Глава II - Юные лорды
Оливер Бок
3 февраля 2958 года
Генрих застёгивал пуговицы на прекрасном, фиолетовом, переливающемся блёстками камзоле Оливера. Каждая пуговка давила сильнее, но Оливер старался не обращать на это внимания. Он молчал, губы были сведены.
- Ну-ну, - Генрих взял Оливера за плечи и задумчиво оглядел его с ног до головы, - Сэр, сегодня вы блистаете.
- Спасибо, Генрих, - Оливер посмотрел на камзол, увидел блёстки и понял нехитрый каламбур дворецкого. Его лицо прорезала улыбка. Генрих тоже улыбнулся и посмотрел Оливеру в глаза. Они обменялись смешками, дворецкий подал Олли руку и плавно помог спустить его с табуретки.
- Хм, а помощь вам и не требуется, сэр. Десять лет, а уже вон как вымахали!
- Генрих, твои колкости не очень похожи на общение слуги и сеньора, - холодным тоном отметил Оливер. Глаза смотрели куда-то в пустоту.
Фраза задела Генриха, но тот не подал виду, лишь сконфуженно поводил усами. Он любил так делать и раньше это веселило Олли. Раньше. Раньше...
Быстрыми и ловкими движениями рук Генрих поработал над пышной каштановой шевелюрой Оливера, придав ей приличный вид - возможно, чересчур прилизанный, но имперские управляющие любят это. Оливер выпрямился, глубоко вздохнул и подошёл к двери. Она открылась. Генрих почти подбежал чтобы помочь ему, но Оливер, увидев его протянутую руку, пробормотал.
- Не надо.
Генрих молча кивнул и понурил голову. Закрыв дверь за Оливером, он вышел вместе с ним в отделанный ясенем коридор - портретную галерею. Там был величественный Рудольф Бок в роскошном белоснежном мундире и с россыпью медалей, он обратил своё седовласое лицо вдаль. Ещё несколько портретов. Вот Пауль Бок - дед, которого Оливер никогда не видел. В серой офицерской форме космофлота, рыжий и с хитрыми улыбающимися глазами. А дальше...
Оливер вспомнил один день почти год назад. В тот день отец взял его на работу. Столько роботов в одном месте он ещё никогда не видел да и вряд ли увидит ещё - инженером он быть не хотел. Он видел её. Видел пушку.
Он привык ходить по портретной галерее и протестовал против желания Генриха перенести её в другое место. Почему-то - он и сам не понимал почему - он хотел чтобы все члены семьи Бок были в одном месте. Дядюшку Вилли скоро тоже повесят.
Ковёр, увитый змеистым узором вёл их во внутренний дворик. Окружённый каменными стенами и арками, подражающими земной готике, дворик был знаменитым украшением поместья Боков. Мощёная дорожка кругом обходила прекрасный, стриженный лично Генрихом, газон и сад. Сад был альпийской горкой в форме змея - родового герба Боков. Цветы со всей Пенелопы: громоздкие, квадратные, украшали его каждую чешуйку. Змей полз к тому чтобы стать уроборосом.
В тени ясеней, привезённых Рудольфом Боком с Земли сидела мать. Вся в чёрном. Пространная накидка скрывала почти всю её, кроме неестественно длинных рук и больших ладоней, в которых она держала книгу. Какая-то беллетристика, Олли понимал что мать читает лишь для вида. Она заметила их сразу же и громко воскликнула
- Олли! Прекрасный камзол. Я знала, что Генрих постарается на славу.
Генрих покраснел, но Олли заметил натянутость улыбки матери. Он кивнул и тихо произнёс.
- Спасибо.
После чего подбежал к ней и обнял. Эта маска молчаливой скорби, которую он надел позавчера уже надоела ему. Он снова заплакал. Своды дворика отозвались эхом всех поколений Боков.
Меньше чем через минуту Оливер утёр слёзы и выпрямился перед матерью.
- Пошли. Наверное, он уже заждался.
Он и правда заждался. Широкий и с детским выражением лица, он мило хохотал, читая секцию "Анекдоты" в "Известиях", но увидев Оливера и его мать встал и убрал планшет с газетой.
- Здравствуйте, госпожа. И вы, юный господин, - он натужно попытался поклониться, но пивной живот не дал ему это сделать. Оливер был готов рассмеяться - старичок был невероятно забавен. Но сумел сдержаться - знал, что мать не оценит.
- Как вы знаете, я управляю делами семей, пострадавших в результате боевых действий, - с выражением и бодро произнёс старичок, - Готов ответить на любые ваши вопросы.
Мать смерила старичка взглядом, от которого комната, казалось, покрылась инеем. Старичок проигнорировал этот невербальный выпад и сложил руки замком. - Готов вас слушать
- Покажите его, - процедила сквозь зубы мать.
- Кого - его?, - расхохотался старичок. Оливер почувствовал прилив раздражения.
- Вы знаете о ком я, - холодно сказала мать.
- Он остался в Cтолице, миледи. Могу показать вам его фотографию, - сказал старичок и потянулся к планшету.
- Тогда не стоит, - одёрнула его мать.
- Воля ваша, миледи. Другие вопросы?
- Олли, прошу, оставь нас, - вдруг всполошилась мать.
- Почему?, - возмутился Оливер.
- Вырастешь - поймёшь. Давай, ступай.
- Но...
- Слушай свою маму! - вставил старичок.
Оливеру не оставалось ничего кроме как пожать плечами, и, ворча про себя, удалиться из комнаты. Он чувствовал, что его отрезали от чего-то невероятно важного. Ступай, говорят они. А куда мне ступать? Почему вообще такое слово странное - "ступай". Как будто оно от слова "ступа". Или "ступор". Он попал в момент того самого странного чувства, когда многократное повторение слова вызывает ощущение того, что этого слова не существует. Это ему не понравилось. Слово "ступай" определённо есть, вот, я даже его произношу. Столько загадок...
Он вдруг осознал что думает совершенно не о том, о чём ему следовало бы думать. В его жизни, да и в жизни его матери - а получается, в жизни всего семейства Боков - происходят великие перемены, а он думает о каких-то словах. И зачем мать его взяла, если всё равно выгнала в самом начале... Столько тайн, столько загадок!
В пыльном коридоре поместья, рядом с освещённым залом аудиенций был всего лишь один старый стул с розовой обивкой. Коридор был отделан блестящим кварцем, в котором можно было разглядеть окаменелости древних тварей с Пенелопы. Это было интересно.
И опять не о том мысли, ох не о том. Надо собирать их в кучу. Давай, давай! Ну же! Отец...
Образ отца резко прорезал голову Оливера. Он больше никогда его не увидит, и эта мысль была свинцовым грузилом в его голове. Эта мысль была болью и кровью, она была Патриамом. Что это вообще такое - Патриам? Загадочное место, очень загадочное...
За дверью послышались крики, удары чего-то тяжелого. Оливер вскинулся, готовый защищать мать. Это не потребовалось - она вскоре выбежала из-за двери, вся в слезах.
- Что случилось?, - дрожащим голосом спросил Оливер.
- Твоя мать не желает признавать императорский приказ, сынок, - старичок вышел из-за двери, пыхтя и сопя. Он был покрыт розовато-красными пятнами
- Не смейте меня так называть! Обращайтесь на "господин"!
- Какой ты колкий! - насупился старичок, - Взываешь к моему этикету, хотя сам не знаешь как обращаться к имперскому управляющему.
- И как же надо к нему обращаться?, - Оливер упёр руки в боки.
- Ну уж точно не визжать на него, - старичок демонстративно фыркнул, задрал нос картошкой и погнался за матерью. Оливер припустил за ним.
- Миледи Бок!, - продираясь сквозь одышку воззвал управляющий, - Миледи Бок, ну хватит вести себя как ребёнок! Вы же зна... ах... зна..
Старичок остановился и начал громко кашлять. Его глаза помутнели, лицо сморщилось. Оливер и его мать резко подбежали к нему, стараясь поддержать. Вдруг он резко схватил мать Оливера за руку и прекратил кашлять.
- Видите, как легко я прекратил своё представление, - его голос питоном обвил уши слушающих, - Прекратите и вы своё. От вас требуется подпись на ряде бумаг, только и всего.
- Я не собираюсь это подписывать! - взорвалась мать, - Это банальное неуважение ко мне как к личности!
- Империи плевать на личности, миледи Бок, - спокойно произнёс старичок.
Мать оцепенела. Старичок незаметно улыбнулся, и, отпустив её руку, пошёл в комнату снова. Она, словно слепец, пошла за ним медленной, но всё ещё царственной поступью. Управляющий придержал дверь для неё, после чего улыбнулся наподобие Гринча и дверь захлопнулась перед носом Оливера.
И снова они делают это! Оливер был готов рвать и метать, только он не знал на что обрушить свой гнев. Стул было в определённом смысле жалко - он, пожалуй, был свидетелем времён императора Альберта II Великого. С размаху он ударил по стене, но быстро пожалел об этом решении - большой палец дал о себе знать криком боли. Тихо взвизгнув, Оливер запрыгал на одной ноге. Однако, вскоре он осознал как выглядит со стороны, и чуть-чуть прихрамывая, присел на древний стул. Он догадывался, какой документ подписывают в той комнате.
Исабелла Шухарт-Бок
Ком неумолимо подкатывал к горлу. Огромный, и как будто бы металлический, он был пущен по колее и подкатывал, подкатывал...
Как только дверь закрылась за этим старикашкой, она поняла что теперь уже не отвертится от этого договора. Правду он сказал - Империи плевать на личности настолько, что даже в её личную жизнь лезут столичные бюрократы. Дело, естественно, в деньгах Боков и их влиянии. Опять купюры с профилем монарха решили всё за неё. Ей такой расклад совершенно не нравился, но кто будет слушать вдову - тем более вдову Бока?
- Миледи Бок, вы начинаете раздражать меня!, - зашипел старичок. В его глазах возились огоньки, - Просто подпишите и мы разойдёмся. Больше вы меня не увидите, на приёмах я стараюсь не появляться.
- Я не могу это подписать. Официальный период траура ещё не прошёл.
- Напомнить вам, что время на разных планетах течёт по-разному? Этот принцип Эйнштейн вывел тысячу лет назад.
- Но по законам...
- Физике плевать на законы.
- Всему-то у вас на всё плевать.
- Прекратите, - казалось, у старичка из ушей идёт пар.
- Вы же понимаете, о чём я.
- Нет, я решительно вас не понимаю. Империя заботится о вас - выдаёт нового мужа на замену умершему. А вы, вместо того чтобы принять такой трогательный акт любви от вашего государства истерите и кидаетесь в посланника его милости табуретками!
- Вы - круглый идиот, если считаете что это забота. Выдавать человеку партнёра, выбранного императором это... это...
- М-да, наверное я и правда перегнул палку. Соглашусь. Но вы всё же подпишите.
- Ах ты!
- Ну-ну, не стоит на меня кидаться. Вы сами понимаете - не подпишете, вам же будет хуже.
Она молча кивнула и села за стол. На нём лежал ненавистный документ - "Согласие на оформление отношений". Какое варварство! Спасибо предкам Германа, что прокляли семейство Боков на вечную травлю от имперских шавок. Но у неё нету выбора и почти никогда его не было. Она вспомнила это "почти". И это было прекрасно.
Роберт Пайпер
12 февраля 2958 года
Море травы распростёрлось перед ними и под ними. Оранжевая, сырая, мягкая трава, которая больше походила на мех большого, но тёплого, как телогрейка, зверя, и мех тот был влажен после долгого купания. Ботинки Роберта и Олли хлюпали и отзывались после каждого мимолетного и проходящего мановения ногой, а земля хрустела. Сухая и грубая, не получившая заветного глотка вечерней росы, она, тем не менее, безразлично отвечала на громовые удары их ботинок. Всё было залито полутонами киновари и олова, охры и сурика, червонное золото и чистая медь - три солнца Альфа Центавры вместе бросали всю палитру закатных цветов на Пенелопу. Трава бурлила и вскипала под легким бризом с далёкого (или не очень далёкого) моря.
- Слушай, Роб, - неловко начал Олли, шелестя красной и мягкой травой, покрытой капельками.
- Ну что там у тебя?
- Да так, ничего...
- Ох, Олли, в последнее время ты ну ооочень странный.
- Наверное, это из-за отца.
Роберт благоразумно промолчал. Он ожидал такого развития диалога - Олли в последнее время часто странно себя вёл и говорил, но Роберт его понимал. Хоть и не сталкивался с такой ситуацией, отчего ему было невероятно стыдно. Он до конца не разобрался почему. В попытках поддержать диалог он стал искать повода снаружи, мол, смотри какая интересная животина выскакивает из травы. Вот только повода всё не подворачивалось - Дикоземье на поверку оказалось довольно скучным местом. Всё что тут было это бесконечное море мягкой травы, которая доходила им до колен и бордовые скалы в отдалении. Так бы им и идти - молча, вслушиваясь в жужжание робота-охранника, парящего над их головами и в шелест мягкой травы. Обычно роботы не шумят, но в Дикоземье было так тихо, что неслышимый звук работы приборов звучал как канонада машин. Какие-то странные, маленькие существа рыжевато-бурого цвета, похожие на лягушек но без головы и пальцев, шныряли под ногами. Но "безголовики", как их называла детвора на Пенелопе, не интересовали Роберта и уж тем более Оливера. От приключения в Дикоземье ожидаешь чего-то большего.
- Обнаружен провал, - произнёс робот голосом Джорджа Бенсона.
Роберт и Олли моментально остановились. Провала они не видели, но знали что в Дикоземье такое не редкость. Вперёд лучше было не ходить. Они остановились и смотрели в травяное море - спокойное и непрерывное. Лишь приглядевшись, они увидели что метрах в десяти от них трава действительно росла как-то не так, что-то не то было с перспективой. Без подсказки от охранника такую деталь подметить невозможно.
Тем временем сам охранник выстраивал обратную дорожку лазером - алая полоса прорезала ровный путь сквозь траву. Приключение было окончено.
Оливер Бок
14 февраля 2958 года
В стародавние времена, ещё до Экспансии, этот день был праздником любви. Довольно интересная традиция, как казалось Оливеру. Определённый шарм в этом есть - праздновать такое милое чувство. Праздновать чувство? Голова сегодня не варит, думается как-то плохо.
Он упал на парту и спрятал голову в руках. В классе было всего пять человек. Мадам Шуттенбах, бесформенная женщина без возраста в помпезных треугольных очках посмотрела на него.
- Оливер? Всё хорошо?
Он возненавидел этот вопрос - да, всё хорошо, но чёрт подери!
Он медленно поднял голову и вопросительно подтвердил.
- Да, всё прекрасно.
После этого он старался держать голову на весу, что получалось у него довольно странно и забавно. Она была тяжеленной, эта голова, она тянула его на дно как пресловутая щука, а лебедь уже не справлялся. Выслушивать монотонный рассказ о временах Экспансии было невероятно скучно. Сотни лет мира и спокойствия, просто расселения на другие планеты. Он спал и слушал про каждый из десятков миров, покорённых человечеством в те годы. Миров, кроме Патриама. Патриам человечеству никогда не покорялся. Отец.
Он одёрнул себя. Уже почти месяц прошёл, хватит себя накручивать. Нужно учиться жить дальше, вне трагедии - но у него это не особо получалось. Почему-то.
И снова с ним заговорил Голос. Шипящий, медленный. Он говорил о каких-то странных вещах - казалось, линия его мысли плавно течёт перед тобой, и в то же время ускользает. Голос что-то от него хотел. Голос, голос...
- Эй, спящая царевна!, - толкнул его в плечо Роберт. Это был последний урок.
- Роб, отстань, - промямлил Оливер. Звучал он крайне неубедительно.
- Ну-ну. Я так просто не отстану. Подымайся.
- Меее... - Оливер издал странный звук.
- Действительно, поднимайся, - вмешалась Эльза, их подруга. Приятный голос убедил Оливера и он воспрянул.
- Так-то лучше, - усмехнулся Роберт. - Сегодня нам надо совершить крайне важное дело.
- Твои важные дела подождут. К нам домой приезжает он.
- А, ты предупреждал.
- Да. Увидимся позже.
- Увидимся.
Оливер подождал когда Роберт и Эльза покинут класс, после чего вышел сам. Коридор школы не был подражанием земной архитектуре, здесь читался отчётливый стиль марсианского нео-пост-ренессанса с его круглыми в сечении коридорами и полным отсутствием углов и плоскостей. Как нора хоббита, но в идеале. Даже ходить по такому не очень удобно.
Генрих ждал его в машине, мягко парившей над платформой у школы. На нём была белая рубашка и чёрный жилет - Генрих просто обожал это сочетание цветов. Банальное, но смотрится эффектно, как он любил говорить.
- Сэр Олли, - вскинул он тонкие руки, - присаживайтесь. До дома путь неблизкий.
- Да, я знаю, Генрих, - произнёс Олли, подбежав к машине.
Та бесшумно взлетела и устремилась вдаль. Генрих о прошедшем дне не спрашивал - понимал что бесполезно. И Оливер был ему за это благодарен.
Машина остановилась перед входом в поместье Боков. Жёлтый фасад, облицованный песчаником, и серые ясеневые двери, опутанные змеями - сочетание довольно необычное. Двери автоматически открылись, Олли и Генрих вошли внутрь. Там их уже поджидал он. Тот, ради кого мать подписывала договор. Тот, кому было суждено разрушить жизнь Олли да и вообще всех Боков. Вильгельм Кнехтер, отчим и муж, выбранный для семьи Боков императором.
У этого человека лицо было серым, а глаза стеклянными. Волосы, седые или просто покрашенные, были средней длины. Какие-то морщины. Он был в сероватой футболке со странной надписью на неизвестном Оливеру языке, и в брюках. Ни сюртуков, ни мундиров - никакого подражания земным монархиям. Казалось, он дремал с открытыми глазами. Но лишь стоило ему заметить Оливера он посмотрел на него. И Оливеру захотелось заиметь пистолет и выстрелить - он не мог поверить, просто не мог, что эта, с вашего позволения, фигура заменит ему отца! Но факт оставался фактом.
Вечером он вышел погулять в Дикоземье. Один, разве что с роботом. Он устало бродил по печальным просторам травы, бесконечного моря травы и карстовых провалов. Он был в футболке и брюках - подражать Вильгельму не хотелось, но так было гораздо удобнее. Он плыл в траве, а трава плыла в нём. Он упал на траву, и лишь безголовики прыгали вокруг.