никогда не путешествовала дальше Среднего Запада. Поэтому мы с подругой решили подать заявку вместе.

В ее голосе слышится странное напряжение. Как будто он может сорваться в любой момент.

— Снимать шоу собирались в Мексике, на пляжном курорте. Там должны были быть игры. Игры. Именно так они и продавали «Риск». Шоу с множеством молодых людей, нацеленное на командное взаимодействие, необходимое для прохождения испытаний в каждом эпизоде.

У меня что-то екнуло в груди. Очень легко представить себе кастинг, который делает именно это. Все лишние детали уходят в разделы с мелким шрифтом в расчете на то, что большинство людей сами все поймут.

— Значит, никаких упоминаний о свиданиях.

— Намеки были, — признается она. — Но мне было восемнадцать, скоро должно было исполниться девятнадцать. Почему бы не добавить в свою жизнь немного романтики? Звучало заманчиво. Казалось, это не было... основной идеей.

— Прости меня.

— Не надо, — предупреждает она. — Не начинай извиняться и говорить, что тебе меня жаль, иначе я не дойду до конца этой истории. Ты же сказал, что хочешь знать, и я хочу, чтобы ты услышал это от меня, а не... не... из интернета.

— Я узнаю это от тебя, — говорю я.

В воздухе разливается напряжение, и я отчетливо осознаю, что это решающий момент. Моя реакция на ее откровенность определит все наше будущее.

Она замыкается в себе, и мне чертовски больно видеть ее такой. Сидеть здесь и не сокращать дистанцию между нами.

— Мы с подругой подали заявку на удачу. В то время я подумывала и о волонтерстве за границей или о работе вожатой в лагере. Все, что могло прийти в голову девятнадцатилетней девчонке. Я просто жаждала приключений, понимаешь? А потом... мне позвонили. Я пошла на собеседование. Теперь я понимаю, что дала все неправильные ответы, чтобы продюсеры решили, что я подхожу.

Она вздыхает.

— Они увидели кого-то наивного, восторженного, молодого. Идеалистичного и легко поддающегося манипуляции. Конечно же, они взяли меня. Я вписывалась в один из... заранее прописанных сюжетов.

— Мою подругу тоже позвали на собеседование, но она в итоге не пошла. Была только я. И мне предложили место. Итак, я отложила колледж на год, собрала чемоданы с новыми симпатичными бикини, обесцветила волосы, чтобы убедиться, что они подойдут для грандиозного реалити-шоу, а потом уехала в Мексику.

Она закрывает лицо руками.

— Сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, какой глупой я была. Я пришла и попыталась подружиться с другими девушками. Слишком много рассказывала о себе, слишком серьезно отнеслась к первому испытанию. И... и... там был парень, который сказал все, что нужно.

Я не двигаюсь, не хмурюсь, не стону. И все же я подозреваю, что грядет, и чувствую, как адреналин начинает закипать в моих венах.

— Это было романтическое шоу, — она опускает руки. — Я понимала это, даже будучи наивной и глупой. А он, ну... он делал так, чтобы все это казалось легким. Мы держались вместе на протяжении всего сезона. В перерывах между съемками, в те редкие моменты, когда рядом не было камер, он говорил мне, что мы будем встречаться и после шоу, что ему не терпится познакомиться с моими родителями, и мы могли бы жить вместе в Лос-Анджелесе.

— Все это было не всерьез, —— медленно говорю я.

— Нет. Конечно, нет. Но в этом-то и дело, верно? Я не видела всего того, что видели зрители. Я просто видела... его. И он был таким великолепным двадцатичетырехлетним британцем, говорящим все эти чудесные вещи.

В ее голосе слышится горечь.

— Он начал называть меня... Боже, не могу поверить, что рассказываю тебе все это...

Я больше не могу сдерживаться и кладу руки ей на талию.

— Иди сюда.

Она позволяет мне притянуть ее к себе. Помню, я где-то слышал, что говорить о сложных вещах бок о бок легче, чем лицом к лицу. Поэтому я усаживаю ее рядом и крепко обнимаю.

Шарлотта кладет голову мне на плечо.

— Спасибо, — говорит она. — Я не думала, что будет так трудно об этом говорить. Это было много лет назад.

Я глажу ее по спине.

— А почему бы и нет? Время не лечит раны.

Она прислоняется лбом к моей груди и делает глубокий вдох.

— Ладно. Хорошо. Он начал называть меня Сладкой.

— Сладкой?

Она тихонько стонет.

— Да. И я убью тебя, если ты когда-нибудь назовешь меня так, просто для твоего сведения.

— Не буду. Я предпочитаю «Хаос». Или «милая».

— В то время мне это казалось милым. Он сказал, что это такое забавное, распространенное ласковое обращение в Англии. Что-то типа хлопьев или воздушного риса.

Я хмурюсь.

— О.

— Да. О. Но я была молода и думала, что это... Я думала, что влюблена. Мы без труда прошли первые испытания на шоу. Я видела, как другие начинают устраивать драму на пустом месте и как некоторые девушки заглядываются на Блейка, но я думала, что мы особенные. Мы были влюблены.

Я прижимаюсь губами к ее лбу.

— Прости.

— Ты не знаешь, что будет дальше.

— Нет. Но, кажется, я догадываюсь.

— На съемочной площадке был продюсер.

Шарлотта откидывается назад, ее голова лежит рядом с моей. Она смотрит прямо в потолок.

— Их было много, но один был приставлен ко мне. Ну, знаешь, чтобы помогать... развивать мою сюжетную линию. Но на самом деле, чтобы манипулировать мной.

Я провожу рукой по лицу.

— Черт. Это был Джефф?

— Это был он, — говорит она. — Продюсеры все знают, понимаешь. Они знают, что говорят все участники шоу, но мы – нет. Я не знала. Он задавал мне все эти вопросы на исповедях. Заставлял меня рассказывать перед камерой эти глупые фантазии о том, как мы с Блейком хотим когда-нибудь пожениться.

Я закрываю глаза.

— Уверен, что так и было.

— Я была девственницей, когда пошла на шоу.

Ее голос чуть-чуть дрожит. Но она продолжает говорить с той силой, которую я привык видеть в ней, и мои руки сжимаются в кулаки.

— Я, конечно же, была влюблена в Блейка. Или думала, что влюблена. Теперь, кажется, я просто... ослепла. Как человек, посмотревший на солнце.

— Шарлотта, — бормочу я.

Она слегка качает головой.

— Мне нужно продолжать. Или я не смогу... Камеры постоянно работали. Нам обещали, что ничего непристойного не будет.

Я стискиваю зубы. «Риск» известен своей невероятной непристойностью. После первого сезона шоу приобрело именно такую репутацию.

Конечно, это не порно. Но в нем есть намеки на секс, его звуки, движения под одеялом или за непрозрачными дверцами душа.

— Нам пришлось делить кровати. Ты же знаешь, в чем смысл. Однажды ночью он... сделал мне куни.

Я поворачиваюсь к ней. Она слабо улыбается, но улыбка не выглядит радостной.

— На следующий день все говорили об этом, но не при мне. Я увидела это позже, когда смотрела вышедшие в эфир серии. А на следующую ночь мы занимались сексом.

Я чувствую, как мое тело становится каменным. Каждый мускул в моем теле напрягается.

— Черт возьми, это Блейк.

— Я была в восторге, — говорит она со смесью задумчивости и стыда в голосе. — Я думала, что влюблена и переживаю что-то чудесное... Конечно, секс засняли для шоу, хоть это и было под одеялом.

Меня охватывает холод.

— Скажи мне, что они не показали это.

— Конечно, показали. Не все. Но достаточно.

Она смотрит в потолок, стиснув зубы.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу перестать испытывать стыд. От осознания того, что мои родители, мои друзья, одноклассники, учителя и родители друзей...

— Мне так жаль.

Она закрывает глаза.

— Съемочная группа заверила меня, что все будет вырезано. Но, конечно, они не зафиксировали это на бумаге. А я была недостаточно хорошо знакома с контрактами, чтобы понять, что подписала. Мне говорили, что это будет весело и безопасно, но на протяжении всего шоу алкоголь лился рекой. Мне было девятнадцать, и мы были в Мексике, понимаешь? И Блейк был таким непринужденно очаровательным. Я увлеклась.

— Черт. Это все не нормально.

Она садится и отворачивается от меня, глядя в большие окна, выходящие во двор.

— О, мы еще даже не добрались до самого худшего.

Глава 52

Эйден

— В следующей серии, которую они сняли, все для меня пошло наперекосяк. Я, конечно, не знала, но Блейка соблазняла другая девушка. Оказалось, его было несложно переманить. И эти испытания, чтобы остаться в игре?

Она пожимает плечами.

— Настоящий способ остаться в шоу – это найти пару. В итоге тебя бросают, и... ну, ты выбываешь.

Я вижу, как ее плечи сжимаются.

— Вот что случилось.

— Да. И когда я узнала, мне было так больно.

Она вытирает щеку. Она снова плачет? От этой мысли у меня сжимается сердце.

— Я выставила себя дурой. Я пыталась подражать его акценту, говоря... Боже, ты разве этого не слышал?

Я тоже сажусь и касаюсь ее плеча своим.

— Нет. Не слышал.

— Тогда это было повсюду. Надо было просто показать тебе видео... но я никогда этого не забуду.

Она делает глубокий вдох.

— Я пыталась сказать это с британским акцентом, то самое... «Но я же твоя Сладкая». Это было ужасно. Я была изрядно пьяна, а Блейк просто рассмеялся. Съемочной группе пришлось выпроводить меня с площадки. Этот момент... он стал легендарным в интернете. Люди превратили его в мем. «Но я же твоя Сладкая» замиксовали в песню, и тем летом она крутилась по клубам. Кстати, в итоге попала в чарты.

— Что за херня?

Она бросает на меня взгляд, в котором читается одновременно ирония и грусть.

— В «Риске» до сих пор используют этот термин. Он стал частью легенды. Я даже видела людей в футболках с Сладкой.

— Черт возьми.

Как кто-то мог такое допустить?

— Но когда шоу вышло в эфир, люди должны были понять, что ты стала жертвой всего этого.

— Все было смонтировано так, что я казалась довольно лицемерной в своей невинности, а мои попытки завести друзей выглядели неискренними. Рядом с Блейком я была самодовольной и мелочной, а моя любовь – слишком наивной.

— Тебе было девятнадцать.

— Да. Может, если бы сезон вышел сегодня, все было бы иначе, но это было десять лет назад.

Ее голос звучит безжизненно.

— Когда шоу вышло в эфир, я наконец-то все увидела. Я видела, как Блейк болтал с другими парнями, сказав им, что назвал меня Сладкой, потому моя крошечная грудь напомнила ему сухие завтраки.

Ее слова – как ушат холодной воды на мою голову.

— Что он сделал?

— И все это было с такой искренней улыбкой... Тот самый мудак, которого невозможно не любить, понимаешь. Помнишь, что я тебе рассказывала... о своем опыте орального секса?

— Помню, — мрачно говорю я. — Он и по телевизору это говорил?

— Да. Говорил.

Я отталкиваюсь от дивана и начинаю расхаживать перед ней. Руки снова сжимаются в кулаки. Мне нужно что-то сделать. Что угодно. Но я не могу, потому что это было десять лет назад. Ущерб уже нанесен.

Ее плечи опускаются, словно она знает, что грядет, и готовится к этому. Она не похожа на ту женщину, которую я узнал, и на секунду мне хочется, чтобы пол разверзся и поглотил меня целиком. Затянул бы меня туда, где мой собственный стыд может утопить меня.

Это чертово шоу, которое моя компания до сих пор пускает в эфир.

— И теперь ты будешь думать обо мне так же, как думали зрители, — глухо произносит она. — Как все до сих пор думают.

— Конечно, не буду.

— Как ты можешь не думать?

Она утыкается лицом в свои руки, и мне больно видеть ее сидящей там.

— Я была посмешищем. Люди кричали мне вслед на улице «сладкая». Мой ужасный британский акцент превратился в мем.

Говорю себе, что сейчас не время для злости.

Я сажусь рядом и обнимаю ее. Какое-то мгновение она сопротивляется. Сидит напряженно и скованно. Но потом обмякает, падая на меня, словно силы ее покинули. Ее лицо все еще скрыто за руками.

— Мне так стыдно, — бормочет она.

Я кладу подбородок ей на макушку.

— Не надо.

— Ненавижу. Ненавижу, что это стало известно, ненавижу, что самый глупый поступок, который я когда-либо делала, стал развлечением... И ненавижу, что ты теперь об этом знаешь.

— Шарлотта...

— Ты стал обо мне думать хуже?

Она отстраняется, и ее голос звучит яростно, несмотря на вопросительную интонацию. По ее щекам текут слезы, и, глядя на них, я чувствую себя так, будто меня пронзили ножом.

Я стираю один из влажных следов большим пальцем, проводя подушечкой по ее шелковистой коже. Она беззвучно плачет, но в ее глазах читается вызов.

— Конечно, я не думаю о тебе хуже.

— Большинство людей думают.

— Большинство людей – чертовы идиоты, — говорю я.

Она дважды быстро моргает.

— Это было так глупо с моей стороны.

— Ты была молода.

— Другие молодые идут на войну или... или... пишут потрясающую музыку. А я сделала это.

Еще больше слез течет по ее лицу, и я крепко прижимаю ее к себе. Мы оказываемся посередине дивана – она лежит у меня на груди, а я обнимаю ее.

Я чувствую влагу от ее слез сквозь рубашку.

— Прости, — бормочу я ей в висок. — Я все исправлю.

— Это не твоя вина, — шепчет она.

— Нет, моя.

Я смываю поцелуями соленый привкус ее слез.

— Это шоу вообще не должно было выйти в эфир.

— С помощью монтажа меня выставили полной идиоткой. А Блейк? Он одержал победу.

— Знаю.

— Знаешь, как много всего они не показали?

Она прижимается лбом к моей ключице, ее руки все еще сжимают ткань моей рубашки.

— Меня выставили злодейкой.

— Ты не могла знать, — говорю я. — Не вини себя за решения, принятые в девятнадцать.

Она приподнимается на локте, и ее заплаканные глаза горят огнем.

— Как я могла не знать? Именно это выдаст поисковик, когда люди будут гуглить мое имя. Даже если я уговорю редактора одобрить мои планы на книгу, даже если я каким-то образом опубликую ее... Это всегда будет преследовать меня. И я могла бы избежать всего этого, если бы была умнее.

Я откидываю назад прядь ее волос. Разочарование в ее взгляде пронзает меня, и я понимаю, что недостоин обнимать ее, недостоин быть мужчиной, с которым она выбирает проводить ночи, в то время как я виноват в ее боли.

— Ты умная, — говорю я ей. — Ты веселая, остроумная и начитанная. Ты прекрасная писательница. И у тебя есть прошлое, которое делает тебя интересной и сложной. Я знаю, каково это – жить с сожалениями. Но, Хаос, кто сможет пройти по жизни без единого провала?

— Люди умнее меня, — бормочет она.

Ее рука скользит по моей шее, и короткие ногти скребут по щетине под челюстью.

— Если ты собираешься на кого-то злиться, — говорю я, — это должен быть я. Не ты.

Она проводит пальцем по моему кадыку.

— Знаю, — шепчет она. — Но это становится все сложнее и сложнее.

СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

Десять лет назад

@PurpleGirl3000: Боже мой, эта сцена была просто уморительной. Я все ждала, когда она поймет, что она не такая уж и смешная. Как Сладкая доминировала над другими. Как будто Блейк был выгодной покупкой!

@Caffeinated4ever: А что, это плохо, если мы с парнем теперь называем друг друга Сладкими? Сначала это было в шутку, а теперь мы никак не можем остановиться. Неловко, лол.

@T-Rexoperator: Я ТАК рада, что Сладкой больше нет. Ее привычка смотреть на всех свысока так устарела! Бекки умеет веселиться. Рада, что они с Блейком наконец-то сошлись.

@Inkedvoyage: Ха-ха-ха, не могу перестать смеяться. Этот британский акцент был просто ужасен. Не хотела бы я быть ею сегодня. И завтра, если честно.

Глава 53

Шарлотта

Слишком большой дом пуст, когда я просыпаюсь следующим утром. Мои шаги эхом разносятся по деревянному полу. Прислонившись к кухонному острову, я пью утренний кофе и смотрю на город за панорамными окнами.

Прошлой ночью он спал со мной в моей кровати. Просто спал. Обнимал меня даже после того, как высохли мои слезы. Когда я проснулась, его уже не было, но он оставил мне записку на тумбочке: «Возьми выходной».

Я несколько раз перечитываю записку, вчитываясь в каждое слово, написанное его размашистым почерком. Затем решительно сминаю ее в комок и бросаю в корзину для бумаг.

Прошлое легко забыть, пока оно снова не поднимет голову. Именно это случилось прошлым вечером прямо на его глазах. От смущения я до сих пор чувствую неприятную тяжесть в теле.

Я такая глупая.

Теперь он знает, и, похоже, не осуждает меня... или очень хорошо это скрывает. Может быть, в этом все дело. У нас осталось всего две недели до сдачи первого черновика. Две недели до того, как мне нужно будет отправить книгу Эйдену и узнать его мнение. А потом я соберу вещи и уйду. Все то же самое, что и с моими предыдущими героями мемуаров.

Может быть, он рассчитывает, что мой уход станет естественным завершением наших отношений.

В конце концов, такова моя работа. Я остаюсь на несколько месяцев, может быть, на полгода и ухожу, когда книга закончена. Добавляю ее к другим в своем резюме, а потом начинаю сначала в новом месте.

Никогда не задерживаюсь достаточно долго, чтобы люди успели узнать мое прошлое. В этот раз я провалилась.

Я снова работаю на улице. Мне нужно дописывать главы, но вместо этого я пишу то, к чему я так долго относилась несерьезно. Слова льются рекой. Они сырые. Мне еще нужно провести исследование и поговорить с экспертами, но мне впервые так легко пишется.

Но это кажется слишком личным. Я расслабляюсь после обеда, пересматриваю написанное и думаю, смогу ли я когда-нибудь поделиться этим с миром.

Город купается в ярком, манящем солнце. Меня трясет. Как будто я не могу усидеть на месте, не могу оставаться здесь. Хочу сесть в машину и уехать в холмы. Может, прогуляться? Может, снова сходить в обсерваторию? Или на то место на Малхолланд-авеню, которое так любит Эйден?

Он упомянул, что мы могли бы посмотреть дом его детства. Я звоню ему.

Он отвечает на втором гудке.

— Все в порядке?

— Да. Извини за беспокойство.

— Ничего страшного.

Я прижимаю телефон к плечу и открываю на компьютере расписание Эйдена, к которому Эрик дал мне доступ много недель назад.

— Ты свободен сегодня днем? Мы могли бы поехать в дом, где ты провел детство. Мне хочется... не знаю. Куда-то ехать. Мне нужно двигаться.

Короткая пауза, а затем приглушенный звук в трубке. Я слышу его голос.

— Мне нужно отложить эту встречу. Продолжайте без меня.

— Эйден? — спрашиваю я. — Ты на совещании?

— Уже нет, — отвечает он.

— Ты же не просто так с него ушел.

— Хорошо. Я не буду тебе говорить, что я это сделал.

В его голосе слышится улыбка.

— Я заеду за тобой. Через полчаса, идет?

Наконец-то загружается его календарь. На весь день запланированы встречи.

— Да, но... ты занят! Я только что увидела твое расписание.

— Ничего такого, что нельзя перенести.

— Эрик тебя убьет. Или, что более вероятно, меня, — говорю я.

Эйден усмехается.

— Чепуха. Он тебя любит. Можем остаться на ночь в родительском доме, если хочешь. Посмотрим на закат.

— Хорошо. Я соберу сумку.

Я уже закрываю ноутбук. Поездка будет короткой, но это все равно маленькое путешествие. Отправиться за новыми впечатлениями, всегда было лучшим способом унять мою тревогу.

Эйден забирает меня точно через 30 минут. Сегодня у него щетина гуще. Он что, не побрился утром? Может, задержался со мной в постели дольше обычного? От этой мысли у меня внутри все переворачивается.

Его рука скользит мне под юбку, обхватывая колено.

— Как дела?

— Хорошо. Я работала.

Он напевает.

— Не жалеешь о том, что произошло вчера?

Я смотрю в окно.

— О том, что я тебе рассказала?

— Да.

— Может быть. Не знаю. Я еще не решила, как к этому отношусь.

Он усмехается, и меня снова поражает, как мне с ним легко.

— Хорошо. Ну, дай знать, когда решишь.

И все. Без лишних слов я каким-то образом понимаю, что мы не будем говорить об этом снова, пока я не буду готова.

— Расскажи мне о доме.

— Он расположен в Малибу у океана. Папа потерял его при разводе, а мама не хочет там надолго задерживаться. В основном она живет у себя в Сономе. Ей там нравится, и это позволяет ей отдалиться от здешней светской жизни.

Мы проезжаем мимо высоких пальм, окаймляющих жилые улицы, и живописной зелени вдоль Каньон-роуд, и вот наконец океан начинает выглядывать из-за горизонта. Эйден включает радио, положив руку мне на колено. Я чувствую на коже тепло солнечных лучей и напеваю песню, оставляя позади удаляющийся город и все связанные с ним обязательства. И все сложности, которые существуют между нами. Они тоже растворяются вдали.

Эйден подъезжает к большим кованым железным воротам в каменной стене такой высоты, что я не вижу, что за ней. Я выглядываю.

— Ты здесь вырос?

— Да.

В его голосе слышится улыбка. Он набирает код, и ворота распахиваются, открывая нам вид на изогнутую каменную подъездную дорожку.

Перед нами большой белый дом, расположенный прямо у пляжа, с синими ставнями на окнах.

Эйден паркуется, а я выхожу из машины, чтобы полюбоваться этим местом.

— Как, — выдыхаю я, когда он присоединяется ко мне, — ты вообще мог отсюда уехать? Дом твоей мамы в Сономе, должно быть, просто сумасшедший, чтобы превзойти это.

Он обнимает меня за талию и целует в висок.

— Да ладно. Все самое интересное вообще-то позади дома.

Он не лжет. Крыльцо выходит на большую террасу, за которой начинается задний двор, а дальше – только пляж и глубокий синий океан.

Я с глухим стуком ставлю сумку.

— Боже мой.

Эйден сменил костюм на темно-синие брюки и футболку с короткими рукавами, на лице у него квадратные солнцезащитные очки.

Он выглядит до боли красивым. Спортивный и похожий на себя самого, каким он бывает, когда никто не смотрит. Широкоплечий, решительный, обласканный солнцем.

— Хаос, — говорит он и протягивает мне руку. — Пойдем в воду.

— В воду?

Его улыбка становится шире.

— Давай я покажу тебе, как кататься на волнах.

Воздух теплый, вода холодная. Прекрасный день для серфинга, и я не могу поверить, что у него есть такая возможность, что он мог бы делать это каждый день, если бы захотел.

Судя по довольному выражению его лица, держу пари, он был бы не против.

Я занималась серфингом всего раз и была по-настоящему ужасна. Но Эйден, похоже, не против моей неопытности. Я беру запасной гидрокостюм, и мы держимся ближе к берегу, чем профессиональные серферы, катающиеся на больших волнах дальше в океане.

— Почему ты не делаешь это каждый день? — спрашиваю я его.

На нас обрушивается волна. Вода сверкает, и я чувствую привкус соли на языке. Я улыбаюсь ему, и он улыбается в ответ.

— Что ты сказала? — кричит он.

— Почему ты не делаешь это каждый день?!

Он смеется.

— Честно говоря, сам не знаю, Хаос. Не знаю.

Мне дважды удается встать на доску. Он громко кричит, пытаясь мне что-то объяснить, и в конце я, смеясь, падаю в прибой. Адреналин захлестывает меня.

— Это было невероятно!

Он ухмыляется мне.

— Ты выглядела как профессионал.

— А теперь ты мне врешь.

Он обнимает меня за талию под водой.

— Ты хорошо выглядела, Хаос. Счастливой. Нам нужно делать больше таких вещей. К черту офис.

Я целую его.

— К черту офис.

Он ухмыляется и поднимает лицо к небу.

— К черту весь мир!

Позже он заворачивает меня в полотенце и прижимает к себе на широкой веранде, где я прислоняюсь к его обнаженной груди, и солнце купает нас в своем тепле. Я все еще в бикини. Моя кожа все еще соленая.

Он полон заразительной энергии – его прикосновения легкие, а губы всегда на открытом участке моего тела – в волосах, на виске, на щеке. Я поворачиваюсь и обнимаю его за талию, прижимаюсь губами к его все еще небритому подбородку и шепчу о том, что чувствую с тех пор, как мы покинули холмы Бель-Эйр.

— Я не хочу возвращаться в город.

Он прижимает меня к себе крепче, бедро к бедру, грудь к груди.

— Тогда мы не вернемся, — просто говорит он.

Я знаю, что это неправда, но закрываю глаза и притворяюсь, что верю. Притворяюсь, что это может длиться вечно.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — говорит он, и это разрушает наш волшебный момент. — И мне нужно за это извиниться.

Глава 54

Эйден

Она застывает в моих объятиях.

Вдали солнце начинает садиться, озаряя небо буйством красок. Мне нужно это сказать. Даже если это разрушит наш мир. Мне нужно, чтобы она знала.

— Эйден...

— Джеффа уволили. Я уже тебе говорил.

Я целую ее в висок.

— Я провел большую часть утра на совещаниях. Блейк больше у нас не работает.

Она выпрямляется, ее взгляд устремляется на меня.

— Что?

— Он уволен, приказ вступает в силу немедленно. Сезон «Необитаемого острова», в котором он снимается, все еще будет транслироваться. Я не могу от этого отмахнуться. Но после этого он больше не появится в проектах «Титан Медиа» до конца своих дней.

Она медленно качает головой.

— Ты правда это сделал?

— Да. Ты не против?

Я внимательно смотрю на ее лицо.

— Тебе все еще... все равно?

— Забочусь ли я о нем? Конечно, нет.

Она выдыхает.

— Вау. Спасибо тебе за это. Ужасно благодарить тебя за то, что ты оставил двух людей без работы, но...

— Не расстраивайся, — говорю я. — Это было мое решение. Я возьму это бремя на себя. Не тебе его нести. Не после того, что они оба с тобой сделали.

Она снова выдыхает, и складка между ее бровями смягчается.

— Хорошо. Спасибо, Эйден.

— У меня также была встреча с моими финансовыми консультантами и бухгалтерами.

Я протягиваю руку и откидываю назад ее все еще влажные, жесткие от соли волосы.

— Ты мало заработала на «Риске».

Взгляд ее становится настороженным.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что ты мне рассказала. Песня? Футболки?

Мой голос непроизвольно повышается, но я стараюсь взять себя в руки.

— Тебе должны были за это заплатить.

— Мне не нужны деньги за это.

— Люди эксплуатировали тебя и то, что с тобой случилось, а ты ничего не получила. Диджей с песней? Серьезно?

Я качаю головой, гнев мешает мне сохранять спокойствие.

— Тебе причитаются гонорары. Это твой голос они вставили в эту музыку.

Розовый отблеск играет на ее щеках. На переносице еще больше веснушек – свидетельство того, что мы весь день провели на солнце.

Она такая красивая. Купающаяся в угасающем свете, с развевающимися на ветру волосами.

— Прошло много лет, — шепчет она.

— И все же, это было неправильно. Позволь мне помочь с этим. Пожалуйста, Шарлотта. Пусть мои адвокаты разберутся. Ты заслуживаешь большего.

Она долго молчит, и я вижу, как поднимается и опускается ее грудь. Но затем она кивает.

— Хорошо. Я... хорошо. Спасибо. Никто об этом не подумал. Кроме меня тогда. Теперь... Ну, я считала, что это проигранная битва.

— Это не так. Я буду бороться за тебя, милая.

И я не остановлюсь. Я уже связался с журналисткой и подкинул ей идею для сюжета. Чтобы разобраться, насколько дискриминационными могут быть некоторые реалити-шоу. Я хочу публично опозорить Блейка, а не просто уволить его. Не хочу, чтобы его наняла другая телекомпания.

Она быстро моргает несколько раз, а затем падает мне на грудь с глубоким вздохом.

Я обнимаю ее.

— Эй, что случилось?

— Почему ты так добр ко мне? — бормочет она мне в шею.

Я усмехаюсь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты очень, очень усложняешь соблюдение правила номер один.

— Ага. И не буду извиняться за это, Хаос.

Она откидывается назад и улыбается мне. Я улыбаюсь ей в ответ.

— А с пляжа хорошо видно это патио?

— Нет, если мы немного отойдем. Тогда нас смогут увидеть только киты и дельфины.

Она касается моих губ своими.

— Хорошо.

Шарлотта целует меня, и я возбужденно стону от ее прикосновений. Она сладкая. Я больше не буду использовать это слово, но нельзя отрицать, что она сладкая. Притягательная и восхитительная. Я крепко обнимаю ее и усаживаю к себе на колени.

Легко, так легко развязать ниточки на ее шее. Чашечки бикини спадают, и я провожу большим пальцем по твердому кончику ее розового, дерзкого соска. Мы целуемся, пока она не теряет хватку в моих объятиях, ее руки скользят между нашими телами, чтобы дотянуться до моего твердого члена.

Но, может быть... пора мне загладить свою вину по-другому. Извиниться, как следует.

Я поднимаю ее с шезлонга и веду к дому. Я поворачиваю нас и осторожно прижимаю ее спиной к стене. Она хихикает, и, черт возьми, мне так нравится этот звук.

— Что ты делаешь?

— Хочу, чтобы у тебя был прекрасный вид.

Я начинаю целовать ее шею, спускаясь к груди. Она идеальна. Я говорю ей об этом.

Она слегка качает головой.

— Тебе не обязательно так говорить. Теперь, когда ты знаешь...

Я беру ее руки и закидываю их ей за голову.

— Хаос, — прерываю я ее. — Я был без ума от твоих сисек до того, как узнал это прозвище. Ты же знаешь.

Шарлотта слегка улыбается. Да. Она знает.

Но мне нужно, чтобы она поверила.

— Я пил с них текилу, потому что ужасно этого хотел. И я все еще без ума от них. Они идеального размера, чтобы я мог их сосать.

Ее губы приоткрываются.

— О. Точно.

Я целую ее челюсть, шею и ниже, находя соски. Они идеально розовые, венец ее нежной груди. Я медленно отпускаю ее руки и позволяю своим ладоням скользить по ее бокам. По ее талии, по бедрам, продолжая посасывать.

Ее дыхание учащается. Оно останавливается, когда я прикусываю сосок, и я улыбаюсь.

Когда ее соски от моих прикосновений становятся скорее рубиновыми, чем розовыми, я опускаюсь перед ней на колени. Целую ее живот. На вкус она как теплая кожа с легким привкусом морской соли.

— Прости, Шарлотта.

Я скольжу руками по ее обнаженным бедрам, крепко обнимая ее.

— Прости меня за все.

— Эйден, — шепчет она. — Что ты делаешь?

Я целую ее колено. Внутреннюю сторону ее левого бедра.

— Мне так жаль. Позволь мне показать тебе, как мне жаль.

— Ты не виноват в этом шоу.

Ее пальцы зарываются в мои волосы, и мне чертовски нравится, когда она так меня обнимает.

— Я наживался на твоих страданиях и с радостью потратил бы всю жизнь, пытаясь искупить этот грех.

Я целую дальше, поднимаясь по нежной коже ее бедра, двигаясь губами к ее плавкам.

— Начнем с этого, милая. В твоем темпе. Позволь мне провести час на коленях и поцеловать тебя здесь. Позволь убедить тебя, что все, черт возьми, что он говорил, неправда.

— Эйден, — шепчет она.

Я нежно глажу ее левой рукой через ткань. Мой рот на ее бедре.

— Ты можешь мне доверять. И ты все контролируешь.

Другой рукой она хватает меня за плечо, и я вижу, как она обдумывает это, вижу, как в ней борются жажда приключений и страх.

— Возможно, мне это не понравится, — говорит она. — Может, просто что-то...

— С тобой все в порядке. Скажи только слово, и я остановлюсь. Мы не обязаны это делать, если ты не хочешь попробовать. Но если ты думаешь о нем и его тупых словах, я хочу изгнать из твоей головы призрак этого придурка.

Ее дыхание учащается. Она хочет этого. Я знаю, что хочет, и знаю, что это возбуждает ее, но и пугает. И я хочу помочь ей преодолеть эту тревогу. Мысль о том, что она невкусная? Разве это может не стать лучшим опытом в моей жизни? Возмутительно!

— Хорошо, — говорит она.

Ее глаза горят.

— Я хочу попробовать это с тобой. Но...

— Скажи только слово, и я остановлюсь, — повторяю я. — Мы можем воспользоваться и твоим вибратором. Просто позволь мне убедить тебя, что с тобой все в порядке.

Она впивается зубами в нижнюю губу.

— Я хочу сначала принять душ.

— Конечно. Но тебе не обязательно, не ради меня. Мы же только что были в океане.

— Думаю, мне это нужно. Для моего же спокойствия.

— Все, что захочешь, Хаос.

Я снова целую ее бедро и выпрямляюсь во весь рост. Шарлотта идет впереди меня, одетая только в красные плавки и топ, болтающийся на талии.

Я следую за ней в душ.

Если она удивлена, то удивление тает, как только я обнимаю ее.

— Если ты чистая, то и я чистый.

Она нервничает.

Но нервы растворяются под горячими струями. Я глажу ее кожу. Руки, поясницу, плечи и ноги. Несколько раз провожу пальцами по ее клитору. Целую ее под струями воды, пока не твердею настолько, что становится неудобно. Мой член зажат между нашими обнаженными телами.

Она хихикает и тянется к моему стояку.

— Ты уверен, что хочешь сделать мне куни?

— Да. Черт возьми, я уверен. Это показывает, как сильно я этого хочу.

Мы оба не вытираемся до конца. Я натягиваю спортивные штаны, чтобы держаться на расстоянии.

Она стоит передо мной в белом полотенце, плотно обернутом вокруг ее тела. Ее мокрые волосы разбросаны по плечам, и от нее нежно пахнет мылом.

Я узнаю ее выражение лица. Оно решительное, какое я видел у нее так много раз.

— Иди сюда, — говорю я.

Она делает глубокий вдох и подходит ближе, ее щеки заливает румянец. От горячей воды или от поцелуев, не знаю.

— Я возбуждена.

Она говорит это так, словно это сюрприз.

Я улыбаюсь.

— Хорошо, дорогая. Хочешь лечь? Или встать?

Она медлит у изножья большой кровати, но наконец садится на край и ложится на спину. Она все еще плотно закутана в пушистое полотенце.

— Думаю, здесь.

Она раскидывает руки, касаясь мягкого одеяла кровати.

— Удобно.

Я роюсь в сумке для отдыха, которую наспех собрал. Там лежат несколько ее вибраторов. Я хватаю два – поменьше и его более крупного собрата – и кладу их в карман спортивных штанов.

Я начинаю с ее бедер, медленно поднимаясь. Постепенно, сантиметр за сантиметром, я складываю полотенце. Оно раскрывается, как лепестки цветка, обнажая ее живот, ее стройные бедра. Нежные розовые складки между ног.

Я целую внутреннюю сторону бедер, тазовые косточки. Обдуваю теплым воздухом ее киску. Желание попробовать ее на вкус так непреодолимо, что мой член снова ноет. Но я не тороплюсь. Смакую.

— Эйден, — снова шепчет она.

Я мог бы слушать, как она произносит мое имя вечно. Это музыка для моих ушей.

Сначала я использую руки. Провожу подушечками пальцев вверх и вниз по ее промежности, ее ноги все еще сжаты. Я нахожу ее клитор и нежно обвожу его.

Она смотрит на меня, часто дыша. Кажется, предвкушение захватывает ее так же сильно, как и меня. Я раздвигаю ее бедра.

— Согни их для меня, милая.

Она легко, доверчиво раскрывается, прежде чем закрыть лицо рукой.

— Не могу поверить, что делаю это.

Она прекрасна. Особенно ее розовая кожа, слегка блестящая в верхнем свете.

Она мокрая.

Я наклоняюсь ближе, целую внутреннюю сторону ее бедра, задерживаясь на складке, где ее нога переходит в киску.

— Поверь мне, — говорю я ей. — Ты так приятно пахнешь и выглядишь идеально. Я тебе говорил, какая у тебя красивая киска?

Ее ответ приглушен.

— Нет.

Я усмехаюсь, мое дыхание согревает ее и без того разгоряченную кожу.

— Ну, так и есть. Это самая красивая киска, которую я когда-либо видел. И я буду наслаждаться ей.

Я наклоняюсь и прикасаюсь к ее губам. Я целую ее складки, клитор. Вход и чуть выше. Нежные, открытые поцелуи. Все это время я поглаживаю ее гладкую кожу на бедрах и животе.

Ее тело медленно расслабляется под моими прикосновениями.

— О, — шепчет она. — Вроде... нормально.

Я улыбаюсь, прижавшись к ее бедру.

— Нормально?

— Лучше, чем я думала.

Я ухмыляюсь.

— Хорошее начало, но я способен на большее.

— Ты уверен, что я хорошо ощущаюсь на вкус?

— Ты невероятно вкусная. Я мог бы делать это часами.

Я тянусь к маленькому карманному вибратору. Мы много с ним играли, и я знаю, что ей нравятся его вибрации. Ей будет привычнее с уже знакомыми ощущениями, ведь она впервые за десять лет позволила мужчине себя вылизать.

Это чертовски большая честь.

Клитор Шарлотты набухает. Я позволяю своему языку очертить его контуры и слышу ее прерывистое дыхание.

— Это ... лучше, чем нормально.

Я делаю это снова и снова, прежде чем провести головкой вибратора по ее складкам. Смачиваю его, прежде чем направить к ее входу.

— Эйден? — спрашивает она.

— Доверься мне.

Глава 55

Шарлотта

Эйден медленно вводит в меня маленький прибор, посылающий по всему телу низкие пульсирующие вибрации. Я извиваюсь под ним, и наслаждение становится еще сильнее.

— О.

— Хорошо?

— Да. Да... действительно хорошо.

Его влажные волосы щекочут внутреннюю сторону моих бедер, и он опускается, чтобы провести языком по моим складкам. Он делает это несколько раз, пока я пытаюсь расслабиться и не чувствовать ничего, кроме удовольствия. Сосредоточиться только на том, чтобы быть здесь. С ним.

Он словно слышит мои мысли.

— Ты идеальна, — говорит он, уткнувшись в мой клитор. — С тобой все в порядке.

Моя рука проводит по его волосам.

— Ты не можешь быть в этом уверен.

Он поднимает взгляд, и в его зеленых глазах горит чистая уверенность. Сейчас он именно тот человек, которого я хорошо знаю, тот, кто отдает приказы, управляет огромной компанией и покупает мне машину.

— Я знаю.

Это Эйден. Это мужчина, который никогда не давал мне повода сомневаться в его желании по отношении ко мне. Он не скрывает этого.

— Хорошо. Я доверяю тебе.

— Расслабься, — шепчет он мне в кожу.

Его язык снова делает то же самое, скользя по моему клитору, и меня наполняет удовольствие.

— Ты можешь сделать это для меня? Просто сосредоточься на расслаблении. Я здесь с тобой, и я думаю, что ты чертовски красива. Ты мне веришь?

— Да, — шепчу я.

— Когда я вошел в тот номер отеля и увидел тебя голой, это было словно удар под дых.

Он снова целует меня с внутренней стороны бедра, давая мне передышку.

— Люди говорят, что в хаосе есть красота, но, милая, эти люди никогда не видели тебя такой, какая ты сейчас. Раскинувшаяся передо мной, голая и мокрая. Но они чертовски правы.

Он целует мой клитор.

— Хаос – это красиво.

На этот раз он задерживает рот на месте, целуя прямо над чувствительным бугорком.

Это Эйден. Он делает это, и прошлое остается в прошлом. Здесь, в этой комнате, я в безопасности. Никаких камер. Никаких посторонних. Только он. Я дышу слишком поверхностно, отчего начинает кружиться голова.

Он обхватывает мой клитор ртом и проводит по нему языком. Сильные прикосновения, от которых мне так приятно. Удивительно приятно.

— Вот оно, — бормочет он. — Боже, какая же ты вкусная на моем языке.

Он продолжает, его руки скользят по моим бедрам, помогая мне раскрыться шире. Это так непристойно, что мое сердце сжимается. Он целует меня, облизывая мои складочки. Мне кажется, он подталкивает вибратор, и это растяжение, вибрации...

Удовольствие разливается по моим конечностям, словно медленно стекающий мед.

От его прикосновений проносятся электрические разряды. Легкие, нежные касания, а затем твердое прижатие его языка к моему клитору. Я закрываю глаза. Я не могу вынести вид его там, между моих раздвинутых бедер.

Это пугает. Пальцы ног непроизвольно поджимаются, икры напрягаются. Но мне так хорошо... Все лучше и лучше, словно с каждой минутой, пока я расслабляюсь, все больше желания разливается по моим венам.

— Ты такая красивая, — шепчет Эйден.

Он целует внутреннюю сторону моего бедра и смотрит на меня, давая мне передышку от давления.

— Как ты?

Я слабо улыбаюсь.

— Мне нравится. Это приятно.

— Что тебе больше всего нравится?

— Когда ты сосешь... мой клитор.

Улыбка мелькает на его лице, и он кивает.

— Хорошо. Принято.

Он снова наклоняет голову и полностью смыкает губы вокруг моего клитора. Меня пронзает волна энергии, и я невольно стону. Он усмехается, и отголоски его смеха заставляют меня стонать громче.

Поглаживая его волосы пальцами, я просто отдаюсь ощущению его губ на мне. Он так мастерски использует язык, добавляя руки и вибратор и одновременно посасывая мой клитор...

И он сказал, что ему это нравится. Он так неустанно лижет меня, что я понимаю: он не врет. В том, как Эйден ко мне прикасается, ничто не намекает на неприятную обязанность.

Ощущения долгое время восхитительно приятны, а потом я внезапно вспыхиваю. Я так близка к оргазму, что даже сама удивляюсь.

— Эйден, — хрипло говорю я.

Моя хватка в его волосах усиливается.

— Не уверена, но, кажется...

Он скользит языком по моему клитору, и оргазм поглощает меня, заставляя выгнуться на кровати и крепко сжать бедра по обе стороны от его головы.

Эйден не перестает трогать меня все это время. Его язык смягчается, прикосновение губ превращается в поцелуи, но он не останавливается.

Я лежу, измученная и безвольная, а Эйден Хартман лениво покрывает меня поцелуями между ног. Меня пробирает дрожь, когда он касается особенно чувствительного места.

— Совершенство, — бормочет он, снова целуя мои складки. — Ты так хороша, Хаос... так прекрасна.

Он приподнимается на локте.

— А ты думала, что с тобой что-то не так.

Я улыбаюсь ему.

— Давай никогда не вернемся в город.

— Мы можем остаться здесь на ночь.

Он целует мое бедро, не отрывая от меня глаз.

— И я смогу сделать это снова.

Без названия9_20250818125403.png

Позже я лежу в его объятиях на большой кровати в гостевой спальне. Его рука гладит меня по спине, прикосновения медленные и плавные. Я чувствую себя опьяненной удовольствием, усталой и счастливой.

— Значит, ты бывал здесь не так часто?

— После семнадцати нечасто.

Его левая рука лежит на моем бедре, двигаясь вверх-вниз. Теплая и большая.

— Иногда на летних или зимних каникулах, на праздниках.

— Ты скучал по этому дому?

— Иногда.

Его голос немного хриплый, веки опущены.

— Но мои родители много ссорились. В ругани они были хороши. То ли из-за ссор, то ли из-за их холодности, с ними невозможно было находиться в одной комнате. Здесь не всегда было так весело, как ты думаешь.

— Мне жаль, что твои родители не были... лучше.

— Ага. Мне тоже. Моя мама не плохой человек, просто иногда она вела себя глупо. Была невнимательной, потому что сосредотачивалась на чем-то другом, а не на своих детях.

— Она уехала после скандала.

— Так и есть, — говорит он. — Мы с Мэнди – единственные из нашей семьи, кто остался в городе. Даже папы там больше нет.

Эйден сухо усмехается.

— Он всегда поносил Фресно, а теперь это его дом. В этом есть какая-то ирония.

— Мне жаль.

— Не жалей меня, Хаос, — говорит Эйден.

Он наклоняется и накрывает мой рот своим. Мы так много целовались сегодня, что мои губы распухли, и я ни за что не хочу, чтобы это прекращалось.

— Сейчас у меня есть все, чего я хочу.

Мне хочется утонуть в нем. Прижимаясь к его груди, я закрываю глаза.

— У меня вопрос немного не по теме.

— Валяй.

— Ты хочешь детей?

Его рука снова скользит вверх и вниз по моей спине.

— Верно. Мы еще об этом не говорили. А это важно для мемуаров.

— Абсолютно необходимо, — бормочу я.

— Кажется, я хочу детей. Да. Но если они у меня будут, я не смогу... Я не буду работать так много, как сейчас. Я хочу, чтобы к тому времени «Титан Медиа» была в безопасности, чтобы компании не нужно было мое постоянно участии в ее управлении.

— Ага. Умно.

— Ты хочешь детей?

Я поворачиваюсь и смотрю на его подбородок.

— Не уверена. Раньше я очень хотела. Но теперь, последние десять лет... я не позволяю себе думать об этом.

Если я заведу детей, то должна буду остепениться и остаться на одном месте. Кот в кресле-качалке, годовой абонемент в спортзал и все такое. Постоянный круг друзей. Дом и семейная машина. Возможно, гараж.

И мужчина, с которым мы будем вместе их растить.

— У тебя есть время разобраться, — говорит он.

— Мне почти тридцать.

— У тебя есть время, — повторяет он и прижимается губами к моему виску. — Ты уже неплохо разбираешься во многих вещах.

— О. Правда?

— Да. Например, в том, что с тобой все в порядке и ты имеешь право наслаждаться жизнью.

Он снова целует меня.

— Ты говорила мне, что тебе нравится играть роли.

— Роли? Да.

— Когда ты начинаешь новый писательский проект. Какую роль ты играла здесь, в Лос-Анджелесе? Со мной?

Я замолкаю, кладу руку ему на грудь. Вопрос застает меня врасплох.

— Не уверена, — наконец отвечаю я. — Одну из самых сложных.

— Да?

— Да. Я пыталась играть Шарлотту из большого города. Уверенную в себе. Харизматичную. Не терпящую твоих заскоков.

Я улыбаюсь.

— Но иногда я теряю концентрацию и думаю, что я это просто... я.

Взгляд Эйдена смягчается.

— Мне больше всего нравится именно эта версия, — говорит он. — Та, где есть только ты.

— Знаешь что? Наверное, мне она тоже начинает нравиться.

Глава 56

Шарлотта

В четверг вечером, через два дня после нашего возвращения из Малибу, я сижу на диване в комнате с телевизором.

Девять вечера, мы только что закончили наш ужин, состоявший из еды на вынос. По телевизору идет очередной эпизод «Друзей». Эйден развалился рядом со мной в серых спортивных штанах и футболке, держа на коленях мой открытый ноутбук.

Я тереблю край своей огромной синей футболки, которую я позаимствовала у Эйдена. Я надела ее вместе с пижамными шортами, приняв душ в его огромной ванной комнате. Это было после того, как он вернулся с работы, и мы занялись быстрым жарким сексом у него в постели.

Я уже почти привыкла к этой близости. Каждый день с тех пор, как мы снова начали заниматься сексом.

— Ну как тебе? — спрашиваю я.

Эйден улыбается, не отрывая глаз от экрана.

— Я все еще на первой странице.

— У тебя слишком бесстрастное выражение лица.

— Интересно, — говорит он. — Очень интересно.

Я закатываю глаза и откидываюсь на диван.

— Ужасное слово. Оно может означать что угодно.

— Тсссс, — мягко говорит он. — Я читаю.

У меня мурашки бегают по коже. Уже несколько дней, пока заканчиваю большинство глав мемуаров Эйдена, я работаю над своей собственной историей. Я собираюсь представить свою идею Вере через несколько недель. Если она будет достаточно хороша. Если я решу, что смогу это написать, что все еще под вопросом. Сейчас я не представляю, как выпущу в свет такую книгу, но... может быть, я все-таки наберусь смелости.

Звонит телефон. Я вскакиваю с дивана и ищу его на столике рядом с пустыми коробками из-под китайской еды.

— Черт.

— Кто это? — спрашивает Эйден.

Он все еще лежит, развалившись на диване.

Я встаю и бегу по коридору в свою спальню.

— Родители! Я забыла, что мы договорились созвониться сегодня вечером.

С дивана больше не доносится ни звука.

Я сажусь на кровать и нажимаю кнопку ответа. Черт, надо было закрыть дверь, чтобы не беспокоить Эйдена.

Лица родителей заполняют экран. Они слишком близко к объективу, очки для чтения мамы занимают половину изображения. Папа выглядит обеспокоенным. Но потом моя камера, должно быть, наконец-то заработала, потому что они оба улыбаются.

— Дорогая! — говорит мама. — Ты выглядишь загорелой.

— Ты же не забываешь наносить солнцезащитный крем?

— Нет-нет, я мажусь им каждый день.

Я улыбаюсь им.

— Как у вас дела?

Они рассказывают мне о жизни в Элмхерсте и о продолжающейся ссоре отца с соседом. На этот раз речь идет о расположении забора.

— Захватывающе, — говорю я через несколько минут.

Мама смеется и толкает папу локтем. Он закатывает глаза.

— Речь идет об элементарной порядочности, которая сейчас в полном упадке.

— Ты говоришь как один из тех старичков, которые считали, что в старые добрые времена было лучше, — отвечаю ему с улыбкой.

Каждый раз, когда мы разговариваем, я вспоминаю, как сильно скучаю по ним. Они скоро выйдут на пенсию, и я знаю, что они планируют путешествовать. Не могу дождаться, когда увижу их свободными и счастливыми.

— Нет, я понимаю, что все не совсем так, — говорит папа. — Но это правда, что пятнадцать лет назад Дэйв никогда бы не выкинул эту штуку с забором. Он знал лучше...

— Джон, — смеется мама. — Я люблю тебя, но хочу узнать, чем занимается Чарли. Как дела, дорогая?

Она наклоняется ближе к экрану.

— Ты где-то в другом месте. Не похоже на твою квартиру.

Меня охватывает паника, и я вспоминаю, что на мне его футболка. Футболка Эйдена.

— Да, я не дома, — говорю я.

Мой голос звучит совершенно спокойно и безмятежно. Надеюсь. С трудом сдерживаюсь, чтобы не отвести взгляд от телефона и не посмотреть в коридор. Эйден все еще на диване, всего в нескольких шагах? Если бы он там был, он бы все это услышал.

Мама шевелит бровями.

— О? Ты встретила кого-нибудь приятного в Лос-Анджелесе?

Мгновение повисает в воздухе. Я могу выбрать любой вариант. Сказать им, что живу в доме героя мемуаров, или солгать, что ночую у друзей.

Первый вариант так и вертится у меня на языке.

Но это лишь вопрос времени, когда они узнают, о ком именно я пишу мемуары. Им это не понравится. Особенно, когда они поймут, что я жила у него дома.

На долю секунды мне хочется повесить трубку.

— Да, — говорю я вместо этого. — Я встретила кое-кого. Но между нами все только начинается.

Мама сияет широкой улыбкой и наклоняется, чуть не отталкивая папу от экрана.

— Правда? Расскажи мне поподробнее, дорогая.

— Он известный актер? — спрашивает папа, оставаясь вне кадра. — Он снимался в каком-нибудь из фильмов, которые я знаю?

— Нет, но я недавно встречала Логана Эдвардса.

Мама вздыхает.

— Ты видела его?!

— Кто это? — спрашивает папа.

Она толкает его локтем.

— Тот мальчишка, который так хорошо сыграл в том фильме про космос, который мы смотрели после Рождества.

— А. Точно.

Папа явно понятия не имеет, о ком она говорит.

— В любом случае, дорогая, кто этот мужчина?

— Он работает здесь, в Лос-Анджелесе, — говорю я и тереблю край футболки за кадром.

— В индустрии развлечений?

Лицо мамы одновременно обнадеженное и настороженное. Я знаю, что они хотят услышать.

— Не совсем. Скорее, корпоративная работа.

Я пожимаю плечами.

— В любом случае, это все еще пока так неопределенно.

— Лос-Анджелес далеко, но там не так уж и плохо, — говорит папа. — Ты спрашивала своего парня, готов ли он переехать в Элмхерст?

Я смеюсь.

— Нет, и я не собираюсь.

— Ладно.

Мы все знаем, что мне больше некомфортно в родном городе. Не после того, как все узнали, что случилось на реалити-шоу. В Элмхерсте маленькое соседское сообщество, и моим родителям приходится жить с моим позором уже почти десять лет.

Но мы любим делать вид, будто ничего не произошло. Мы втроем уже наловчились не замечать слона в комнате. Пришлось.

— Как думаешь, ты захочешь вернуться домой? После дедлайна? — мягко спрашивает мама. — У бабушки день рождения, и мы приглашаем всех твоих кузенов.

— Тебе не обязательно отвечать сейчас, — говорит папа. — Просто подумай об этом.

— Может быть. Напишешь мне дату вечеринки? — спрашиваю я.

Мама улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз. Как будто она уже подозревает, что я спрашиваю только из жалости, уверенная, что не приеду. Этот ее взгляд как ножевое ранение. Свидетельство того, что я подвела и разочаровала своих родителей.

— Конечно.

— Дорогая, — говорит папа, — мы все еще не знаем имени человека, о котором ты пишешь книгу!

— Ты же знаешь, я подписала соглашение о неразглашении.

— Да, но мы все равно узнаем через несколько месяцев, а пока никому не скажем, — говорит папа. — Это кто-то, кого я знаю?

— Папа, ты никого не знаешь.

— Это неправда. Я знаю парня, который играл Рокки. И того, который играл Хана Соло!

— Как их зовут?

Он несколько секунд пытается вспомнить, и мы с мамой смеемся.

— Ладно, ладно. Может, я лучше знаю имена их персонажей, — признается он.

— Я тебе потом расскажу, — говорю я.

Этого разговора я боялась последние несколько недель.

— А что твой парень? — спрашивает мама. — Как он с тобой обращается? Он хороший?

— Да, расскажи нам о нем побольше, — говорит папа. — Он ведь не просил тебя подписать соглашение о неразглашении?

Я провожу рукой по затылку.

— Нет, не совсем.

Расстояние от моей спальни до большого дивана в комнате с телевизором кажется мучительно маленьким. Эйден точно это слышит.

— Ну, расскажи нам хоть что-нибудь!

— Он хороший парень, — говорю я, и мои щеки горят. — Забавный. У него хорошая работа. И он трудоголик. Благодаря ему я даже попробовала заняться серфингом. Но, как я уже сказала, еще слишком рано говорить, что мы пара.

— Понятно, — говорит мама, одобряюще кивая. — Он, кажется, замечательный. И он хорошо с тобой обращается?

— Да, и ты уже спрашивала об этом.

— Стоит перепроверить, — говорит она. — Мы заботимся о тебе, дорогая.

Я знаю, что заботятся. И я знаю, что они не полностью доверяют моему мнению. До сих пор. Хотя прошло уже много лет с момента моих съемок в «Риске».

Мы болтаем еще несколько минут, прежде чем я извиняюсь и вешаю трубку. В моей комнате царит абсолютная тишина, и я делаю глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем заставить себя встать с кровати.

В дверном проеме стоит Эйден. Он прислонился к косяку, руки в карманах спортивных штанов. Кажется, будто он занимает собой все пространство.

Я гримасничаю.

— Что ты услышал?

Его лицо нарочито бесстрастно.

— А что ты бы хотела, чтобы я услышал?

— Извини за эту историю с парнем. Мне пришлось им кое-что сказать, но я знаю, что мы не... что мы...

Он приподнимает бровь.

— Что мы что?

— Ты же знаешь, — говорю я и машу рукой между нами. — Что мы это.

— Точно. И что, по-твоему, это такое?

— Эйден, — говорю я.

Он входит в комнату.

— Твое главное правило, чтобы это не было всерьез. Никто из нас не должен хотеть, чтобы это продолжалось.

Румянец уже проступил на моих скулах во время разговора с родителями, но теперь он обжигает мои щеки.

— Да. Я так и говорила.

— Не буду настаивать на этом, — говорит он. — Ты же знаешь, да?

Я моргаю несколько раз.

— Ты имеешь в виду, что... не будешь против? Если я теоретически назову тебя... так... еще раз?

— Твоим парнем?

Улыбка скользит по уголку его губ.

— Я бы не стал, нет. Но мы и не торопимся. Думаю, ты уже чувствовала это раньше. Спешку. Так что не будем опережать событие.

— Мне нужно сдать твои мемуары через неделю.

— Да. Но после этого жизнь продолжится. Можешь остаться здесь. Работай над предложением для своей книги, оно просто охренительное.

— Ты, правда, так думаешь?

Он кивает.

— Сейчас как раз отличное время для этой истории. И, дорогая, тебе нужно использовать свой опыт.

Я прикусываю нижнюю губу, а затем медленно качаю головой.

— Не могу. Я не хочу снова быть в центре внимания СМИ, никогда.

— Твоя история заслуживает того, чтобы быть рассказанной. Как следует. Так, как ты мне ее рассказала.

— Может быть. Но я не могу.

Между его бровями появляется морщинка.

— Твои родители не знают, о ком ты пишешь мемуары.

— Нет. Я подписала соглашение о неразглашении.

— Хаос, нарушь его, если хочешь им рассказать.

Он садится рядом со мной на кровать. В его движениях есть что-то размеренное.

— Ты волнуешься о том, что они скажут, когда поймут, о ком ты пишешь?

— Им это не понравится, — признаюсь я.

Он хмурится еще сильнее.

— Черт.

Я пожимаю плечами.

— Ты не виноват в том, что произошло на шоу. Теперь я это понимаю. И думаю, со временем я смогу заставить их это понять. Но они затаили обиду, возможно, большую, чем даже я. Будет... реакция.

— Ты хочешь, чтобы я был там, когда ты им расскажешь?

Мой взгляд устремляется на него.

— Ты бы это сделал? Почему?

— Если я буду там, они смогут выместить на мне свою злость, — говорит он.

— Я не хочу, чтобы вы с моими родителями ссорились.

— Я не буду защищаться.

Подняв голову, он указывает на меня подбородком.

— Я дам твоему отцу возможность ударить меня.

Глупость этой мысли заставляет меня усмехнуться.

— Спасибо. Но это мне они будут... задавать вопросы. Но я должна им рассказать. Лучше пусть услышат от меня, чем когда выйдет твоя книга.

Я вздыхаю.

— Я позвоню им завтра и поговорю с ними.

— Хорошо, — говорит он, и его улыбка медленно исчезает. — Но мне не нравится мысль о том, что тебя раскритикуют за то, о чем ты даже не подозревала. Ты понятия не имела, что я герой мемуаров, когда подписывала контракт.

— Если тебе от этого станет легче, я им расскажу об этом.

— Пожалуйста.

Он прижимает меня к груди, и тепло его тела успокаивает лучше любых слов.

— Но я хочу с ними встретиться, — говорит он. — Когда-нибудь.

Мои глаза расширяются.

— Ты этого хочешь?

— Да. Они важны для тебя, значит, они важны и для меня. И я могу быть очень обаятельным, Хаос. Я же очаровал тебя.

— Да, но мне кажется, это немного не одно и то же.

Он усмехается мне в висок, как я и надеялась.

— Немного, да. Но знай: я буду рядом, если понадоблюсь тебе или если им потребуются ответы по поводу шоу. Мое лицо открыто для ударов.

Улыбка растягивает мои губы.

— Я буду иметь это в виду.

— Хорошо. Можем вернуться к следующему вторнику.

Моя улыбка становится шире.

— Добавить это на повестку дня?

— Да.

Он наклоняется и целует меня в щеку.

— Отличная инициатива для третьего квартала.

Я целую его в ответ и отдаюсь мягкому теплу его губ. Мне нравится, когда он целует меня вот так – медленно и размеренно, как будто он мог бы делать это всю ночь.

— Мне нравится, когда ты говоришь мне бессмысленные деловые термины, — говорю я.

— Хммм. А что, если я скажу...

Он целует меня в шею.

— Что я разрабатываю новое предложение... которое будет трудно не принять.

Невозможно думать, когда его губы находятся прямо под моей челюстью.

— Думаю, нам стоит обсудить это. Пригласить... других людей... для максимальной синергии.

Он стонет мне в кожу.

— Пригласить других?

— Да. Где-то пять-десять бесполезных сотрудников, которые одобрительно кивают в ответ на твои предложения, — говорю я, и он отстраняется, чтобы смерить меня взглядом.

Я хихикаю.

— Что? Именно так и выглядят ваши совещания.

— Ты говоришь то, что я думаю?

— Что тебя окружают подхалимы?

Мои глаза широко раскрыты, само воплощение невинности.

— Конечно, нет.

— Ладно, хватит.

Он хватает меня и притягивает к центру кровати, в свои объятия.

Я снова смеюсь.

— О нет. Я тебя расстроила?

— Я так понимаю, — говорит он, устраиваясь рядом со мной, — что мне не удалось сделать из тебя подхалимку.

Я обнимаю его за шею и чувствую, как тревоги последнего часа тают. Даже если они связаны с ним, он так мастерски заставляет их исчезнуть.

Он всегда умел заставить меня почувствовать себя в безопасности. Даже когда это казалось бессмысленным кому-то другому, даже когда это казалось бессмысленным мне.

— Ты собираешься меня переубедить?

Мои пальцы играют с его скулой, поднимаются к виску, зарывшись в его волосы. Он наклоняется ближе.

— Нет. Мне нравится, когда ты такая непокорная.

— Непокорная, да? Значит, я твоя.

Он касается моих губ своими.

— А ты моя?

Я не отвечаю. Вместо этого я целую его, мои пальцы запутываются в его волосах, и притягиваю ближе. Я обнимаю его ногами, и это не вербальный ответ, но он тихо стонет, словно все равно услышал.

Глава 57

Шарлотта

Город вокруг меня оживает, но я чувствую себя посторонней среди его суеты. Как будто меня накрыло прозрачным куполом, и жизнь вне его кажется мне потусторонней и недосягаемой.

Я еду час, прежде чем сворачиваю на Малхолланд Драйв и останавливаюсь на живописной смотровой площадке, которую показал мне Эйден.

Но я не могу усидеть на месте.

Поэтому я возвращаюсь в машину и катаюсь вокруг Беверли-Хиллз. Когда и это не срабатывает, я еду по бульвару Сансет к океану до самого пересечения с шоссе Тихоокеанского побережья.

Солнце садится за моим лобовым стеклом. Я вижу, как оно исчезает вдали, ныряя за бескрайний горизонт. Я могла бы смотреть на это вечно и не уставать.

В кармане звонит телефон. Один раз, потом второй. Я знаю, кто это, еще до того, как смотрю на экран. Эйден. Он, наверное, уже вернулся с работы и интересуется, где я. Я останавливаюсь на красный свет и оглядываюсь на океан. Он такой огромный, что может поглотить меня целиком. Я могу исчезнуть там и стать никем. Неузнаваемой, невидимой. Одна волна среди тысяч подобных.

Родители не одобрили мою работу. Они спросили, знаю ли я, что делаю, взявшись за эти мемуары. Почему я не рассказала им сразу? Почему не нарушила дурацкое соглашение о неразглашении?

— Дорогая, — мама с тревогой смотрит на папу, — ты так много работала последние несколько лет. Сделай перерыв.

— Мне не нужен перерыв.

— Все это звучит нехорошо. Мне это совсем не нравится, — говорит папа, скрестив руки на груди, с сердитым беспокойством в глазах.

Я уже видела его таким в первые месяцы после выхода на экраны «Риска», когда наша жизнь перевернулась с ног на голову.

— СМИ вцепятся в это, когда твою книгу опубликуют.

Я сказала отцу, что у меня другая фамилия. Они не смогут сложить два плюс два, ведь раньше этого никто не сделал.

Глаза мамы сверкнули.

— СМИ всегда обо всем узнают! Эта компания не заслуживает ни капли твоего времени и уж точно не твоих творческих усилий! Милая, чем ты вообще занимаешься?

Ничего из того, что я сказала, не имело значения. Это было глупое решение. Опять. Мама использовала это как повод, чтобы разжечь во мне чувство вины за то, что я не хочу возвращаться в Айдахо. А папа попросил меня прочитать контракт на случай, если я что-то упустила, какую-нибудь лазейку в мелком шрифте. Они оба пытались вытащить меня из лап «Титан Медиа». Опять.

Глупая маленькая Шарлотта совершает еще одну глупую ошибку.

Трудно представить, насколько хуже все могло бы быть, если бы я еще и сказала им, что живу с генеральным директором «Титан Медиа», а не просто пишу его мемуары.

Не говоря уже о том, что сплю с ним. Что «парень», которому они так радовались всего день назад, это тот самый мужчина.

Теперь они видят в нем того, кто не дает мне расторгнуть контракт, злодея в этой истории.

Гнев сменяет оцепенение. Он медленно проникает внутрь, и я не могу от него избавиться. Он нарастает и нарастает, пока не пронизывает каждую конечность. Пока я не сжимаю руль так сильно, что становится больно.

Может быть, я не совершаю ошибку. Может быть, я выросла.

Потому что я поняла, что Эйден не слишком тесно связан с шоу, которые производит канал. Он занимается общими вопросами. Он стал генеральным директором всего два года назад, ради всего святого, а до этого работал в стратегическом отделе «Титан Медиа». Он не имел никакого отношения к моему опыту в «Риске».

Я еду, пока гнев медленно не вытекает из меня. Наверное, я превышаю скорость, так же как я делаю на пробежках. Может быть, мне как раз стоит немного побегать. Ночью в Лос-Анджелесе гораздо прохладнее.

Я возвращаюсь к Эйдену в Бель-Эйр. Уже поздно, почти полночь, когда я подъезжаю к дому. Во мне теплится слабая надежда, что он уже лег спать.

Но когда я открываю входную дверь, свет все еще горит и слышны его шаги.

— Шарлотта.

Волосы Эйдена взъерошены, словно он постоянно проводил по ним руками. Брови нахмурены.

— Ты выходила?

— Каталась.

— Очень долгая поездка, — говорит он. — Ты была в безопасности?

— Да. Я всегда в безопасности.

Я прохожу мимо него, направляясь на огромную кухню, чтобы налить себе стакан воды.

— Что случилось? — спрашивает он.

В его тоне слышится настороженность, которую я редко замечала раньше. Как будто он думает, что я вот-вот взорвусь.

Это просто смешно. Я само воплощение спокойствия.

Я слишком резко ставлю пустой стакан на мраморную столешницу.

— Сегодня родители прочитали мне лекцию после того, как я рассказал им о твоих мемуарах.

Он скрипит зубами.

— Они не одобряют.

— Одобрение – хорошее слово. Они не из тех людей, которые используют подобные выражения. Но да, они сомневаются в моем здравомыслии, что еще хуже.

Я закрываю глаза, борясь с волной вины и разочарования.

— Они беспокоятся, что я снова принимаю глупые решения.

— Нет, — говорит Эйден.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Но ты бы так сказал. Не так ли?

Он прищуривается. На нем темные брюки и серая футболка, обтягивающая его широкие плечи, и я думаю, беспокоился ли он обо мне, расхаживал ли он по дому в ожидании моего возвращения. К уже бурлящему внутри меня водовороту неприятных чувств добавляется еще больше вины.

— Может, мне стоило быть там, — говорит он.

Я всплескиваю руками.

— Боже мой, Эйден. Что бы это изменило?

— Они могли бы разозлиться на меня, а не на тебя.

— Они бы разозлились на нас обоих.

Он опирается руками на кухонный остров.

— Ты им рассказала о нас?

— Боже, нет.

Я закрываю лицо руками.

— Можешь себе это представить? Я ведь уже наврала им по поводу моего места жительства.

Воцаряется полная тишина. Затем он вздыхает.

— Они не будут моими самыми большими поклонниками, и, наверное, это естественно.

— Да уж.

Меня снова охватывает оцепенение. Оно вытесняет сильные эмоции, оставив лишь ощущение безнадежности.

— Я ввязалась в это больше, чем следовало. Я переехала к тебе. И у нас осталась всего неделя до сдачи мемуаров... а ты не вступаешь в отношения. И я никогда этого не делала.

Эйден отталкивается от кухонного острова.

— Не загадывай слишком далеко.

— Слишком далеко? Речь идет о днях!

— Шарлотта.

Он наклоняется ко мне и притягивает к себе. Я сопротивляюсь. Прижимаю руки к его груди, но не расслабляюсь. Я не сдаюсь.

Поначалу нет.

Но потом его тепло окутывает меня. Его запах такой родной – мыло, одеколон и мужчина. Его руки мне знакомы. Я расслабляюсь, прижавшись к нему, и зарываюсь лицом ему в плечо.

— Я все испортил с самого начала, — бормочет он мне в волосы. — Мы еще даже не встретились, когда я облажался в первый раз.

— Нет. Тогда ты не работал на «Титан Медиа».

— Но я был наследником. Я жил на деньги, которые приносила эта компания.

Его руки медленно скользят по моим рукам, вверх и вниз.

— Но я пытаюсь загладить свою вину. Чего ты хочешь, милая? Хочешь, чтобы я закрыл шоу?

Я откидываюсь назад и просто смотрю на него.

— Что?

— Я с радостью это сделаю, если хочешь.

— Это безумие, Эйден. В этом шоу работают сотни людей.

Я отталкиваюсь от него и пытаюсь снова дышать.

— Дело не в самом шоу, а... в том, как его снимают. Это такая эксплуатация. Я испытываю глубочайшее уважение к реалити-шоу, правда. Особенно к людям, которые делятся своей реальной жизнью ради развлечения других. Но там не работают условия честной сделки. Продюсеры всегда будут искажать и перекручивать историю во время монтажа, пока ты, реальный человек, играющий главную роль в шоу, не исчезнешь. И ты не будешь иметь никакого права голоса.

— Шарлотта, — говорит он, и его лицо напрягается. — Прости.

Я обнимаю себя.

— Я видела нескольких участников в ужасных ситуациях. Слишком пьяные, с учащенным дыханием, с признаками недосыпания. Они переживали панические атаки, и рядом не было психотерапевтов или квалифицированных специалистов, которые могли бы помочь в таких ситуациях. Не говоря уже о согласии... Все это...

Он кивает.

— Необходимо внести изменения в процесс.

— Да. Этих молодых людей используют для создания контента. Если их это устраивает, отлично! Они взрослые. Но просто, знаешь... поставь какие-нибудь барьеры. Это возможно?

Горячие капли стекают по моим щекам, и я смахиваю их.

— Черт возьми. Мне не грустно. Мне просто... очень тяжело сейчас.

Эйден делает еще один шаг ближе.

— Можно тебя снова обнять? Я пойму, если ты не хочешь, чтобы я сейчас был рядом.

— Это не твоя вина.

Я медленно качаю головой и плачу еще сильнее. Я даже не знала, что мне так плохо. Но теперь, когда слезы сами собой полились, я, кажется, не могу их остановить.

— Я все время пыталась держать в себе обиду на тебя из-за шоу, но всегда знала, что ты не виноват в этом напрямую.

— Все в порядке, — говорит он. — Ничего страшного, если ты будешь ненавидеть меня вечно.

— Нет. Потому что я не ненавижу тебя и никогда не ненавидела. Ты не виноват в том, что тогда произошло.

Я делаю глубокий вдох и говорю то, чего больше всего боюсь.

— Но было безопаснее держаться за свою обиду, чем признаться даже самой себе, что я влюбляюсь в тебя.

Глава 58

Шарлотта

— Я не хочу заставлять тебя плакать. Никогда.

Его зеленые глаза влажные, а губы напряжены.

— Но ты заставил, — бормочу я и слегка улыбаюсь.

Оцепенение было безопаснее, чем клокочущие внутри эмоции. Я стираю слезы со щеки.

— Я не чувствовала ничего подобного ни к кому с тех пор, как... к нему. Я была строга к себе. Только временные отношения, только с мужчинами, которые... которые на самом деле не заинтересованы в серьезных отношениях со мной.

— Знаю, — говорит он. — Хотя мне трудно поверить, что мужчины могли быть не заинтересованы в отношениях с тобой.

Я слабо усмехаюсь. Я стою на краю пропасти, не видя дна. Не видя безопасного пути на другую сторону.

— Видишь? Ты говоришь что-то подобное, и я знаю, что ты действительно это имеешь в виду.

Его длинные пальцы смахивают еще одну слезу с моей щеки.

— Я серьезно.

— Ты тоже не заводишь отношений, — шепчу я.

— Нет. У меня не было на это времени.

Его губы кривятся.

— Но я готов попробовать, Хаос. Работа не единственное, что для меня важно. Я хочу проводить с тобой больше дней. Хочу заниматься серфингом и обнимать тебя, когда ты спишь. Жизнь – это не только работа.

Я смотрю на впадинку у основания его шеи, где бьется пульс.

— Это все, что я знаю, — признаюсь я.

Годами я погружалась в чужие истории, чтобы не думать о своих.

Рука Эйдена приподнимает мое лицо, наклоняя его к своему.

— Ты знаешь больше, чем думаешь, — бормочет он и целует меня. — Ты знаешь, что ты для меня значишь.

Поток слез замедляется, перерастая в более глубокое чувство, которое заставляет мои руки вцепиться в ткань его футболки.

— Я не знаю, что мы делаем, — говорю я ему, — но я знаю, что не хочу останавливаться.

— Милая, — говорит он, и его глубокий голос мучительно тих. — Отпустить тебя для меня смерти подобно. Теперь ты моя, и будешь моей столько, сколько захочешь.

Я обнимаю его за шею. Пустота внутри меня преображается вместе с печалью. Все, чего я хочу, это заполнить ее. И только он может это сделать.

— Отведи меня в постель, — шепчу я ему в губы.

Его руки скользят вниз и обнимают меня за талию.

— Ты уверена? Тебе грустно.

— Я эмоциональна, — шепчу я. — Это не одно и то же.

Он на мгновение задерживается, прежде чем поднять меня с пола. Я обхватываю его талию ногами и крепко прижимаю к себе. Эйден поднимается по лестнице со мной на руках, игнорируя мои робкие попытки сказать, что я могу идти сама. Он толкает плечом дверь своей спальни.

— Эйден, — говорю я.

Он укладывает меня на свое одеяло, перелезает через мое раскинувшееся тело и устраивается сверху. Мы оба все еще полностью одеты.

Мое сердце бьется так быстро, что я слышу грохот в ушах.

— Да?

Я обхватываю его бедра коленями и притягиваю его к себе, пока большая часть его веса не ложится на меня, сладостно вдавливая меня в матрас. Я чувствую себя одновременно тяжелой и легкой. Слишком много эмоций бушует во мне.

Мне нужен он. Мне нужен он так сильно, что, кажется, это может меня разбить вдребезги, стать последним ударом в борьбе, о которой я и не подозревала. Это разрушает контроль, который я так тщательно выстраивала.

— Мы всегда пользовались презервативом.

Его губы парят у моей шеи.

— Да. Тебе так нравится, и это безопаснее.

— Да. Но я принимаю противозачаточные, и я чиста. Я сделала тест всего несколько месяцев назад. И... у меня никогда не было незащищенного секса.

Эйден лежит совершенно неподвижно несколько мгновений, достаточно долгих, чтобы я успела подумать, не облажалась ли я снова.

— Может, попробуем? — спрашиваю я. — Хочешь?

Он со стоном зарывается головой в изгиб моей шеи.

— Боже, Хаос. Ты и правда пытаешься меня убить. Но я умру счастливым.

Я провожу руками по его волосам и царапаю ногтями так, как, я знаю, ему нравится. Он снова стонет.

— Я недавно проходил обследование. С тех пор ни с кем не был. Так что да, — говорит он и приподнимается на локте, — можно попробовать потрахаться без презерватива. Хотя не думаю, что это будет слишком сложно.

Мне нравится, когда он выглядит вот так: взъерошенные волосы, оливковая кожа, ярко-зеленые глаза, такой большой и теплый надо мной. Как будто он принадлежит только мне. Версия, предназначенная только для моих глаз. Эйден, когда он никто другой, кроме себя самого. Не генеральный директор, не брат, не сын, не спикер перед толпой.

Я тянусь к краю его футболки.

Он позволяет мне раздеть себя и использует мгновение заминки, чтобы поцеловать меня, расстегнуть молнию моих джинсов и провести своими большими руками по моему телу, пока боль внутри меня не пронзает меня насквозь.

Когда я тянусь к его штанам, у него уже стоит. Я крепко сжимаю член и наслаждаюсь звуком его прерывистого дыхания.

— Шарлотта, — бормочет он. — Повтори то, что ты мне говорила.

Я выгибаюсь к нему, мои соски упираются ему в грудь.

— Что именно?

— То, что ты... влюбляешься в меня. Что ты не хочешь останавливать то, что происходит между нами.

Я прижимаюсь лбом к его лбу.

— Хорошо, — шепчу я.

Повторяю свои слова и чувствую, как его член дергается в моей руке. Он снова стонет и полностью отстраняется.

— Я уже слишком близко, — бормочет он и тянется к моим трусикам.

Он спускает их вниз по моим ногам и раздвигает бедра. Все оставшееся во мне чувство неловкости давно исчезло. Его сменило теплое одеяло желания, которым он меня укутал.

— Так красиво, — шепчет он и наклоняется между моих ног.

На этот раз я сразу же отдаюсь ощущениям, которые дарит его язык. Позволяю им пронзить меня до слез, но совсем по другой причине. Он сгибает пальцы внутри меня, посасывает клитор, и я разбиваюсь на части, как он меня учил, легко и без всякого стыда. В реальном мире этого и так достаточно. В нашей постели ему точно не место.

Я провожу рукой по его волосам. Его преданность моему удовольствию была самым удивительным открытием для меня во всей этой истории. Я понятия не имела, что секс может быть таким.

— Иди сюда, — шепчу я, притягивая его ближе к себе.

Я хочу видеть его. Чувствовать его кожу своей.

Эйден опирается на локоть возле моего лица. У него широкие плечи, а его зеленые глаза кажутся темными в тусклом свете лампы.

Он просовывает руку между нами и обхватывает себя, наклоняя член к моему входу, а затем медленно, не отрывая от меня глаз, входя внутрь.

Мне нравится эта часть.

Он стонет, когда полностью входит, его лоб упирается в мой. Мы оба тяжело дышим.

Когда он начинает двигаться медленными, плавными толчками, я чувствую его глубоко внутри. Я обхватываю его ногами и сцепляю лодыжки за его поясницей. Провожу ногтями по всей его спине.

Эйден тянется к прикроватной тумбочке и берет мой вибратор – тот маленький, который был моим верным спутником во всех путешествиях.

Он прижимает его между нашими телами к моему клитору.

— Самую низкую скорость, — говорю я ему и вытягиваю руки над головой, нежась в нем, в его тепле, в ощущении наполненности. — Я хочу кончить вместе с тобой.

Эйден стонет.

— Ты как будто создана для меня.

От вибраций и его глубоких толчков у меня перехватывает дыхание. О. Это будет быстро. Он устраивается на мне, мои соски касаются его груди.

— Останься со мной, — говорит он между толчками.

— Я здесь.

— После того, как закончишь мемуары.

Он целует меня в шею.

— Останься в Лос-Анджелесе, чтобы написать свою книгу. Живи здесь. Разберись во всем.

Меня захлестывает волна. Это желание, это потребность и что-то еще, чему я не могу дать названия. Все, что я знаю, что это нечто сильное, пугающее и восхитительное.

Огонь в моей груди обжигает, и мне приходится закрыть глаза, чтобы отогнать подступающие слезы.

— Останься здесь, со мной, — повторяет он.

Он повсюду: глубоко внутри меня, надо мной, вокруг меня.

Нам нужно кое-что выяснить. О чем-то поговорить. Но сейчас все это кажется пустяком, и мой разум не может удержаться ни на одной мысли.

Я крепче прижимаю его к себе руками и ногами. Я напрягаю внутренние мышцы вокруг его члена, и он стонет мне в шею.

— Я останусь.

Эйден рычит, и его бедра дрожат. Раз, другой, он крепко прижимает вибратор к моему клитору. Мой оргазм застает меня врасплох.

Мои пальцы превращаются в когти, впивающиеся в лопатки Эйдена.

Его тело напрягается, и затем он стонет, прижимаясь к моей плоти, бормоча мое имя хриплым голосом. Его бедра дрожат, когда он находит освобождение.

Вечность спустя мы лежим, потные и задыхающиеся, на его кровати. Он все еще сверху, внутри меня. Теплый и красивый.

Я провожу рукой по мышцам его спины. Мои веки тяжелеют.

— Я не знала, что могу чувствовать, как мужчина кончает в меня. Но я чувствовала на этот раз. Без презерватива.

Эйден все еще во мне, и я ощущаю легкое подергивание его члена. Он стонет мне в висок.

— Ты меня убиваешь, — снова бормочет он.

Я прижимаюсь к нему.

— Ты собираешься вытащить?

— Нет, — отвечает он и крепко прижимает меня к себе. — Мы будем спать вот так.

Его губы возвращаются к моему виску, а рука медленно скользит по моему бедру. Успокаивающе и тепло. Я почти засыпаю, когда слышу его бормотание мне на ухо.

— Ты сказала, что влюбляешься в меня, Хаос.

— Ммм, да. Так и было.

— Я уже влюбился.

Глава 59

Шарлотта

Звонит неизвестный номер. Я уже привыкла отвечать на подобные звонки. Это может быть кто-то из команды Эйдена или из издательства «Полар Публишинг». Возможно, даже Эйден звонит с рабочего телефона, который я не знаю.

— Привет, это Шарлотта, — говорю я.

— Привет! Меня зовут Одри Кингсли. Я звоню из «Нью-Йорк Глоуб». Надеюсь, я вас не беспокою.

Я качаю головой, словно она меня видит.

— Нет, совсем нет.

Мне редко звонят журналисты по поводу моих книг. Обычно они предпочитают общаться напрямую с героями, а не со мной.

— Это здорово. Большое спасибо, что ответили на мой звонок, — говорит она. — Я бы с удовольствием поговорила об истории, над которой сейчас работаю.

— О? О чем она? — спрашиваю я.

Выход мемуаров запланирован только через несколько месяцев. Для прессы еще слишком рано писать о них, к тому же обычно «Полар Публишинг» занимается взаимодействием с журналистами.

— Это глубокое погружение в хищнические практики реалити-шоу, — говорит она.

Я замолкаю, и моя рука крепче сжимает телефон.

— Простите?

— Это журналистское расследование о зачастую эксплуататорской природе шоу о свиданиях, особенно о том, через что проходят женщины в некоторых из этих программ, — продолжает она.

Ее голос профессиональный. Я слышу в трубке шуршание бумаг.

— Вы снимались в «Риске» несколько лет назад. Я бы с удовольствием услышала вашу версию истории.

— Мою версию... истории.

— Да. Что на самом деле произошло в ваших отношениях с другим участником, — говорит она. — Я немного покопалась, и, судя по тому, что я собрала, в том сезоне произошло много событий, которые так и не вышли в эфир.

Я смотрю в окно, едва видя бирюзовый бассейн Эйдена.

— И вы хотите... опубликовать это?

— Да. Вы, на самом деле, будете ключевой фигурой моего материала.

Она тихонько смеется, словно ей неловко.

— Все дороги ведут к тому первому сезону. Не могли бы мы встретиться? Я с радостью подъеду, куда вам удобно.

Она не знает, где я. Она не знает, что я пишу мемуары об Эйдене. Она звонит не по поводу моей нынешней работы.

Она звонит по поводу прошлого.

Я думала, эти звонки давно закончились.

— Потому что вы хотите упомянуть меня в статье? Я не хочу, чтобы меня упоминали.

Мой голос звучит резко.

На другом конце провода короткая пауза.

— Понимаю. Не хочу вас обидеть, но ваше имя будет упомянуто хотя бы вскользь. То, как с вами обошлись в том шоу, стало переломным моментом во всей индустрии шоу о свиданиях и реалити-шоу.

У меня перехватывает дыхание.

— Что?

— Я хочу услышать вашу версию, — говорит она. — Это важно...

— Почему вы занимаетесь этой темой? Почему сейчас? Зачем вы пишете эту статью? — спрашиваю я.

Мой голос звучит пронзительно даже для моих собственных ушей.

Над городом летит вертолет. Я наблюдаю за ним – крошечной, незаметной точкой в небе. Но он не отклоняется от своего пути. Он решителен и настойчив, как муха.

— Что ж, — говорит она, и ее голос смягчается, словно она разговаривает с ребенком.

Я слышу это и понимаю, что это из-за меня и моей реакции.

— Эта статья – элемент независимого расследования, проведенного здесь, в «Глоуб», и она является неотъемлемой частью нашей инициативы по распространению историй, где главную роль играют женщины.

Я хватаюсь за спинку дивана.

— Вы сказали, что провели расследование. Кто ваши источники? С кем вы общались?

— Боюсь, я не могу вам этого сказать. Но, думаю, стоит отметить, Шарлотта, что я напрямую контактировала с «Титан Медиа».

Я делаю паузу.

— Извините. С кем вы контактировали?

— «Титан Медиа» в курсе нашего расследования, — говорит она. — Однако я не хочу, чтобы вы о чем-то умалчивали. Я уверена, что вы не столкнетесь с какими-либо юридическими последствиями за свои высказывания. Они приветствуют независимое расследование.

Я усмехаюсь.

— Правда? Когда корпорации вообще относились положительно к такого рода пристальному вниманию со стороны СМИ?

— Обычно я бы с вами согласилась, — отвечает она, — но меня лично заверили, что подобное расследование крайне приветствуется. С самого верха.

— С самого верха, — повторяю я.

Слова вылетают медленно.

— Вы говорите о команде руководителей?

— Именно так, — говорит она.

Ее голос становится серьезным.

— Могу гарантировать, что с юридической стороны вы будете полностью защищены. Я бы не просила ни вас, ни других участников рассказывать свои истории, если бы не была в этом уверена.

У меня сдавливает грудь. Я делаю еще один вдох, потом еще один, но воздух, кажется, не поступает в легкие.

— Шарлотта?

— Вы говорили с генеральным директором? — спрашиваю я.

— Не могу подтвердить это официально, — осторожно произносит Одри, — но я говорила с человеком в топ-менеджменте компании. Вам нечего...

— Мне нужно идти.

Я вешаю трубку и швыряю телефон в огромный диван Эйдена, словно тот горит.

Он знает об этом. Конечно, знает. Но, должно быть, не ожидал, что журналистка раскроет так много.

У меня мурашки бегут по коже, словно под ней снуют насекомые. Я уже бегу через его гостиную и вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Следующий час я гуглю. Газету, о которой идет речь, журналистку, ее социальные сети и статьи, которые она пишет.

Все сходится.

Какого черта, Эйден?

Я хожу по коридору между нашими двумя спальнями. Взад-вперед. Взад-вперед. Зуд только усиливается.

Зачем он это делает? В какую игру он теперь играет?

Моя анонимность – это все. Я думала, мы уже об этом говорили. Зачем ему нужна статья, которая разоблачит ошибки его собственной компании?

Какова бы ни была причина, он сделал это, не спросив меня. Не рассказав мне об этом заранее.

Мне нужно сесть и писать. Да, нужно закончить его мемуары, но заодно поработать над предложением о книге. Он как будто подталкивает меня к этому. Рассказать свою историю. Точно так же, как он делает с этим интервью.

Я надеваю спортивную одежду.

Бывали времена, когда бег был единственным, что помогало мне пережить день. Чувство, как ноги касаются земли, а легкие болят, как будто я могла оставить позади то, что меня терзало. Именно это вытащило меня из моей детской спальни родительского дома после выхода «Риска». Я неделями пряталась в постели. Почти не выходила из комнаты, не разговаривала с друзьями, не общалась с семьей. Это продолжалось, пока моя лучшая подруга не появилась у моей двери в спортивной одежде и не настояла на прогулке.

Это переросло в пробежку, и вскоре я начала бегать одна. Не слыша ничего, кроме звука шагов по земле.

Асфальтированные улицы вокруг Бель-Эйр не так уютны, как грунтовые тропы в лесу вокруг Элмхерста. Здесь нет тротуаров, только асфальтовое покрытие, предназначенное для мчащихся машин. Я бегу к началу тропы, которую нашла раньше, и выхожу на утоптанную гравийную площадку. Бегу трусцой все выше и выше, пока не почувствую кайф. Бегу, пока не перехожу на шаг, и иду, пока наконец не могу снова бежать. Я повторяю это, пока жужжание в голове не утихает.

Мне не обязательно давать интервью для этой статьи. Завтра или послезавтра я отправлю мисс Кингсли сообщение с доброжелательной, но твердой просьбой не использовать мою историю. Конечно, она предупредила меня, что этого может быть недостаточно. Сейчас открыт сезон для всех, кто упоминает мое имя. Видит Бог, я это прекрасно понимаю.

Но анонимность – моя единственная защита.

Я возвращаюсь к дому Эйдена. Разум, возможно, и очистился от тихого гудения раздражения, но тело – нет.

Эйден, должно быть, уже дома. На кухонном острове стоит огромный букет цветов с небольшой запиской. Я взглянула на нее.

Моему любимому писателю.

Я роняю открытку из рук и сажусь на корточки в ее поисках.

Глава 60

Шарлотта

Наконец я нахожу его, идя на звук глубокого голоса к полуоткрытой двери кабинета. Он сидит за столом, откинувшись назад. Его брови нахмурены.

— Это хорошо, — бормочет он. — Нора Стоун согласилась на прошлой неделе. У нас завтра назначена еще одна встреча.

Я прислоняюсь к дверному косяку. Он действительно король в своем мире. Добивается своего, отдает приказы. Ожидает, что все подчинятся.

Он видит меня, и что-то в его взгляде смягчается.

— Перезвоню тебе позже, — говорит он в трубку. — Я придумаю план. Нам нужно подготовить контракт к подписанию на этой неделе.

Затем он кладет трубку и смотрит на меня, скользя взглядом по моей майке и леггинсам. В его взгляде читается одобрение.

— Ты тренировалась?

Я игнорирую вопрос.

— Стоуны согласились на сделку?

— Да, но это пока только устное соглашение. Мы почти на финишной прямой.

— После того как я закончу мемуары, верно? Они нужны совету директоров для одобрения покупки.

Он медлит с ответом.

— Ага. Верно.

— И до этого ты, вероятно, вырежешь кое-что из первого черновика, — говорю я. — Ты же не хочешь, чтобы там оказалось слишком много твоих интимных секретов.

Мой голос звучит слишком агрессивно, и я не знаю, как это остановить.

— Ладно.

Он встает с хмурым выражением лица.

— Но я могу рассказать тебе все, что ты хочешь знать, если это не попадет в книгу.

— Хорошо. Потому что ты защищаешь границы своей личной жизни.

— Полагаю, да. Но это касается не только меня.

Он слегка наклоняет голову, словно пытаясь понять меня.

— Шарлотта, о чем ты думаешь?

— Срок сдачи первого черновика истекает через несколько дней. Я почти закончила. Мне нужно будет доделать его за сегодняшний вечер и завтрашний день, — говорю я.

— Хорошо. Спешить некуда.

— Мы подписали контракт. Так что, вроде как, у нас есть дедлайн.

Его губы опущены.

— У нас с тобой есть и другие договоренности, помимо контракта, которые я буду соблюдать в первую очередь.

— Хммм.

Я прикусываю нижнюю губу и смотрю мимо него на книжные полки, выстроившиеся вдоль стен его домашнего кабинета. Может быть, через несколько месяцев моя книга появится на одной из них. Ему все еще нужна фотография для обложки. Фотосессия на следующей неделе, и Эйден попросил меня пойти с ним.

— Недавно мне поступил очень интересный звонок.

Я смотрю на книжную полку, а не прямо на него. Так легче.

— Да? Все в порядке?

— Это была журналистка. Одри Кингсли из «Нью-Йорк Глоуб».

Мой взгляд скользит к нему.

— Ты знаешь что-нибудь о статье, которую она пишет?

Выражение его лица не меняется. Но в его глазах мелькает что-то странное, то появляясь, то исчезая.

— Я знаю о ней, да.

У меня сжимается сердце. Чувствую, как оно падает куда-то вниз на уровень желудка, и разочарование ощущается во рту, словно привкус пепла.

— Откуда ты ее знаешь? — спрашиваю я.

— Она замужем за одним из владельцев «Экчер Кэпитал». Наши пути время от времени пересекаются, — говорит он.

— Верно. Вы друзья.

— Не уверен, что это подходящее определение, — говорит он.

— Но вы никогда не говорили с ней о бизнесе?

— К чему ты клонишь, Шарлотта?

— Она пишет статью. Об эксплуатации в реалити-шоу.

Я скрещиваю руки на груди и на секунду пытаюсь подражать ему. Той властной манере, которую он надевал, как плащ, когда ему нужно было казаться сильным и уверенным в себе.

— В связи со статьей она подумала обо мне, хотя я никогда не рассказывал о своем опыте публично.

— Правда?

Он стоит совершенно неподвижно. Я тоже. Как будто внезапное движение любого из нас может положить конец этому противостоянию.

— Да. Она сказала, что упомянет меня, независимо от того, сделаю я заявление или нет.

Я пожимаю плечами и изо всех сил стараюсь сдержать голос.

— Потом она заверила меня – и вот это действительно странно – что мне не придется беспокоиться о том, что «Титан Медиа» подаст на меня в суд за нарушение соглашения о неразглашении, которое я подписала перед началом шоу. Знаешь почему?

Эйден вздыхает.

— Хаос.

— Знаешь почему, Эйден?

— Знаю. Я ясно дал ей понять, что не буду препятствовать независимому расследованию.

— Ты ясно дал ей это понять. Или ты сам подтолкнул ее к этой теме? Ты забываешь, что я уже довольно хорошо тебя знаю. Даже если ты всеми силами старался сделать так, что мне было трудно с тобой сблизиться.

Челюсти Эйдена напрягаются.

— Ты подобралась ко мне ближе, чем я позволял кому-либо еще за всю свою жизнь.

— Ты подтолкнул ее к написанию статьи?

Мгновение паузы.

— Я подкинул ей идею, — признается он.

От его слов, как от удара наотмашь, у меня перехватывает дыхание. Я знала, что он манипулятор, как и большинство успешных людей. Он планирует, он мыслит стратегически, он всегда нацелен на победу.

Но это?

— Зачем? — выдыхаю я.

Он подходит на шаг ближе и протягивает руку. Я отступаю, пока не оказываюсь в коридоре у его кабинета.

— Шарлотта, я вовсе не хотел тебя обидеть. Совсем наоборот.

— Верно. Но как мне поможет копание в моем грязном белье?

— Потому что я хочу его дискредитировать, — говорит Эйден.

В его голосе слышна едва сдерживаемая ярость.

— Я могу уволить его из всех наших сериалов в мгновение ока. Решение уже принято. После выхода этого сезона он больше никогда не будет работать на «Титан Медиа». Но этого недостаточно. Я не хочу, чтобы он работал в этой индустрии. Никогда.

— Эйден, — говорю я.

Он качает головой.

— Это несправедливо, Шарлотта. Несправедливо, что тебе пришлось терпеть все эти бестактные вопросы и комментарии, когда ты не сделала ничего, чего можно было бы стыдиться. Это, черт возьми, неправильно, что авантюристы нажились на твоей песне, а ты не получила ни цента. У тебя должен был быть выбор.

— Я сделала свой выбор.

Мой голос сдавлен, и я заставляю себя подавить чувства. Зарываю их глубоко и прячу подальше.

— Я же говорила тебе, что не хочу, чтобы об этом снова вспоминали. Что я ненавижу, когда люди ворошат прошлое. Что я не хочу, чтобы мое имя когда-либо снова ассоциировалось с тем периодом моей жизни. Ради этого я сменила фамилию!

В его глазах пылает ярость.

— Я знаю это. И ты не должна так себя чувствовать.

— Но я чувствую!

— Ты ничего плохого не сделала.

Его хриплый голос, как никогда прежде, полон убежденности. Он выбрасывает вперед левую руку.

— Ничего плохого. Тебе было девятнадцать, и тебя использовали. Я пытаюсь все исправить.

— Ничто никогда не исправит эту ситуацию, — говорю я. — Я уже с этим смирилась.

— Нет, не смирилась.

У меня перехватывает дыхание, и он видит, как сильно его слова меня задели. Но он продолжает:

— Ты не смирилась, Шарлотта, совсем нет. Я видел, как ты постоянно оглядываешься по сторонам, в каком бы общественном месте мы ни находились. Как глубоко тебя ранили те люди, которые узнали тебя около ресторана. Ты все еще находишься в плену чужой истории. Истории Блейка и Джеффа.

Я делаю шаг назад, а затем еще один. Здесь слишком мало воздуха.

— Тебе не стоило мне всего этого говорить.

— Разве это не правда? Ты снова и снова говорила мне, чтобы я сам себе это сказал, Шарлотта. Я позволил тебе это сделать со мной.

— Потому что ты просил меня! Потому что я пишу твои мемуары!

— Да, и благодаря тебе я понял, насколько это может быть важно. Я прочитал все главы черновика, которые ты мне прислала, Шарлотта.

Главы о нем и его хороших качествах. О его упорстве, о его стремлении преодолевать трудности. О том, как он чувствовал себя сломленным, когда ФБР предъявило обвинение его отцу. О том, как он взялся разбираться с беспорядком, оставленным Альфредом Хартманом, хотя он был не обязан.

И как его ранили все обвинения и подозрения, которые как из рога изобилия сыпались в его адрес. О том, что он каким-то образом был замешан, что был в курсе мошеннических схем отца. Хотя на самом деле он был тем человеком, которого обманули больше всех.

— Не верь своим собственным хвалебным статьям, — говорю я ему.

Слова доходят до цели. Он отстраняется, хмурясь.

— Шарлотта, эта статья для тебя.

— Я не просила этого.

— Может, и нет, но она тебе нужна.

— Это мне решать.

Я иду в свою спальню. Он следует за мной.

— Не беги от меня.

— Я не хочу, чтобы мое имя мелькало в СМИ. Я не хочу ворошить прошлое. Разве это не мое решение?

— Да. Но это бегство от проблемы, а не ее решение, Шарлотта. Рано или поздно прошлое все равно тебя настигнет.

— Но тебе это помогает, — бросаю я через плечо.

— Не помогает. Не помогало. Я только учусь идти другим путем.

Он выдыхает, и я чувствую его разочарование.

— Ты помогла мне увидеть правильный путь.

Его раздражение отражает мое собственное.

— Как ты мог договориться о статье за моей спиной?

— Я не знал, что журналистка обратится к тебе напрямую.

Я качаю головой.

— Это не оправдание. Как ты мог не спросить меня, Эйден? Если бы она мне не позвонила, ты бы признался, что это твоя идея?

Ответ читается в его глазах. Он знает, что я бы не согласилась, если бы он спросил.

— Я сделал это ради тебя, — говорит он.

Я качаю головой.

— Тебе следовало поговорить со мной.

— Я говорю с тобой сейчас.

Это заставляет меня рассмеяться.

— Да, но уже слишком поздно, не думаешь?

Я собираюсь закрыть дверь, но он поднимает руку и ловко ловит ее.

— Шарлотта, — яростно говорит он. — Не убегай от меня.

— Мне нужно побыть одной, — отвечаю я. — Можно мне побыть в гостевой комнате, или мне лучше уйти?

Он отступает на шаг.

— Это не гостевая комната. Это твоя комната.

— Поговорим завтра, — отвечаю я и закрываю дверь.

Я запираю ее, зная, что он отчетливо слышит щелчок с другой стороны.

Глава 61

Шарлотта

Следующим утром я не выхожу из комнаты, пока не убеждаюсь, что Эйден точно уехал на работу. Уже далеко за одиннадцать, когда я, наконец, решаюсь выйти и обнаруживаю дом пустым.

Прохожу по элегантно оформленному коридору, по роскошной широкой лестнице и вхожу в просторную гостиную. Его дом всегда казался слишком большим для одного человека, слишком пустым. Он красивый, но немного бездушный. Как будто здесь никто не живет.

Его семейный дом в Малибу, тот самый, где вырос Эйден, куда больше на него похож.

Здесь, даже несмотря на памятные вещи, которые, должно быть, оставила его сестра, когда украшала дом, пространство кажется холодным. Я обнимаю себя и разглядываю все это. Вино в его погребе. Винтажный декор. Фотографии на огромном книжном шкафу у дивана в гостиной.

Все изменилось. Все изменится.

Наконец, когда больше не могу откладывать, сажусь за компьютер и открываю рукопись. Ту, которую временно назвала «Титан. Восхождение». Я написала название жирным шрифтом на первой странице. Ниже – план отдельных глав. Семьдесят пять тысяч слов.

Все эти слова рассказывают историю и «Титан Медиа», и Эйдена. Но главы о нем были моими любимыми. Последние несколько дней я перечитывала некоторые из них и редактировала слабые места. Документ нужно отправить Эйдену, прежде чем он попадет в совет директоров или к моему редактору.

Когда я заканчиваю, уже почти два часа дня. Я отправляю всю рукопись в ближайшую типографию и сообщаю, что заберу ее в течение часа.

По пути обратно из типографии звонит телефон, и я подключаюсь к автомобильным динамикам по «Блютуз». Это Эрик.

— Привет. Как дела?

— Мисс Грей, — говорит он.

Долгая пауза, нетипичная для него.

— На первой полосе «Стар Базз» ваша фотография с мистером Хартманом.

— Что?

— Ваша фотография. Не знаю, где и когда она была сделана, но это, без сомнения, вы. Она связана с вашим... прошлым.

Слова обрушиваются на меня, словно тонна кирпичей. Прямо на грудь, придавливая меня к земле.

— Здесь нет упоминания о мемуарах. Только то, что вы теперь встречаетесь, — говорит он.

— А Эйден... знает?

— Да. Мы следим за ситуацией. Фото опубликованы только что.

Мои руки сжимают руль.

— Спасибо, что рассказал.

Мой голос звучит пронзительно и тонко.

Я вешаю трубку и останавливаюсь на первой попавшейся парковке в Вествуде.

Трясущимися руками ввожу свое имя в строку поиска телефона. «Шарлотта Грей». В результатах – несколько мимолетных упоминаний обо мне как о литературном рабе.

Работать с Шарлоттой было одно удовольствие... Все благодаря Шарлотте...

Я добавляю имя Эйдена, а затем, после секундного колебания, меняю фамилию в поиске. «Шарлотта Ричардс».

И все начинает сыпаться.

Я нажимаю на первое попавшееся видео. Оно переносит меня в приложение социальной сети, которой я избегала. Мир вокруг меня рушится, пока я слушаю.

Жизнерадостная женщина в ярко-голубой блузке обсуждает меня на фоне кадров со мной на том мексиканском курорте. А затем она показывает меня с Эйденом. Мы выходим из шикарного ресторана. Наше первое свидание, где мы позже встретили группу людей, которые меня узнали. Экранное «я» смотрит на Эйдена.

Это точно я. И, конечно же, он. Он обнимает меня за плечи. От заголовка у меня замирает сердце.

Сладкая из реалити-шоу «Риск» теперь встречается с миллиардером, владельцем «Титан Медиа», продюсерской компании, ответственной за выпуск шоу.

Текст ниже ненамного лучше.

Эйден Хартман, сын осужденного за мошенничество миллиардера Альфреда Хартмана (да, того самого), похоже, нашел девушку. И это не супермодель или европейская наследница.

Еще одно фото. На этот раз это я, плачущая и в истерике, стою перед Блейком у бассейна. Тушь размазалась, рот открыт. Я знаю, какие слова готовы вырваться из меня.

Но я твоя Сладкая..

Шарлотта Ричардс сделала «Риск» мировой сенсацией. сладкая, о которой говорят у кулеров по всему миру, стала залогом беспрецедентного успеха шоу. После съемок в реалити она держалась в тени, но, похоже, жизнь в центре внимания ей еще не надоела.

Мои руки дрожат, я сжимаю телефон. В центре внимания. Я оглядываюсь, но никто не пялится на меня и не перешептывается с друзьями, показывая на меня пальцем.

На всякий случай я натягиваю кепку пониже.

Паранойя – это самое ужасное. Я так упорно старалась ее преодолеть, избавиться от ощущения, что за мной постоянно наблюдают, что-то шепчут, обращают на меня внимание.

С каждым годом я все меньше впадала в панику в многолюдных местах. Но это? Смогу ли я снова это повторить?

Пройдет совсем немного времени, и это доберется и до моей семьи. Такие вещи разрастаются, становятся популярными в соцсетях. Кто-то видит это и пересылает кому-то другому.

Разве ты не учился с той девчонкой?

За пятнадцать минут это может быть переслано родственнику или другу детства в Элмхерст. А значит, мои родители узнают все через несколько часов. Может быть, через день. Но не позже.

Паника охватывает меня ледяной рукой. Я выезжаю с парковки и начинаю движение в сторону Бель-Эйр. Но проезжаю мимо дома Эйдена и продолжаю движение.

Бесцельно пролетаю поворот за поворотом. Мой телефон звонит. Я слышу его, но игнорирую.

Мемуары, толстая пачка бумаг, засунутых в конверт из плотной бумаги, лежат на пассажирском сиденье рядом со мной. Мне нужно доставить их, прежде чем я смогу... прежде чем я смогу что-либо сделать.

Мой телефон звонит в пятый раз, и я смотрю на экран, чтобы узнать, кто это. Эсме. Моя лучшая подруга детства.

Я отвечаю.

— Привет.

— Только что увидела, — говорит она.

На линии тишина, словно сказать больше нечего. Может, и правда? Нужно ли что-то еще говорить?

— Не знаю, во что ты ввязалась, — говорит она своим спокойным, собранным голосом, — но я рядом, если понадоблюсь.

От этих простых слов у меня перехватывает горло. На глаза наворачиваются слезы, и я изо всех сил пытаюсь их смаргивать. Но одна все равно вырывается, скатываясь по щеке.

— Все это так ужасно, — шепчу я.

— Ах, Шарлотта. Как бы мне хотелось тебя обнять, — говорит она, и от этого я плачу еще сильнее.

Я не останавливаю машину, не сбавляю скорость. Как я это делала годами. Просто продолжаю ехать.

— Откуда ты узнала?

Она колеблется лишь мгновение.

— Тара увидела это в соцсетях и переслала мне. Какое-то видео.

Тара – ее невестка. Все как я и ожидала. Друзья отправляют ссылки друзьям – эта невидимая сеть, которая всегда распространяет сплетни.

— Не могу поверить, что это снова происходит, — говорю я.

— Твои родители, — тихо говорит она. — Они знают?

— Уверена, какая-нибудь добрая душа сообщит им. Они знают, что я... я пишу его мемуары. Но не о...

— Ах. Прости, Шарлотта.

Короткая пауза, и я вытираю щеку. Слишком много эмоций бушует во мне, я не могу разобраться в них, не могу справиться с их скоростью и напором.

— Ты в порядке? — спрашивает она. — В смысле, почему это произошло? Он управляет «Титан Медиа», Шарлотта.

И вот оно. За мягким тоном ее голоса я отчетливо слышу осуждение. Тебе следовало бы хорошенько подумать. Это глупое решение, Шарлотта.

— Мне нужно идти, — говорю я.

— Шарлотта...

— Спасибо за звонок. Поговорим позже.

Я вешаю трубку и останавливаюсь у тупика, окруженного высокой живой изгородью, которая скрывает дома стоимостью в миллионы долларов.

Я снова открываю сайт таблоида. Тот, который мне прислал Эрик. Он обновлен.

«Стар Базз Ньюс» обратились за комментарием к команде Эйдена Хартмана. Сам мистер Хартман сказал «Стар»: «У нас с мисс Шарлоттой Грей нет никаких отношений, кроме профессиональных. Она фантастический писатель, и я полностью уверен в ее мастерстве, которое позволит ей написать отличные мемуары».

Мой взгляд скользит по строчкам. Никаких отношений, кроме профессиональных.

Никаких отношений, кроме профессиональных. Никаких отношений, кроме...

Никаких.

Он все отрицает.

Моя первая реакция – это гнев, а затем из глаз льются потоки слез. На этот раз я их не контролирую.

Заголовок – это позор для него.

Он слишком часто высказывал свое мнение о звездах реалити-шоу во всеуслышание. Он не особо уважает производство своей компанией шоу знакомств, но терпит это, потому что это оплачивает счета и радует рекламодателей. Потому что его личные чувства не имеют значения, важна только компания. Ее выживание. И его чертова фамилия.

Та самая, которую он так хотел восстановить.

Никаких отношений, кроме профессиональных.

Он не заставил себя долго ждать, чтобы это заявить. Сколько прошло? Час? И он уже четко обозначил свою позицию.

Я смотрю на часы. Он все еще на работе, но, судя по его постоянным звонкам, очень хочет со мной поговорить. Скоро он приедет домой.

Я жму на газ.

СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

@yogiyara: Помните Сладкую? Она охмурила мужчину, который ВЛАДЕЕТ «Риском»! Вот это да, игра в долгую.

@digitaldaisy: Честно говоря, дико уважаю эту девчонку. И кто теперь посмеялся последним?!

@starbuzz: Можем подтвердить, что миллиардер Эйден Хартман (помните, как он сидел рядом с отцом во время скандального судебного процесса?) теперь встречается с девушкой «сладкой» из первого сезона «Риска». Сложно сказать, кто в итоге оказался в проигрыше!

Глава 62

Эйден

Заседание совета директоров созывается в срочном порядке.

Это последнее, чего я, черт возьми, хочу сегодня. Шарлотта не отвечает на мои звонки и сообщения. И она не разговаривала ни с кем из моей команды с тех пор, как Эрик позвонил и рассказал ей обо всем этом дерьме.

Он признался, что сообщил ей плохие новости, с вызовом на лице. Смело с его стороны, учитывая, как я зол. Какого черта он не подождал, чтобы я сам мог поговорить с ней?

— Дайте ей время, — сказал он так, как будто знает ее лучше меня.

Бесит!

И вот теперь я сижу здесь, лицом к лицу с советом директоров. С теми, кто мне больше всего не нравится, с теми же, кто постоянно мешает мне вернуть «Титан Медиа» на лидирующие позиции в отрасли. Некоторые члены совета директоров больше заботятся о своей репутации и статусе, чем о бизнесе.

— Цель этих мемуаров, — говорит Ричард Грантхерст, сидящий напротив меня за столом, — была в том, чтобы создать атмосферу доверия аудитории к компании и к вам как к ее генеральному директору. Эта новость прямо противоречит этой цели.

— Роман с литературным рабом, — говорит Ингрид, взмахнув рукой, украшенной драгоценными камнями. — Неужели нельзя было это сделать не публично. К тому же, она звезда нашего реалити-шоу!

— Вся эта история должна была доказать акционерам вашу зрелость, — продолжает Ричард. — Показать, что компания изменилась, стала лучше.

— Показать, что я не мой отец. Вот что вы имеете в виду, — мой тон язвителен.

Несколько человек неловко ерзают на стульях. Но затем некоторые кивают.

— Да, если говорить прямо.

Я упираюсь руками в деревянную столешницу.

— Позвольте мне прояснить несколько моментов, — говорю я. — Во-первых, вы все сами проверяли мисс Грей и сочли ее отличным кандидатом для написания этих мемуаров, основываясь на ее предыдущем опыте. По этому пункту ничего не изменилось.

— Мы не знали, о ее прошлом как звезды реалити-шоу, — возражает Ингрид. — Это может серьезно навредить репутации этих мемуаров.

Мой тон безжалостен.

— Тогда вам следовало бы провести более тщательное исследование. Мне не нужно напоминать вам, что эти мемуары были вашей идеей, а не моей.

Ричард скрещивает руки на груди. Он один из двух членов совета директоров, которые работают здесь со времен моего отца. Он всегда был осторожным, до нелепости осмотрительным и одержимым своим имиджем.

— Идея была в том, чтобы продемонстрировать силу. Победу над неблагоприятными обстоятельствами, если хотите.

— Не понимаю, как один заголовок в таблоиде это изменит.

— Это уведет обсуждение книги в сторону от той истории, которую мы хотим рассказать, — говорит Клэр, еще один из членов совета директоров.

Обычно резкая, она одна из немногих, кто регулярно меня поддерживает. Теперь ее глаза прищурены.

— Это плохая реклама, и она затмит мемуары.

— Я не согласен.

Я сжимаю кулаки и наклоняюсь вперед.

— Если говорить серьезно, то это возможность. У Шарлотты своя история преодоления трудностей. Отчасти благодаря проблемам, с которыми она столкнулась после съемок в нашем реалити-шоу. Несмотря на это, теперь она опытный писатель.

— И твоя девушка? — спрашивает Ричард, приподняв брови.

Я встречаю его взгляд.

— Да.

По крайней мере, я все еще хочу, чтобы она ею была. Но она может возражать против названия, особенно после последних нескольких дней. Это кажется все менее вероятным с тех пор, как появились новости, и она перестала отвечать на мои звонки. От разочарования у меня сжимаются челюсти и скрежещут зубы.

Я заставляю себя изображать спокойствие и компетентность. Расправляю плечи, глядя на каждого члена совета директоров за столом.

— Мемуары почти готовы. Не забывайте о нашей сделке. Калеб и Нора Стоун из «БинБокс» будут здесь на последнем раунде переговоров в конце этой недели.

— Нам нужны эти мемуары, прежде чем мы одобрим проект, — говорит один из новых членов совета директоров.

Она достает какие-то бумаги и надевает очки для чтения.

— И, согласно установленному графику... черновик нужно сдать к концу недели.

— Книга будет закончена, — говорю я.

Ричард складывает руки на столе.

— Надеюсь, мы все согласны, — говорит он, и мне не нравится его тон, — что в последнее время к компании проявляется нездоровый интерес. Налоговое расследование все еще продолжается. Я знаю, что оно фиктивное – мы все это знаем – но оно получило широкую огласку.

— Я сразу же все опроверг, — отвечаю я. — За прошедшие недели я также дал несколько коротких интервью, чтобы продолжить опровергать эти обвинения. Слухи утихают. На следующей неделе будет опубликован квартальный отчет о прибыли. Это изменит направление дискуссии и поможет снова поднять цену акций.

— Мемуаристка. Встречаться с ней...

Ингрид качает головой.

— Это ставит под сомнение серьезность вашего отношения к своей роли. «Титан Медиа» сейчас нуждается в хорошей рекламе. Цена акций в ней нуждается. И это, безусловно, укрепит общее доверие совета директоров к генеральному директору.

— К генеральному директору, — говорю я. — Вы имеете в виду меня.

Она склоняет голову, не отводя от меня взгляда. Хотя некоторые из окружающих ее людей тут же отводят глаза.

— Да.

Я кладу ладонь на стол.

— Я два года был генеральным директором «Титан Медиа». За это время мы увеличили прибыль, сбалансировали бухгалтерский учет и провели масштабное расследование налоговой службы в отношении наших налоговых деклараций. Мы вернули большинство рекламодателей, покинувших нас после ареста моего отца. Мы расширяем офис в Лос-Анджелесе, и при этом наши накладные расходы никогда не были такими низкими. Я шел на уступки Совету директоров ради хорошей рекламы.

Мой голос становится резче.

— Я давал интервью на нашем собственном ток-шоу. Я позаботился о том, чтобы фамилия Хартман как можно меньше ассоциировалось с репутацией Альфреда. Я согласился на требования Совета директоров быть осторожным в моих планах по расширению, даже когда я был с ними не согласен. У Совета директоров нет оснований не доверять мне. Поэтому я позабочусь о том, чтобы эта покупка «БинБосс» состоялась. Я справлюсь с любой шумихой вокруг компании, как справлялся раньше. И буду встречаться с кем захочу, черт возьми.

Я встаю с кресла руководителя и застегиваю пиджак.

— Первый черновик мемуаров будет в ваших почтовых ящиках к концу недели, — говорю я. — Написанный фантастическим автором, который перевыполнил ваши требования.

Я покидаю встречу.

Я прошу Эрика освободить меня на остаток дня. Он, не колеблясь, поворачивается к экрану компьютера и начинает бегать пальцами по клавиатуре.

Я раньше никогда не игнорировал совет директоров. По крайней мере, не так эффектно. Но сейчас я хочу, чтобы они и их внимание к цене акций катились к черту.

— У нас есть несколько новых запросов на комментарии, — говорит Эрик.

— Продолжай им отказывать.

Я смотрю на телефон.

— Статья, над которой работала Жанетт, готова?

— Я свяжусь с ней.

Я уже пячусь к лифтам.

— Пожалуйста. И пришли мне номер Веры Тран из издательства «Полар Публишинг».

Эрик поднимает брови. Но потом просто кивает.

— Сделаю.

В голове крутятся варианты. Мне нужно все исправить. Единственным человеком, который не должен был пострадать во всей этой истории, была Шарлотта.

Я мчусь обратно к дому. Ее машина стоит на подъездной дорожке. Слава богу!

На первом этаже ее нет. Я зову ее, но ответа не получаю. Перепрыгивая через две ступеньки, я бегу на верхний этаж.

— Шарлотта!

Она не отвечает. Мой голос эхом разносится по пустым комнатам. Ее спальня в полном порядке. Кровать аккуратно заправлена. Два ее огромных чемодана исчезли. Я подхожу к шкафу и распахиваю дверцы, но меня встречают лишь пустые полки и вешалки.

На ее столе лежит конверт из плотной манильской бумаги.

Я открываю его. На титульном листе вверху два слова, напечатанные простым шрифтом без засечек: «Титан. Восхождение». Ниже подзаголовок: «История Эйдена Хартмана». А в самом низу, таким мелким шрифтом, что от него слезятся глаза, написано ее имя. Шарлотта Грей.

Сверху приклеена записка. На ней всего два слова знакомым почерком:

«Мне жаль».

Глава 63

Эйден

Ее нет в арендованной квартире в Вествуде. Она так и не возвращается домой. И она отказывается отвечать на телефон.

Ни звонков, ни сообщений.

Она оставила свою новую машину и уехала на старой «Хонде».

Может быть, она сейчас в каком-нибудь отеле где-то на просторах одного из национальных парков.

Сон ускользает от меня. Я сижу всю ночь на диване в гостиной напротив огромных окон, и единственными моими спутниками становятся мерцающие огни Лос-Анджелеса.

Я читаю страницу за страницей рукопись Шарлотты. В середине пролога мне приходится встать, чтобы налить себе стакан бурбона.

Блин.

Она начала с того, как я вхожу в зал суда на слушание по делу моего отца. Десятки глаз, обращенных на меня, камеры, вопросы. Ответственность. Она все это уловила в своей собственной уникальной манере. В той манере, в которой она часто разговаривала со мной. Деловой, язвительной, иногда забавной, а порой ироничной. Часто резкой и требовательной. Умной. Да, она пишет о моей жизни, но я вижу ее в каждой строчке, в каждом слове.

Следующие главы посвящены последствиям судебного процесса. Затем она меняет структуру повествования, переключаясь между прошлым – моим и «Титан Медиа» – и возвращаясь к судебному процессу. Что мне пришлось сделать, чтобы помочь следствию и удовлетворить совет директоров, каких людей пришлось отпустить, и какое новое направление для развития компании выбрать.

Она включила в книгу все, что узнала, в том числе и из разговора с Мэнди, о котором я и не подозревал. Мой взгляд задерживается на одном отрывке, и мне приходится перечитать его еще дважды. Моя сестра сказала, что я всегда брал на себя ответственность защищать ее, защищать нашу семью, и что это часто тяжело мне давалось.

Он никогда не прислушивался к моим советам сделать что-нибудь для себя.

Человек на страницах рукописи – это я.

Это отполированная и облагороженная версия меня. Упомянуты лишь те недостатки, которые имеют смысл в рамках более масштабного повествования. Но это несомненно я.

В полночь я почти заканчиваю читать черновик, когда слышу стук. В несколько широких шагов я оказываюсь у входной двери и распахиваю ее.

Это не она.

Мэнди стоит по другую сторону двери в длинном шелковом плаще и хмурится.

— Ты ужасно выглядишь, — говорит она.

— Черт. Мы же собирались поужинать, да?

— Да. И мама очень злится, что ты не отвечаешь на телефон.

Она проходит мимо меня в дом.

— Что, черт возьми, здесь произошло?

Я оглядываю гостиную, словно вижу ее впервые. Повсюду разбросаны страницы. Полбутылки бурбона стоит на краю журнального столика.

— Читаю черновик мемуаров.

— Вижу.

Она оглядывается.

— Где автор?

Голова раскалывается, и я знаю, что это не только от выпивки, но и от напряженного чтения. Я на мгновение прислоняюсь к стене, чтобы успокоиться.

— Ее здесь нет.

— Я видела таблоиды.

Неудивительно, что она это видела. Я смотрю в окно на темное ночное небо. Мама, должно быть, тоже видела заголовки. Наверняка, они говорили об этом за ужином.

— Шарлотта сбежала, — признаюсь я.

Мэнди скрещивает руки на груди.

— А.

— Ты, наверное, читала статью, — в моем голосе слышится горечь. — Она снималась в «Риске».

— Я видела. Забавно, я ее не узнала. Но, с другой стороны, «Риск» мне никогда не нравился. Я смотрю другие шоу, например, твой «Необитаемый остров». Он восхитительный.

Она слегка качает головой.

— Ты знал о ее прошлом?

— Да.

Лицо Мэнди вытягивается.

— О. И ты держал это в тайне. Как и то, что встречаешься с ней. Спасибо, что рассказал сестре.

— Шарлотта не хотела, чтобы оба эти обстоятельства стали известны.

Я провожу рукой по лицу.

— Она не отвечает на мои звонки. Я искал ее по всему городу, но безуспешно. Она, черт возьми, ненавидит публичность, а сейчас она по уши в этом дерьме.

Из-за меня.

Вина грызет меня с тех пор, как мне позвонила моя пиар-команда. Я хотел сам сообщить Шарлотте эту новость, но возможность мне так и не представилась. Эрик меня опередил.

Мэнди садится на диван напротив.

— Ладно. Думаю, тебе нужно рассказать мне все, начиная с того, как это вообще произошло. Раз уж ты такой расстроенный... Эйден, ты же заботишься о ней.

Я вздыхаю.

— Да. Очень.

Поэтому я рассказываю сестре все, что могу, опуская некоторые детали, которые ей знать не нужно. Проходит немного времени. И в итоге мне становится еще хуже.

— Я с самого начала знал, что она боится огласки. Я даже пытался что-то с этим сделать. Что-то, что могло бы помочь ей в долгосрочной перспективе, но...

Я снова тянусь за бурбоном. Давно я так много не пил.

— Я облажался. Я сделал кое-что, что ее взволновало, а потом ее добила эта новость.

Мэнди осторожно убирает несколько листов и сворачивается калачиком на диване.

— Ладно. Давай послушаем. Что ты натворил?

Я вкратце рассказываю ей о журналистском расследовании. Она слушает, время от времени кивая, ее взгляд внимательно следит за мной.

— Ты же хотел, чтобы статья стала разоблачением Блейка?

Я вздыхаю.

— Да. Но я искренне хотел, чтобы она рассказала свою версию истории.

— Понимаю. Ты сделал то же, что и всегда.

— И что это?

— Защитил тех, кого любишь.

Она наклоняется над журнальным столиком и машет рукой в сторону бутылки.

— Передай мне, пожалуйста.

Хм. Я на мгновение замешкался, прежде чем выполнить ее просьбу.

— Ты не сможешь сесть за руль, если будешь это пить.

Она прячет бутылку за подушкой.

— Я не буду. И ты тоже. Итак, Шарлотта. Ты хотел защитить ее. Ты ее любишь?

Я откидываюсь на диван и смотрю на картину на дальней стене. Ту самую, которую однажды заметила Шарлотта. Пляж, серферы. Мое счастливое место.

— Да, — говорю я.

Мэнди тихо ругается.

— Знаю. Я этого не ожидал.

— Такое всегда происходит неожиданно.

Она смотрит на бумаги вокруг нас.

— Тогда тебе придется все исправить.

— Но быть со мной означало бы быть в центре внимания. Не всегда, но... время от времени. Не думаю, что она когда-либо согласится на это.

Моя рука сжимается в кулак.

— Как бы мне этого ни хотелось, я не могу отслеживать каждую таблоидную статью.

— Ты говорил ей, что любишь ее?

Я смотрю на Мэнди, а потом слишком поспешно перевожу взгляд на задний двор.

— Значит, нет, — говорит она. — Послушай, я не эксперт в отношениях, ты же знаешь. Последние несколько лет моей личной жизни были... безумными. Но на твоем месте я бы начала с этого. Извинилась и сказала ей, что люблю ее. И, Эйден?

— М?

— Мы не опровергали каждую статью про папу.

Она слабо улыбается.

— И мы выжили. Было тяжело, да. Но мы крепкие люди. Разве Шарлотта не такая же?

— Да. Верно. Но, не уверен, что она считает так же.

Мои пальцы лихорадочно барабанят по спинке дивана.

— Сначала мне нужно ее найти. Есть одно место, куда она могла отправиться... но это довольно сложно.

— Тогда чего ты ждешь? — спрашивает она. — Садись в машину.

Я начинаю собирать страницы, снова складывая листы мемуаров в аккуратную стопку. Этот черновик – кульминация многих недель упорного труда Шарлотты. Она превращает разрозненную кашу человеческой жизни в нечто, что можно продать как захватывающую историю. Мне нужна эта книга, но она, возможно, уже жалеет, что согласилась ее написать.

— У меня есть идея, — говорю я.

Во время долгой поездки из Лос-Анджелеса обратно в маленький городок, который я когда-то называла домом, я думаю обо всем, что узнала из мемуаров людей, о которых писала. Чьи жизни я видела своими глазами.

Факты не лгут. Лгут люди.

Холод причиняет боль, только если ты ему позволишь. Мнения людей – как воздух.

Я должна была победить. Для меня была только победа или смерть.

Большинство людей боятся неудач. Я боюсь, что так и не попыталась.

Обычно я слушаю подкасты или аудиокниги за рулем. Но по дороге в Айдахо я решаю остаться наедине со своими мыслями.

Теперь мои родители знают. Их беспокойство было ощутимо по телефону, особенно когда я подтвердила, что действительно встречалась с Эйденом.

Их реакция оставила зудящее чувство, как рана, как заноза, которую я никак не могла вытащить. Я снова сделала их объектами пересудов среди соседей и на работе. Я снова дала им повод для беспокойства за свою бестолковую дочь.

Моим родителям пришлось пережить телевизионные сцены, где мы с Блейком занимались сексом. Ничего откровенного. Лишь намеки. Глупые улыбки и подмигивания.

Я была так влюблена... А потом меня предали.

Я ошибалась, доверяя ему. Пошла на поводу у своих эмоций, всецело отдавалась им, и позволила чувствам затмить разум.

Я отклоняю все звонки во время долгой поездки. Последний – от журналистки «Нью-Йорк Глоуб» Одри. Я сохранила ее номер на днях, чтобы мне было проще ее игнорировать.

Чуть позже приходит сообщение. Я читаю его, когда останавливаюсь заправиться, избегая остальных СМС, в том числе от Эйдена.

Одри: Я сегодня видела новости в таблоидах. Хочу, чтобы ты знала, что это ни на что не влияет. Я все еще думаю, что тебе стоит рассказать свою историю. Или просто поболтать со мной, не для протокола. Решать тебе.

Какая ирония! В этой ситуации от меня уже ничего не зависит. Я ничего не контролирую, как и много раз до этого. Как и десять лет назад.

Тогда по телевизору показали ту версию меня, которой я на самом деле никогда не была. Но многие другие увидели в этом настоящую историю.

Эйден звонит снова, как раз когда я въезжаю в Элмхерст. Я снова игнорирую его. Каждая вибрация в подстаканнике эхом отдается в моей маленькой машине. Каждый раз как крошечный ножевой порез.

Элмхерст выглядит точно так же, как и всегда. От волнения у меня сжимается живот.

Дом моих родителей, дом, в котором я выросла, находится в конце тупика. Крашеное в белый цвет дерево, красный кирпич, зеленый газон.

Мама посадила ромашки в цветочных ящиках у входной двери.

При виде этого дома у меня наворачиваются слезы. Я храню столько хороших воспоминаний об этом доме. И плохих тоже. О том, как я пряталась в его стенах, словно раненый зверь, зализывая раны.

После этого я возвращалась сюда только между заказами. Чтобы разобрать коробки с вещами, которые папа до сих пор хранит в гараже, и собрать все необходимое для следующего приключения.

С тех пор, как я покинула родительский дом, у меня нет своего дома.

Я никогда не оставалась здесь достаточно долго, чтобы обосноваться, никогда не покупала собственную мебель, никогда не вписывалась в привычный распорядок жизни маленького городка. В каком-то смысле я бежала и от своего прошлого, и от этого места. От необходимости встречаться лицом к лицу с людьми, которые знают, что произошло.

Я паркую свою старую Хонду рядом с блестящим родительским внедорожником. Мама выбегает из двери еще до того, как я глушу двигатель. На ней очки для чтения, волосы собраны с помощью большой заколки, на ногах резиновые сандалии.

Я открываю дверцу машины.

— Привет.

— Дорогая.

Она обнимает меня, и от нее пахнет духами, которыми она пользуется уже больше двадцати лет. Я закрываю глаза, и слезы текут по щекам.

— Я не знаю, что делаю, — шепчу я.

— Понимаю, милая, — говорит она. — Но все будет хорошо. Заходи. Я оставила для тебя еду.

Без названия9_20250818125403.png

На следующий день я встречаюсь с Эсме. Я предложила прогуляться по Элмхерсту. Мне лучше думается, когда я нахожусь в движении.

Я прошу ее не осуждать меня.

— Шарлотта, — говорит она, широко улыбаясь. — Я никогда тебя не осуждаю.

— Знаю. Но... все же. Мне нужно было это сказать.

Затем я делаю глубокий вдох и рассказываю ей все, с самого начала. Каждую деталь, каждую мелочь.

— Я не могу допустить, чтобы это повторилось, — я тереблю потертость на джинсовой куртке. — Как только он ответит по поводу черновика и я получу добро на его отправку Вере, пожалуй, попрошу ее дать мне еще один заказ на мемуары.

Эсме хмурится.

— А как насчет того предложения, о котором ты мне рассказывала? О собственной научно-популярной книге?

Я смотрю мимо нее на центральный сквер Элмхерста. Я много раз бывала там, на праздновании Дня независимости, на школьных ярмарках, на матчах детской бейсбольной лиги и даже на цирковом представлении.

Я не сказала Эсме, что уже написала начало книги.

— Знаю, но я хочу куда-нибудь поехать. Исчезнуть на время.

— Как ты делала это годами, — тихо говорит она.

Я вздыхаю.

— Да. Наверное.

— Этот парень... он хотел, чтобы ты рассказала свою историю?

— Да. Он меня почти что вынудил.

Я откидываюсь на спинку скамейки и смотрю в небо. Голубой цвет проглядывает сквозь пушистую пелену быстро движущихся облаков. Они тоже никогда долго не задерживаются на одном месте.

— Он был неправ, — говорит Эсме. — Никто не должен заставлять тебя давать откровенное интервью или что-то в этом роде. Даже парень, с которым ты встречаешься. Но я думаю... И не обижайся на меня за эти слова, хорошо?

— Хорошо, — говорю я. — Не буду.

— Этот парень может быть плохим выбором или любовью всей твоей жизни, я правда не знаю. Но, Шарлотта, ты многое вытерпела, не высказав ни слова.

Я смотрю на нее.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты никогда не пыталась изменить ход событий.

— Потому что я не могу. Не могла тогда, не могу и теперь. Люди уже все решили.

— Люди могут изменить свое мнение, — говорит она. — Не то чтобы оно имело значение. Не особо. Скорее... люди на съемках манипулировали событиями, чтобы шоу лучше продавалось. Но все это неправда.

— Я прекрасно это понимаю, — мой голос звучит удрученно. — Просто, чем это мне поможет, если я расскажу свою версию событий? Это только привлечет ко мне еще больше внимания.

— Да, привлечет, — соглашается она.

Эсме неумолимо логична, как и всегда.

— В данный момент. Но потом ажиотаж утихнет, и тебе станет легче.

Она толкает меня локтем.

— Может быть. Не знаю...

Я криво усмехаюсь.

— Вот так ты и осторожничаешь с советами.

— Я всегда так делаю, — говорит она. — Даю кому-нибудь очень прямой, потенциально судьбоносный совет, а потом добавляю: «Хотя откуда мне знать?». Чтобы мне не вменяли в вину, если что-то пойдет наперекосяк.

— Умно.

— Знаю.

Она снова толкает меня локтем.

— Это не как в прошлый раз.

Я поднимаю брови.

— Правда? Потому что моим родителям уже звонили две мои тети и один дядя, интересуясь, все ли у меня хорошо и понимаю ли я, что творю. Зачем мне встречаться с человеком, который руководит продюсерской компанией, выпускающей «Риск»?

— Хорошо. А что будет потом? Они продолжат жить своей жизнью. А тебе придется жить своей.

Эсме обнимает меня за плечи.

Я рада, что она здесь. Сейчас она живет в Элмхерсте, вернувшись домой несколько лет назад. Тогда я не понимала ее решения. Зачем менять Сиэтл на маленький городок?

Вдали высоко в кронах деревьев поют птицы. Двое мальчишек перебрасываются футбольным мячом на поле.

— Нельзя принимать жизненно важные решения, основываясь на мимолетных мыслях других людей, — говорит она мне.

Я долго молчу.

— Ты права. Просто... так страшно быть уязвимой.

Она тихонько усмехается.

— Конечно. Думаешь, у остальных все иначе?

— Почему... вы все так делаете?

— Потому что цена бездействия слишком высока.

Она смотрит на свою руку, лежащую на коленях. Обручальное кольцо блестит на солнце.

— Мне потребовалось очень много времени, чтобы открыться Тиму. Каким-то образом у него хватило терпения дождаться меня.

— Прости, что я была никудышной подругой, — признаюсь я.

Она резко выпрямляется.

— Что? Конечно, нет.

Я киваю ей.

— Да, я такая. И наверняка ужасная дочь. И кузина, и внучка. Я столько лет убегала и навещала родных только тогда, когда мне было удобно. А не тогда, когда я могла бы быть им действительно нужна.

— Ты слишком строга к себе, — говорит она мне.

Моя прекрасная лучшая подруга, та, которая помогла мне пережить столько жизненных невзгод.

Меня охватывает неистовое желание быть рядом с ней. Ее жизнь прекрасна, она счастлива и в безопасности, но я все равно хочу быть рядом, даже если что-то изменится.

— Прости меня.

Я хватаю ее за руку и делаю глубокий вдох.

— Думаю, ты можешь быть права.

  Глава 65

Шарлотта

Мы с родителями играем в «Уно» в гостиной. Я не делала этого уже много лет. Но раньше мы часто коротали вечера за настольными играми, особенно на каникулах у бабушки с дедушкой.

Последние несколько дней были...

Даже не знаю, как это назвать. Я совершенно опустошена. В воздухе витает напряжение. И я вижу, как устали мои родители. Нам пришлось поговорить о вещах, которые все мы предпочли бы никогда не затрагивать.

Я рассказала им об Эйдене. О том, какой он человек и как много он стал для меня значить.

И я извинилась перед ними за то, что случилось много лет назад. Снова. Я не могла отделаться от чувства вины, представляя, как папины ученики смеются надо мной за его спиной, а мамины коллеги засыпают ее бесконечными вопросами.

Я плакала. Мама превратилась в статую, а папа вытирал слезы тыльной стороной ладони. И вот мы здесь, в состоянии временного перемирия, играем так, будто мне все еще четырнадцать, и сейчас летние каникулы.

— Отлично, — говорит папа маме.

В его голосе звучит недовольство, когда он тянется за картами, которые она ему сдала. Она тихонько усмехается и откладывает карты.

— Хотите что-нибудь? Я принесу еще чаю.

— Я выпью еще чашку, — говорю я. — Спасибо.

— Я пас, — ворчит папа.

Мама уходит на кухню, и я просматриваю свои карты. Все такое знакомое и в то же время такое необычное, что меня дурманит ностальгия. Сейчас в это ожившее мгновение из прошлого мне может быть сколько угодно лет – восемь, двенадцать или тридцать. Это кажется неважным, пока мы играем в старую-добрую настольную игру.

— Машина едет, — говорит мама.

В наш тупик нечасто заезжают посторонние автомобили.

— Да? — спрашивает папа.

Это заставляет меня улыбаться. Они делают это по несколько раз в день.

— Огромная. И очень шикарная. Какой-то джип.

Потом я слышу, как она ставит чашку.

— Он остановился у нашего дома.

Мои карты падают на стол так, что родители могут их видеть.

— Боже мой.

— Дорогая? — спрашивает папа.

— Из него выходит мужчина, — продолжает мама. — Кажется...

Я уже спешу к двери.

— Пожалуйста, оставайтесь внутри. Хорошо?

Я распахиваю дверь и бегом спускаюсь по ступенькам.

Эйден стоит у своего огромного джипа, руки свободно свисают по бокам, взгляд устремлен на меня. На нем та же кожаная куртка, которую он носил в Юте. Темные джинсы, и никакого костюма.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

Он окидывает меня взглядом. Как будто проверяет, все ли со мной в порядке.

— Мне нужно было с тобой поговорить, — говорит он. — Я хочу поговорить с тобой. Есть вещи, которые я не успел сказать тебе.

Я обнимаю себя за плечи.

— Эйден...

Он делает шаг ближе.

— Я знаю, что последние два дня были просто безумными, с тех пор как таблоид опубликовал эту историю. Знаю, тебе хотелось сбежать. Но, Шарлотта, тебе не нужно бежать от меня.

Вечерний воздух теплый. Солнце начало садиться, но еще не полностью скрылось за горизонтом. Оно мягко освещает знакомую улицу, где я выросла. Высокие деревья служат пристанищем для сверчков, которые поют нам серенады.

Я ни на секунду не сомневаюсь, что родители наблюдают за нами из окна кухни.

— Я знаю одно место, где мы сможем поговорить.

Он идет за мной по узкой тропинке к ручью. Она тенистая, и с нее открывается отличный вид на луг.

Я спиной ощущаю тяжесть присутствия Эйдена. Его шаги, его дыхание... Я сажусь на скамейку, которую отец поставил здесь, когда я еще ходила в детский сад.

— Как ты меня нашел? — спрашиваю я.

Он криво улыбается.

— Ты рассказывала мне об этом месте. Рассказывала о белом доме в тупике у ручья. В Элмхерсте не так уж много тупиков.

У меня отвисает челюсть.

— Что? — спрашивает он.

— Наверняка их здесь не меньше дюжины.

— Я перебрал несколько вариантов.

Он кладет руку на спинку скамейки.

— Шарлотта... Я пытался связаться с тобой, когда появились новости в таблоидах. Я не хотел, чтобы тебе пришлось справляться со всем этим в одиночку. Все эти звонки, вопросы.

Я не могу встретиться с ним взглядом. Гораздо безопаснее смотреть на текущую воду.

— Ты дал комментарий «Стар Базз», что мы не пара.

— Да, я подумал, что ложь поможет утихомирить домыслы. Ты говорила, что боишься, что твоя семья, твои друзья, весь твой мир возненавидит меня. Что это усложнит тебе жизнь.

В его голосе слышится горечь, и он качает головой, словно пытаясь избавиться от неприятных чувств.

— Я хотел защитить тебя. Снова.

Дыхание вырывается из меня со свистом.

— О.

— Но это не правда. Конечно, мы встречаемся.

Он поднимает руку, словно хочет коснуться меня, но оставляет руку на расстоянии в несколько сантиметров от моего плеча.

— Черт, я все испортил. Шарлотта...

Он делает глубокий вдох.

— Прости. Мне жаль, что из-за меня твое имя снова оказалось у всех на слуху. Мне жаль, что твоя семья узнала об этом, таким образом, а не от нас. Что тебе пришлось столкнуться со всем этим в одиночку.

Он снова качает головой, и его глаза сужаются.

— Больше всего я сожалею, что вообще связался с Одри по поводу статьи. Я говорил серьезно. Но я понимаю, что действовал совершенно неправильно. Это должен быть твой выбор. Когда ты будешь к этому готова.

— Да, — говорю я.

Это правда.

Он кивает, и его лицо напряжено.

— Я позвонил Одри и попросил ее приостановить публикацию.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты это сделал?

— Да.

Он сжимает челюсти, а затем выдыхает.

— Она была недовольна, но она...

— Нет. Не стоит, — отвечаю я ему.

Эти слова удивляют нас обоих.

— Шарлотта?

— Может быть... Пока не знаю. Если смогу с ней поговорить. Но я не хочу, чтобы она прекратила расследование. Она казалась... — пожимаю я плечами. — Не знаю. Искренней? И она собирается не просто пересказать мою историю. Я думала об этом, и это объективно правильное решение. Ты был прав.

Его взгляд серьезен.

— Мне все равно следовало спросить тебя заранее.

— Да. Следовало, — соглашаюсь я. — Хотя я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Но я не хочу, чтобы меня к чему-то подталкивали, Эйден. Если я сделаю это, будь то с Одри или с кем-то еще, в конце концов, я хочу, чтобы все было на моих условиях.

— Теперь я это осознаю, — вздыхает он. — Черт, Шарлотта... Я видел только, как тебе было больно, и хотел все исправить. Я видел, как каждый день твоей жизни прошлое продолжает влиять на тебя.

— Эйден, — я качаю головой. — Ты не сделал ничего плохого.

— Может, и не лично, но я все равно чувствую ответственность.

— Ты не влияешь на решения продюсеров.

Он проводит рукой по волосам.

— Видя, как это мучает тебя... я чувствую себя на пять сантиметров выше, Хаос. Все, чего я когда-либо хотел с момента нашей первой встречи, это дать тебе все, чего бы ты ни пожелала. И вот я здесь, пытаюсь завоевать тебя с очень невыгодной стартовой позиции. Я поговорил со своим главным режиссером-постановщиком, отвечающим за производство. Мы позаботимся о том, чтобы на съемках каждого нашего реалити-шоу присутствовали психотерапевты.

Я ерзаю на скамейке.

— Ты, правда, это сделал?

— Да. Ты многому меня научила.

Он рисует пальцами круг на моем плече, и в его взгляде что-то меняется.

— Я читал мемуары.

— Я пока ничего не удаляла из черновика, — быстро отвечаю я. — Я пойму, если ты захочешь что-то вырезать.

— Шарлотта...

Он качает головой.

— Если хочешь, мы можем отменить публикацию книги.

Я отстраняюсь.

— Что?

— Если то, что ты связана со мной, причиняет тебе боль, если это вредит твоей семье, если ты действительно хочешь избежать публичного внимания...

Он с трудом сглатывает.

— Я могу позвонить и все отменить. Я удостоверюсь, что твой редактор в «Полар Публишинг» узнает, что это полностью моя инициатива. Просто еще один эгоистичный генеральный директор с капризами, понимаешь. Твоей профессиональной репутации ничего не угрожает.

Мое дыхание становится поверхностным.

— Но ты нарушишь договор с советом директоров и не получишь одобрения на покупку стримингового сервиса.

Он пожимает плечами.

— Да. Ничего страшного.

Он работал над этим месяцами. Годами. Судя по его словам, он считает, что это ключ к тому, чтобы «Титан Медиа» оставалась конкурентоспособной в ближайшие десятилетия.

Он готов заплатить огромную цену за мое спокойствие.

— Ты не можешь так поступить, — говорю я ему. — Эта сделка слишком много для тебя значит.

Его губы кривятся.

— Я нашел кое-что гораздо более важное.

— О.

— Все, что тебе нужно от меня, твое. Просто скажи. Если хочешь, чтобы мы жили в анонимности и безвестности, так и сделаем. Я могу следить за таблоидами и платить им, чтобы они больше никогда не напечатали ни одной статьи про тебя. Я извинюсь перед твоими родителями. Я сделаю все возможное, чтобы убедить их, что ты больше никогда не будешь страдать из-за меня или «Титан Медиа».

Его рука скользит по моей руке и находит мои пальцы, переплетая их со своими.

— Хаос, даже если все, чего ты хочешь, это отношения без обязательств, которые позволят тебе свободно путешествовать и писать, переезжать с места на место, я буду рядом на каждом шагу.

— Вся твоя жизнь в Лос-Анджелесе, — шепчу я.

— Только потому, что там находится штаб-квартира «Титан Медиа». Но я смогу работать удаленно.

В его голосе звучит яростная решимость.

— Ты это все, что важно. С тех пор, как я вошел в тот номер отеля, ты изменила весь мой мир. Я видел твою храбрость и твое нежное сердце, и это самое прекрасное, что есть на свете. Я хочу...

Он слегка качает головой.

— Черт, я хочу все, что касается тебя. И я приму все, что ты готова мне дать.

— Чего ты хочешь?

Я крепче сжимаю его руку.

— Скажи мне, Эйден.

— Это ты мне скажи, — отвечает он.

Я качаю головой.

— Дело не только в моих желаниях. Дело в нас. И я хочу услышать, чего хочешь ты.

— Я хочу, чтобы ты жила со мной, — говорит он. — Мне нужны твой смех, твои улыбки. Твои ночные посиделки и ранние подъемы. Я хочу, чтобы ты была рядом на мероприятиях, и я хочу узнать твой мир. Я хочу, чтобы ты показала мне этот город и познакомила со своими родителями, и я хочу убить любого, кто сказал о тебе хоть что-то плохое за эти годы.

Его глаза горят, и его выражение поглощает меня целиком.

— Я хочу, чтобы ты рассказала свою историю. Я хочу, чтобы все узнали правду о том, что произошло на реалити-шоу, даже если это будет выглядеть плохо для моей компании. Я хочу провести с тобой годы. Идти рядом с тобой по любому пути, который приведет тебя твоя работа. Я хочу, чтобы мы вместе занимались серфингом, ходили в походы. Хочу держать тебя в объятиях на диване, пока ты засыпаешь под фильм. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя, а я твой. Я хочу обнимать тебя по ночам и хочу, чтобы твоя фамилия изменилась еще раз. Все это эгоистично. Но ты спросила меня, и я честно отвечаю тебе, Шарлотта. Я эгоист. Мне многое дано в жизни, и вот я здесь, прошу большего. Прошу тебя. Потому что, помоги мне Бог, я отдам все остальное, чтобы ты была моей.

Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке. Находит прядь моих волос и нежно накручивает ее на палец.

— Ты с самого начала была такой непредсказуемой, Хаос. Выворачивала меня наизнанку на каждом шагу, пока я не смог думать ни о чем, кроме тебя. И теперь я так влюблен в тебя, что это больно. И хотя я ненавижу тот факт, что причинил тебе боль, я спрашиваю, примешь ли ты меня назад.

Этот момент, кажется, длится вечно.

Так сильно влюблен в тебя, что это больно.

Я смотрю на него и на его волевые черты лица. Он всегда был красивым. Сейчас он так прекрасен, что мне тоже больно.

Его слова льются рекой и наполняют меня теплом.

Слеза скатывается по моей щеке. Зеленые глаза Эйдена расширяются, и его рука скользит вниз, чтобы обнять мое лицо.

— Шарлотта, — шепчет он.

— Ты любишь меня? — шепчу я в ответ.

Он опускает голову в коротком кивке.

— Ты полностью меня уничтожила, Хаос. Для меня нет, и не может быть никого другого.

Я бросаюсь к нему.

Думаю, это удивляет нас обоих. Он обнимает меня с тихим стоном и отвечает на поцелуй. У него мятный вкус. Его губы словно возвращают меня домой.

Я поднимаю голову, которая теперь наполовину лежит у него на коленях.

— Я тоже тебя люблю.

Эйден замирает. Все его тело, кроме рук на моей талии. Они сжимают ее еще крепче.

— Любишь?

— Да. Ты нравился мне с самой первой встречи. Даже когда ты раздражал, когда сводил меня с ума, когда расстраивал... Ты всегда мне нравился. За те несколько недель, что мы провели вместе, это чувство стало сильнее. Мне казалось, что я тону и плыву одновременно.

— Я понимаю, о чем ты.

— Я долго пыталась с этим бороться. Но это не... не из-за шоу. Наверное, потому, что я боялась, что мне причинят боль.

Мой лоб упирается в его, мы оба тяжело дышим.

— И я боялась, что меня раскроют. Боялась совершить глупую ошибку.

Он гладит меня по спине медленными, успокаивающими движениями.

— Тебе было больно. И ты исцелялась.

— Я думала, что все позади, — шепчу я. — Но я не осознавала, что чуть не потеряла шанс быть счастливой. Это страшно.

Эйден тихонько усмехается.

— Все это, чертовски страшно, Хаос. Ты можешь погубить меня одним своим словом.

Несколько мгновений мы дышим молча. Счастье медленно разливается по моим венам, опьяняющее и густое, пока его слова не оседают, вызывая тревожную мысль в глубине моего сознания.

— Эйден, — выпаливаю я. — То, что я сказала, когда мы ссорились в начале недели? О том, что ты не должен верить своим... Боже, я даже повторить это не могу.

— Своим собственным хвалебным статьям?

Его голос звучит непринужденно, а руки не перестают гладить меня по спине. Я закрываю глаза от стыда.

— Да. Мне так жаль, мне было больно, и я на самом деле не хотела этого говорить.

—Я читал книгу, — мягко отвечает он. — Я знаю, что ты не хотела.

Я снова наклоняюсь вперед, наши лбы соприкасаются.

— Что ты о ней думаешь?

Он улыбается. Из-за нашей близости я почти физически ощущаю это движение.

— Я думаю, — говорит он, — что ты самый талантливый писатель, которого я знаю. Ты заставила меня казаться бесконечно лучше, чем я есть на самом деле. Ты сделала наблюдения, которые... Мне придется еще над ними подумать.

Он проводит большим пальцем по моей щеке.

— Никто не знает меня так хорошо, как ты, Хаос.

— Я чувствую то же самое, — шепчу я. — Ты так быстро меня понял.

— Я бы сказал, что ты читаешь меня как открытую книгу, если бы это не было ужасно банально, — говорит он. — И неправильно. Потому что ты пишешь книгу.

— Ммм. Мне просто нужно было научиться читать между строк.

Он снова целует меня в висок, и я закрываю глаза, чувствуя, как его ровное сердцебиение прижимается к моей груди.

— Эйден, — говорю я.

— Ммм?

— Хочу попробовать немного пожить в Лос-Анджелесе.

Он долго молчит.

— Правда?

— Да. Если ты не против.

— Не против? Да это просто идеально!

Он обхватывает руками мое лицо.

— Но ты уверена? Ты не должна ничем жертвовать ради меня. Я хочу давать тебе все необходимое, а не отнимать.

Это заставляет меня рассмеяться.

— Эйден, в каком мире я, живя с тобой, могла бы что-то потерять? Я хочу попробовать пожить в одном городе какое-то время. Хочу написать новую книгу. И, может быть... хочу попробовать быть твоей девушкой.

На его лице медленно расплывается широкая улыбка.

— Моя девушка.

— Да. Твоя девушка.

Он снова целует меня, а затем крепко прижимает к себе. Я чувствую, как бьется его сердце.

— Я сейчас очень счастлив, — говорит он.

Я закрываю глаза, чтобы сдержать подступившие слезы.

— Я тоже.

Мы сидим так несколько долгих минут. Слышен только шум ручья позади и пение птиц, устраивающихся на ночь. Где-то заводится автомобиль.

— Твои родители любят вино?

Я смеюсь.

— Что?

Он откидывается назад, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Я привез им ящик вина с маминой винодельни. Знаю, мне придется постараться, чтобы завоевать их расположение.

Я снова смеюсь. Он смотрит на меня с еще более широкой улыбкой.

— Неправильный выбор?

— Неправильный, — говорю я и сцепляю руки за его шеей. — Но я люблю тебя. И они тоже полюбят, когда узнают тебя настоящего. Никакого вина, никаких дорогих машин. Только ты.

Глава 66

Шарлотта

Две недели спустя

— Эйден, — хриплю я.

Вижу его темные волосы между моих бедер и чувствую, как его язык скользит по моему клитору. Игрушка внутри меня пульсирует в равномерном дразнящем ритме, от которого мои нервы натягиваются, словно струны.

Он не останавливается. Я поворачиваю бедра, и он следует за мои движением. Мои руки привязаны к кровати двумя стяжками.

Это была моя идея, моя старая фантазия, о которой я рассказала ему прошлой ночью. Ему не потребовалось много времени, чтобы воплотить ее в жизнь.

— Пожалуйста, — шепчу я.

Удовольствие неумолимо овладевает мной, и я не знаю, смогу ли кончить еще раз. Я кончала уже дважды, и мои нервы на пределе.

Он толкает вибратор внутри меня, поворачивая его так, чтобы вибрация достигла той особенной точки внутри меня.

Жидкое тепло разливается по телу так быстро, что у меня перехватывает дыхание. Он несколько раз проводит языком по моему клитору, и я с криком срываюсь с места.

Мой оргазм короткий и интенсивный, распространяющийся, как лесной пожар. В конце он становится почти болезненным, и я пытаюсь коленями поднять голову Эйдена.

Он смотрит на меня, его глаза горят, губы улыбаются.

— Это было хорошо, милая.

Я тяжело дышу, прижавшись к кровати, руки все еще сцеплены над головой.

— Я больше не могу.

— Уверена?

Он нежно дует мне на клитор, и по мне пробегает дрожь. Не глядя, он снижает интенсивность вибрации игрушки, все еще находящейся во мне.

— Да, — выдыхаю я. — Уверена. Если ты заставишь меня кончить еще раз, я начну плакать и не смогу остановиться весь остаток дня. А мне еще ехать на встречу.

Эйден прокладывает дорожку поцелуев по внутренней стороне моего бедра до места его соединения с промежностью. Он делает глубокий вдох, прежде чем нежно прижаться сомкнутыми губами к клитору.

Из меня вырывается тихий стон.

— Я отпущу тебя, милая.

Он с тихим звуком вытаскивает игрушку, и я внезапно чувствую себя опустошенной. Неудовлетворенной. Возможно, на сегодня мои оргазмы уже позади, нервы слишком измотаны, но он еще не был внутри меня.

Он откладывает игрушку в сторону и гладит меня своими большими руками. На нем только боксеры, волосы еще немного влажные после утреннего душа. Они падают на лоб, и его укладка кажется гораздо более небрежной, чем обычно.

Он выглядит так хорошо. Темные волосы на груди, полоска, исчезающая в нижнем белье. Он твердый. Я различаю его очертания под тканью.

Эйден смотрит на меня тем особенным взглядом, который заставляет меня чувствовать себя самой сексуальной женщиной на свете. Я слегка выгибаю спину, приподнимая грудь, и его глаза останавливаются на моих сосках.

— У меня есть еще немного времени, — говорю я, — прежде чем мне нужно будет принять душ.

Его руки опускаются на мои колени.

— О?

— Да.

Его губы изгибаются.

— А чего ты хочешь, если не кончить?

— Я хочу, чтобы ты кончил, — говорю я и широко раздвигаю колени в явном приглашении. — Внутри меня.

Он спускает с себя нижнее белье, и я пытаюсь сползти еще ниже по кровати. Мои руки все еще связаны. Если я потяну их, то смогу выпутаться, он позаботился об этом. Но фиксация запястий все еще дико меня возбуждает.

— Это был последний кусочек пазла, да? — бормочет Эйден.

Он садится на колени между моих ног и подтягивает их так, чтобы задняя поверхность моих бедер оказывается у него на груди.

Привяжи меня к изголовью, ноги по обе стороны от твоей головы... согни меня пополам и приступай.

— Да, — выдыхаю я.

Улыбка Эйдена вспыхивает, и он выпрямляется. Первое же прикосновение его головки к моему входу заставляет вздрогнуть.

— Боже, ты вся мокрая, милая, — бормочет он. — Я тебя хорошенько разогрел.

Я улыбаюсь ему.

— Поторопись, Хартман. Мне еще нужно кое-куда успеть.

— Проказница, — говорит он и целует мою лодыжку с внутренней стороны.

Затем он входит в меня, сильно толкаясь бедрами. Я вся мокрая. Он легко скользит внутрь, и мы оба с облегчением вздыхаем от этого ощущения.

Он не сдается. Используя свой вес, он надавливает мне на ноги, складывает меня пополам и снова входит. Он рычит, его хриплые стоны прожигают меня огнем.

— Боже, как я люблю тебя трахать, — бормочет он. — Лучшая часть моей недели – это время, когда я тебя трахаю.

Я поворачиваю руки, чтобы ухватиться за изголовье кровати. Я не думала, что смогу кончить снова, но то, как его таз вбивается в меня, вызывает дрожь удовольствия в моем и без того слишком набухшем клиторе. Это словно афтершок после оргазма. Восхитительно...

Мне нравится, как он ругается во время секса. Обожаю, когда он теряет контроль. Я научилась расслабляться, когда он сосредоточен на мне, жаждать его рта между моих ног, но, признаюсь, эта часть нашего секса моя любимая.

Эйден с почти черными глазами и пылающим телом гонится за собственной разрядкой.

— Кончи в меня, — говорю я ему.

Он стонет, его бедра дергаются.

— Черт, Хаос. Повтори это еще раз.

Он глубоко толкается, и у меня вырывается новый стон.

— Кончи в меня. Пожалуйста.

Эйден наклоняется вперед, и я чувствую напряжение в подколенных сухожилиях, когда меня сгибают пополам. Его лицо искажается от боли, когда он резко толкается. Он издает хриплый полукрик, а затем изливается глубоко в меня.

— Я люблю тебя, — говорю я ему, когда все заканчивается, когда он уже кончил, но все еще глубоко во мне. Взмокшие пряди его волос прилипли к моей щеке.

Он опускает мои ноги, и я соединяю их вокруг его торса.

Эйден слабо усмехается, вжимаясь в мою шею.

— Черт, как же я тебя люблю, Шарлотта.

— Я люблю тебя еще больше. И я знаю, как тебе нравится, когда я провожу пальцами по твоим волосам после того, как ты кончишь. Я бы с удовольствием сделала это, но тебе придется мне помочь.

— Черт.

Он приподнимается на локте и легко освобождает мои запястья.

— Ты в порядке, милая?

— Я в восторге. Спасибо, что связал меня.

Я пользуюсь своей вновь обретенной свободой, чтобы провести пальцами по его верхней части спины и запустить руку в его густые волосы. Я слегка царапаю кожу ногтями, и он стонет.

Внутри меня дергается его член.

Я обожаю эти моменты. Когда он на мне, мы оба чувствительны и медлительны, и мира за пределами этой кровати как будто не существует.

— Я не хочу, чтобы ты опоздала, — бормочет он между нежными поцелуями в щеку, — но, если я позволю тебе сейчас выскользнуть из-под меня, это может меня убить.

Я прижимаю его крепче.

— У меня еще есть время.

— Ммм. Надеюсь, я достаточно хорошо тебя отвлек.

Я нежно целую его теплую кожу.

— Спасибо, — шепчу я.

Он вздыхает мне в висок. Мы лежим, плотно прижавшись друг к другу, и я чувствую, как колотится его сердце.

— Все будет хорошо, милая. Тебе не о чем беспокоиться.

Без названия9_20250818125403.png

Позже в тот же день я встречаю Одри Кингсли в небольшом кафе в Вествуде. У нее каштановые волосы и широкая улыбка, и она спрашивает, можно ли меня обнять. Обычно я бы сочла подобные жесты фальшивыми или наигранной попыткой завоевать мое расположение, но что-то в ее искреннем волнении передается и мне.

Это успокаивает нервы, бушующие внутри, словно зимний шторм.

Она спрашивает, что я хочу выпить, и говорит, что угощает.

— Без обязательств, — добавляет она и тихонько смеется.

Я заказываю холодный кофе.

— Звучит аппетитно, — говорит она и заказывает то же самое, но просит добавить дополнительную порцию кофеина.

— У меня дома маленький ребенок, — говорит она, слегка пожимая плечами. — Я сейчас работаю неполный рабочий день, пытаюсь совмещать материнство с карьерой, и мне постоянно не хватает кофеина.

— Звучит сложно.

— Возможно, так что я действительно наслаждаюсь этой поездкой в ​​Лос-Анджелес, — говорит она. — Но это также означает, что я с особой осторожностью выбираю истории для расследования. Я хочу, чтобы они действительно были значимыми.

Я смотрю на свои руки, сцепленные на деревянном столе.

— Хорошо. Что навело вас на мысль... ну... об этой теме?

Подходит официант с напитками, и я с благодарностью хватаю свой кофе, чтобы чем-то занять руки.

Одри делает глоток из своего стакана.

— Хороший вопрос. Ты уже знаешь, что Эйден подал мне эту идею. Но я давно интересуюсь этикой реалити-шоу, особенно шоу о свиданиях. Они ведь разные бывают, верно? «Риск» — определенно одно из...

Она смотрит на меня и неловко пожимает плечами.

— Извини.

— Ты можешь это сказать, — сухо говорю я. — «Риск» – это телевизионный мусор. Алкоголь, молодежь, секс на пляже.

— Да, — признается она. — Именно. Шоу с упором на случайные связи ради краткосрочной выгоды, а не на создание серьезных отношений.

Я киваю. Говорить об этом оказалось проще, чем я ожидала. Услышать, как она упоминает «Риск», и понять, что она, должно быть, посмотрела сезон с моим участием, готовясь к этой встрече.

— Участие в подобных проектах – это напряженная работа. Речь идет о молодых людях, которые зачастую оказываются в очень деликатных ситуациях под постоянным прицелом телекамер. Из участников выжимается каждая капля драмы.

Она пожимает плечами.

— Похоже, эта индустрия не была должным образом изучена. Какие гарантии существуют? Особенно для молодых женщин?

— Итак, вы решили согласиться на эту работу. Когда вам позвонил Эйден, — говорю я.

Ее губы слегка сжимаются.

— Он не предлагал мне работу. Он предложил мне тему и согласился профинансировать ее исследование. Все остальное сделала я.

— Хорошо. Конечно.

— Это несколько необычно. Но это не первый случай, когда топ-менеджер компании приветствует пристальное внимание к своей фирме. Некоторые делали это, чтобы добиться изменений, которые не могли реализовать из-за давления советов директоров.

Она снова пожимает плечами, и ее слегка хмурое выражение лица сменяется улыбкой.

— У меня такое чувство, Шарлотта, что большая часть вашей истории осталась нерассказанной. Но она проглядывает между кадрами искусно смонтированного видеоматериала, если присмотреться повнимательнее.

Это именно то, о чем я никогда не хотела говорить.

Все это время быть наивной казалось даже хуже, чем выглядеть сумасшедшей. И быть настолько открыто уязвимой, рассказывать о том, что произошло, и что это для меня значило... Признать, что мне говорили, и я верила, что буду выглядеть хорошо в итоговом варианте шоу, который выйдет в эфир. И что во время съемок продюсеры активно подбадривали меня, а мой бокал при этом всегда был полон.

Но я ловлю себя на том, что киваю женщине напротив.

— Произошло гораздо больше, чем показали по телевизору, — говорю я. — Но вот в чем дело... Я никогда не рассказывала свою историю. А я ведь тоже писательница.

Глаза Одри загораются.

— Верно. Я погуглила ваше имя. Вы написали много книг.

— Я бы хотела рассказать свою историю, — говорю я. — Но я тоже хочу участвовать в ее написании.

Она смотрит на меня долю секунды, прежде чем протянуть руку.

— Договорились, — говорит она.

После нашего рукопожатия я чувствуя себя лучше, чем за очень долгое время до этого.

И тогда я рассказываю ей все.

Глава 67

Эйден

Два месяца спустя

Она лежит в моих объятиях на большом диване, которым мы так часто пользовались в последние недели. На экране проектора начинают прокручиваться титры под мелодию веселой поп-песни. Появляются аэрофотоснимки большой виллы, окруженной высокими пальмами. Затем быстро мелькают разные лица – загорелые и привлекательные. Группа молодых людей. Британцы, американцы, канадцы. Есть и австралиец.

А затем появляются золотые буквы. «Риск».

Шарлотта глубоко вздыхает.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она крепко сжимает пульт.

— Да. Думаю, да. Но не знаю, сколько выдержу.

— Мы можем остановиться в любой момент, — говорю я.

Это была ее идея, неделю назад. Она сказала это так неожиданно, за обедом в нашем доме в Малибу, в прекрасный солнечный субботний день.

— Думаю, пора пересмотреть мой сезон.

Я был шокирован. Но потом она объяснила, почему считает это необходимым. И для своей книги, и чтобы посмотреть... так ли все плохо, как она помнит.

— Это разрослось в моей голове, — сказала она мне. — Думаю, это дракон, которого я должна убить.

И вот мы здесь. Я знаю, что меня расстроит то, что я увижу. Я сказал ей об этом, предупредил ее. Она сказала, что я не обязан смотреть.

Там будет... Блейк будет там. Там будет...

Я прервал ее. Я очень хорошо знаю, что там будет, и я не чувствую ревности, когда сталкиваюсь с этим козлом. Это было десять лет назад.

Что я чувствую? Чистую и незамутненную злость.

Но я не собираюсь позволять ей проходить через это в одиночку.

— Вот я, — тихо говорит она.

На экране молодая Шарлотта стоит на краю бассейна. На ней короткое синее платье, демонстрирующее ее загорелые руки, а волосы она осветлила до пшеничного блонда. Ей идет, но ничто не может сравниться с ее естественным цветом волос.

Она держит в руке яркий коктейль и смотрит на группу парней на другом берегу. Они стоят у шаффлборда, и шоу вот-вот начнется с одного из бессмысленных испытаний, которыми славится «Риск».

— О. Я вообще-то довольно милая, — говорит она.

В ее голосе слышится искреннее удивление. Я целую ее в лоб.

— Конечно, ты милая.

— Я помню, как нервничала из-за того, что надеть. Мы с мамой пошли в торговый центр и купили кучу платьев.

Она прикусывает губу, и мы несколько минут смотрим в тишине.

— О, вау, — говорит она после признания рыжеволосой девушки, которая сказала, что ей очень нравится Шарлотта.

— Я забыла про Эмили. Она была... из всех девушек она была действительно милой.

—Что с ней стало после шоу?

— Не знаю.

Голос Шарлотты звучит задумчиво.

— Я постаралась забыть о ней, как и обо всех остальных участниках.

Мы смотрим несколько серий за один вечер.

Шарлотта иногда перематывает вперед. Иногда она останавливает видео и садится, как будто хочет более внимательно всмотреться в происходящее на экране. Когда Блейк впервые называет ее Сладкой, у меня непроизвольно сжимаются кулаки от сильного желания ударить что-нибудь.

Но рядом со мной Шарлотта смеется.

— Что? — спрашиваю я.

Она качает головой, не отрывая глаз от экрана.

— Я ничего не чувствую.

— Ничего?

— Ну, признаюсь, немного за него стыдно. Но это потому, что он такой нелепый. Конечно, это забавно. Но нелепый он, а не я.

— Конечно, дорогая. Он же придурок.

Она снова смеется с явным облегчением, и мои кулаки расслабляются.

— Я думала... Я думала, что не выдержу и пяти минут. Я думала, что буду рыдать на этом диване. Но я не рыдаю. Я не рыдаю, Эйден.

— Ты сильная, — говорю я ей. — И ты так выросла с тех пор, как тебе было девятнадцать.

— Да.

Ее улыбка исчезает, и она следит за движениями молодой версии себя на экране. Уставшая и покрасневшая от солнца, Шарлотта десятилетней давности нервно оглядывается на других, более взрослых участниц.

— Знаешь что? Эта девушка... Если бы она была кем-то другим, а не мной, я бы ее пожалела.

Ее голос становится задумчивым.

— Разве это не... Я тоже должна сочувствовать ей. Прошлой себе. Я была молода и не знала, что делать, и я справлялась со всем, как могла.

— Ты определенно справлялась.

Она медленно качает головой.

— Наверное, я чувствую к ней сострадание. Я не осознавала...

— Ты проявила его ко многим героям своих мемуаров, — говорю я ей. — Любопытство, чтобы узнать, почему они поступили так, а не иначе, и сочувствие, чтобы понять их, даже если ты не всегда была согласна с их выбором.

— Да. Это правда.

Она прислоняется ко мне и смотрит на свою молодую версию на экране. Девушка, которой она когда-то была, смеется над чем-то, что делают парни.

— Может, пора мне так же отнестись и к самой себе.

Эпилог I

Эйден

Восемь месяцев спустя

В эти выходные выходит наша книга.

Здесь висит большой баннер с ее обложкой – простой фон и моя черно-белая фотография. Внизу текст: «Титан. Восхождение». Сразу под ним – слоган: «История американской медиаимперии и человека, стоящего за ее будущим».

— Это пытка, — говорю я.

Женщина рядом со мной смеется. Она слышала, как я жаловался в течение нескольких недель, готовясь к этому дню. Ее ладонь скользит в мою.

— Один час. По контракту мы должны быть здесь в течение всего одного часа.

— Я готов отдать тебе все лавры.

Шарлотта снова смеется.

— Нет, ты этого не сделаешь.

— Для вечеринки по случаю выхода книги, я думаю, это вполне ожидаемый ход, — говорю я.

Я притягиваю ее ближе и целую в висок.

— В конце концов, без тебя эта книга не имела бы такого успеха.

Вера Тран стоит у стола с напитками и болтает с несколькими людьми. Она видит, как мы входим, и извиняется перед собеседниками.

Я много слышал о редакторе Шарлотты из «Полар Публишинг». Особенно в последние несколько недель, с тех пор как Шарлотта представила наброски своей нон-фикшн книги. Они еженедельно обсуждали, что оставить, а что изменить.

Вера планирует выпустить книгу весной следующего года и хочет сделать Шарлотту одной из самых успешных дебютанток.

— Вы оба сделали это, — говорит Вера. — Проходите, смелее. Некоторые из ваших гостей уже здесь.

Я хмурюсь.

— Я никого не вносил в список приглашенных.

Но кто-то, должно быть, внес, потому что в углу книжного магазина стоят моя мама и Мэнди. Они беседуют с родителями Шарлотты.

На столе между ними лежит стопка книг. Моих мемуаров. Шарлотта смеется, когда мы подходим к нашим семьям.

Я уже стону.

— Мой герой! — восклицает Мэнди и протягивает нам книгу. — Не мог бы ты подписать ее для меня, Эйден?

— Ты смешна.

Она смеется и вместо этого передает книгу Шарлотте.

— Ты прав, мне нужен ее автограф. Автограф настоящего автора.

Шарлотта берет книгу из рук моей сестры. Она переворачивает твердый переплет, изучая корешок и элегантную обложку. Дизайн хороший, я это признаю.

Как и содержание книги. Я почти ничего не вырезал из того, что написала Шарлотта. Даже если мысль о том, что люди будут покупать и читать эту книгу, пропуская мою историю через себя, пугает меня.

Маме она даже понравилась. Она была самым строгим критиком. Я подозревал, что она будет больше всех расстроена некоторыми моментами в книге. Но ей понравилось.

— Это твое возмездие, — сказала она.

Мэнди и я договорились не следить за заголовками, которые могут появиться после выхода книги. Она заставила меня пообещать, что мы не будем продолжать пытаться контролировать прессу.

— Это не наша проблема, — сказала она. — И никогда ею не была.

Перед выходом книги мы вместе написали письмо отцу. Каждый из нас высказал свое мнение. Возможно, письмо вышло слишком гневным. Я позаботился о том, чтобы оно было доставлено прямо в тюрьму без утечек.

Я не знаю, что ждет его в будущем. Или нас, если мы когда-нибудь снова будем вместе как семья. Но впервые с момента его ареста я не против того, что не могу исключить разных вариантов развития событий.

И вот мы все здесь, на вечеринке по случаю выхода книги. Когда-то казалось, что этот день никогда не наступит.

— Здравствуйте, — говорю я родителям Шарлотты и прохожу мимо нее, чтобы поздороваться с ними как следует. — Спасибо вам обоим, что пришли. Для нас это очень важно.

Мать Шарлотты обнимает меня.

— Мы рады быть здесь. Знаешь, мы никогда раньше не были на вечеринке по случаю выхода одной из ее книг.

— Правда?

— Ни разу, — повторяет она и указывает на Джона. — Так ведь?

— Да.

Он протягивает мне руку.

— Я прочитал ее. Чарли прислала мне черновик.

— Правда?

— Конечно. Я не осознавал... как много трудностей ты преодолел.

Джон пожимает плечами. За последние несколько месяцев я довольно хорошо познакомился с ним и Хелен. Мы с Шарлоттой несколько раз навещали их в Элмхерсте. И каждый раз у меня случался непростой разговор с ее родителями.

Я думал, что мне нужно будет очаровывать и впечатлять этих людей. Но вместо этого... наши отношения превратились в нечто гораздо более искреннее. Они похожи на Шарлотту. Честные, добрые и прямые. Я уважаю таких людей.

— У тебя было сумасшедшее время, — продолжает он. — Мне очень жаль. Ни один ребенок не должен нести ответственность за грехи своих родителей.

Мне нужно время, чтобы ответить.

— Верно. Спасибо, Джон. Я очень ценю это.

Он снова пожимает мне руку и улыбается.

— А теперь давайте начнем вечеринку. В конце концов, мы здесь, чтобы праздновать. И поздравлять тебя!

— И Шарлотту, — добавляю я. — Ты знаешь, что без нее этой книги не было бы.

Он смотрит на свою дочь. Она смеется вместе с Мэнди и нашими мамами, держа под мышкой экземпляр книги. Она нервничала из-за своего наряда на сегодняшний вечер, но ей не о чем было беспокоиться. Шарлотта потрясающая. Как всегда.

— Она всегда меня удивляла, — говорит Джон. — И ее выбор мужчины тоже меня удивил.

Я смеюсь.

— Я знаю. Прости за это.

Он похлопывает меня по плечу.

— Ничего страшного. Думаю, мы все уже оправились от первоначального шока, да?

— Безусловно.

— И, между нами, я не думаю, что Чарли могла бы выбрать кого-то лучше. Я боялся, что она не сможет...

Он прочищает горло.

— Я беспокоился о ней. Это часть работы родителей, знаешь ли. Ну, по крайней мере, я так думаю.

— Пока еще не знаю.

Его лицо смягчается улыбкой.

— Да. Пока нет. Но она идет по такому фантастическому пути, и... я очень взволнован книгой, которую она сейчас пишет.

— Я тоже, — честно говорю я. — Думаю, она только начинает свою творческую карьеру.

СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

Два года спустя

@YvetteS: Только что прослушала аудиокнигу «Становясь вирусной» и теперь немного стыжусь того, что десять лет назад купила футболку «Сладкая» в качестве шуточного подарка для своей сестры.

@TwoGirlswhoReadPodcast: Привет всем! Мы только что начали читать книгу Шарлотты Грей «Становясь вирусной: Что происходит после пятнадцати минут славы», и можем только сказать: вау! Мы совершенно ошибались в том, что на самом деле произошло с Сладкой больше десяти лет назад! Кроме того, она поговорила с некоторыми из наших любимых персонажей – помните даму из мема про ураган? Послушайте наш эпизод, в котором мы делимся впечатлениями от книги. Мы также постараемся взять интервью у Шарлотты!

@AuthorGraceEllington: Для меня было честью написать предисловие к новой книге Шарлотты Грей «Становясь вирусной». Она новая яркая звезда в области журналистских расследований.

@GreeneyedGirl: Ладно, я никогда не смотрела это шоу, но сейчас смотрю видео нарезку. Как кто-то мог подумать, что это нормально показывать? Блейк ЯВНО злодей, и каким-то образом ему удалось сделать карьеру после этого? Это нужно исправить!

@NewYorkGlobe: Сегодняшняя рекомендация – новая нон-фикшн книга «Становясь вирусной». Ее написала журналистка-расследователь Шарлотта Грей, которая сама стала вирусной двенадцать лет назад. Это сборник отличных эссе о влиянии славы и роли СМИ в жизни обычных людей, которые в мгновение ока стали знамениты.

@TheRealFrankieSwan: Я знаю Шарлотту много лет. Она красивая женщина, и я очень горжусь тем, что она наконец-то рассказала свою историю в книге «Становясь вирусной». Если вы помните, несколько лет назад она помогала мне писать мои мемуары. Книга доступна в книжных магазинах по всей стране!

Эпилог II

Шарлотта

— Подожди меня, — говорю я Эйдену.

Он выглядывает из окна водительской двери.

— Я буду ждать тебя вечно.

— Ну, не так долго. Парковщики отеля разозлятся.

Он улыбается.

— Тогда поспеши, Хаос.

— Я сейчас вернусь!

Я быстро удаляюсь от арендованного джипа и поднимаюсь по ступенькам курорта. Здесь, в долине на острове Кауаи, потрясающе красиво. Куда ни глянешь, везде зелень.

На ресепшене довольно оживленно. Сейчас 10 утра, и много людей выписываются. Это пятизвездочный курорт только для взрослых, и у нас здесь есть свой собственный бунгало.

Я могла бы привыкнуть к тому, что каждый месяц езжу в медовый месяц на Гавайи.

В центре вестибюля стоит небольшая ваза с фруктами. Гости могут брать их бесплатно, и это моя цель. Сегодня мы с Эйденом собираемся в поход. На арендованном полноприводном автомобиле мы доедем до начала тропы Калалау. Мы загрузили в машину воду, но не взяли с собой перекус.

Я одета в спортивные шорты и походные ботинки, что сильно контрастирует с другими людьми в холле – женщинами в длинных элегантных платьях и мужчинами в льняных рубашках и брюках.

Я беру два банана и рассматриваю яблоко, когда ко мне подходит женщина. Она тянется за грушей.

— Здравствуйте. Извините, что беспокою вас.

Я смотрю на нее с улыбкой.

— Ничего страшного.

— Вы Шарлотта Грей?

— Да, это я.

— О, это так круто.

На ней фиолетовое платье, а волосы туго закручены в гладкий пучок. Она выглядит примерно на мой возраст.

— Дайте угадаю, — говорю я. — Вы поклонница «Риска».

Она качает головой.

— Нет. Ну, я посмотрела несколько сезонов, признаюсь. Но на самом деле я...

Она роется в пляжной сумке, висящей у нее на плече, и вытаскивает книгу в мягкой обложке, где на матовом белом фоне красными буквами написано: «Становясь вирусной: Что происходит после пятнадцати минут славы». Вера и я долго работали с графическим отделом, чтобы обложка получилась именно такой.

Тень названия состоит из крошечных изображений лиц. Каждое из них – это момент времени, который стал вирусным. Маленькие моменты застыли, как мухи в янтаре, даже несмотря на то, что сам герой мема и общество пошли дальше.

— Я почти дочитала эту книгу. Мне ее порекомендовал мой кузен, и она оказалась идеальным чтением для пляжа. Я все время досаждаю брату, рассказывая анекдоты.

Она слегка смеется.

— Вы не могли бы... Можете подписать ее? Только у меня нет ручки.

— О, ничего страшного, — говорю я. — Наверное, на ресепшене есть. Это так круто! Вам нравится?

— Да. Не могу поверить, что я вижу вас здесь.

Она качает головой, когда мы идем к стойке регистрации.

— Знаете, я... я смотрела первый сезон. Я не многое помню, но мне нравится, что вы включили свою собственную историю в книгу.

— Спасибо. Это много для меня значит.

Я искренне верю в каждое свое слово.

Администратор протягивает мне ручку, и я подписываю первую страницу «Становясь вирусной».

Я делаю это не в первый раз. Но это определенно первый раз, когда это происходит в такой необычной обстановке, и я не могу сдержать улыбку.

Женщина снова благодарит меня, когда я возвращаю ей книгу.

— Теперь у меня будет еще одна забавная история, которой я смогу досадить своему брату, — говорит она с широкой улыбкой на лице.

На мгновение мне хочется обнять ее. Или, может быть, заплакать.

— Надеюсь, вам понравится здесь.

— Вам тоже. Еще раз спасибо, от всей души.

Мы машем друг другу на прощание, и я почти забываю о фруктах, за которыми пришла. К тому времени, когда я выхожу на яркий гавайский солнечный свет, Эйден уже остановил джип на обочине. Я спешу к нему. Вероятно, его действительно отругал парковщик.

— Привет, — говорит он через открытое окно, сияя широкой улыбкой. — Ты выглядишь ужасно счастливой.

— Разве новобрачная не должна быть ужасно счастливой?

— Надеюсь, что так и есть.

Я открываю пассажирскую дверь крутого джипа и запрыгиваю на сиденье рядом с ним.

— Ты никогда не догадаешься, что только что произошло.

— Расскажи.

Я рассказываю Эйдену всю историю в мельчайших подробностях, пока он едет к тропе.

— Книга была в ее сумке?

— Да!

— Это чертовски нереально.

Он смеется, а я смотрю на него, его темный загар, растрепанные волосы и широкую улыбку на лице. Боже, я так его люблю.

— Не могу поверить, что это только что произошло. Это знак, дорогая.

— Знак для чего?

— Что у тебя будет отличный день. Отличный месяц. Фантастический медовый месяц и, честно говоря, просто доказательство того, каким грандиозным успехом стала эта книга.

Я смеюсь.

— Ладно, это был очень хороший, добротный успех.

Я довольна тем, как продается «Становясь вирусной». Даже очень довольна, учитывая, что это моя первая книга в жанре нон-фикшн. Тема вызвала больше интереса, чем я ожидала.

Вера даже записала меня на ток-шоу.

Поскольку я рассказываю истории других людей... меня это не так уж и беспокоит. Я, конечно, нервничаю каждый раз. Но воспринимаю это как новое приключение.

И, как любит напоминать мне Эйден, именно в этом я преуспеваю. Каждый раз, когда я нервничаю перед очередным интервью, он говорит мне:

— Ты все контролируешь. У тебя все получится. И тебе понравится, когда ты будешь там.

— Это большой успех, — говорит он и кладет руку на мое обнаженное колено. — Моя жена – автор бестселлеров. И, Хаос, просто тот факт, что тебя узнали как автора книг. Это же здорово!

— Я знаю. Я даже не испугалась, когда она подошла ко мне! Я совсем не нервничала. Я думала, что речь пойдет о «Риске», и я просто...

Я пожимаю плечами.

Солнце ярко светит, и я сижу рядом с моим самым лучшим другом во всем мире. Прошлая Шарлотта не может сравниться с нынешней мной.

— Я была спокойна.

Он смеется.

— Это ты. Моя невозмутимая королева.

— Жена, королева... ты сегодня так и сыплешь комплиментами.

Я смотрю на его руку на руле, на которой поблескивает толстое золотое кольцо.

Мой муж.

Наша свадьба была небольшой только для самых близких членов семьи. И никакой прессы. Вечеринка после была другой. Это было гораздо более масштабное мероприятие, на которое были приглашены все наши родственники и друзья.

В последние несколько лет я сосредоточилась на том, чтобы завести новых друзей. После того, как я решила остаться в Лос-Анджелесе, я приобрела их немало. Это был нелегкий процесс. Создание своей небольшой сплоченной группы и приобретение привычек, которые я раньше презирала.

Но я наслаждалась каждым днем своей новой жизни.

— Я такой с тех пор, как мы избавились от правила «никаких комплиментов», — говорит Эйден. — Ты помнишь это?

Мне нужно немного времени, чтобы сообразить, о чем он говорит.

— О боже, да. В начале наших отношений.

— Да. Ты не хотела, чтобы между нами возникли настоящие чувства.

Он снова смеется.

— Это была достойная попытка, Хаос. Но она провалилась.

— Полностью. Я полюбила тебя задолго до того, как призналась в этом себе. И тебе.

Он смотрит на меня.

— Знаешь, я кое-что подозревал.

— Правда?

— Конечно. Ты не была особо скрытной.

— Я могу быть скрытной, я думаю.

Его улыбка становится шире.

Мы проезжаем крутой узкий поворот, окруженный со всех сторон зеленью. Остров потрясающий, и мы уже решили, что обязательно вернемся сюда.

— С другими людьми. Но не со мной.

Я вздыхаю.

— Да, ты всегда видел меня насквозь.

Он снова кладет руку мне на колено.

— Не насквозь. Я просто видел тебя. Настоящую тебя.

Я беру его руку и переплетаю наши пальцы. Мое кольцо – тонкий золотой ободок с бриллиантом. Я не хотела ничего большого, ничего вычурного. Мне нравится дизайн, который он выбрал. Простой, элегантный, вечный.

— Мне хочется думать, что я тоже видела тебя.

— Ты видела, — говорит он, и его пальцы сжимают мою руку. — В то время, когда я чувствовал, что никто другой как будто не замечал меня в течение многих лет. Я не позволял никому подойти достаточно близко, чтобы они могли меня по-настоящему узнать. А ты была там, со своим блокнотом, задавая вопросы и отказываясь принимать отказ в качестве ответа.

— Ты был крепким орешком, — говорю я с улыбкой.

Его улыбка становится шире.

— Думаю, мы оба были крепкими орешками.

— Ну, так или иначе, мы полностью раскрылись друг перед другом и теперь связаны на всю жизнь.

Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку, чтобы провести пальцами по его волосам.

— Ты не боишься?

— Боюсь?

Он такой красивый – темная борода, блестящие зеленые глаза, широкая улыбка. Я смотрела на него более двух лет каждый день и не думаю, что когда-нибудь устану от этого великолепного зрелища.

— Я в ужасе, Хаос. Как всегда. Но мы отправляемся в это приключение вместе.

Я сжимаю его руку.

— Как хорошо, что мы любим хорошие приключения.