11.
Сорок дней и сорок ночей Осман молился за упокой души его отца, Великого султана Ибрахима. Столько же времени Нурбахар оплакивала свою мать. Столько же Айка замаливала свой грех, просила Всевышнего простить ей ее проступок. Она сожалела о смерти Гульгюн-калфы, ведь не желала ей подобного исхода. Айка просто хотела понравиться Осману, остаться в гареме, во дворце... лишь бы рядом. Любовь должна спасать человеческие души, и девушка чувствовала, что рядом с султаном, она менялась в лучшую сторону. И это не укрылось от Всевышнего. Ее молитвы были услышаны, хотя сначала это очень напугало Айку. Легкое недомогание, казалось бы обычная слабость, приносящая дискомфорт во всем теле казалась слишком странным. Передав свои опасения Ахмеду-аге, она стала ждать прихода лекаря. Весь гарем с самого утра был взволнован самочувствием наложницы, которая, видя трепетное отношение к себе, пользовалась им. Лекарь долго осматривала девушку, расспрашивала о самочувствии, а затем заключила, поглядывая на пришедшую валиде:
— Аллах наградил девушку ребенком.
На лице Рамли-султан пробежало сожаление, когда она подумала о том, что совсем не та девушка должна была родить первенца султану, но все же ребенок – это радостное событие. Она улыбнулась, подойдя к Айке и взяла ту за руки, рассматривая порозовевшие щеки наложницы. Та с каждым днем, проведенным в гареме, хорошела. Ее формы округлялись. Когда-то острые ключицы уже были едва заметны. Что же касалось Нурбахар... от горя она осунулась. Улыбка давно покинула ее лицо, и новость о беременности Айки могла добить ее. Рамля понимала, что горе не может быть вечным, она и сама потеряла мать в раннем возрасте, но не помнила, чтобы так убивалась.
— Айка-хатун, я тебя поздравляю! Аллах любит тебя, раз подарил тебе ребенка, после одной ночи любви с султаном. Я буду молиться о том, чтобы ребенок родился здоровеньким. Сейчас же распоряжусь, чтобы Ахмед-ага угостил всех щербетом! — улыбаясь сказала Рамля-султан, выходя из комнаты, где лекарь осматривала девушку и направилась в покои Нурбахар.
Та сидела, скрестив ноги и читала книгу, но как только валиде вошла, девушка поднялась, чуть пошатнулась и поклонилась. На нее было больно смотреть. Бледная, с синяками под глазами и растрепанными волосами. Ее пустой взгляд был устремлен в сторону дверей в то время, как Рамля подошла к ней и приобняла за плечи.
— Не дело это, Нурбахар-хатун. Даже наш повелитель оправился от смерти отца, я оправилась... а ты губишь себя.
— Нехорошо мне...
— Пока тебе нехорошо, Айка-хатун займет место рядом с султаном. Она носит ребенка повелителя, а ты тут...
— Госпожа, если Аллах так распорядился, значит так нужно. Да пошлет Он здорового ребенка ей.
— Как знаешь. — Разозлилась Рамля-султан проходя к дверям. — Никто тебя из ложечки здесь кормить не будет! Загубишь себя, твои покои отдадут Айке-хатун!
Женщина собиралась уходить, но стоило ей ступить за дверь, как она тут же столкнулась с Османом. Поклонившись, Рамля взглянула на Айку, что стояла внизу и смотрела на повелителя. Казалось, она ещё не рассказывала ему о своей новости. И стоило бы это сделать самой валиде, но ей все же было жаль Нурбахар. После того, как она узнала об этом, на ее глаза вновь навернулись слезы. Стоило ей увидеть Османа, как руки сами смахнули слезы с лица. Опустив голову, Нурбахар ждала, когда он пройдет в ее покои, но султан говорил с валиде. Она слышала лишь обрывки фраз, но отчётливо понимала, что они говорили о ребенке, которого носила под сердцем Айка.
— Следи за ней, чтобы ничего не произошло. — Сказал Осман, после чего бросил взгляд в сторону покоев Нурбахар и тяжело выдохнул. — Айке-хатун должна жить отдельно от всех. Распорядись, чтобы ей подготовили покои.
— Как прикажете, повелитель. — Поклонилась Рамля-султан и отправилась к аге, чтобы расшевелить его.
Султан уже собирался уходить, когда вспомнил, что пришел не просто так. Новость о беременности Айки его выбила из равновесия. Он не думал, что все возможно настолько быстро, но был рад, что вскоре у него родится шахзаде. Это будет праздником для всех, для всей империи. Сделав глубокий вдох, Осман прошел в покои Нурбахар. В последний раз, когда он видел ее, девушка сияла, теперь один взгляд на нее оставлял на нём след грусти и печали. Худая, усталая девушка смотрела в пол, опустив голову. Он медленно подошел к ней, провёл пальцами по ее холодному лицу и приподнял голову за подбородок, желая взглянуть в ее глаза. Синие, словно небо и такие же грустные, как оно осенью. Осман знал, что произошло, скорбел вместе с ней, но знал, что всему есть предел.
— Я хочу видеть на твоем лице улыбку, Нурбахар-хатун. Хочу вновь упиваться красотой твоего лика, смотреть в глаза полные счастья. Горе не может быть вечным. — Его пальцы заботливо убрали прядь волос с ее лица.
— Нет покоя моей душе, пока не узнаю, кто виновен в смерти моей матери.
— Мятежники, что подняли восстание. Они видно заглянули в гарем. Все, кто мог это сделать заплатили жизнями за свою проступок.
— Дурно мне... будто бы наизнанку выворачивает от тоски. Не могу смотреть влюблёнными глазами на вас, потому что знаю, что боль видна во взгляде. — Нурбахар обхватила ладонь повелителя своими руками, дотронулась до нее губами и прикрыла глаза.
— Тебе нужно забыть о скорби. Вечером я хочу видеть тебя в своих покоях. — Он погладил девушку по щеку, кивнул ей и быстрым шагом покинул гарем.
Нурбахар понимала, что своим поведением лишь оттолкнет султана от себя. Он был прав: нельзя столько скорбеть. Всевышний вершит судьбами. Если Он пожелал, чтобы случилось это несчастье, значит так надо. Девушка стянула с головы черный платок и шумно втянула воздух полной грудью. Перед глазами поплыло, она упала, на столик, где стоял поднос с завтраком. На шум прибежал Ахмед-ага. Он, схватившись за голову подошел ближе к столику, схватил Нурбахар за локоть, поднимая ее и обеспокоенно взглянул на ладони девушки. Осколки изранили нежную кожу, капельки крови стекали по тонким пальцам, и Нурбахар завороженно наблюдала за ними.
— О, Аллах! Я знал, что станет тяжко в гареме, но чтобы так... Чего стоишь? К лекарю иди, скорее! — Ахмет-ага подтолкнул девушку к двери и крикнул. — Диль-калфа!
Все будто было против того, чтобы Нурбахар оставляла скорбь. Но возможно, что она ослабла за длительное время, которое провела не выходя из покоев. Теперь ее жизнь зависела только от ее желания жить, встречать рассвет каждый день и провожать закат каждый вечер. Она прошла в комнату, где лекари сразу же занялись своей работой.
— Хатгюль, если бы маму нашли раньше, ей бы смогли помочь? — тихо спросила Нурбахар, когда женщина перевязывала израненную ладонь.
— Нурбахар-хатун... отпусти ее душу. Перестань думать. Лучше подумай о том, как вернуть себе красоту.
— Султан Осман желает видеть меня вечером, значит еще не все так плохо. — Через силу улыбнулась девушка, морщась от неприятной горечи во рту.
— Угу... Слышала, Аллах послал Айке-хатун ребеночка? А я сразу знала, что так и будет. Глянь только на нее, как бока наела.
— Хатгюль, — Нурбахар приложила руку к груди, чувствуя, как ком подступает к горлу.
Женщина вовремя подоспела со своей микстурой, от которой тошнота в миг отступила. Она с неким подозрением взглянула на наложницу и взглянула в сторону двери, затем подошла совсем близко и склонившись прошептала:
— Ты ведь тоже была у повелителя.
— Почти каждая девушка из гарема была у него в покоях... Или ты хочешь сказать...
***
— Беременна! Нурбахар-хатун беременна, повелитель! — торжественно преподнесла Рамля-султан разведя руками. — О, Аллах! Счастье-то какое! Скоро у вас родится наследники и тогда вся Османская империя возрадуется! Сила ваша растет, власть крепчает... я буду молиться за вас и за ваших детей.
Осман размеренно кивнул, понимая, что нужно устроить праздник, но чем больше об этом думал, тем сложнее ему становилось озвучить это. Пока Мехмет-паша был не пойман, не было повода для радости. С другой стороны... две девушки родят ему наследников. Он должен поздравить обеих. Айка-хатун проделала очень большой и трудный путь, чтобы добиться своего во дворце, и несомненно это должно передаться ее ребенку. А в характере Нурбахар было то, что есть далеко не у каждого – терпение. Она ждала когда настанет день, и ей удастся стать ближе к Осману, и этот день настал. Спустя столько лет, несмотря на боль и обиды, она сумела расположить его к себе. Осман был уверен, что его женщины не будут грустить, как говорила ему мама. Ревность – это лишь чувство, что не даёт дышать полной грудью, и он считал, что Айка и Нурбахар слишком умны, чтобы жить с болью и дышать в пол силы.
Осман поднялся, оставляя все бумаги и карты, которые рассматривал до этого и быстрым шагом направился в гарем. В мыслях не было ничего, что касалось бы девушек и их положения, но он надеялся, что слова найдутся сами. Султан хотел поговорить с Айкой, поздравить ее и Нурбахар, что еще утром не знала о своем прекрасном положении. Но мысли о предателе не давали покоя. Вместо того, чтобы думать о девушках, он шел и думал о том, где же может быть Мехмет-паша. Внезапно он вспомнил о том, как отец рассказывал про домик в лесу, где он и паша бывали лишь раз, но султан Ибрахим восхищался тем, как там было прекрасно. Остановившись, Осман взглянул в сторону лестницы, что привела бы его в гарем, затем развернулся и направился к Ибрагиму.
Султан вошел в покои визиря, когда тот собирался выходить. Возможно, Осман мог помешать ему, но он считал, что на первом месте стоит дело, связанное с поимкой и казнью Мехмета-паши. Увидев повелителя, Ибрагим услужливо поклонился.
— Я знаю, где нужно искать Мехмета-пашу. — Сказал визирь, отчего Осман бросил на него удивленный взгляд, ожидая продолжения. — Янычары заметили, что раз в несколько дней кто-то отправляется в сторону леса, а спустя несколько часов возвращается. Узнав об этом я приказал узнать, кто это был...
— И кто же?
— На базаре есть мужчина, чье имя – Исмаил. Он держит лавку, где работает Шахир-ага – они торгуют разными микстурами. Именно Исмаил зачем-то каждые несколько дней отправлялся в лес.
— С чего ты решил, что Исмаил проведывал Мехмета-пашу?
— Простите, я не сказал? Исмаила и Мехмета-пашу родила одна женщина. В них течёт одна кровь, и возможно, что Исмаил помогает своему брату.
— Я хочу сам лично проверить каждое сказанное тобой слово! Прикажи, чтобы готовили коней. Мы отправимся в лес. — Сказал султан, желая, как и раньше провести время не в стенах дворца, а на природе.
— Но это может быть опасно, повелитель...
— Я не могу сидеть сложа руки, в то время, как предатель скрывается! Он должен ответить за все, стоя передо мной на коленях. Он должен испытать то, чего никогда прежде не испытывал. Ибрагим-паша, отдавай приказ.
До того, как Осман вернулся во дворец, туда, где прошло все его детство, он проводил дни и ночи в лесах, охотясь. Это было лучшее время, как считал он. Может быть с появлением наследника, Осман сможет устраивать охоту и учить сына или сыновей тому, что знает сам. Будучи маленьким он вместе с султаном выезжали на охоту, но скоро возвращались, потому что никто не мог обойтись без повелителя и дня. Осман не хотел, чтобы его сын рос также, как и он, поэтому все мысли были о прекрасном и безопасном будущем. И первым, кто должен пасть на колени и быть казнен – предатель, от которого никто не ожидал получить нож в спину.
Осман направлялся во двор, где должны были подготовить лошадей, когда столкнулся с Айкой. Она шла к нему, хмуря брови и сжимая кулаки. Выглядело это забавным, и султан даже остановился, желая узнать чем же было вызвано недовольство девушки. Подойдя ближе, Айка поклонилась и сразу же перешла к делу:
— Осман, дорогой моему сердцу повелитель... я так хочу вновь обнять тебя... Позволь этой ночью быть с тобой. Мне так одиноко.
— Кто дал тебе разрешение покидать свои покои?
— Никто не запрещал мне этого делать, повелитель. — Улыбаясь проговорила Айка, протянув руку, желая дотронуться до щеки Османа, но он сделал шаг в сторону и обратился к одному из янычар, что стояли на страже. — Отведи девушку в гарем и передай Ахмеду-аге, чтобы впредь следил за каждой.
— Не нужно меня отводить, я сама... раз уж у вас, повелитель, нет времени на меня, значит... — Она пошатнулась, хватаясь за голову и прикрывая глаза. — Все в порядке, я просто... перенервничала...
Расправив плечи, Айка поклонилась султану, развернулась и снова покачнулась, на этот раз сильнее, отчего потеряла равновесие и упала бы, если бы не крепкие руки Османа. В его объятиях было спокойнее, и девушка пошла на хитрость. Она прикрыла глаза, делая вид, что потеряла сознание и заставила свое тело расслабиться, чтобы султан поверил. И он в самом деле поверил. Подхватив ее на руки, Осман громко попросил передать Ибрагиму-паше, что им придется брать Мехмета-пашу в одиночку. Его обеспокоило состояние наложницы. Он не мог бросить ее, просто передать на присмотр лекарей, ему нужно было убедиться в том, что все хорошо самостоятельно. И это было на руку Айке. Стоило Осману вернуться в свои покои и уложить девушку на постель, как она открыла глаза и улыбнулась.
— Осман... — прошептала она. — Побудь со мной, подержи меня за руку, поцелуй так, как не целовал никого прежде... пока ты рядом, мне спокойно.
— Я рад, что тебе стало лучше, но...
— Я так хотела увидеть тебя вновь... — ее шепот, взгляд и улыбка не сумели растопить сердце султана, его мысли были заняты другим – почему Рамля-султан до сих пор не научила девушек уважать его.
— Тебе придется вернуться в свои покои. — Строго произнес он, проведя рукой по ее щеке. — Твоя обязанность сейчас выносить и родить здорового ребенка. Не покидай свои покои и не отвлекай меня от важных дел.