21.
Сквозь чернь затянутого тучами неба, не могла пробиться даже луна. Битва вслепую не могла принести победу ни одной, ни другой стороне. И без того уставшие янычары сражались, оберегая своего повелителя. Но чем дольше продолжался бой, тем скорее редели ряды. Салих видел потери. Чувствовал боль каждого, но ничего не мог сделать. Ничем не мог помочь... Лишь яростнее размахивал мечом, сокрушая врагов, без жалости и сожаления. За каждого убитого, просил прощения у Аллаха, ибо делал это только, чтобы защитить падишаха. На его руках не было крови безоружного. На его руках была кровь предателей.
Враг отступил только с первыми лучами солнца. Уставшие, раненые янычары не могли отойти к реке, чтобы умыться холодной водой, зная, что в любой момент на них вновь могут напасть. Ибрагим, сидел у шатра, где находился Осман, держась за плечо и кричал. Боль не давала ему вздохнуть, и от этого он злился. Злился, что не может биться во всю силу. Он корил себя, каждую смерть янычара принимая на себя.
Салих подошел к нему, протягивая руку, чтобы помочь паше подняться, но видя красные от слез глаза Ибрагима, сел рядом, сняв башлык. Проведя рукой по лицу, Салих покачал головой, видя темное пятно на кафтане паши. Рана вновь кровила.
— Омер-ага, Ибрагиму-паше нужно перевязать рану. — Позвал лекаря Салих, бросив взгляд на поле, где догорали несколько костров.
— Я в порядке. — Попытался убедить самого себя паша, но взгляд выдавал усталость. — Омер-ага? Повелитель...
— Пока еще не приходил в себя. — Проговорил лекарь, подойдя с чистыми лоскутами и какими-то бутыльками, чтобы обработать рану.
Каждый, кто остался в строю, мечтал только об одном – о сне. О крепком сне, который снимет усталость, но нельзя было. Враг следил за ними. Их загнали в котел, откуда есть два выхода... либо прорваться наружу, либо погибнуть в пекле. И если бы султан Осман не был в тяжелом положении, они бы выстояли, прорвались.
Салих-ага засыпал. Его веки подрагивали, но он сразу же вздрагивал и бил себя по щекам. Все были в таком состоянии, но никто не мог заснуть, боясь, что их сон будет слишком крепким, и они не услышат нападения. Никто не мог рисковать жизнью повелителя. Омер-ага закончил с плечом Ибрагима и взглянул на Салиха, но тот лишь покачал головой, давая понять, что он держится. Все понимали друг друга без слов, говоря лишь взглядами. И наконец-то ага принял трудное, но важное решение. Поднявшись на ноги, он бросил клич янычарам, помог встать Ибрагиму, надел башлык и выпрямил спину. Салих не желал показывать свою усталость, своим примером поддерживая янычар.
— Мы в меньшинстве! — громко начал свою речь Салих, и все обратили внимание на него. — Но мы сильные... остались самые сильные, и мы выстоим! Никому не сломить нас! Мы будем до последнего биться за нашего султана! До последнего вздоха врага! Мы – подданные падишаха! Мы – родились, чтобы служить, чтобы биться и умереть! Каждый наш поход – это значимый шаг в истории Османской империи! И мы победим и убьем врага! За султана Осман Хана!
Янычары подхватили радостный клич, и казалось, что именно этим они и подпитывались. Только речи могли поднять боевой дух янычар, и Ибрагим следил за тем, как горд был Салих-ага, видя, что его поддерживают. Вся его жизнь – один большой поход с моментами радости, когда он возвращается во дворец или скорби, когда стоя на коленях рядом с одним из своих сынов-янычар, оплакивает их. Его жизнь – это боль с моментами радости. И каждый раз, говоря о том, что он счастлив и наслаждается своей жизнью – он не был искренним.
— Янычары не рождаются, чтобы умереть. — Выдохнул Ибрагим, когда они с Салихом шли к шатру, чтобы хоть немного отдохнуть.
— Я должен был поднять их дух, защитить от страха, который они испытывают. Никто не шел умирать, но так уж вышло... каждый, кто давал клятву... должен... выжить...
— А как же предатели, Салих-ага? Или ты совсем забыл, что янычары чуть не убили повелителя!? Никому нельзя доверять. Ты можешь оплакивать всех и каждого, кто остался там... на поле боя, но... говорить о том, что предатели не заслуживают смерти...
— Никто не заслуживает. Они лишь делали то, что им приказали. — Выдохнул Салих, снимая башлык и взглянул на Ибрагима.
— Они не должны идти против своих, как ты не поймешь?!
— Я и не говорил что они должны идти против повелителя. Они просто запутались. Их запутали... пообещали то о чем они мечтали, и они... обезумели. Вот какая у тебя мечта, паша? Что ты хочешь? Чего делаешь?
— Я не знаю... — выдохнул Ибрагим, потому что последние несколько лет в его голове не было ни единой личной мысли.
Он засыпал и просыпался с мыслями о том, какое решение нужно принять завтра и как лучше не поступать. За это покойный султан Ибрахим и даровал ему в столь юном возрасте титул паши. За это и ценил его султан Осман. Жить и служить падишаху – единственная цель, которую преследовал Ибрагим.
— Еще один бессонный день, и если ночью на нас вновь нападут – мы не выстоим, паша... — едва слышно проговорил Салих-ага, хмуря брови. — Нам нужно заручиться поддержкой. Ты должен отправиться за помощью. Ты обязан заставить кого угодно помочь нам защитить султана Османа. Карту... где карта?
Они быстрым шагом направились в шатер повелителя, над которым все также не отходя, стоял Омер-ага. Салих быстро нашел место, где они стояли и какое-то время пытался найти близлежащий город.
— Вот он! Дня за три можно дойти до него... а если миновать путь через лес... Ты дня за два доберешься до города.
— Ты хочешь, чтобы я бросил повелителя и отправился туда? — Ибрагим брезгливо ткнул пальцем на отметку города на карте и покачал головой. — Нет! Не бывать этому. Салих-ага, откуда мне знать, что ты не предатель, так же как и те янычары?
— Держи язык за зубами, когда думаешь об этом! — повысил голос Салих.
— А что? Повелитель доверял им! Доверял людям, которых ты готовил к походу! Ты – Салих-ага! Я не оставлю повелителя, отправляйся сам.
— Думай, что говоришь, паша! Я служил еще покойному султану Ибрахиму, я давал клятву султану Осману! Как ты смеешь обвинять меня в неверности, только из-за того, что кучка янычар ушли на другую сторону?!
— Кучка янычар? Половина! От нас отделилась ровно половина! Открой глаза! — крикнул Ибрагим, проводя здоровой рукой по волосам. — Я не могу рисковать жизнью повелителя. Не могу позволить себе бежать, зная, что вы можете сделать...
— Ах ты гаденыш! — Салих-ага схватил Ибрагима за воротник, обеими руками. — Как ты можешь говорить такое?! Как смеешь обвинять меня в измене?!
На крики сбежались янычары, они сразу же принялись разнимать тех, кто никак не мог справиться со своими эмоциями. Салих-ага кричал о том, что он верен своему султану, а Ибрагим кричал о том, что янычары первого предали султана. Их еле разняли и вывели из шатра, чтобы не беспокоили бессознательного Османа. Оба были раздражены и злы. Все это то ли от усталости, то ли и правда общая беда не сплотила их, а наоборот рассорила. Теперь они даже не смотрели друг на друга, зная, что если снова кто-нибудь скажет хоть слово, начнется битва уже и без врага.
Ибрагим боялся оставлять султана без своего присмотра, но никто кроме него не может просить помощи у союзников. Тяжело выдохнув, Ибрагим крепче сжал печать великого визиря, которую носил в кармане у сердца и подозвал своего коня.
— Салих-ага, в какой стороне город? — спросил он, неуклюже вскочив на седло, стараясь не тревожить больную руку.
Командир янычар указал рукой в сторону горизонта и взглянул на Ибрагима с такой тоской и болью, что у юноши перехватило дыхание. Они знали: если что-то не получится, если янычары не смогут уберечь падишаха, если визирь не сумеет заручиться поддержкой, то все рухнет. История султана Османа станет самой короткой.
— Да, убережет Аллах твою душу, паша... — проговорил Салих-ага, глядя вслед Ибрагиму.
Боль в груди не оставляла Салиха уже который день, словно напоминая ему о том, что нельзя переживать за каждого. Что нужно беречь себя, пока он не будет уверен в том, что они победили. Приложив руку к груди, командир хромая направился к Омеру-аге, чтобы тот помог ему с его болью. Но ни одно лекарство не поможет от душевной боли, которая могла в миг заглушить сердечную. Плохие мысли не давали покоя Салиху, и он понимал, что ему нужен отдых, но не мог позволить себе сдаться. Зная что когда-то самые выносливые юноши, теперь выглядели как старики. Осунувшиеся плечи, рваные кафтаны и седые виски, виднеющиеся из-под башлыков.
Салих-ага оправился после какой-то микстуры, что сумела снять лишь часть боли, но это уже было лучше. Он издал громкий клич. Янычары выстроились в несколько рядов, ожидая очередной речи своего командира.
— Будем отдыхать по очереди! Нам нужно набраться сил! До полудня спят те, кто получил ранения, после полудня самые крепкие, чтобы ночью не повторилась сегодняшняя история. — Громко произнес Салих-ага, но янычары были против.
Впервые в жизни... впервые за столько лет они были не согласны со словами своего командира. На мгновение он испугался. До безумия, до ужаса, до мурашек ледянящих кровь. Он подумал о том, что янычары могут пойти против него, но... как же он ошибался. Как был глуп, когда думал об этом, потому что на усталых лицах молодых янычар мелькнули улыбки.
— Салих-ага, до полудня отдыхать будешь ты! Потом самые выносливые, а там и до раненых дойдет очередь. Мы не сможем биться с врагом без тебя, и если с тобой что-то случится... — проговорил один из них, качая головой, на что остальные поддержали его. — Аллах любит нас! Он смотрит на нас с небес и гордится!
— И я... — чуть слышно прошептал Салих-ага, сдерживая внутренний порыв эмоций.
— Давай, времени все меньше, а спать хотят все! Байрак-бей, накорми Салиха-агу до отвала! — крикнул кто-то из янычар, на что другие подхватили смех.
Несмотря на всю трагичность ситуации, они не унывали. Друг для друга старались казаться сильными. На их лицах играли улыбки, за которыми скрывалась только боль. Не только душевная, но и физическая. Израненные, голодные и уставшие они все равно поддерживали друг друга, боясь озлобиться, от того и шутили больше. Некоторые мечтали о чем-то, делясь своими мыслями и желаниями. Кто-то просто мечтал вернуться во дворец. Просто чтобы вернуться, отдохнуть и вновь готовиться к новому походу, а кто-то... самый трусливый говорил о том, что вот-вот его убью, но такие обычно выходили сухими из любой передряги.
Салих был горд своими мальчишками, которых достойно вырастил, и которые знали, что такое уважение к близкому. Именно этим поступком они доказали свою верность не только своему султану, но и командиру. Они доверяли свои жизни ему. Знали, что он приведет их к победе. И это чувство хранило в их сердцах надежду на скорый конец похода. Многие не вернутся из него, но в памяти и в душах останутся навечно. Каждый, кто пал на поле боя, кто не предал и оставался верен своему повелителю – заслуживает место рядом с самим Аллахом. А те, кто предал... останутся гнить в сырой земле, и не вспомнит о них никто... Только Салих будет помнить, как следил за каждым. Как ругал за ошибки, как учил бою, как отдавал приказы и как ловил их последние взгляды... Слышал последние вздохи и корил себя за то, что не смог уберечь их от дурного слова врага.
Наспех перекусив, Салих почувствовал, как глаза сами предательски закрываются. Сделав глоток лекарства, которое ему дал Омер-ага, он лег на землю и прикрыл глаза. В памяти всплывал последний разговор с султаном Османом. Он говорил: «Неспокойно на душе мне, Салих-ага... боюсь, что во дворце беда без Рамли-султан. Может стоит отправить кого-нибудь? Ох и неспокойно... Что может быть грустнее, если знаешь, что близкий тебе человек, теперь будет с тобой только во снах и воспоминаниях... Нужно идти в бой... Болит душа, но нельзя допустить, чтобы рана, которую принесла боль утраты, стала еще больше по моей вине. Готовь янычар, Салих-ага. Их нужно поставить так, чтобы враг заметил их и сошел с тропы, а там поставим остальных и выиграем этот бой! Мы выстоим, Салих-ага, мы справимся и совсем скоро вернемся домой... Я вижу, как все измучены, но это только начало... ты же помнишь, как бывало в походах с отц... с покойным султаном Ибрахимом... Я веду вас не туда, и от этого мне становится слишком... стыдно. Стыдно от того, что я веду всех, кто поверил мне, дал клятву, доверил свою жизнь, а я...»
Салих-ага поднялся. Сел потирая голову, обеими руками, закрыл глаза и хотел закричать, но не мог показать свою слабость.
— Мы выстоим, повелитель! Мы пройдем этот путь до конца. Мы победим! Я обещаю! Я Салих-ага, я клянусь, что мы выстоим! Аллах даст нам сил. Даст. Нам. Сил. — Его руки вознеслись к небу, а губы отчаянно шептали молитву.