9.
Любовь – дар лишь для тех, кто способен чувствовать, принимать и отдавать все сполна. Любовь – это награда, данная не каждому, а лишь избранным. Любовь – сестра счастья. Тому, кто не испытывает любви нет места в бренном мире. Сгорать в любовном танце, говорить о счастье для двоих и строить мечты на дальнейшую жизнь. Вот оно счастье... вот она жизнь, о которой мечтают все, но дается любовь лишь тем, кто верит, кто молит Всевышнего и почитает ее.
Нурбахар сладко спала в объятиях шахзаде, когда звуки разбудили ее. Непонятные, невнятные то ли крики с улицы, то ли шепотки за дверью. Девушка провела рукой по лицу, прогоняя остатки сна и села в постели, прислушиваясь. Звуки повторялись, и они и правда доносились то с улицы, то с коридора. Осман будто бы почувствовал, что Нурбахар не спится или может тоже услышал голоса. Он открыл глаза. Его сонный взгляд метнулся на дверь, ведущую на балкон, затем на другую и вернулся к обеспокоенной девушке.
— Что случилось? Дурной сон?
— Кажется, я слышала голоса... – прошептала она, пытаясь услышать что-то снова, но услышала лишь тишину.
— Все спят. Ночь за окном. Это всего лишь сон, Нурбахар-хатун. – Спокойный голос Османа и его объятия заставили девушку поверить ему, как вдруг за дверью раздался грохот.
Шахзаде резко сел в постели. Любопытство не давало ему сидеть на месте, и он поднялся, направляясь в сторону двери. Нурбахар слышала о том, что люди в городе собирались устроить бунт, в гареме об этом говорили с момента, как султан Ибрахим приболел. Но поверить в то, что кто-то позволит себе пробраться во дворец – не могла. Девушка поднялась следом и подбежала к Осману вовремя. Он еще не успел открыть дверь. Ее руки легли на его ладонь, сжимая ее.
— Шахзаде... а что если там кто-то чужой? — шепнула Нурбахар, прислушиваясь.
— Никто не посмеет пройти во дворец без приглашения. Никто не желает себе неприятностей. — Он тепло улыбнулся, поцеловал Нурбахар в лоб и, отодвинув ее в сторону, открыл дверь.
Первое, что бросилось в глаза шахзаде – отсутствие сулаков. Их не было у дверей. Это насторожило шахзаде, он закрыл дверь, вернулся к постели, хватая халат.
— Нурбахар-хатун, возвращайся в гарем. — Приказал он, надевая халат, но резко одумался. — Стой! Не нужно в гарем. Жди меня здесь и ничего не бойся. Я скоро вернусь.
Нурбахар кивнула, обеспокоенно глядя на Османа. Она не понимала чем вызвано чувство страха внутри, да и все знали, что янычары охраняют дворец и день, и ночь. Кто посмеет покуситься на жизни династии?
Шахзаде вышел из покоев, твердо ступая по коридору, когда услышал крики. Рамля-султан звала на помощь. Осман кинулся бежать на крики, как вдруг столкнулся с Мустафой. Мальчик бежал не разбирая дороги. Он был напуган.
— Мустафа! — Осман опустился перед ним на колени и погладил по плечам. — Иди в мои покои. Нурбахар-хатун о тебе позаботится.
Мальчик понимающе кивнул и поспешил исполнить слова шахзаде, в то время как сам Осман направился на крики Рамли-султан. Сулаков не было поблизости. Они будто бы все в один миг исчезли. Как они могли покинуть свои посты? Почему бросили все без приказа? Что произошло? Взгляд Османа упал на капли крови в коридоре. Страх, что его семье могли навредить перерос в злобу на врагов. Он ускорил шаг, и увидел двух мертвых сулаков, которые раньше охраняли его покои. Если тот кто пробрался во дворец, осмелился на такое, то что он мог сделать с другими? Что правило им? О чем он думал?
Ворвавшись в покои Рамли-султан, Осман схватил саблю, что висела на стене, как украшение и пошел на поиски сестры. Он слышал ее голос, слышал и другие голоса. Их было множество. Они доносились отовсюду. Шахзаде не мог понять, что произошло, но чувствовал, что все это неспроста. Проходя по коридору, он слышал шаги, кто-то спешно шел прямо к нему. Осман в два шага дошел до конца коридора и резко скользнул за угол, вознося саблю над головой. Реакция была быстрой у обоих. Ибрагим-паша ловко отскочил назад, в то время как шахзаде задержал руку в воздухе. Они взглянули друг на друга, после чего паша учтиво поклонился и указал в сторону лестницы.
— Что тебе известно, паша? — спросил Осман, спускаясь по лестнице, но не находя никого в поле зрения.
— Мехмет-паша оклеветал вас, шахзаде. Мои люди на базаре слышали, как некий незнакомец говорил, что шахзаде намерен убить Повелителя, чтобы захватить престол и прийти к власти. Полагаю, что это был он.
— Мехмет-паша?! — нахмурился Осман, не в силах принять такую новость, ведь знал, что тот был Великим визирем, правой рукой и единственным приближенным к султану Ибрахиму. — Разберемся с пашой позже. Нужно подавить мятеж, пока никто... пока еще кто-нибудь не пострадал...
Ибрагим кивнул и спешно направился на шум. В большом зале шел бой. Янычары умело обращались с саблями, в то время, как простые люди полагались на удачу. Рамля-султан стояла у стены, прижимая руки к лицу и с ужасом смотрела на всю картину. От страха она не могла пошевелиться. Ее прекрасное лицо, усыпали слезы. Осман всегда считал дворец местом, где все находятся под защитой, и то что творилось на глазах шахзаде было не только страхом за жизнь своей семьи, но и разочарованием в людях, когда-то склонивших голову пред султаном. В тех кто решил посягнуть на семью султана, на династию, на Османскую империю. Он поднял саблю вверх и ринулся в бой. Шахзаде считал правильным наказать всех, кто позволил себе совершить такую дерзость, всех кто посягнул на спокойствие султана и его семьи. Нет таким людям прощения, нет и спокойствия. Когда мятежники остались в меньшинстве, когда их пламенный дух ослаб, и они решили сложить оружие, Осман приказал поставить их на колени. Янычары исполнили приказ шахзаде в разы быстрее, чем это сделали сами люди. Теперь, когда люди стояли на коленях перед будущим Повелителем, Осман понял всю значимость и силу, которую ему передал отец.
— Как вы посмели ворваться во дворец? Как посмели прийти сюда с оружием?! — грозный голос Османа эхом разносился по залу, отчего казалось, что он доносился с самих небес. — Вы погубили чужие жизни. Кто вам дал право на это? Аллах свидетель вашему проступку. Кто посмел тронуть пальцем дочь Повелителя? Кто посмел причинить ей боль?!
Все молчали. Осман видел страх в их глазах, но не испытывал ни к кому жалости. Они – грязь, от которой нужно избавиться.
— Это вот он! — Рамля-султан указала на одного из склонившихся мужчин и сделала шаг назад, будто бы боялась, что тот вновь на нее накинется.
— Шахзаде, — Ибрагим взглянул на испуганную женщину, затем на того, кто посмел к ней прикоснуться. — Это пекарь. Абдулла печет хлеб в городе, недавно на него жаловались за то, что он поднял цену. Я лично предупреждал его.
— Абдулла... — шахзаде подошел к нему, приложив острие сабли к его горлу и махнул янычарам, чтобы те увели Рамлю-султан. — Кто поднял мятеж? Кто вас пропустил во дворец?
Пекарь не мог произнести ни слова. Все его тело пробирала мелкая дрожь, но Осман ждал ответа не сводя взгляда с мужчины. Чем дольше он ждал, тем сильнее была дрожь в теле Абдуллы. Неужели тот думал, что его поступок останется безнаказанным.
— Ради Аллаха, Абдулла ответь уже! Ответь, что это Мехмет-паша сказал нам о деяниях шахзаде! — плача произнес мужчина что был рядом.
Внимание шахзаде немедленно перешло на него. Тот не дрожал, лишь плакал, упоминая Всевышнего и говоря о том, что знает, что его накажут за то, что он пошел за толпой. Остальные были напуганы не меньше.
— Абдулла рассказал нам о том, что шахзаде Осман хочет убить султана Ибрахима. Мы лишь шли защищать нашего Повелителя! Мы не виновны в том, что верны своему султану!
Осман нахмурился, приставляя саблю к горлу мужчины, на что Абдулла с облегчением выдохнул.
— Верны султану?! Вы?! — крикнул Осман, заставляя всех мятежников вздрогнуть. — Вы пробрались тайком во дворец, пронесли с собой оружие, разбудили всех, грубо обращались с Рамлей-султан, убили сулаков, выполняющих свой долг! И после этого вы говорите о том, что вы верны? Ибрагим, распорядись, чтобы утром все узнали об их проступке и о наказании, которое они понесут.
— Мы не виновны! — крикнул Абдулла, желая кинуться к ногам шахзаде, но янычары крепко удерживали его. — Это Мехмет-паша! Это он виновен!
— Султан Ибрахим мертв! Шахзаде уже убил нашего Повелителя! — услышал Осман из коридора.
Мятежники набрались сил и вновь ринулись в бой. Абдулла увернулся от янычар, держащих его, схватил саблю и замахнулся на шахзаде. Годы тренировок не прошли для Османа даром, он сумел увернуться и отбиться от нападки другого мятежника. Янычары безжалостно сражались за него, но разъяренные мужчины не уступали им в силе. Будто бы они давно готовились к этому дню. Может быть Мехмет-паша решил устроить восстание, чтобы занять место султана? В голове это звучало ужасно и нелепо. Мысли все дальше уводили Османа от реальности, но громкий лязг, а после истошный стон и хрипы раздались совсем рядом. Он резко обернулся, видя как Абдулла, истекающий кровью лежит у его ног, затем перевел взгляд на Ибрагима. Паша стоял, глядя на мятежника, крепко сжимая саблю, лезвие которой было в крови.
— Я у тебя в долгу, паша. — Кивнул Осман и быстрым шагом направился в сторону покоев султана.
Он не мог поверить, что отец мертв. Женщины-лекари, напуганные происходящим сидели в дальнем углу покоев. Двое янычар лежали у самых дверей. Их кафтаны пропитались кровью, разошедшаяся ткань открывала взор на глубокие раны. Осман ступил к постели Повелителя и замер, пытаясь увидеть то, как колышется его грудь. Но султан был мертв. Сердце больше не билось. Шахзаде приложил пальцы к шее отца, чтобы убедиться в самом деле все закончилось или Повелитель по-прежнему жив. Осман знал, это время придет, но не думал, что все обернется слишком быстро. Прикрыв глаза, шахзаде сделал глубокий вдох, после чего взглянул на лекарей, кивнул, сказав, что больше никто не побеспокоит их и быстрым шагом направился в зал, где произошел бой.
— Казнить! Всех и каждого, кто пробрался во дворец! Всех, кто остался еще жив! — скомандовал Осман. — Ибрагим-паша, Мехмет-паша должен ответить за все. Я полагаюсь на тебя.
— Для меня честь. — Поклонился Ибрагим.
***
Айка не могла уснуть, а когда в коридоре послышались шаги, сон и вовсе покинул ее. Девушка поднялась, тихо прокралась к двери и вышла в коридор, высматривая и прислушиваясь. Она знала, что поступила неправильно, дав тем торговцам и простым людям дорогу во дворец, но она же отвела от себя подозрения. К тому же, кто ее видел? Никто. И никто не узнает о ее отсутствии. А если кто-то расскажет, что это именно она впустила их во дворец? Тяжело выдохнув, Айка хотела вернуться, но столкнулась с Гюльгюн-калфой. Та подошла ближе и недовольно осмотрела.
— Куда опять собралась, Айка-хатун?
— Тебе то что? — прищурилась девушка, усмехнувшись. — Тебе тоже не спится, как я погляжу.
— Где ты была?! Признавайся!
— Кто ты такая, чтобы я признавалась тебе в чем-либо? Или ты меня в чем-то решила обвинить? Я скоро стану госпожой, и тогда... я выброшу тебя из дворца! Тебя и твою дочь, вы будете жить на улице и молить Всевышнего, чтобы я вас простила и забрала обратно, но нет.
— Всевышний видит все! Он накажет тебя за твой грязный язык. Настанет день, когда ты пожалеешь о том, что делала и говорила. — Проговорила Гульгюн-калфа, проходя мимо Айки. — Утром шахзаде Осман узнает о том, что ночью тебя не было в постели. А уже днем Ибрагим-паша скажет где ты была и зачем ходила в город. Кара настигнет тебя, так и знай.
Слова калфы задели Айку, она знала, что если Осман узнает о ее поступке, то не видать ей титула султанши. А Гульгюн-калфа точно расскажет. Она готова сделать все ради своей дочери. Все, лишь бы Нурбахар стала фавориткой шахзаде. Но не бывать этому. Не бывать!
Девушка схватила подсвечник, попавшийся ей под руку и со всей силы ударила калфу по голове. Это было тихо. Никто не слышал ни звука. Женщина упала на холодный пол, платок спал с ее головы, и Айка хотела поправить его, но в самый последний момент передумала. Вернув подсвечник на место, она быстрым шагом поспешила в гарем. Сердце колотилось с бешеной силой. Она боялась, что Гульгюн-калфа осталась жива, и как только ей станет лучше, расскажет всем о том, что ночью Айки не было во дворце. Эти мысли не давали девушке покоя. Она сидела на своей постели, обхватив колени руками и раскачиваясь взад-вперед.
«О, Всевышний! Я каюсь за то, что не молилась в детстве. Каюсь за грехи свои и слова гнусные. Каюсь и молю о прощении. Как младенец любит мать, так и я люблю жизнь. Позволь мне насладиться ей... Позволь насладиться прекрасной жизнью рядом с шахзаде Османом. Разве любовь – это грех? Прошу, молю... позволь почувствовать счастье, и прожить жизнь госпожи!» – Айка молилась до самого утра, пока не услышала громкие крики из коридора. Наложницы в раз проснулись. Диль-калфа выбежала из своих покоев, направляясь к двери. Страх подкрался к горлу, и Айка прижала руку к груди.