Семейное наследие

Анна впервые подумала о побеге.
Всё утро она ходила по дому, чувствуя на себе взгляды. Слуги отворачивались, когда она проходила мимо, Николай будто следил за каждым её шагом, а Алекс — наоборот — словно избегал её.
Дневник лежал на прикроватной тумбе, но Анна не открывала его. Она боялась увидеть новые слова, потому что знала: всё, что там написано, рано или поздно сбывается.
К полудню она решилась.
Собрала сумку: тёплый свитер, немного вещей, несколько страниц из дневника, которые она вырвала дрожащими руками. Надо уйти. Просто уйти. Пока жива.
Она спустилась вниз, стараясь ступать тихо. Дверь в холле была приоткрыта, сквозь неё пробивался солнечный свет.
Всего несколько шагов — и она выйдет.
Но когда Анна потянулась к ручке, створка резко захлопнулась прямо перед её лицом.
Будто от сильного ветра.
Только ветра не было.
Она отпрянула, сердце подпрыгнуло к горлу.
И тут услышала — шаги наверху. Тяжёлые, медленные.
Чердак.

***

Всю оставшуюся часть дня дом будто дразнил её.
Стоило ей войти в библиотеку — она слышала шёпот за полками.
Стоило пройти по коридору — тень скользила по стене быстрее, чем она могла обернуться.
Стоило взглянуть на зеркало — в отражении на мгновение появлялась та самая женщина в длинном платье.
Слуги ходили по дому молча, как будто и не замечали ничего странного.
Ночью Анне приснился новый сон.
Она поднималась по лестнице на чердак. Шаги эхом отзывались в пустоте. Дверь была приоткрыта, и сквозь щель пробивался слабый свет.
Она вошла — и замерла.
На полу лежало тело мужчины. Лицо скрывала тень, но руки, окровавленные до локтей, были видны ясно. Над ним стояла фигура женщины — волосы спускались до плеч, платье прилипло к телу от крови. Она обернулась, и Анна увидела собственное лицо.
Анна вскрикнула и проснулась.
Грудь сотрясала судорожная дрожь, губы пересохли. Она обняла себя руками, убеждая: это сон, только сон.
Но сон оказался лишь предвестием.

***

На рассвете к ней в дверь постучали. Это был садовник. Его лицо было серым, испуганным.
— Вам лучше спуститься вниз, — сказал он. — Там... нашли кого-то.
Анна спустилась по лестнице и почувствовала, как ноги стали ватными.
На ковре в холле лежал труп. Мужчина. Шофёр.
Его глаза были широко открыты, а губы изогнуты в немой гримасе ужаса.
И кровь... кровь запачкала ковёр так же, как в её сне.
Анна едва не закричала.
Но в этот момент её взгляд упал на дневник в руках Николая.
Он держал его так, словно давно знал о его существовании.
И его глаза говорили: он знает больше, чем признаётся.

***

После похоронной сцены в холле, Анна долго сидела в своей комнате, уставившись на дневник. Она хотела открыть его, но боялась — слишком много совпадений, слишком много смертей.
Если он снова что-то напишет — это значит, что кто-то ещё умрёт.
Её мысли путались, тревога превращалась в отчаяние. И вдруг — скрип.
Над головой.
На чердаке.
Она замерла. Скрип повторился, на этот раз тише, будто кто-то специально старался не шуметь.
Анна взяла свечу и решилась.
Лестница на чердак была узкой и крутой, каждый шаг отзывался стоном старых досок. Запах пыли и затхлости становился всё сильнее, чем выше она поднималась.
Дверь оказалась приоткрытой. В щель пробивался тонкий луч света, хотя наверху не могло быть ламп.
Она толкнула дверь плечом.
Чердак встретил её холодом и тишиной. Воздух был густым, пах плесенью и старыми книгами. Вдоль стен тянулись стеллажи — такие же, как в библиотеке, только запылённые и забытые.
Анна сделала шаг внутрь, и её свеча дрогнула, будто кто-то прошёл рядом.
Она подошла к старому сундуку. Крышка открылась с тяжёлым скрипом. Внутри — женское платье, тёмное, с пятнами, которые когда-то были красными. Пятна засохшей крови.
Анна закрыла рот ладонью, чтобы не закричать.
Она нащупала в сундуке ещё кое-что — потрёпанный блокнот. Почерк был тот же, что и в дневнике, только строки обрывались внезапно, некоторые слова были перечёркнуты так яростно, что бумага рвалась.
«Она сопротивлялась. Он сказал, что иначе нельзя.»
«Они слышали крики. Но Алекс приказал молчать.»
Анна отдёрнула руки, будто обожглась.
Позади послышался шорох. Она резко обернулась.
В глубине чердака, между ящиками и книгами, стояла тень. Высокая фигура. Она не двигалась, но свеча дрожала так, словно сама боялась.
Анна замерла, сердце вырывалось из груди.
Фигура шагнула вперёд. Свет свечи осветил лицо.
Это был Николай.
— Вам здесь быть не стоит, — его голос прозвучал мягко, но глаза холодные, как лёд. — Чердак хранит слишком много правды.
Анна попятилась, прижимая блокнот к груди.
— Но именно она нужна мне, — прошептала она.
Николай усмехнулся.
— Правда в этом доме никогда не приносила добра.
И сделал шаг ближе.
Анна бросилась вниз по лестнице, свеча погасла, оставив её в полной темноте. Она почти падала, но крепко держала блокнот в руках.
Теперь она знала: в этом доме прячут следы убийств.
И Алекс, возможно, стоял в самой гуще этих тайн.
Анна вбежала в свою комнату, захлопнула дверь и задвинула засов. Ладони дрожали, в ушах гремел собственный пульс. Она бросила блокнот на кровать и зажгла лампу.
Страницы были исписаны сумбурно, будто человек писал в спешке или в бреду. Но слова были отчётливы:
«Она кричала, но никто не пришёл.»
«Алекс сказал, что нужно спрятать тело.»
«Кровь невозможно отмыть.»
Анна закрыла глаза. Ей казалось, что стены комнаты сдвигаются, что воздух становится густым, тяжёлым, как перед грозой.
— Это не может быть правдой... — прошептала она. — Не может...
Дверь тихо скрипнула. Кто-то повернул ручку.
Я же закрывала на засов...
Анна резко спрятала блокнот под подушку. Вошёл Алекс.
Он был спокойным, как всегда, даже слишком спокойным.
— Ты почему не спишь? — спросил он мягко. — Уже поздно.
Анна смотрела на него настороженно, словно впервые видела.
— Я... нашла кое-что, — её голос дрогнул. — На чердаке.
Алекс замер, но почти незаметно.
— Чердак — опасное место, — сказал он, подходя ближе. — Старые балки, пол может провалиться. Не стоило туда подниматься.
Анна отступила, сжимая подушку.
— Там... вещи. И записи. Они говорят о крови. О тебе.
Его взгляд остался спокойным, но тень на лице стала глубже.
— Ты слишком впечатлительна, Анна. В таких домах всегда полно старых баек и выдумок.
— Это не выдумка! — почти вскрикнула она. — Я видела платье. В крови! И слова... твое имя!
Он замолчал. В комнате повисла глухая тишина. Лишь огонь лампы потрескивал.
Потом Алекс медленно сел рядом, опустив взгляд в пол.
— Если я скажу тебе правду... ты не захочешь её услышать, — произнёс он тихо. — А если солгу — ты всё равно узнаешь.
Анна почувствовала, как по её коже пробежал холод.
— Так скажи, — шёпотом. — Скажи, что ты сделал.
Алекс поднял на неё глаза. Взгляд был тяжёлым, усталым.
— Всё, что я делал, я делал ради тебя.
Эти слова пронзили её сильнее любого крика. Она хотела спросить, что именно он имеет в виду, но горло сжалось, и слова застряли.
Алекс встал, приблизился к двери.
— Больше не поднимайся на чердак, Анна, — сказал он, не оборачиваясь. — Обещай мне.
И ушёл, оставив её наедине с дрожащим пламенем лампы и спрятанным под подушкой дневником.
Анна лежала, не в силах сомкнуть глаз. Перед ней вставали строки из дневника, платье в сундуке, лицо Николая в тени... и слова Алекса:
«Всё, что я делал, я делал ради тебя.»
Но что это значит? И ради чего?
Она знала одно — чердак хранит ключ к разгадке.
И Алекс что-то скрывает.