Поцелуй меня в Нью-Йорке [P.M]

-Кто сказал, что у меня вообще были какие-то планы? — бурчит девушка.

— Слушай, извини, ладно? — Аида наконец поворачивается ко мне. — В аэропорту я перегнул палку. — Я смотрю на розы, и они заставляют меня вновь пережить то унизительное расставание с Майей, которому они стали свидетелями. — В моей голове был настоящий бардак.

— Кажется, ничего не изменилось.

— Да, возможно. Думаю, я задаю все эти вопросы, потому что волнуюсь. Я знаю, что тебе негде остановиться, и мне не нравится мысль о том, что девушка будет слоняться всю ночь одна по Нью-Йорку.

Аида смотрит прямо на меня, и на долю секунды ее взгляд смягчается. Но затем она снова сужает глаза и отворачивается.

— Я смогу о себе позаботиться, благодарю за беспокойство.

— Я в этом не сомневаюсь. Просто... на улице будет холодно и темно. И если ты собираешься следовать тем десяти шагам, ты можешь отвлечься, кто-нибудь может...

— Я могу о себе позаботиться.

Мы оба подскакиваем от громкого гудка автомобиля, потому что он исходит из нашего такси — от нашего водителя. Он бормочет себе под нос проклятия, перестраиваясь на другую полосу. Похоже, он недоволен навыками вождения у автомобилиста, который едет прямо перед нами.

Аида вздыхает и достает из сумки книгу. Она задумчиво вертит ее в руках:

— Я не уверена, что собираюсь следовать этим шагам. В смысле, я даже не знаю, в чем они заключаются... Думаю, я просто хотела скоротать время хоть за каким-то занятием. В гостиничном номере отвлечься не так уж просто.

Я вспоминаю, что девушка сказала в аэропорту:

— Особенно если стены будут бежевыми.

Аида бессознательно заправляет прядь волос за ухо, и я вижу, как на ее щеке от улыбки появляется ямочка. Улыбка освещает ее лицо, и мне внезапно хочется получше рассмотреть эту девушку: волнистые темные волосы, бледная кожа — и я могу с уверенностью сказать, что это не сезонная особенность, что дело не только в зиме. Шарлотта невысокая, около ста шестидесяти сантиметров, и уж точно тощая.
Можно сказать, этакая анти-Майя.

— Ага, — соглашается Аида. — Особенно если стены будут бежевыми. Так или иначе, что бы ни отвлекло меня от... — Аида не заканчивает предложение, и я думаю, что она старается забыть о бросившем ее парне. — Я раньше никогда не была вдали от дома на Рождество. И раз уж я собираюсь провести сочельник в одиночестве, пока моя семья находится в другой части света, я должна сделать этот день и эту ночь незабываемыми.

— И в чем заключается первый шаг?

Не знаю, зачем я спрашиваю. Наверное, я просто хочу отвлечься от Майи так же сильно, как она от... как бы там его ни звали.

Аида открывает книгу и находит первую главу. Она поднимает книгу как можно ближе к лицу, потому что в такси, которое наконец снова сдвинулось с места, довольно темно.

— Сделайте что-то, от чего вы отказались, потому что вашему бывшему это не нравилось. —Аида быстро пролистывает главу, а затем переводит взгляд на меня: — Майя заставляла тебя отказаться от чего-то, что тебе нравилось?

Я ощущаю, как мое лицо расплывается в улыбке, а живот начинает урчать, когда я осознаю, что да, было кое-что, что мне нравилось, но о чем Майя даже слышать не хотела.

Все еще улыбаясь, я поворачиваюсь к Аиде:
— Ты голодная?

1. Сделайте что-то, от чего вы отказались, потому что вашему бывшему это не нравилось

Все мы подстраиваемся под интересы партнера и изменяем свои привычки, когда начинаем новые отношения. Это совершенно нормально. Но вы и оглянуться не успеете, как уже отказались от хобби или вкусной еды. Пока вас любят, вы можете мириться с этим, потому что отказываетесь от своих интересов ради счастья вашего партнера.
Но теперь ваш партнер стал бывшим...

16:05

Я прошу таксиста отвезти нас на Бликер-стрит, и мы выходим у «Пиццерии Джона». Я объясняю Аиде, что тут подают лучшую пиццу на всем Манхэттене. Я уверенно направляюсь к входу, когда внезапно понимаю, что мой следующий вопрос нужно было задать прежде, чем попросить таксиста остановиться здесь.

— Тебе же нравится пицца?

Аида кивает и смотрит на меня как на сумасшедшего.
Мы шагаем к входу в пиццерию, но Аида внезапно замирает:

— Твои розы.

Я поворачиваюсь и вижу, как задние фары такси исчезают в темноте. Ну и черт с ними!

— Возможно, следующим пассажиром этого такси окажется парень, срочно нуждающийся в хорошем рождественском подарке для своей девушки, — улыбаюсь я.

Десять минут спустя мы с Аидой вгрызаемся в нашу общую пиццу, и я уже жалею, что заказал пиццу всего лишь среднего размера.

— Весьма неплохо, — говорит Аида с набитым ртом, даже не подозревая о том, что с ее нижней губы свисает расплавленный сыр.

Я жестом указываю на свой подбородок. Девушка все сразу понимает и, вытерев рот салфеткой, с усмешкой бормочет слова благодарности.

Сомневаюсь, что Майя нашла бы в этой ситуации хоть что-то смешное. Скорее всего, она бы разозлилась... И нашла бы способ обвинить во всем меня. В любом случае, она бы вообще не стала есть пиццу, поэтому ничего подобного с нами никогда бы не произошло.

Аида откусывает новый кусочек, на этот раз гораздо аккуратнее. Она рассматривает стены с деревянными панелями, на которых сотни, а может быть, и тысячи жителей Нью-Йорка оставляли надписи на надписях. Имена, пожелания своим друзьям и соседям... Один посетитель даже оставил телефонный номер.

— Интересно, — говорит она, — кто был первым клиентом, подумавшим: «Знаете, что я собираюсь сейчас сделать? Я собираюсь написать кое-что на этой стене!» И интересно, что же он написал.

Я качаю головой, все еще рассматривая стену. Множество имен... Буквы, вдавленные в дерево, словно шрамы, расположились вокруг висящей на стене фотографии в рамке. Черно-белого снимка молодой пары, куда-то идущей рука об руку по улице в центре Нью-Йорка. Чуть выше какой-то придурок нацарапал слово «ЛЮБОВЬ».
Я отвожу взгляд от стены и снова поворачиваюсь к Аиде:

— Сейчас это уже никак не узнать. Думаю, посетители писали на этой стене еще со времен, когда президентом был Франклин Рузвельт. А то и раньше.

Некоторое время мы едим в полной тишине.
— Значит, — наконец говорит Аида, — твоя девушка заставила тебя отказаться от пиццы? Ужас какой!

— Не только от пиццы, — объясняю я, откусывая от второго кусочка и надеясь, что Аида не съест больше двух. Средняя пицца. О чем я думал? — Мясо, молочные продукты, яйца.

— Ты серьезно?

— Она веган. Ну, правда, только со времен поступления в колледж. Но она все это время настаивала, чтобы я ее поддерживал.

— Н-да, что за чушня?

Я понятия не имею, что значит «чушня», но это слово заставляет меня одновременно и смеяться, и вздрагивать. Британские ругательства такие забавные, они звучат, словно их выдумал ребенок, но смысл несут понятный только взрослым.

— Как ей вообще это удавалось, если она все это время жила в Калифорнии?

— Когда мы говорили по телефону, она утверждала, что слышит мясо в моем голосе.

И вот в «Пиццерии Джона» оказался посетитель, подавившийся едой от смеха. Я уже вскакиваю, чтобы узнать, умеет ли здесь кто-нибудь применять прием Геймлиха, когда Аида начинает отчаянно махать мне руками, указывая, чтобы я сел на место.

— Я в порядке, — говорит она, вытирая выступившие от смеха слезы. — В порядке. Просто...

— Лучше скажи, что значит «чушня»? — улыбаюсь я в ответ. Аида снова начинает истерически смеяться, и я поднимаю руки вверх, как бы извиняясь за то, что уже второй раз за последние несколько минут подвергаю ее жизнь опасности. А затем я вдруг понимаю, что в ее словах есть нечто странное. — Я рассказывал тебе про Калифорнию?

Аида резко перестает смеяться и жевать. Она бросает остатки пиццы на тарелку и вытирает руки:

— Ну, видимо, рассказывал. Или я экстрасенс.

Я киваю и засовываю в рот остаток второго кусочка:
— Ну, а что насчет тебя? Каким будет твой первый шаг?

Аида некоторое время обдумывает свой ответ, а затем просто пожимает плечами:

— Наверное, поездка на велосипеде. Дома я каталась чуть ли не сутки напролет, но здесь побаивалась. Понимаешь, у вас даже машины ездят по неправильной стороне дороги. У меня всегда была не слишком хорошая координация, поэтому я начинала нервничать каждый раз, как думала о езде на велосипеде в Нью-Йорке. Но я все же собиралась попробовать, потому что люблю велосипеды и ненавижу метро, но Колин всегда говорил: «Ни за что. Слишком опасно. Нью-йоркские водители не дадут тебе...» — Аида морщится и качает головой. — Да неважно. В общем, да, я выбираю катание на велосипеде. Если я все-таки решусь учиться в Колумбийском университете, мне бы хотелось привыкнуть к езде на велосипеде по Манхэттену.

У нас еще остались кусочки пиццы, но я внезапно сделался уже не столь голоден, как раньше. Я поднимаю с пола рюкзак, ощущая вес сменной одежды, которую я взял с собой, думая, что проведу праздники в гостях у своей девушки и ее семьи.

— Иди за мной.

16:35

Я веду Аиду вниз по Бликер-стрит. Я никогда не видел эту улицу такой пустынной. Под навесами магазинов никто не прячется от стихии, а ветви голых деревьев все больше и больше скрываются под снегом.
Улица практически полностью пуста. Полагаю, все «неброшенные» люди давным-давно вернулись к своим девушкам, парням, женам, мужьям. Приглашают партнеров в гости к своим родным, чтобы подтвердить статус их отношений. Вот чем я должен был заниматься сегодня вечером. И я совершенно точно не должен был стать одним из тех, кто бродит в канун Рождества по Бликер-стрит. Мне следует сбежать от этого холода домой, провести вечер с семьей, но я просто не могу заставить себя встретиться с отцом, который, узнав, что произошло, решит, что это отличное доказательство того, что он безустанно мне повторяет:

— Малыш, тебе просто не хватает жизненной мудрости, которой обладает Люк.

Говоря это, папа не пытается меня унизить, он просто считает, что я слишком мягкий, слишком наивный для этого большого и страшного мира. Но самое ужасное то, что сегодня вечером он будет прав. Я, по-видимому, был совсем ослеплен любовью, раз не замечал, какая Майя на самом деле. Нет, я определенно еще не готов идти домой, и если эта застрявшая здесь британка собирается носиться по Нью-Йорку, пытаясь пережить свое расставание с каким-то парнем, я готов составить ей компанию.

— Куда мы идем? — спрашивает меня Аида.

— Увидишь.

Я останавливаюсь на углу Бликер-стрит и Мерсер-стрит, указывая на прокат велосипедов. На улице стоят по меньшей мере двадцать синих велосипедов, что, вероятно, является полным комплектом для этого места. Ну, что ж, сегодня все-таки канун Рождества.

— Ты серьезно? — Аида смотрит на меня, удивленно подняв брови.

Я замечаю, что у нее и в самом деле есть брови. Майя делала свои такими тонкими, что они казались ниточками.

— А почему бы и нет? — усмехаюсь я. — Это же твой первый шаг, правильно?

— Снова начать есть мясо и проехаться, рискуя жизнью, на велосипедах Бориса — схема общественного проката велосипедов в Лондоне. Чаще всего данную схему называют «Велосипедами Бориса»— вовсе не одно и то же.

— Кто такой Борис?

— Неважно. Я к тому... — Аида машет рукой в сторону выстроенных в ровную линию велосипедов, — что это кажется очень опасным.

— Поэтому мы будем кататься по специальной велосипедной дорожке. Там нет никаких машин, и нужно опасаться только других велосипедистов. Что скажешь?

Аида переводит взгляд с меня на выстроенные в ряд велосипеды, а затем на тротуар. Она хмурится, но я знаю, что она обдумывает мое предложение. Поэтому я решаю подтолкнуть девушку к решению:

— Тебе ведь нужно как-то убить время, правильно?

Аида кивает, но все еще хмурится... Взвешивает все «за» и «против».
Я указываю на один из велосипедов:

— Тогда давай... Давай укатим от наших проблем.

Аида закатывает глаза и стонет, запрокинув голову назад. Но все же она усмехается. В ямочки на ее щеках падают снежинки, и я ловлю себя на том, что невольно любуюсь ею. Я мысленно качаю головой. Ну уж нет, из всей этой ситуации с Майей я должен извлечь один главный урок: мне нужно быть более осторожным. Я больше не буду вестись на женскую красоту. Я вообще в ближайшее время не хочу никакой романтики, хочу пожить только для себя.