Дитя иной магии

Следующим утром Лихолесье проснулось иным. Воздух, обычно напоенный гнилостной сыростью и терпкой хвоей, был свеж и пьянящ, словно после грозы. Но грози не было. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь вечный полог, казались ярче и теплее, а тени — не такими глубокими и зловещими.

Первым это почувствовал Трандуил. Он вышел на свой балкон, и привычная симфония его владений звучала по-новому. Там, где раньше слышался лишь шепот пауков да тяжкое дыхание спящей земли, теперь звенела жизнь. Не просто жизнь — радость.

Его шаги сами понесли его в заброшенный сад. То, что он увидел, заставило его застыть на пороге, сердце сжалось в груди от противоречивых чувств.

Сада больше не существовало. Вернее, существовал, но не тот. Сорняки и сухостой отступили, уступив место буйству зелени. Трава под ногами была изумрудной и упругой. Побеги дикого винограда с невероятной скоростью оплетали стены, выпуская нежные усики и молодые листья. А посреди этого внезапного расцвета, подобно королеве в окружении свиты, сиял тот самый серебристый цветок Триэль. Но теперь он был не один. Вокруг него кольцом распустились десятки таких же, образуя сияющую полянку. Их свет был не призрачным, а ясным и уверенным, отчего даже старые камни мостовой казались моложе.

И в центре этого чуда стояла она. Триэль, босая, в простом платье, с закрытыми глазами и лицом, подставленным солнцу. Она дышала глубоко и ровно, и с каждым ее вдохом казалось, что листья на деревьях становятся зеленее, а бутоны — пышнее. Она не делала ничего. Она просто была. И этого было достаточно, чтобы мертвое пробуждалось к жизни.

— Это ты... — его голос прозвучал тише, чем он планировал, боясь спугнуть картину.

Триэль медленно открыла глаза и обернулась. В ее взгляде не было страха или удивления, лишь глубокое, безмятежное спокойствие.

— Нет, — она покачала головой и улыбнулась, и эта улыбка была новым солнцем в его мире. — Это он. Лес. Он просто... вспомнил, как это делать. А я... я лишь напомнила.

Трандуил подошел ближе, его сапоги тонули в упругой траве. Он смотрел на преображенный сад, на эти невиданные цветы, и в его душе что-то переворачивалось. Веками он правил Лесом, который медленно угасал, цепляясь за жизнь. Он защищал его, но не мог исцелить. А она, эта хрупкая эльфийка без прошлого, сделала это за одно утро. Просто находясь рядом.

— Они называют тебя «Дитя Иной Магии» в коридорах, — сказал он, глядя на сияющую полянку. — Но это не та магия. Это... древнее. Первозданное. Та, что была до всех разделений.

Он протянул руку, но не к цветку, а к ветке старого дуба, что склонилась над ними. Его пальцы коснулись шершавой коры, и он позволил крошечной струйке своей собственной силы, холодной и упорядоченной, коснуться дерева. В ответ дуб вздохнул, и его листва зашелестела громче. Но ничего более не произошло.

Триэль наблюдала за ним. Потом она подошла и, не говоря ни слова, положила свою ладонь рядом с его рукой. Ее пальцы были изящными и теплыми.

— Он не хочет приказов, — прошептала она. — Он хочет просьбы.

И в тот момент, когда ее кожа почти коснулась его руки, он почувствовал это. Не взрыв, а мягкую волну. От ее ладони, от дерева, от самой земли под ногами. Волну чистой, нефильтрованной жизни. Она прошла сквозь него, и лед в его груди не устоял — он треснул с тихим, мелодичным звоном, и из трещины хлынул такой давно забытый свет, что у него перехватило дыхание.

Он отдернул руку, будто обжегшись. Но не от боли. А от интенсивности чувства. От надежды. От страха, что это может закончиться.

— Король!

Резкий голос разнесся под сводами. В проеме арки стоял Галадон. Его лицо, обычно бесстрастное, выражало нескрываемое потрясение. За его спиной теснились несколько стражей и придворных, их глаза были полены тем же изумлением, смешанным со страхом.

— Лес... он... — Галадон запнулся, не в силах подобрать слова.

— Я вижу, — холодно ответил Трандуил, снова надевая маску правителя. Но внутри он все еще горел.

Его взгляд скользнул по лицам придворных. Он видел страх. Видел недоверие. Видел, как они смотрят на Триэль, как на некую стихийную силу, которую нельзя контролировать.

«Они боятся ее, — с внезапной ясностью понял он. — А значит, будут пытаться ее уничтожить».

Он сделал шаг вперед, заслоняя Триэль собой от их взглядов.

— Лес пробуждается, — его голос, низкий и властный, прокатился по саду, не оставляя места для возражений. — Это благословение. И наша гостья — его часть. Отныне ее магия находится под моей защитой. И под защитой Лихолесья.

Он обернулся к Триэль. Ее глаза были широко раскрыты, в них читалась не уверенность, а уязвимость. Она поняла все без слов. Поняла, что только что он объявил ее своей.

— Никто не причинит тебе вреда, — тихо сказал он ей, и это было уже не королевское обещание, а личная клятва.

Пробуждение леса стало началом новой войны. Войны, которую ему предстояло вести не с орками и не с пауками, а с собственным народом. И за его спиной стояла причина этой войны — хрупкая эльфийка, чье сердце билось в унисон с оживающим лесом.