Глава 2
Солнечный лучик пощекотал веки, спугнув сон. Она спряталась под одеялом, стараясь вернуться в страну грез. Но глаза упрямо открывались. Анечка сладко потянулась и резко откинула одеяло в сторону: иначе не встать — очень холодно. За окном кружились пушистые снежинки, сияя всеми цветами радуги. Мороз тщательно расписал стекло причудливым узором. Какое замечательное утро!
Они с Андреем завтракали вместе. Окружающие сверстники косились на парочку, шушукались. Однако девочке не было никакого дела до сплетников и завистников. Андрей почти не разговаривал, лишь внимательно слушал и ковырялся в тарелке с манкой. Анечка пребывала в замечательном настроении и на кашу не обращала вообще никакого внимания, болтала без умолку. Мальчик улыбался в ответ и поглядывал на нее лучезарным теплым взглядом. Казалось, его лицо стало светлее по сравнению с прошлыми днями. По крайней мере, хмурая складка между бровями разгладилась, и он больше не выглядел мрачной букой.
— Я обязательно познакомлю тебя с Ланой. Это сестра Оксаны. Она классная! Мы с ней дружим целую вечность — с ясельной группы детского сада. Причем волнообразно: то друзья не разлей вода, то враги, каких еще поискать надо. Она сегодня должна прийти. Мы с ней вместе будем искать твоих родственников. Надеюсь, тебя здесь подержат хотя бы недельку, а за это время мы с ней всё сделаем. Знаешь, какая Ланка молодец!
— Мальцева! — позвала медсестра. Анечка удивленно посмотрела на женщину. — Иди к Михельсону. Он ждет.
— Зачем?
— Почем я знаю? Иди, давай, быстрее, у него дел много.
Пришлось прервать завтрак и похромать к лечащему врачу.
Яков Иосифович даже головы не поднял, когда Анечка бочком вошла в ординаторскую. Он изучал анализы, снимки, листал историю болезни. Девочка улыбнулась. Михельсон напоминал состарившегося колобка. Короткие толстые пальцы хирурга быстро перебирали листки, исписанные малопонятной медицинской вязью. Розовые щечки, нос картошкой, добрый взгляд серых глаз из-под овальных очков. Кругленький и аппетитненький, словно свежеиспеченная булочка.
— Ну-с, сударыня, прыгайте от счастья, — в конце концов, отложил он свои бумажки и повернулся к девочке.
— В каком смысле?
— Всё, бегите и сообщите своей маменьке, что вы можете быть свободны. Выписку из истории болезни передайте хирургу по месту жительства. Конечно, про школу еще рано говорить. С вашей травмой надо бы дома посидеть недельки две. Посему отправляйтесь в отчий дом под бдительный присмотр родителей. И пока никакой нагрузки на ногу. Я дам освобождение от физкультуры. Хорошо?
— То есть вы меня выписываете? Сегодня? — на всякий случай уточнила Анечка.
— В принципе, да, выписываю. А вас что-то беспокоит?
— Нет, все в полном порядке. Я думала, что это произойдет в понедельник, а не сегодня.
— А что вам тут делать в выходные?
Она неопределенно пожала плечами.
— Вот и славно. Держите.
Анечка забрала выписку и радостная вернулась в палату, по дороге позвонив маме. Надо предупредить Андрея, что ее выписали, оставить номер телефона. А завтра, в субботу, они с Ланкой займутся поиском его родственников. Хотя... мама не позволит ей с больной ногой носится по Москве. Что же делать? Может быть, попросить папу?
Она заглянула к мальчишкам. Постель друга аккуратно заправлена, а сам хозяин куда-то делся. Попрощалась с ребятами. Дошла до дальней палаты, надеясь застать Андрея на любимом подоконнике. Никого. Его не оказалось ни в процедурной, ни на физиотерапии, ни у медсестер. Вот незадача!
Анечка начала нервничать.
Мимо проносились какие-то люди в зеленой униформе. Она понимала, что бесполезно спрашивать сотрудников о том, куда делся пациент. Все равно не ответят. Но мама могла приехать с минуты на минуту, а она до сих пор ничего не знает об Андрее. Где он? Куда делся? Тогда Анечка приняла единственно верное решение: пойти к Михельсону и узнать, куда он отправил парня. Предлог тоже нашла подходящий: они подружились, и она хотела бы обменяться номерами телефонов. Но Яков Иосифович как сквозь землю провалился. Анечка начала паниковать. Еще раз обежала все кабинеты, и в коридоре столкнулась с мамой...
***
Вернувшись домой, она первым делом позвонила Ланке. Та примчалась сразу же. Шумно пообщалась с Татьяной Ивановной в коридоре. Снимая пуховик, в сто двадцать пятый раз сбила жестяные флаконы с полочки около зеркала. Тут же принялась их торопливо собирать. Татьяна Ивановна только посмеивалась над девочкой.
— Мальцева! Ты где? — ворвалась Лана в комнату.
— Ты опять сокрушила полку? — рассмеялась Анечка.
— Вот неделю к тебе не походишь и все забывать начинаешь, — посетовала Лана. — И потом, почему бы вам не убрать эту полку в другое место? Вечно я на нее натыкаюсь!
— Лань, кроме тебя на нее больше никто не натыкается! А духи мама убрала давным-давно, после того, как ты разбила ее «Пуазон».
Лана моментально покраснела, вспомнив, как полный изящный пузырек шмякнулся на кафель и с веселым звяканьем разлетелся на маленькие кусочки, окатив желтой жидкостью стены, одежду и мебель. Потом к Мальцевым неделю нельзя было зайти: в коридоре настойчиво воняло дорогими французскими духами.
Она тяжко вздохнула и скромно уселась на стул, неловко сложив длинные руки на тощих ножках. Короткие рыжие волосы торчали в разные стороны. Зеленые глазки грустно потупились. Если бы великий художник внезапно захотел написать с Ланки картину, то назвал бы ее «Стыдливая осень». Анечка вообще в глубине души завидовала подружке. Она была такой солнечной и сочной, словно природа в середине сентября, когда золотые листья горят восхитительным огнем на синем-синем небе. И по характеру Ланка была такой же — яркой, немного резкой, но ужасно милой. Единственное, что ее безнадежно портило, так это жуткая угловатость. Когда Лана, самая маленькая девочка в классе, больше похожая на тощего цыпленка, уезжала в деревню к бабушке, никто и предположить не мог, что за три летних месяца она вытянется почти на десять сантиметров и станет едва ли не самой высокой среди одноклассниц. Переместившись из хвоста строя в его начало, Ланка так и не научилась управлять неожиданно длинными ногами и руками, поэтому, садясь на стул, имела жалкий вид палочника. Более того, она стала удивительно неуклюжей. Порой Анечка думала, что Бузыкина, выросшая физически, так и осталась в душе маленьким тощим созданьицем, не осознающим собственных габаритов.
— Лана, у меня к тебе конфиденциальное дело, — начала Анечка загадочным шепотом. — Мне нужна твоя помощь.
— Если это касается Медведева, то я — пас! Даже имени его не произноси!
— Что случилось? — напряглась Анечка.
— А то ты не знаешь? — хмыкнула Лана.
— Что случилось?
Ланка запнулась и смутилась, виновато отвела взгляд.
— Да так, ничего особенного...
— Говори!
— Я сама это только вчера узнала от Жорки...
— Ланка, имей совесть! Говори!
— Я не знаю, как тебе это сказать?
— Он жив? — перепугалась Анечка.
— Да чего ему будет? Ни одна холера его не возьмет... — пожала Ланка плечами и отвела взгляд.
— У него другая! — наконец-то догадалась Анечка.
Та неохотно кивнула.
— Только Жорка говорит, что там ничего серьезного, — тут же начала оправдываться Лана. — Когда ты лежала в больнице, ему захотелось развеяться. И как только тебя выпишут, он тут же вернется к тебе.
В носу защекотало. Стало очень больно и обидно. Сердечко все еще принадлежащее Олешке билось неуверенно.
— Кто она? — глухо спросила девочка.
— Светка Булкина из «Г» класса.
Анечка расхохоталась. Променять ее на Булкину! Вот уж умора! «Великолепный» вкус! Ничего не скажешь!
— Я видела, как он ее кадрил, — поняв, что подружка нормально отреагировала на плохую новость, продолжила Лана. — Подходит и говорит: «Я помню чудное мгновенье, Передо мной явилась ты! Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты! Ах, эти волосы цвета жженого каштана, медовые глаза, ротик-конфетка, разве может быть что-нибудь прекраснее? Я буду вашим стражем...» Видимо, чтобы эту кикимору не утащил водяной!
— Он так всех кадрит, — моментально перестав смеяться, мрачно отозвалась Анечка. — И я повелась на эти речи. Идиотка!
— Перестань! Что ты хочешь от этого бабника? А вот Жорка вроде бы ничего.
— Да ну, — скривилась она и грустно вздохнула. — Твой Жорка тупой как дерево. Хотя... Никакое он, в принципе, и не дерево, а так... ДСП сплошное.
— Зря ты так. Жорка неплохой парень, — пожала плечами Лана. — Медведев, конечно, сокровище еще то, одна радость — на лицо смазливый. Но это же не повод так сильно переживать, да еще Баркова оскорблять ни за что ни про что! Хочешь, я поговорю с Жоркой насчет Медведева?
— Не хочу, — притворно весело ответила Анечка. Эх, главное Ланке не показывать виду, что на душе удивительно гадко. — Мне на самом деле сейчас нет никакого дела до Олега. Есть идея получше! Закачаешься!
— Ты с кем-то познакомилась в больнице? Кто он? — оживилась Лана, перебравшись на постель поближе к подружке.
И Анечка подробно рассказала о несчастном мальчике, попавшем в аварию и потерявшем родственников.
Лана слушала внимательно. Охала и ахала в нужных местах. Даже пару раз закатила зеленые глазки, когда Анечка говорила о несправедливости жизни. А потом задала совершенно глупый вопрос:
— Может, он преступник?
Анечка часто заморгала, открыла рот, чтобы ответить, но ничего вразумительного придумать не смогла.
— Ой, какая же ты, Анька, бестолковая! Если он преступник, то «потеря памяти» отлично на него работает? Он может прикинуться кем угодно! А если он рецидивист или сбежал из тюрьмы?
— Мне иногда кажется, что некоторые твои изречения больше похожи на бред сумасшедшего, чем на слова разумного человека, — недовольно перебила ее Анечка.
— А что я такого сказала? — обиделась Лана.
— Я с тобой серьезно разговариваю, а ты ерунду несешь. Понимаешь, Андрея в интернат отправят! Ты только представь, как ему там будет плохо. Я думаю, надо найти его родственников. Не бывает так, чтобы человек на свете совсем один жил.
— И как ты собираешься их искать?
— Не знаю. Я хотела, чтобы ты помогла мне. Ведь ты у нас такая умная.
— Звучит, как издевка, — хмыкнула Лана. — Ты влюбилась что ли? Он хорошенький?
— Ага, очень! — Анечка расхохоталась. — Лысый и тощий, смотреть не на что! Но у него взгляд ангела! Да, он настоящий ангел!
— Ангел? Вот и пусть хлопает своими крыльями в другом месте! Я не понимаю, зачем он тебе? Вот если бы ты на него запала, а так... Может ну его? Ань, сама подумай, с больной ногой ты мало что сможешь сделать. И потом, это надо слать запросы, выяснять его адрес, ехать туда, искать того, кто бы его смог опознать... Анька, оно тебе надо? Ради любимого я бы еще отважилась поискать родню, но эта овчинка выделки не стоит.
— Вообще-то я надеялась на тебя. Неужели ты не понимаешь, у человека беда, он потерял память, родителей?
— Скажи, а с головой у него как? Ты же говоришь, что он память потерял, так? — подозрительно прищурившись, поинтересовалась Лана.
— А причем тут это? — не поняв, где скрывается подвох, растерялась девочка.
— Ну, он считает, что у него с головой все в порядке?
— Да... — она нервно дернула плечами. — Наверное...
— Если он считает, что у него с головой все в порядке, значит в его глазах все остальные больные, — авторитетно заявила Лана. — А если так, то он явный псих. Потому что психу всегда кажется, что все кругом больные, один он здоровый.
— Лань, ты сама больная! — взорвалась Анечка. — На всю голову! Он память потерял! Парню нужна помощь, и кроме нас ему никто больше не поможет! А ты... А ты...
— А что я? Чем я могу ему помочь? Вот чем конкретно я могу помочь? Знаешь, сколько у Оксанки несчастных детей проходит? В прошлом году им подбросили маленькую девчонку, сбитую машиной. Мужик на обочине подобрал, в больницу на руках приволок и у входа оставил! И что? Я должна была взять ее себе? Или найти того водителя, который на нее наехал? Бог тебе в помощь в этом начинании и золотую рыбку на счастье! В вяленом виде! А мне это не надо! Адреса благотворительных обществ в изобилии водятся на страницах Интернета. Вот туда пусть и обращается.
— Лана, ты что такое говоришь? Ты с ума сошла?
— Нет! Он тебя использует! И это очевидно всем, кроме тебя! Чего ради мы будем мотаться по Москве и искать его родню? Если он им раньше не был нужен, то сейчас не будет нужен и подавно!
— Значит, ты не со мной?
— Категорически нет!
— А еще друг...
— И как друг тебе заявляю — брось это глупое дело.
— Злая ты! — в сердцах бросила Анечка.
— Недобрая, — уточнила Лана миролюбиво.
— Ну и уходи!
— Ну и уйду!
Едва за Ланой закрылась входная дверь, раздался телефонный звонок.
— Да! — раздраженно рявкнула в трубку Анечка.
— Мой ангел, это я! — промурлыкал на том конце Олег Медведев. — Как ты, моя жизнь?
— Я не твой ангел, не твоя жизнь и вообще я больше не твоя! Отвали от меня! Понял? — зло закричала она, а потом тихим ехидным голоском добавила: — Можешь утешиться на булках Булкиной. Она будет счастлива! — и нажала отбой.
Она села, где стояла — посреди коридора на холодный кафель, — и громко зарыдала, прижимая к груди телефонную трубку. Какой отвратительный день — сначала ее предала лучшая подруга, потом она бросила самого красивого старшеклассника на свете, мечту всех девчонок школы, а как замечательно все начиналось...
***
Анечка не смогла навестить Андрея. Родители забрали ее в субботу на дачу к крестному, где они и провели все выходные, вернувшись в Москву только в воскресение вечером.
Эти два дня она использовала с максимальной пользой, пытаясь решить, что же делать с Медведевым и Андреем, как быть с Ланой.
То, что с Бузыкиной они помирятся, не вызывало никаких сомнений. Этот вопрос с повестки дня снимался сразу же.
Медведев... Олешек... За неделю ни разу не пришел. Не позвонил на мобильный. Не узнал, как дела. Вместо этого завел себе новую девчонку! Чтобы скучно не было! Подлец!
Что касается Андрея, то тут все элементарно. Надо позвонить Оксане и узнать хоть какие-то данные. А потом поехать к нему домой и пообщаться с соседями, друзьями. Просто, как все гениальное!
Она посмотрела на часы. Девять вечера. Оксанка должна быть на месте.
Обзвонив половину больницы, Анечка через полчаса наконец-то отыскала медсестру.
— Анюта, привет! — обрадовалась Оксана. — Я думала, ты на выходные домой уехала, а Михельсон тебя вообще выписал! Как ты себя чувствуешь?
— Все нормально. Мне нужна твоя помощь.
— Что случилось?
— Я хочу помочь Андрею. Мне нужны его данные из карты. Хоть что-нибудь. Адрес, фамилия, родители?
— Зачем?
— Ты сама говорила, что домашним детям не место в интернате. Я найду его родственников, и они его заберут к себе. Мне очень нужна твоя помощь! Помоги, пожалуйста!
— Сейчас, подожди. Посмотрю историю болезни. — Оксана долго шуршала бумагами, потом воскликнула: — Ага, вот! Ты знаешь... Странно...
— Что там? — Анечка начала подпрыгивать от нетерпения. Ах, если бы она сейчас стояла рядом с Оксаной, то вырвала бы бумаги и посмотрела их сама!
— Минутку... Нет, это какая-то ошибка! Быть такого не может!
— Оксана! — взмолилась Анечка.
— Вообще-то он должен остаться в московском интернате, ну в крайнем случае в каком-нибудь областном... Ань, наверное это ошибка. Я уточню завтра у врача.
— Что там написано? — почти закричала она.
— Пензенская область тут написано. Его не имеют права отправлять дальше Московской области. Я завтра у Михельсона спрошу, хорошо?
— А в истории есть его домашний адрес?
— Нет. Ничего нет, ни строчки.
— Ясно. Плохо. — Какая-то не оформившаяся мысль уже родилась в подсознании, но еще не дошла до разума, не приняла четких форм. — Слушай, а какой у него диагноз? Какие прогнозы? Он адекватный?
— Да, вполне. У него почти все в порядке. Думаю, что диагноз тебе ничего не скажет. Но если в дальнейшем он получит нормальное лечение, то прогноз благоприятный. Менее чем через год, Андрей полностью оправится от травмы!
— Хорошо. Будем надеяться. Во сколько за ним завтра приедут?
— Утром, скорее всего после завтрака.
— Эх, жаль, я не попрощаюсь, — вздохнула она. — Не могла бы ты его попросить, позвонить мне. — Мысль рядом, но все время ускользает. Зачем? Зачем он должен звонить?
— Я сейчас позову его. «Повиси» на трубке.
Думай! Быстро думай, пока Оксана не вернулась!
Понятно, что, если Андрей уедет в пензенский интернат, она навсегда потеряет с ним связь. Кто знает, какие там условия, воспитанники, учителя и воспитатели? Но не бежать же ему из больницы! Где он будет жить, на какие деньги станет покупать еду? У него даже нормальной одежды нет! А зимой нужны не только рубашка и брюки, но и теплая куртка, а еще лучше дубленка, и обувь нормальная. Вряд ли у него есть средства, чтобы одеться в соответствии с сезоном. Поиск друзей и родственников может затянуться... Хотя... Вариант с побегом сейчас кажется ей самым разумным. Он может какое-то время пожить у них, с родителями она договорится. Семья не нуждается, и Андрей не станет лишней обузой. Но как вывести его оттуда? Оксану подставлять не хочется. Ведь если он сбежит в ее смену, то Бузыкиной попадет. Внизу охрана, мимо нее не проскочит даже мышь... Что же делать?
— Алло? — раздался удивленный голос.
— Привет, мой друг. Оксана рядом? — с места в карьер начала Анечка.
— Нет. Она вышла.
— Это хорошо. Теперь слушай меня внимательно. Завтра тебя отправят куда-то в район Пензы.
— Я знаю.
— Если ты уедешь из города, то не сможешь вспомнить себя. Ты понимаешь это?
— Да.
— Я обещала помогать тебе. И я все сделаю для своего друга. Мы узнаем твой домашний адрес и поедем туда. Там тебя вспомнят, придут друзья. Возможно, найдутся какие-нибудь родственники. Они расскажут тебе о тебе, покажут фотографии, какие-то важные вещи. Понимаешь? Ты с помощью друзей сможешь вернуть свое прошлое. Только для этого тебе надо бежать из больницы!
— И где я буду жить? — усмехнулся Андрей.
— У меня.
Ни слова не прозвучало в ответ, лишь тяжелое молчание повисло в трубке, даже дыхания не было слышно.
Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. — мигали цифры на дисплее телефона, отсчитывая время разговора.
Он молчал.
Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать...
— Решайся! — подтолкнула она его.
— За какие такие заслуги ты решила мне помочь? — наконец-то мрачно поинтересовался он.
— Ни за какие. Иногда на меня нападает гадкий альтруизм, и я под его отвратительным влиянием тут же начинаю помогать попавшим в аварию смазливым мальчикам, — улыбнулась Анечка.
— Мне кажется, ты слишком преувеличиваешь силу моего обаяния.
— Ничуть. Есть у меня подозрение, что я ее недооцениваю.
— Ну, хорошо, допустим, я сбегу. Как ты себе это представляешь? Аня, я ничего не помню. Я не знаю, где жил, чем занимался. Я как чистый лист бумаги, который непонятно из чего сделали. Я не знаю, что выкину в следующий момент. Ты понимаешь, что я не всегда осознаю, что делаю? Возможно, я агрессивен, истеричен, у меня преступные наклонности. Я не знаю о себе ничего! Ты не побоишься находиться рядом со мной?
— Нет, — твердо ответила Анечка. Она действительно не боялась его. Рядом с Андреем она чувствовала себя удивительно спокойно, следовательно, он замечательный парень. — Поверь, в любом случае это лучше, чем жить в интернате. Договорились?
— Нет.
— Почему?
— Потому что.
— Объясни!
— Я уже все сказал.
— Это не ответ!
— Повторяю, я ничего о себе не знаю. К тому же твои родители наверняка не в курсе, какой сюрприз их ожидает? Любой нормальный человек, не задумываясь, выгонит чужака из собственного дома. Ты хочешь, чтобы они сдали меня в милицию? Я без документов, у меня амнезия, я даже имени своего не помню... На дворе декабрь, я не хочу жить на улице. Твои родители совершенно точно меня выгонят.
— Это мои проблемы.
— Но я не хочу создавать тебе проблем!
— Всё, вопрос закрыт! Крутись, как хочешь, но завтра в восемь часов утра ты должен быть в травмпункте на первом этаже. В восемь у врачей планерка. На всё про всё у нас будет максимум пятнадцать минут. Я отвлеку охранника, а ты прошмыгнешь на улицу. Повернешь налево за угол и дойдешь до беседки. Там я оставлю одежду. Пойдешь на выход с территории. И подожди меня на автобусной остановке. Только встань как-нибудь незаметно. Хорошо?
— Хорошо. А если ничего не получится? Если...
— Никаких если! Родителей я беру на себя. Ты ничего не потеряешь. В худшем случае вечером папа вернет тебя в больницу, и ты всего лишь отправишься в интернат в славный город Пензу и никогда не узнаешь, как тебя зовут. Оно тебе надо?
Он хмыкнул.
— У тебя есть талант уговорщика. До завтра?
— И не опаздывай.
Интересно, подумала Анечка, кладя трубку на рычажок, а как она завтра объяснит маме и папе, куда собралась ехать в половине восьмого утра?