7.
Осман гордо восседал на троне отца, смотря на пашей. Они, судя по всему, не были готовы стоять перед шахзаде, будучи осведомленными о состоянии султана Ибрахима. Кто-то из них понимал все бедствие ситуации в городе, кто-то старался не думать и не слушать дворцовых сплетен, но все они задавались вопросом: «Почему именно сейчас?». Придя к власти не дождавшись кончины отца, Осман понимал, что люди могут невзлюбить его, но стоило лишь придать огласке печальное состояние Повелителя, и все будет куда хуже. Сжав кулаки, он осмотрел на пашей, остановив взгляд на визире отца. Тот стоял, склонив голову, его черная густая борода касалась кафтана. Когда-то давно отец позволял Осману присутствовать вместе с ним на Совете, и он также смотрел на все со стороны, но теперь пришло время действовать. Будучи в светлом уме султан Ибрахим говорил сыну: «Когда придет твое время, вспомни меня. Вспомни всю власть и значимость мою. Не дай страху поглотить тебя. Не дай сомнению поселиться в твоем сердце. Аллах будет улыбаться тебе. Он возложит на плечи тяжкий груз, но ты должен будешь нести его с гордо поднятой головой, помня о том, что когда-то этот груз был моей ношей. Да не осунется спина твоя. Да не опустится голова под гнетом зла и несправедливости. Да не предаст ближний, да будет верным испытанный. Никто не посмеет вонзить кинжал в твою спину! Да покарает Аллах неверующего в силу и верность твою. Да вознаградит Он преданного. Не показывай чужому свою скорбь, грусть и радость. Радуйся с ближним, делись радостью и проливай слезы только с тем, в кого вверяешь. Да защитит Аллах твою душу и твой разум, сын мой».
— Абдуллах-паша, о чем говорят в городе? – поинтересовался шахзаде, на что тот растерянно взглянул на пашей, затем поклонился.
— Говорят... что султан покинул дворец. Люди думают... – он запинался, растерянно искал помощи у пашей, но те стояли молча.
— Шахзаде, позвольте мне ответить, – услышал Осман, переводя взгляд от тучного, ленивого Абдулахха-паши на высокого, стройного юношу.
Шахзаде не помнил его, возможно потому что раньше не обращал внимания на подданных султана. Несмотря на свою молодость юноша выглядел серьезно и сдержанно. В сравнении с пашами, которые служили султану со дня его правления, он был в разы беднее, стройнее, но... как показалось Осману, мудрее. Шахзаде кивнул, вдумчиво следя за молодым пашой.
— Ночью кто-то снова пытался проникнуть во дворец. Янычары не позволили пройти дальше стен. В городе ходит слух о том, что враги задумали наступление, а султан покинул стены дворца, оставил свой народ.
— Оставил народ? – лицо Османа исказилось от негодования, он взглянул на Мехмета-пашу. — Видит Аллах, я не хотел занять место отца так, но наш Повелитель больше не сможет править Османской империей. Я приказываю объявить на главной площади о кончине султана Ибрахима.
— Смею вмешаться, шахзаде. – Вновь юноша решил вставить слово, и это решение нравилось Осману, он кивнул. — Если хоть одна душа узнает о том, что ваши слова неправдивы, поднимется бунт. Люди могут негодовать. Могут устроить нападение или что еще хуже...
— Если мы объявим о болезни Повелителя и будем сидеть ничего не делая, начнется война. – Осман тяжело выдохнул и перевел взгляд на визиря. — Мехмет-паша, что скажешь ты? Повелитель доверял тебе, как самому себе, а значит и я могу доверять.
— Аллах не покинет нас. Ваши слова, шахзаде, несут в себе мудрость. И я соглашусь с вами. Уверен, все согласятся. Ибрагим-паша еще слишком глуп, чтобы решать вопросы.
— Или это мы... слишком глупы... – выдохнул шахзаде, поднимаясь с трона и быстрым шагом покинул зал, оставляя пашей в одиночестве.
Он шел в покои отца. Ему нужен был совет, или всего лишь один одобряющий взгляд. Тогда он поймет, что все делает правильно. Тогда и только тогда его сердце сможет биться в полную силу. После Совета не стало легче. Осману казалось, что все были против него. Все и вся. Он слишком рано вернулся, но что могло быть, если люди вдруг узнают правду? Болезнь султана не должна была отнимать у него столько сил. Аллах наказал его за что-то, и теперь султан Ибрахим расплачивался. Он мучился, кричал и стонал от боли. Осман знал, что даже лекари не могли унять его боль, настолько она была сильной. Султан умирал, его душа держалась за бренное, больное тело, но зачем?
Ступив в покои отца, Осман тяжело выдохнул. Лекари опустили головы, приветствуя шахзаде, но он сразу же попросил их оставить его с Повелителем. Как бы сложно не было, он хотел быть с единственным родным человеком наедине. С тем, кто готовил его к правлению, давал советы и говорил не бояться ничего и никого.
Осман поклонился, опустился на колени и прикрыл глаза, читая молитву. Он просил Всевышнего помочь ему, дать отцу возможность поговорить с ним, услышать совет. И чем дольше шахзаде молился, тем сильнее ему хотелось бросить все, но он понимал, что теперь «тяжелая ноша» отца на его плечах. Все идет так, как предсказывал султан Ибрахим.
— Если бы вы знали, Повелитель, что творится в городе... – тихо проговорил Осман, глядя на серое лицо султана. — Если вы слышите меня, молю, дайте совет. Сказать им правду или погрязнуть во лжи? А если Ибрагим-паша прав? Правда вскроется и люди нарекут меня лжецом. Все будут меня ненавидеть, а если враг узнает о вашем прискорбном состоянии... как быть? Как вершить дела? Я в растерянности.
Он опустил голову на постель отца и прикрыл глаза, стараясь унять душевную боль, терзающую его. Осман был готов принять титул и править империей, но пока султан Ибрахим был жив, он не мог себе позволить этого. Он не мог.
— Если я скажу людям ложь... как я буду жить в этом грехе? Если оставлю все, как есть – люди продолжат нервничать. Теперь я понимаю, что вы чувствовали каждый раз, принимая важное решение. – Шептал Осман, как вдруг почувствовал легкое, почти невесомое прикосновение.
Вздрогнув, шахзаде поднял голову и взглянул на Повелителя. Увядающий султан смотрел пустым взглядом на сына. Его рука застыла в воздухе. Он узнал его, но сил на то, чтобы что-то сказать не было. Осман взял руку отца в свои, оставил едва слышимый поцелуй на ладони и прижался к ней лбом. Шахзаде знал, что отец его слышит, но боялся, что осудит его за страх.
— Я не хочу лгать людям. Не хочу так приходить к власти, но иначе никак... Сказать правду? Рассказать всем о том, что их защитник, правитель всего мира – увядает на глазах и больше не в силах раздавать указы? Ложь может быть дозволенной, если она совершается с благими намерениями, верно?
Осман видел, как хочет ответить ему отец, но не мог. Шахзаде понимал, что ему нужно быть сильнее и действовать мудро, но боялся осуждения. Теперь его жизнь и жизнь его народа полностью зависела от него. Султан может делать все, что ему вздумается, если решит, что это во благо.
Лицо султана Ибрахима исказилось от боли, и Осман поспешил покинуть покои и вновь вернуться к раздумьям, в то время, как лекари будут ухаживать за Повелителем. Кто мог подумать о том, что султан всего мира станет настолько немощным? Никто и не поверит, если кто-то на базаре пустит слух. Шахзаде шел по коридору, когда столкнулся с сестрой. Она услужливо поклонилась, одарила его улыбкой, и они направились в покои, где могли поговорить.
— Мой прекрасный брат! Моя радость и сила! Ты выглядишь растерянно. Совет не принял тебя? – обеспокоенно спросила Рамля-султан.
— Я принял решение солгать народу, чтобы взойти на престол. Ибрагим-паша сказал, что ночью кто-то пытался прорваться во дворец. Я не могу этого допустить. Нужно брать все в свои руки. – Осман прошёл по покоям, опустился на подушки и взглянул на сестру.
— Солгать? Ты в своем уме?! – женщина прошла по покоям. — Осман, плох тот правитель, что начинает свое правление с обмана. Что говорит на это Мехмет-паша? Он же отговорил тебя, верно?
— Он поддержал.
— Ох... – она приложила руку к груди и прикрыла глаза. — Тебе следует поговорить с Ибрагимом-пашой. Отец в последнее время часто прислушивался к нему. Он хоть и молод, но умен. Если ты провозгласишь себя регентом султана, ты сможешь править. И это будет намного лучше, чем лгать народу, который верит в тебя. Осман, это твой народ!
Ее улыбка топила лед на сердце Османа. Он понимал насколько она умна, и прислушивался к советам. Становиться регентом – значит взять все под свое правление. То же самое, что и провозгласить себя султаном.
— Но ведь... султан должен письменно подтвердить титул регента. Он должен быть в здравом уме, давая мне право управлять.
— Ты шахзаде! Ты – наследник Великого султана, ты в праве самостоятельно провозгласить себя, если знаешь, что Повелитель не может сделать этого самостоятельно.
— Люди осудят меня за самовольство...
— Никто не осудит тебя, если все будут думать, что ты прав. – Эти слова Рамли-султан вселили в Османа надежду и уверенность.
Ему ещё многому стоит научиться. Страх правления пройдет и на его место придет мудрость и спокойствие. Осман вновь вспомнил слова отца: «Никто не говорит о том, что правитель не должен ничего бояться. Правитель может испытывать чувство страха. Это не грех. Страх за свой народ и свои земли – это высшее чувство, дарованное только нам. Ни один человек за стенами дворца не думает о том, как будет жить народ, если этого человека не станет. Будь он торговцем или обычным рабочим, он не задумывается о судьбе народа. Это право даровано только нам – правителям. И каждое принятое решение твое должно идти только во благо народа! И только ты можешь принять это решение».
***
Диль-калфа быстрым шагом направлялась на поиски Рамли-султан, когда столкнулась с главным евнухом гарема. Ахмед-ага был самым противным человеком во всем мире. Женщин он ненавидел, не уважал, но стоило кому-нибудь стать фавориткой, как он сразу же менял о ней мнение. Это молодая калфа поняла по тому, как ласково он общался с Айкой. Теперь, после ночи с шахзаде, она могла родить ему наследника, и озолотить Ахмед-агу, если он поможет ей во всем. Поэтому и старался угодить. Прищурившись евнух внимательно осмотрел калфу и протянул руку вперед, надменно смерив девушку взглядом.
— Доставай! Показывай, что несешь! – строго произнес он.
— Ахмед-ага, это срочное письмо госпоже. Ничего запретного я не несу, клянусь Аллахом!
— Твои клятвы, что ветер. Давай сюда, не гневи меня.
Диль-калфа достала из рукава письмо и протянула евнуху, на что он удивленно взглянул на девушку и тряхнул рукой. Ей пришлось отдать и монеты, что дала ей Нурбахар. Казалось бы во дворце должны все помогать друг другу, но одно дело помогать наложнице, а другое следить за состоянием фаворитки. Ахмед-ага прочел записку и громко рассмеялся.
— Кто написал это?
— Фаворитка шахзаде.
— Запомни! – огласил он, подняв палец вверх. — Фаворитка – это та, кто провела ночь с шахзаде, а не дочь калфы. Ступай в гарем.
— Но, Ахмед-ага, письмо должна прочесть госпожа! Вдруг что-то важное?
— Ты читала что здесь написано?
— Я? Нет! Аллах свидетель!
Евнух сморщился и кивнул ей, чтобы уходила, а сам направился в другую сторону.
— Ахмед-ага, что передать Нурбахар-хатун? – спросила Диль-калфа, сделав пару шагов к евнуху.
— Скажи, что передала госпоже письмо!
Кивнув, девушка поспешила в гарем. Она немного нервничала будучи осведомленной в том, что было в том письме. Судя по всему Айка и правда могла навредить шахзаде, но если подумать хорошо, то зачем ей это нужно? Наоборот, она упивается любовью к нему, раз так яростно готова биться с соперницами. Шахзаде уж точно ничего не угрожает. Прогнав всевозможные угрызения совести, калфа вернулась в гарем. Девушки разговаривали, смеялись, кто-то танцевал, чтобы прогнать ненужные страхи. После случившегося, наложницы вели себя спокойно. Никто не оплакивал бедную. Вот она... зависть и злость. Каждая девушка видит в другой не подругу, а соперницу. Они готовы биться друг с другом за место рядом с шахзаде.
— Диль-калфа?! Ты так скоро? Ты передала письмо прямо в руки госпоже? – Нурбахар подошла к калфе настолько неожиданно, что та вздрогнула и какое-то время молча смотрела на нее, пытаясь понять, что нужно ответить.
— Д-да! Что ты пристала ко мне, Нурбахар-хатун? Пойди займись чем-нибудь, отвлекись! Скоро шахзаде будет выбирать девушку, с которой проведет ночь. Пойди, помолись лучше.
Нурбахар внимательно следила за эмоциями Диль-калфы и пыталась понять, чем было вызвано её раздражение. Что если она не передала письмо? Тогда шахзаде угрожает опасность. Никто не знает на что способна Айка, но можно было представить. Девочка, рожденная за пределами стен дворца, живущая в нищете, могла питать злость ко всем, кто выше ее.
Двери гарема распахнулись. Гульгюн-калфа гордо шествовала, неся в руках яркий, расшитый золотом платок – дар от шахзаде одной из наложниц. Нурбахар затаила дыхание, надеясь, что это для нее, но мать прошла мимо, направляясь к Айке, что сидела с девушками, бурно обсуждая что-то. Почему шахзаде выбрал ее? Почему все так?
— Шахзаде Осман желает видеть тебя. – Громко провозгласила Гульгюн-калфа.
— Конечно желает! Потому что я – единственная фаворитка, и такой и останусь! – взяв в руки платок, Айка рассмотрела его и усмехнулась. — Что ж, разрешаю тебе готовить меня к ночи с шахзаде Османом!
Взгляд девушки упал на Нурбахар, та стояла сжав кулаки, но перечить шахзаде она не могла. Никто не мог. Его воля, желания и приказы не могут быть необдуманными.