II
Гудение холодильника, треск деревянного пола, шипение воды в батарее – всё, что меня встретило на пороге. Помыв и накормив пса, я снова сел за работу. Мне было поручено кардинально изменить чертёж здания музея, строительством которого теперь руководили новые люди. Сменилось руководство, сменились и планы: исходный вариант показался главному не таким впечатляющим, а сроки сдачи не сдвинулись. В кратчайшее время нужно было представить совершенно другую модель музея, что казалось мне почти невозможным. Третьи сутки подряд работа занимало всё моё время, лишь иногда случалось перевести внимание на что-то другое, но каждый раз возвращаться к линейкам, карандашам, транспортирам, лекалам, циркулям и очкам, после которых глаза нещадно щипало, а чёткий контур расплывался в тусклом тёплом освещении старого торшера.
В этот раз, сев на жёсткий деревянный стул, нечто иное заговорило, зашевелилось и запротестовало во мне, пресекая всякие мои попытки заглушить этот голос. Он противился, не хотел и отталкивал такую обязанность – работать. Я ещё раз оглянул рабочее место, вслушался в тишину, попробовал начертить несколько линий и, поняв, что ничего хорошего сделать не получится, положил карандаш на место и откинулся на спинку стула. Обвёл взглядом свою комнату, посмотрел на стопку книг на полке, на чертёжные инструменты и чертежи, лежащие в другом углу комнаты, на ржавый сундук с прочими ненужными вещами и на древнюю, пожелтевшую от времени, затёртую и выцветшую карту мира, чуть прикрываемую шкафом, за которым она висела. Но на ней, сквозь поток неумолимо прошедших лет, как мишень стрелкá, ярко-красным карандашом выведена точка «Roma», окружённая сапогообразной ломаной.
Я посмотрел на пса, приютившегося под моим рабочим столом, и тот неуверенно вильнул хвостом. Несколько лет назад, когда мне довелось поздно возвращаться домой с очень весёлого и шумного праздника, у автобусной остановки я заметил щенка. Он забился в дальний угол, грязный, маленький и замёрзший, дрожа от осеннего холода, а я просто не смог пройти мимо. Когда стал думать, как назвать собаку (хотелось дать необычную кличку), то взгляд невольно упал на ту самую карту мира, купленную, кажется, ещё моим дедушкой в годы его юности. Он обожал историю Древнего Рима, и поэтому Италия всегда была для него тем местом, где он всегда хотел побывать и увидеть то, что видел лишь на картинках толстых книг, но его мечта так и не сбылась. А меня время от времени посещают мысли: какая она, эта солнечная Италия? Знойно-улыбчивая, звонко-освежающая, музыкально-красивая? И всё же затаившая в себе былое величие рухнувшей цивилизации со своими бессмертными философами, учёными, писателями, мысли которых ещё слышны из-под обломков фарфоровых, мраморных, белокаменных колонн античных дворцов и статуй.
И я назвал маленького щенка именем величайшей империи.
Но сейчас оставаться одному было невыносимо.