Глава 4. Пыль веков
— Не верю, что ты это реально устроил, — сказала Мин Сохён, делая селфи на фоне колонн центрального исторического музея. — Самое древнее, скучное и запылённое место в городе. Поздравляю!
— Скучное — для тебя, — отозвался Даон, сжимая в руке пропуск. — А для меня — ключ к прошлому.
— А для Су Бин? — съязвила Сохён. Но тут же вздохнула. — Прости. Неважно. Просто... берегись. У тебя под глазами такие тени, будто ты сам с эпохи Чосон.
Старый архив находился в подвальном уровне. Сюда допускали только сотрудников и особо доверенных стажёров. И Даон оказался именно таким — благодаря связям профессора и своей настойчивости.
— Тебя зовут... Ким Даон, верно? — дрожащим голосом переспросил старик с белой бородкой и линзами толщиной с бутылочное стекло. — Помощник. Помни: ты пыль вытираешь, а не историю переписываешь.
— Конечно, сэр, — улыбнулся Даон. — Только пыль. Максимум — реставрация бумаги.
Но вечером, когда старик задремал у обогревателя, Даон достал из кармана блокнот и принялся изучать старый бумажный каталог. Он нашёл то, что искал:
«Военный дневник генерала Чхве. Кат. номер 1-99-X. Убран в секцию Z. Доступ — ограниченный.»
Секция Z. Он раньше думал, это миф. Придумка скучающих практикантов.
Но дверь с выцветшей буквой Z действительно была. Заперта.
И рядом с ней — замочная скважина старого образца. Без карт, без биометрии. Только ключ.
— Кто мог бы его иметь... — шептал он себе под нос, когда услышал за спиной кашель.
— Любопытство сгубило не только кошку, юноша, — раздался знакомый голос. Архивариус стоял у двери с тростью и взглядом, каким смотрят на тех, кто копает глубже, чем надо.
— Простите. Я просто... видел в каталоге... — Даон замялся.
Старик посмотрел на него долго. Слишком долго.
— Ты его тоже видел во сне? — вдруг спросил он тихо.
Даон остолбенел.
— Кого?
Старик кивнул, будто услышал то, что ждал.
— Забудь. Сегодня тебе лучше идти домой. И выключить все мысли. Пока ещё можешь.
Но Даон уже не мог остановиться.
Он чувствовал, что находится всё ближе. Что дневник существует. Что кто-то когда-то оставил в нём ответы.
После ухода архивариуса, Даон не ушёл домой.
Он дождался, пока выключится основное освещение, и только аварийные лампы останутся пульсировать в коридорах. Шум вентиляции казался теперь шепотом сквозняков из другой эпохи.
Он снова подошёл к двери с буквой Z.
Пальцы скользнули по краю панели. Неровная поверхность. Пыль... и щель.
Как будто дверью пользовались. Недавно.
И тогда он увидел это: в углу, где пыль лежала плотным слоем, был лёгкий след — как от тонкой полоски кожи. Ремешок? Переплёт книги?
Даон встал на колени и аккуратно, почти боясь выдохнуть, стал ощупывать плитку. Рука наткнулась на щель. А в ней — тонкий обрывок.
Кожаная закладка.
Он осторожно потянул. Маленький клочок обложки, обугленный край, и кусок бумаги, наполовину приклеившийся к внутреннему переплёту.
Текст был на старокорейском, почти нечитаем, но он различил:
«...Записано в шестой день четвёртого месяца. Они пришли. Они забрали всех...»
И ниже, полустёртые иероглифы:
Чхве Джу...
Он замер, сердце громко стучало в груди.
Вернувшись домой ночью, он отсканировал обрывок. Послал фото Сохён.
Она ответила через пять минут:
Мин Сохён:
> Это не просто дневник. Это боевой отчёт. Почерк может совпадать с тем, что в нашей странной книге. Даон... это настоящая находка.
На следующее утро Даон вернулся в архив.
А старик-архивариус встретил его у входа. Молча протянул тонкий металлический ключ на шнурке.
— Когда войдёшь туда, не трогай ничего руками. Сначала — смотри. Слушай. А потом — решай, хочешь ли ты знать правду.
Записи с того света
Он держал дневник в руках, будто святыню.
Кожа переплёта была иссохшей, будто не просто старая — а пережившая огонь. Края страниц почернели, а половина текста на первых листах поблёкла настолько, что различить можно было лишь обрывки:
«...на пятый месяц... битва у перевала... мы потеряли почти всех...»
«...Джу...сон держался до последнего...»
Даон перелистывал страницу за страницей, напрягая зрение, сканируя всё на телефон. Каждое слово — как откровение. Как будто сам полководец стоял за спиной и диктовал свою исповедь.
И, наконец — запись, оставленная будто бы в спешке, размашистым почерком, едва удерживающимся на бумаге:
«Мы не доживём до следующей луны. Он знает. Он ждёт.
Если кто-то это читает — он умер героем.
Чхве Джусон погиб, спасая страну, шестнадцатого числа седьмого месяца, в двадцать восьмом году правления короля Сонджо.
Погиб... по приказу своих же. Предательство.
Истина не умрёт, пока жива память.»
И чуть ниже — другая рука. Уверенная. Плавная. Уже не в дневнике, а как будто в отчёте:
«Джусон — предатель. Приговор приведён в исполнение.
Тело — не найдено.»
Даон почувствовал, как всё внутри сжалось. Где-то под кожей пульсировало что-то чужое и древнее. Он перечитал эти строки раз десять. В голове стучала только одна мысль: Он не предатель. Он был убит своими. И это пытались стереть.
Позже, сидя на ступеньках музея, он вытер глаза рукавом. Телефон завибрировал.
Мин Сохён:
> Ты нашёл это.
Даон... Это уже не просто тема для диссертации.
Это — твоя история.
Он посмотрел вверх, на ночное небо. Где-то там, сквозь века, кто-то ждал.