Когда Истина горит

Тишина пронизывала путь к храму. Но это не была тишина, что следует за бурей, когда земля ещё дрожит от грома. И не та, что приносит утешение, как теплое одеяло после долгой дороги. Эта тишина ждала. Она висела в воздухе, плотная и тягучая, словно в ней растворили смолу. Даже звук шагов был чужеродным, будто их сюда не пускали, но и не гнали прочь.

К полудню лес расступился, и перед ними раскрылось плато, где воздух казался суше, чем должен быть. Сначала всё выглядело как хаотичная груда камней, но солнце, скользнув под нужным углом, вытащило из этого хаоса форму: колонны, наполовину поглощенные землей; остатки арки, оборванной в самом сердце; и в центре — обломанный проём, словно челюсть, лишённая зубов. Камень на некоторых участках был чёрным, как уголь, и в этой черноте угадывалось что-то неправильное — будто его выжгли изнутри, а не снаружи.

— Это и есть храм? — тихо произнёс Кест. — Он выглядит... раздавленным.

— Или взорванным, — добавила Фара. Её взгляд задержался на массивной плите сбоку. — Смотри, как выгнуты края. Такое бывает, когда что-то рвётся наружу.

Рин остановилась первой, активировала свою сеть. Магические нити зашевелились — нервно, настороженно, будто почувствовали зов крови. Родное. Опасное. Знакомое до боли.

— Он чувствует нас, — сказала она, и голос её был почти шёпотом.

Тавиан медленно вытащил катану. Лезвие отразило тусклый свет, и в этом отражении Рин уловила тень его взгляда — сосредоточенного, но настороженного.

— Поток здесь... — Мияр присел, провёл ладонью по камню. — Он не течёт. Он врос. Как грибница, что пронизывает почву на километры.

Позади Илин оторвался от своих заметок. Лицо, как всегда, — пустая маска. Но перо в его пальцах трещало от силы сжатия.

— Мне нужно зафиксировать координаты, — сказал он, и, не дожидаясь ответа, свернул к колоннам и исчез из виду.

— Этот крысёныш опять сам по себе, — проворчал Лорас. — Когда-нибудь он так вляпается, что нам придётся его собирать по кускам.

Рин не ответила. Её взгляд приковал разрушенный вход. Каменные блоки выложены в полукруг — отпечаток мощи, что рванула изнутри. В воздухе витал запах сухой золы, как в месте, где давно горело что-то большое.

— Сеть... не слушается, — сказала она глухо. — Она сама знает, куда тянуться. Словно место говорит ей, что делать.

Тавиан поравнялся, его плечо коснулось её руки.

— Ты хочешь уйти?

— Хочу, — она повернулась к нему. — Но не могу.

Он кивнул. Фара и Лэйн ушли к северной стене, скользя вдоль кладки. Кест осторожно направился к провалу туннеля, проверяя, можно ли пролезть. Мияр и Лорас начали ставить защитный периметр, а Илин так и не вернулся.

Рин сделала шаг вперёд. Галька хрустнула под ногой, и Сеть, как живой шлейф, потянулась за ней. Каждая нить дрожала, будто слышала зов, что ещё не произнесён. Она встала перед стеной, изрезанной символами, что уже не читались. Камень был сглажен тысячами касаний, но стереть его память не удалось. Поток внутри неё содрогнулся вибрацией, как от низкого, невидимого колокола. И в этом эхо прозвучало имя. Не её имя.

— Ри'энна...

Холод прошёл по спине. Нити затрепетали. Тавиан сдвинулся чуть ближе, но молчал.

Они стояли у входа, словно на краю чего-то невидимого — линии, за которой каждый шаг перестаёт быть просто движением. Ветер, лёгкий и сухой, вырывался из пролома короткими, обрывочными вздохами. Он не приносил запаха камня, только... пустоты. Как будто в стенах храма воздух больше не принадлежал этому миру.

Рин провела ладонью по камню, и под пальцами дрогнула тонкая вибрация, откликаясь в костях. Её сеть шептала, тянулась внутрь, требовала ответа.

— Нужно войти, — сказала она тихо, больше себе, чем им.

Вернувшиеся Фара и Лэйн переглянулись, но промолчали. Мияр напрягся, словно услышал ту же ноту, но не хотел в неё верить.

— Тогда быстрый первый осмотр, — произнёс Тавиан. Его голос был ровным, но рука сжимала рукоять катаны чуть крепче. — Мы входим вместе. Ни шагу в одиночку.

Рин подняла взгляд.

— Идём, — кивнула она и сделала первый шаг.

Внутри храм не выглядел мёртвым. На полу не было привычного слоя пыли. Камень был сухим, как губы после долгого крика. Время пыталось стереть это место, но проиграло. Фара первой обошла зал.

— Здесь всё... вычищено. Но будто не руками, а Потоком. Или чем-то, что его подменяет.

— Уничтожение улик, — усмехнулся Лэйн. — Только зачем чистить то, что давно мертво?

— Чтобы живое не поняло, что случилось, — ответила Рин, проводя пальцами по плоскому полу, испещрённому кругами, словно от невидимых орбит.

В центре одного из каменных кругов зияла впадина. Не глубокая — ладонь уместилась бы в ней целиком, — но форма её была слишком правильной, слишком выверенной, чтобы быть случайной. Казалось, отсюда вынули не просто предмет, а сердце. Что-то, без чего всё это место стало неполным.

— Здесь что-то лежало, — тихо произнёс Мияр, опускаясь на колено. Его пальцы прошли над камнем, и в воздухе дрогнул свет от кристалла-сканера. — Камень с внутренней связью. Магический сосуд... или живая конструкция.

Фара прищурилась.

— Верий?

— Либо его хранилище, — отозвался Мияр, и в его голосе на миг проскользнула тень сомнения. — Либо... клетка.

Рин стояла чуть в стороне, но сеть за её спиной колыхалась, как ткань под порывом невидимого ветра. Стоило ей сделать шаг к ближайшей стене, Поток ударил сквозь неё горячим порывом, будто кто-то коснулся нерва в самом позвоночнике. Мир обострился — она слышала дыхание Тавиана, стоящего в другом конце зала, скрип кожи на рукояти его катаны, даже тихое шевеление пыли, оседающей на камень. Символы на стенах были древними. Их линии не читались, но ощущались, как чужой взгляд в темноте.

— Капитан, — позвал Кест.

Он и Лорас стояли у ряда ниш, полуразрушенных, но в одной ещё сохранялся саркофаг или его подобие. Внутри — кости, сложенные в спираль. Не разбросанные, не хаотично уложенные, а выстроенные с пугающей аккуратностью. Каждое звено — на месте, но в порядке, который не принадлежал живому телу.

— Это... человеческое? — спросила Рин.

Лорас кивнул, не отрывая взгляда.

— Похоже на магическую мумификацию. И судя по структуре... объект был частью повторяющегося ритуала. Кровь, кость, Поток.

Илин появился из-за колонны, бесшумно, как всегда.

— Зафиксировал вторичный резонанс в западной части. Короткий, но постоянный. Может быть, защита. Может — ловушка.

— Мы туда не шли, — насторожился Тавиан, но в следующую секунду Иллина уже и след простыл.

— Не шли, — подтвердил Лорас, — но крысёныш всё же ушёл.

В тот же миг пространство дрогнуло. Глухой вибрационный треск прокатился по залу. Мияр оказался ближе всех к западной арке. Каменные ступени там были надломлены, глифы почти стерлись, но один мигнул, будто узнал кого-то. Воздух над ним смазался, как поверхность воды, потревоженной пальцем.

— Назад! — крикнул Тавиан.

Слишком поздно. Пространство потянуло Мияра вперёд, его руки будто вошли в густую, тянущуюся жидкость. Воздух стал вязким, тягучим, плечи сжались под невидимой хваткой.

— Ловушка! — успел крикнуть он.

Рин уже была рядом. Сеть сорвалась вперёд, нити впились в искажение, ощупывая его, и она сразу почувствовала: это была не просто магическая преграда, а завязанный узлом карман Потока, туго стянутый в одну точку.

Тавиан выдернул катану, холод рванул из клинка, сковывая воздух. Водоворот замедлился, и сеть Рин прорезала складку, как тонкий лёд. Мир хрустнул — и ловушка лопнула, выплюнув Мияра на каменные плиты. Он лежал, тяжело дыша, с потом на висках, будто только что вынырнул из глубины, в которой слишком долго не хватало воздуха.

— Оно не хотело меня убить, — прошептал он. — Оно хотело... разобрать. Расщепить на атомы.

Все молчали. Воздух был тяжелым, будто сам храм не одобрял, что они тут находятся. Ловушка ещё отдавала в камне тихим, едва ощутимым эхом, как мышца, которой слишком резко дали нагрузку.

Илин появился в проёме, как всегда — беззвучно, будто вырезанный из тени.

— Я фиксировал поведение Потока, — сказал он с какой-то обидной невозмутимостью. — Почему вы не подали сигнал?

Лорас медленно повернулся, и в его глазах было больше усталости, чем злости.

— Потому что ты, сучий сын, в это время бродил где-то, как призрак, и даже не удосужился сказать, где был.

Рин почти не слышала их. Ее взгляд снова и снова возвращался к нише с отпечатком и к едва остывшей ловушке. Но глубже, под всем этим, звучало другое — не шепот Потока, а её собственный голос, возвращенный из какого-то иного времени:

«Ты не найдешь Истину. Ты — часть её, Ри'энна»

Она почувствовала, как эти слова проваливаются в неё, как вода в трещину, и уже не могут быть извлечены обратно.

Пока остальные обсуждали Мияра, Рин, будто по чужой воле, отступила в боковой зал. Там не было глифов, не было даже намека на магию. Только тьма, пыль, потрескавшийся камень... и ощущение, что кто-то ждет. Не год и не век. И ждёт именно её. Она коснулась стены и закрыла глаза. Сеть, которую она всегда держала под контролем, вдруг ожила сама. Нити выползли вперед, проникая в камень, вплетаясь в его невидимые жилы. Это было будто погружение. Сеть тянулась вглубь, как корни, впивающиеся в землю, где спрятана вода.

Память места отозвалась сразу. В голове Рин начали вспыхивать образы.

Сначала — пепел. Он падал с неба мягкими, вязкими хлопьями, ложась на волосы, на плечи, на язык. Люди стояли под ним без лиц, как куклы, вырезанные из воска.

Потом — огонь. Не пламя в привычном смысле, а кольцо, светящееся белым, до слепоты. Он не сжигал — он очищал, слизывая плоть с костей. Ни криков, ни стона, только ровная, бездонная тишина. И взгляд. Один, пронзающий, янтарный... но не её собственный.

Затем глифы, складывающиеся в одно слово: Verius.

Оно било в голову, как набат, но с ритмом молитвы. Как если бы тебя звали по имени, которое ты забыл, но всегда знал. И вдруг — она, но только не она. Другая Рин — с распущенными, спутанными волосами, в крови, с сетью, живущей вокруг рук собственной жизнью. Глаза этой другой смотрели сквозь время. И смотрели прямо на неё.

Рин вдохнула слишком резко, открыла глаза. Поток отступил, сеть рассыпалась, и камень снова стал камнем. Но дыхание дрожало, а в коленях появилась слабость, от которой хотелось сесть прямо на пыльный пол. Тавиан стоял рядом. Он не касался, но она чувствовала его внимание, как жар от углей. Он видел, что она с трудом держится.

— Всё в порядке? — спросил тихо.

— Нет, — выдохнула Рин, опускаясь на колени.

— Поток?

Она кивнула.

— Он не говорит словами. Он... показывает. Всё, что помнит. Даже то, к чему ты не готов.

— Что ты увидела?

Она подняла на него взгляд.

— Себя. Но не здесь. Не сейчас. И я не знаю, кем я там была.

Тавиан присел рядом, глядя ей в глаза, но ничего не сказал.

— Он назвал меня иначе, — прошептала она. — «Ри'энна».

***

Когда Рин и Тавиан вернулись к остальным, тени в храме уже вытянулись, стали длинными и тяжелыми, словно сами пытались выбраться из этого места. Лучи заходящего солнца просачивались сквозь пробитый свод, и на полу они собирались в концентрические круги, как в идеальной мишени — только непонятно, кто здесь стрелок, а кто цель.

Мияр сидел у стены, завернувшись в плащ, бледный, как высохший пергамент. Пальцы дрожали, глаза были прикрыты. Лорас молча вколол ему каплю концентрированного очистителя Потока. Тело дернулось, словно через него пропустили разряд, потом он обмяк, втянул воздух и снова замер, будто прислушиваясь к чему-то внутри.

У северной стены Фара, Кест и Лэйн склонились над глифами. Они делали заметки, проверяли линии и даже не спорили. Их обычная язвительность растворилась — все понимали: место, в котором они стояли, было больше их знаний, их опыта, их собственных жизней.

— Он наблюдает за нами, — сказала Рин, не глядя ни на кого, только на пустой, казалось бы, зал. — Не просто смотрит... он прослушивает.

— А если он не прослушивает, а... настраивает? — тихо ответил Тавиан. Его голос был хриплым, как будто слова пришлось проталкивать сквозь сжатое горло. — Вибрации, сеть, символы — всё это может быть подготовкой. Если оно пройдет через нас, то, возможно, мы уже не будем собой.

В зале стало тише, чем прежде. Даже шаги за пределами сводов — если они были — исчезли. Пыль в солнечных кругах висела неподвижно, будто время застыло. Илин появился в этот момент, беззвучно, как всегда. Казалось, он не вошел, а просто стал видимым. Он подошел к центральному кругу, провел пальцами по каменной линии — и сказал, не поднимая взгляда:

— Оно вас выбрало. Но не сказало — для чего.

Кест выпрямился, нахмурился.

— Что ты сейчас сказал?

— Не я.

Илин поднял голову. Его глаза были пустыми, ровными, как замерзшая вода. Он аккуратно закрыл дневник, будто только что поставил в нем последнюю точку.

— Это предупреждение, — произнес он уже своим голосом. — Поток здесь древнее всего, что вы когда-либо изучали. Он не знает начала и конца. Он не говорит словами. Он вкладывает. Тот, кто примет — станет каналом. Тот, кто отвергнет — будет разорван изнутри.

Он развернулся и ушел в глубину зала, не объясняя больше ничего и не оборачиваясь. Рин стояла, сжимая край плаща так, что побелели костяшки пальцев. Внутри у неё шумело, как в колоколе после удара. Она знала: в этой фразе не было ни капли метафоры. И это было не предостережение.