chapter 4
Я так поражена его замечанием, что говорю лишь то, что положено.
- Тесты не должны повлиять на наш выбор.
Он слабо улыбнулся.
- Не должны?
Он сжимает мое плечо и уходит в спальню. Я заглядываю в его комнату и вижу разобранную постель и гору книг на его столе. Он закрывает дверь.
Жаль, я не могу сказать ему, поговорить с ним, как мне хочется, а не так, как положено. Но признаться ему в том, что мне нужна помощь... страшно даже думать, и я отворачиваюсь.
Я захожу в свою комнату, закрываю за собой дверь и понимаю, что решение может быть простым.
Мне надо выбрать между Бесстрашием и Отречением. Конечно больше шансов у Бесстрашия, все правила, действия в отречение не мое. Я не могу вечно молчать за столом, вечно быть честной, ведь порой ложь лучше чем правда. К тому же нас не увожают, часто можно улышать от других фракций насмешки, а самое дурное , это кличка "убогие", родителей часто считают зверями которые избивают своих детей. Конечно порой бывало, что нас порол отец за не послушание, но это в исключительно воспитательных целях.
Я запуталась.
Сегодняшняя ночь была самая трудная. Уснуть нормально не удалось, за то я определилась.
****
В автобусе, на котором мы едем на Церемонию выбора, полно людей в серых рубашках и брюках. Бледный кружок солнца прожигает облака, как будто кончик сигареты.
Когда мы подъехали толпа Искренних курит перед зданием. Мне приходится запрокинуть голову, что бы разглядеть вершину «Втулки»
и даже тогда часть ее теряется в облаках.
Это самое высокое здание в Чикаго. Я вижу огни на двух зубцах его крыши из окон своей спальни.
Я выхожу из автобуса вслед за родителями . Чейз выглядит довольно таки спокойно, как могла бы выглядить и я, если бы знала, что мне делать. Вместо этого я испытываю смутное чувство, будто мое сердце вот вот выпрыгнет из груди, и хватаю брата за руку, что бы не упасть, поднимаясь на главной леснице.
Лифт переполнен и отец уступает наше место группе товарищей, зачем? Вместо лифта мы поднимаемся по лестнице, беспрекословно повинуясь отцу.
Вскоре сумрачную бетонную лестницу заполняют люди в серой одежде. Я подстраиваюсь под их шаг. Размерный топот и однородность толпы заставляют потереть, что я могу это выбрать. Влится в общественный разум Отречения, неизмернно направленный вовне.
Но потом у меня начинают болеть ноги, воздуха не хватает, и я сново отвлекаюсь на себя. Нужно подняться по двадцати лестничным пролетам, что бы попасть на Церемонию выбора. Отец придерживает дверь на двадцатом этаже и стоит как часовой, пока альтруисты (отречение) проходят мимо. Я бы подождала его, но толпа тянет меня в перед, прочь из лесничного колодца, в зал, где я выберу свое будущее.
Зал устроен концентрическими кругами. Снаружи стоят восемнадцатилетки всех фракций. Нас пока не называют членами фракции: сегодняшнее решение сделает нас неофитами, и мы станем членами фракции.
Мы выстраиваемся в алфавитном порядке в соответствии с фамилиями, которые может можем отвергнуть сегодня. Я стою между Чейзом и Даниэль Пёлер, товаркой с розовыми щеками, в желтом платье.
В следущем кругу стоят ряды стульев для наших семей. Они разделены на пять секций, по числу фракций. Не все члены фракций пришли на Церемонию выбрра, но достаточно, что бы толпа казалась огромной.
Отвественность за проведение церемонии переходит от фракции к фракции каждый год, и сегодня очередь Отречения. Маркус прочтет вступительное слово и назовет имена в обратном алфавитном порядке. Чейз сделает выбор передо мной.
В последнем кругу пять металических чаш, такх больших, что я поместилась бы в них целиком, если бы свернулась в клубочек.
В чашах содержатся символы фракций: серые камни Отречение, вода Эрудиция, земля Дружилюбие, горящие угли Бесстрашие и стекло Искренность.
Когда Маркус назовет мое имя, я выйду в центр трех кругов. Я буду молчать. Он протянет мне нож, я пореджу себе руку и брузгну кровью в чашу выбранной фракции.
Моя кровь стынет на камнях. моя кровь шипит на углях.
Прежде чем сесть, родители встают перед нами с Чейзом. Отец целует меня в лоб и хлопает Чейза по плечу, улыбаясь.
- Скоро увидимся - говорит он без тени сомнения.
Мать обнимает меня, и я едва не теряю последние остатки решимости. Я стискиваю зубы и смотрю в потолок, где висят круглые лампы, наполняющие комнату голубоватым светом. Мать держит меня слишком долго, даже после того, как я отпускаю руку. Прежде чем отстраниться, она поворачивает голову и тихо говорит:
- Я люблю тебя, что бы не случилось.
Я хмурюсь ей в спину, когда она отходит. Она знает, что я могу сделать.
Чейз хватает мою руку и сжимает так сильно, что становится больно, но я не вырываю. В последний раз мы держались за руки на похоронах дяди, когда отец плакал. Нам нужна сила друг друга, совет как тогда.
Зал постепенно успокаиваеися. Мне следовало бы наблюдать за бесстрашныии: следовало бы впитывать как можно больше информации, но я могу лишь смотреть на светильник. Я пытаюсь растворится в голубоватом сиянии.
Маркус стоит на возвышении между Эрудицией и Бесстрашием, и откашливается в микрофон.
- Добро пожаловать - произносит он - Добро пожаловать на Церемонию выбора. Сегодня день, когда мы чтим демократическую философию своих предков, которая говорит нам, что каждый человек имеет право выбрать свой путь в этом мире.Система фракции это живой организм состоящий из клеток всех вас и развивается он только при условии, что каждый из вас найдет в нем свое место. Будущее пренадлежить тому, кто знает где ему предназначено быть.
Я стискиваю пальцы Чейза так же сильно, как он стискивает мои.
- Нашим детям испольнилось восемнадцать. Они стоят на пороге взрослой жизни, и настало пора решить, какими людьми они станут - голос Маркуса торжественен и придает равный вес каждому слову - Десятилетия назад наши предки осознали, что не полетическая идеология, религиозные верования, раса или национализм виноваты в непрекращающихся войнах. Напротив, они решили, что это вина человеческой личности склонности человечества ко злу, в какой бы форме это не выражалось. Они разделились на фракции, стремившиеся искорению те качества, которые считали виновными в мировом беспорядке.
Я бросаю взгляд на чаши в центре комнаты. Во что я верю? Я не знаю......
- Те кто винил агрессию, оброзовали Дружилюбие.
Дружилюбцы обмениваются улыбками. Они удобно одеты в красное или желтое. Всякий раз, когда я их вижу, они кажутся добрыми, любящими, свободными. Но мне никогда не хотелось пресоединится к ним.
- Те, кто винит невежество, вступили в Эрудицию.
Зачеркнуть Эрудицию - самая легкая часть моего выбора.
- Те, кто винили двуличие, создали Искренность.
Я никогда не тянотелась к правдолюбию, не мое это.
- Те, кто винил эгоизм, построили Бесстрашие .
Я не достатосно самоотверженная. Восемнадцать лет старалась, и до сих пор недостаточно
Мои ноги немеют, как будто из них выкачивают жизнь.Как же я дойду, когда мое имя назовут!?
- Трудясь бок о бок, эти пять фракций живут в мире уже много лет, каждая носит вклад в свой сектор общества. Отречение удолетворяет потребность в бескорыстных лидерах в правительстве: Искренность обеспечивает надежными и честными лидерами в юриспруденции: Эрудиция поставляет образованных учителей и исследователей: Дружилюбие дает понимающих воспитателей и сиделок: Бесстрашие гарантирует защиту от внутренних и внешних угроз. Но влияние каждой фракции не ограничено этими этими областями. Мы даем друг другу намного больше, чем можно описать слова. В своих фракциях мы находим смысл, находим цель, находим жизнь.
Я думаю о лозунге, который прочла в учебнике истории фракции: « Фракция превыше крови ». Мы пренадлежим своим фракциям бельше, чем семья. Правильно ли это?
- Без них мы не выживем - добовляет Маркус.
Он умолкает, и повисает тишина, непривычно тяжелая. Она прогибается под весом нашего худшего страха, превосходящего даже страх смерти: стать бесфракционником изгоем.
Маркус продолжает:
- И потому сегодняшний день - это праздник: день, когда в наши ряды вливаются вместе с нами ради лучшего общества и лучшего мира.
Взрыв аплодисментов. Они кажутся приглушенными. Я стараюсь стоять совершенно неподвижно, потому что с онемелыми коленями и застывшим телом меня не трясет. Маркус читает первые имена, но я не могу отличить один слог от другого. Как я узнаю, когда он назовет мое имя?
Восемнадцатилетки один за другим покидают круг и выходят на середину зала. Первая девочка выбирает Дружилюбие, фракцию, в которой она родилась. Я слежу, как капли её крови падают на землю, и она одна встает за стульями дружилюбия.
Комната находится в непрестанном движении, очередное имя и очередной подросток, очередной нож и очередной выбор. Я узнаю большинство присутствующих, но сомневаюсь, что они знают меня.
- Джеймс Паркер - произносит Маркус.
Джеймс Паркер из Бесстрашия - первый, кто спотыкается на пути к чашам. Он взмахивает руками, и ему удается сохранить равновесие. Его лицо становится красным, он быстро выходит на середину зала. Стоя в центре, он переводит с чаши Бесстрашия на чашу Искренности - оранжевые языки пламени взлетают все выше, стекло отражает голубоватый свет.
Маркус протягивает ему нож. Джеймс глубоко вдыхает - я вижу, как вздымается его грудь, - и принимает нож на выдохе. Затем он чиркает ножом по ладони и протягивает руку в сторону. Его кровь капает на стекло, и он первый переход между фракциями. В секторе Бесстрашия поднимается ропот, и я смотрю в пол.
Впредь его будут считать предателем. Семья бесстрашных сможет навестить его в новой фракции через полторы недели, в день посещений, но не станет этого делать, потому что он её отверг. Его будет не хватать в коридорах их дома, и он оставит после себя пустоту, которую невозможно заполнить. Пройдет время, и рана затянется, как при удалении органа , когда его место занимает телесные жидкости. Люди не в состоянии долго выносить пустоту.
- Чейз Хадсон - вызывает Маркус.
Чейз в последний раз сжимает мою руку и идет прочь, бросив на меня долгий взгляд через плечо. Я слежу, как его ноги движутся к середине зала и как его руки уверено принимают нож Маркуса и ловко полосуют одна другую. Кровь копится в его ладони, и он прикусывает губу.
Он выдыхает. Вдыхает. Втягивает руку над чашей Эрудиции, и его кровь капает в воду, окрашивая её в более глубокий красный цвет .
Я слышу ропот, перерастающий в возмущенные крики. Мысли пугаются. Мой брат, самоотверженный брат, перешел в другую фракцию? Мой брат, прирожденный отреченец - эрудит ?
Я закрываю глаза и гору книг на столе Чейза и его дрожащие руки, елозящие по ногам после проверки склонностей. Почему я не поняла, что, когда вчера он советовал мне подумать о себе, он так же советовал и себе?
Я разглядываю толпу эрудитов - они самодовльно улыбаются и подталкивают друг друга. Отреченцы, обычно столь безмятежные, переговариваются напряженным шепотом и поглядывают чернз комнату на фракцию, ставшим нашим врагом.
- Прошу прощения - говорит Маркус.
Толпа его не слышит.
- Тихо, пожалуйста! - кричит он.
Все стихает. И только что-то звенит.
Я слышу свое имя, и судорога выносит меня вперед. На полпути к чашам я уверена, что выбиру Отречение. Сомнений нет. Я втжу, как становлюсь взрослой женщиной в сером балахоне, выхожу за сына нашей соседки, работаю добровольцем по выходным. Мирная рутина, тихие ночи перед камином, увереность, что я буду в безопасности и даже если и недостаточно хороша, то хотя бы лучше, чем сейчас.