Корона на двоих

Наступило утро. Страхи съёжились до размеров пылинок, однако осознание того, что письмо и мой новый друг могут оказаться лишь плодом моего воображения, заставило меня резко приподняться. Взгляд метнулся по углам, выискивая движение в очертаниях предметов.

Увиденное застало меня врасплох.

По всей комнате были разбросаны вещи. Несколько из моих нарядов оказались частично разорваны, а в углу образовалась жёлтая лужа.

«Кто посмел войти ко мне в комнату, пока я спала?» — мелькнуло у меня в голове, но в то же мгновение за портьерой я заметила лёгкое шевеление.

Подойдя ближе и дёрнув тяжёлую ткань, я увидела маленькое золотистое чудо, которое, заметив меня, пришло в движение: хвост закрутился, образуя форму полумесяца, и весело завилял, а крошечные лапки принялись выписывать круги вокруг моих ног.

— Вилли, это ты сделал? — громко воскликнула я от потрясения. — Как такое вообще возможно? Что же мне делать, ах... что же делать?

Тон моего голоса заставил щеночка остановиться; он приподнял свою пушистую мордочку и посмотрел на меня двумя испуганными бусинами.

— Гав! — тихонько тявкнув, Вилли метнулся к ближайшей стене и уткнулся розовым носиком в угол.

Слова, застрявшие в горле, словно невыплаканная слеза, вырвались наружу и заставили щенка отпрянуть к стене.

«Соберись, ну же... соберись», — подумала я и, быстро приведя в порядок мысли, взглянула на малыша.

— Ой, прости, я не хотела тебя пугать, просто ты меня застал врасплох. — Подойдя ближе, я присела на корточки и нежно погладила золотистую шерсть. — Ну же, я не злюсь. Не бойся меня, хорошо?

Щенок обернулся и посмотрел так, как не смотрело на меня ни одно живое существо. Что-то в тот момент в моём сознании переменилось: я поняла, что теперь я единственная, кто может позаботиться о Вилли. Его мне доверили, а значит, я обязана взять на себя ответственность. Ком в горле превратился в якорь, который удержал меня от слабости. Решение было принято: я сделаю всё, чтобы моего питомца никто не тронул и не отнял у меня. Но что я могла сделать в моём нынешнем положении? Принцесса, не достигшая совершеннолетия, не имеющая власти и статуса.

— Власть! — сказала я, всматриваясь в своё отражение в кристально чистых глазах Вилли. — Власть — то, что мне нужно получить, чтобы изменить свою судьбу. Иного выхода у меня нет. Давай начнём с малого и попробуем решить вопрос с твоим пребыванием в моих покоях, хорошо, малыш?

— Гав, гав... — словно понимая, о чём я говорю, воодушевлённо ответил Вилли.

— Хороший мальчик.

***

Раздался стук в дверь.

Мия вошла в покои с привычной лёгкостью, но замерла на пороге, увидев последствия ночных проделок Вилли. Разбросанные подушки, сдвинутый ковёр и перевёрнутый цветочный горшок — комната выглядела так, будто здесь прошёл ураган. Она тоже подумала, что под покровом ночи ко мне кто-то проник. Чтобы развеять её тревогу и дать понять, что ничего подобного со мной не случалось, я протянула ей коробку, перевязанную алой шёлковой лентой.

— Развяжи и посмотри, что внутри. Ты получишь все ответы, Мия. — Когда она развязала бант и открыла коробку, ту самую, что я подготовила заранее, Мия ахнула.

— Эт... это же ...

— Тсс, не повышай голос, а то сюда прибегут другие слуги, — заволновалась я.

— Извините, Ваше Высочество, но откуда здесь собака? — тихо спросила Мия.

— Ты что, забыла, что у меня вчера был день рождения? — Я смотрела на Мию не отрываясь. — Это подарок... Очень. Важный. Подарок. — Я специально говорила медленно, подчеркивая каждое слово. Пальцы так крепко сжали коробку, что побелели.

В комнате стало тихо. Даже Вилли притих. Я видела, как Мия переводит взгляд с моего лица на коробку и обратно.

— Понимаешь, Мия? — спросила я уже тише, но твёрдо. Мне нужно было, чтобы она поняла, как это для меня важно.

— Неужели от... — не успела Мия закончить мысль, как я её перебила.

— Да-да, в ночь на день рождения оставили у двери, и приложили записку. Так вот, Мия, мне надо, чтобы ты позвала ко мне Себастьяна. Прямо сейчас! — произнесла я с важным видом.

— Себастьяна? Вы хотите видеть главного дворецкого? Но зачем?

— Я должна сделать всё возможное, чтобы оставить щенка подле меня, и, раз о нём всё равно узнают, то пусть хотя бы от меня, — смело ответила я.
Немного подумав и тщательно рассмотрев щенка, Мия ответила:

— Я вас поняла, принцесса. Думаю, вы правы. Я сейчас же позову Себастьяна. — Мия вышла из комнаты, передав Вилли мне в руки.

Не успела я обдумать свой план и речь до конца, как по комнате раздался стук в дверь. Сердце забилось чаще, но было слишком поздно, чтобы отказаться от задуманного. Пелена перед глазами затуманивала разум, но у меня была цель, которую я должна была добиться, чего бы это ни стоило.

— Ваше Высочество, Себастьян прибыл, — раздался голос Мии из-за двери.

— Входите, — ответила я, скрыв прежнюю нерешительность за холодным тоном госпожи.

Дверь распахнулась, и внутрь вошёл мужчина средних лет.

Меня каждый раз удивляло, как Себастьян всегда появляется бесшумно, не выдавая своего присутствия. Он словно материализуется из воздуха — высокий, крепко сложенный, подобно тысячелетнему дубу, не сгибающемуся даже под натиском урагана. Его чёрные густые волосы напоминали ночную мглу, будто тьма осыпалась на его идеально уложенные пряди; а глаза, холодные и серые, похожие на хрустальные капли утренней росы, замечали всё, но выдавали лишь то, что было дозволено согласно его положению во дворце.

Себастьян был очень строг к слугам, находившимся в его подчинении. Его мощные руки могли бы уложить любого одним ударом, но аристократизм и сдержанный, властный взгляд заставляли всех подчиняться и не переступать дозволенные границы.

Себастьян принадлежал к тому меньшинству, кто всегда относился ко мне с почтением, но причина этого кроется не в личной симпатии и не в любви к детям. Я принцесса этого королевства, а значит, он должен так ко мне относиться.

Не просто должен — он обязан.

Будь у меня иной статус, его взгляд скользнул бы мимо меня, как по пустому месту; но я намерена перевернуть представления обо мне и начну с малого — с тех, кто считает себя вправе меня судить и не ставит ни во что. Та, кем я была, останется в прошлом. Я создам себя заново — медленно, уверенно, шаг за шагом.

— Подойди поближе, Себастьян, — обратилась я, указывая место, где мне хотелось бы, чтобы он встал. — У меня есть к тебе просьба, надеюсь, ты сможешь мне помочь. Вчера в мой день рождения я получила весьма необычный подарок, и, поскольку я знаю, что мне сейчас не всё дозволено, решила обратиться к тебе.

— Сделаю всё, что в моей власти, принцесса, — слегка поклонившись, ответил Себастьян.

Протянув руки вперёд, я показала Себастьяну щенка, которого всё это время держала за спиной. Впервые за всё время во дворце я увидела на лице Себастьяна настолько ошеломлённый взгляд. Казалось, он не поверил своим глазам, которые никогда его не подводили.

— Ваше Высочество, как это понимать? — с непривычно рассеянным тоном произнёс он.

— Знаю, это шокирует, но ты можешь мне помочь. Это очень важный для меня подарок. Я знаю, что король очень занят, и не хочу его напрасно беспокоить. Можешь его уговорить разрешить мне оставить себе этого щенка? Обещаю, что буду сама о нём заботиться. Он даже может остаться в моих покоях. Пожалуйста, Себастьян! Это правда очень-очень важно для меня.

Местами мои слова звучали чересчур жалобно. Неважно, как сложно мне приходилось жить в этом дворце, ранее я никогда так не просила о помощи. Возможно, именно это сподвигло Себастьяна принять такое решение. На несколько секунд он задумался, смотрел то на меня, то на Вилли и вдруг заговорил:

— Хорошо.

— Что? Пр... правда? — взволнованно спросила я.

— Да, думаю, оставить эту собаку — неплохая идея. Принцесса умна и способна, но у вас не хватает мотивации и желания делать то, что является вашим прямым долгом. Если этот щенок нужен вам так сильно, как вы описали, то чувство ответственности за его безопасность может стать хорошим стимулом для вашего развития.

— Очень, ну уж очень важен, и я буду больше стараться, просто помоги мне его оставить. Я правда буду усерднее учиться.

— В таком случае, — добавил Себастьян, — вам стоит подготовиться к сегодняшним занятиям, а что касается места для щенка, я исключаю возможность его постоянного пребывания в ваших покоях. Вы можете играть и заботиться о нём в свободное от занятий время, но для него построят будку. Я передам всё королю и заверю его в том, что это во благо Вашему Высочеству. А сейчас поторопитесь и готовьтесь к уроку. На этом позвольте откланяться. — Поклонившись ещё раз, Себастьян вышел из моей комнаты, а я воодушевлённо позвала Мию и всё ей рассказала.

— Это же чудесно, принцесса! Теперь щенок сможет всегда быть рядом с вами, — воскликнула Мия, и в её глазах вспыхнули искры радости.

Я не удержалась от улыбки:

— Вилли. Его зовут Вилли.

— Имя словно создано для него! — Мия ласково посмотрела на щенка.

— Согласна. Но сейчас — помоги мне собраться. Учитель уже скоро будет здесь.

— Слушаюсь. — Мия склонилась в почтительном поклоне и замерла в ожидании очередного приказа.

Моя жизнь, словно часовой механизм, была заблаговременно отлажена на месяц вперёд. Утренний туалет — одеяние, причёска... раньше этим занималась гувернантка, но после того злосчастного покушения обязанности плавно перешли к Мии. Годы шли, а она оставалась безупречна: ни единой складки, ни одной непослушной пряди. После завтрака начинался бег по кругу: иностранные языки, история, отточенные па танцев, струны арфы или клавиши фортепьяно; затем обед, верховая езда, прогулка в саду, ужин... И лишь в вечерних сумерках — глоток свободы перед сном. Я свято блюла этот порядок, но теперь ритм дал сбой. Под грудой кружев и парчи во мне зрела странная сила — тёплая, упрямая, незнакомая. Ей не было названия. Во всяком случае, среди слов, что я знала.

Сильнее всего я любила ездить верхом. Мои два старших брата с самого детства занимались конным спортом, как подобает уважаемым господам, но никогда не брали меня с собой. Однажды я увидела, как Теодор и Люциан скачут во весь опор, и эта картина так очаровала меня, что я решила воспользоваться благосклонностью братьев. И пусть они редко проявляли свои чувства, я знала — им я не безразлична.

Однажды я дождалась, пока они привели своих жеребцов в стойла, и выбежала из угла.

— Теодор, Люциан! — воскликнула я, и глаза мои, наверное, светились как звёзды в ночном небе. — Это так прекрасно — скакать по бескрайним полям наших владений! Как было бы чудесно, если и мне позволили ездить верхом. Тогда бы мы виделись чаще, и я так не скучала бы по вам. — Я улыбнулась им, надеясь на понимание.

Теодор изумлённо поднял бровь:

— Ты хочешь ездить верхом, Деланора? Зачем тебе это? У тебя и так полным-полно девчачьих хлопот.

Я не опустила взгляд, глядя прямо в его зелёные глаза:

— Я всё успею... Правда.

Люциан неожиданно поддержал:

— А почему бы и нет? — Он усмехнулся. — Не шить же ей всю жизнь, танцевать и на инструментах играть. Пусть научится тому, что и вправду когда-то может пригодиться. Я только за.

Теодор склонил голову, и волна золотых кудрей скрыла часть его прекрасного лика. Каждый его жест был подобен стихии — спокойной, но в то же время буйной. Даже в строгости ко мне, единственной сестре, сквозила невысказанная нежность. Его красота казалась хрупкой, как утренний иней — сияющей, но обречённой чахнуть под натиском королевского долга.

Люциан был высечен из мрамора — холодный, идеальный и неприступный. Властность струилась в нём с каждым взглядом, с каждым сжатием губ, с мерной поступью, от которой замирали слуги. Он носил холод как доспехи, но я знала: за этой ледяной стеной билось сердце — чистое, как горный родник, спрятанный в укромной тени скал. Его глаза светились незапятнанной синевой зимнего неба, но если приглядеться — в глубине таились зелёные крапинки, словно намёк на ту его часть, что принадлежала отцу.

Теодор унаследовал аристократизм и нежность своей матери. Люциан воплотил отца — вечную зиму в прямой спине и тишине шагов.

А я... я была всего лишь их сестрой. Сестрой, которая до сих пор не научилась ничего достигать в одиночку. Ну, почти ничего.

Мать обоих моих братьев, леди Серена, происходила из древнего рода. Она была первой женой моего отца, когда тот был всего лишь одним из принцев — далеко не первым кандидатом на престол.

После того, как моя мать прибыла в Сангрид в качестве знака примирения, леди Серена добровольно покинула дворец.

Наложнице короля, да ещё матери наследников, полагалось оставаться при дворе даже в унизительном статусе фаворитки. Но для такой гордой женщине как она, это стало бы смертельным оскорблением. Отец, осознавая это, отпустил её — редкий жест милосердия в его жёстком правлении.

Попрощавшись с сыновьями, Серена вернулась в родовое поместье Ингрис. Она изредка навещала Теодора и Люциана и никогда не задерживалась надолго. Серена оставалась частью дворцовой аристократии и, будучи старшей в своём доме, сейчас вела многие политические дела от имени дома Ингрис.

— Ладно, так тому и быть. — Сдался наконец Теодор, уголки губ дрогнули. — Учись ездить верхом, но помни условие: пока руки и ноги не окрепнут — ни шагу на открытые поля без сопровождения.

— Спасибо! — выдохнула я, и радость звенела в голосе. — Обещаю! Буду осторожна, и буду впитывать каждое слово!

— Ступай, пташка, — мягко добавил Люциан, — день ещё не закончился. О твоём обучении мы с братом позаботимся. — Его взгляд коснулся моего сияющего, но мокрого от слёз лица.

— Увидимся завтра, здесь же, — кивнул Теодор. — Покажем тебе кое-что интересное.

— Я не опоздаю! — Смахнув предательскую слезинку, я убежала в свои покои.

Ждать было невыносимо. В назначенный час я уже топталась около конюшни, сердце колотилось, как загнанный в клетку зверь. Вдруг раздался звонкий перестук копыт и твёрдые шаги за спиной. Я обернулась... и ахнула. Передо мной стояло нечто превосходное — юная кобылка, будто рождённая из лунного света и инея. Её шерсть переливалась, как жемчужная россыпь, а грива и хвост струились живым серебром. Позже моя учительница латыни объяснила: изабелловая.

— Боже... — сорвалось с губ шепотом, но братья услышали. — Такая красота...

— Она твоя, — откликнулись они в один голос, будто заранее тренировались и ждали от меня именно такой реакции.

Так в мою жизнь вошла Луна. Мы росли вместе, и скоро она стала для меня не просто лошадью — а единственным на тот момент существом, которое понимало меня без слов. Она учила меня не только верховой езде, но терпению и упрямству.

Видеться с ней разрешалось только во время тренировок. По вечерам конюшня становилась для меня запретным местом — будто моё общение с Луной могло испортить придворный этикет.

Я надеялась, что уроки верховой езды сблизят меня с братьями. Но Теодор и Люциан приходили всё реже. Сначала их отсутствие длилось днями, потом неделями. Они взрослели, обрастали обязанностями, их мир стремительно удалялся от моего.

Детские увлечения забылись.