Поцелуй меня в Нью-Йорке [P.M]

Я отрываю взгляд от книги и смотрю на Пэйтона. Нас обоих бросили. Он не хочет идти домой, а я при всем желании не могу это сделать. И я на самом деле не хочу сидеть в гостиничном номере. Там, я уверена, все закончится плачевно: я, свернувшись в калачик на кровати, буду плакать, каждые пару минут заглядывая в свой телефон, чтобы проверить Instagram Чейза, потому что, несмотря на то что от этого будет только больнее, мне зачем-то жизненно необходимо знать, что он делает. Что он делает без меня.

Прежде чем обдумать, правильно ли я поступаю, я достаю из сумки ваучер и разрываю его. Это мой неофициальный «первый шаг» — отказ от слез в одиночестве в номере отеля.
Пэйтон смотрит на меня так, словно я разорвала билет на самолет:
— Ты что творишь?

— До моего полета семнадцать часов. Я отказываюсь сидеть в убогом гостиничном номере и пялиться на стены. Особенно если они будут бежевыми! Мне нужно отвлечься от своих проблем. И поездка в город для того, чтобы попытаться сделать это, мне кажется прекрасной идеей. — Я поднимаю книгу вверх.

Пэйтон все еще смотрит на меня, не мигая.

— Ты что, сумасшедшая? Думаешь, можно исцелить свое сердце, просто купив дурацкую книгу?

— Так в этом и смысл. — Я тянусь к Пэйтон, чтобы схватить его за руку. — Я собиралась купить совсем другую книгу, а эта попала ко мне совершенно случайно.

— И как, черт возьми, такое могло произойти?

Я едва успеваю остановить себя, прежде чем выложить ему все как на духу. Рассказывать Пэйтону, кто именно купил мне эту книгу, наверное, не самая лучшая идея. В этот же момент я внезапно осознаю, что вцепилась в его руку. Я отпускаю ее, решив не рассказывать парню правду:

— Да это неважно. Главное, что книга теперь у меня. И вообще... почему бы и нет?

— Ты действительно считаешь, что книга тебя исцелит?

«Конечно нет», — хочу сказать я. Я не жду, что эти десять шагов сработают... Или сколько я там успею пройти за семнадцать часов, которые у меня остались в этом городе. И уж точно я не ожидаю, что они помогут заполнить дыру в моем сердце. Скорее всего, они вообще не помогут мне. Но да, мне больно, и я хочу, чтобы это прекратилось. И сейчас мне даже более одиноко, чем я ожидала, поэтому я не хочу, чтобы Пэйтон уходил. Наверное, потому что он сейчас единственный человек, которого я знаю в Нью-Йорке... Несмотря на то что «знаю» я его всего несколько минут.

— Да ладно тебе, — говорю я вместо этого. — Пойдем со мной! Это будет весело. Мне кажется, ты умеешь веселиться. Да и со мной не соскучишься

Но Пэйтон лишь качает головой:
— Слушай, если ты считаешь, что все так просто, тогда...

Он останавливается, не договорив, и снова качает головой... Усмехаясь.
По какой-то причине у меня возникает желание отхлестать этого парня букетом его никому не нужных роз.

— Тогда что? — шиплю я.

— Ничего, — усмехается Пэйтон.

— Нет уж, скажи мне... Тогда что? — настаиваю я.

Пэйтон пожимает плечами и снова качает головой. Взяв в руки розы и рюкзак, он встает:
— Тогда, полагаю, ты ничего не знаешь о любви.

Энтони уходит, оставив меня сидящей на скамье в компании с моей глупой книжонкой и остатками того, что когда-то было ваучером на проживание в отеле.

* * *

Десять минут спустя я стою в конце большой очереди из людей, ожидающих такси у входа в аэропорт. Длиннющая очередь — последствие всех отмененных рейсов. Меня потихоньку начинает заносить снегом. Какой же дурой я была, когда решила разорвать ваучер на проживание в теплом гостиничном номере, благодаря которому мне бы не пришлось в середине зимы торчать целую ночь на улице! Я знаю, что всегда мечтала стать немого более смелой, более импульсивной... Но, серьезно, разорвать ваучер было на самом деле очень глупо с моей стороны. И весьма незрело.

Я чувствую, как в кармане джинсов вибрирует телефон. Одно за другим мне приходят сообщения от друзей из дома о том, что они слышали, что я застряла в Нью-Йорке. Первые два от моих лучших подруг Хизер и Амелии, в которых говорится, что девчонки завидуют тому, что мне доведется провести Рождество в Нью-Йорке, заставляют меня улыбнуться. Затем Джессика — старшая из двух моих младших сестер — отправляет мне гигантскую несчастную рожицу, из-за которой я и сама становлюсь такой же несчастной рожицей. После этого я перестаю читать сообщения. Оставлю их на потом.

С мрачно-серого неба на застрявших в длинной очереди пассажиров падает снег. Внезапно среди людей я замечаю какое-то волнение. Уставшая женщина в теплом пальто начинает опрашивать стоящих в очереди пассажиров, в какую сторону им нужно ехать, объясняя всем, что они собираются усаживать как можно больше людей в каждое большое такси. По результатам своих опросов женщина отправляет пассажиров в ту или иную машину. Когда настает моя очередь отвечать, я осознаю, что до сих пор не решила, куда поеду. Я вспоминаю о квартале, в который водили меня Лоуренсы и где мы с ними попробовали такой великолепный кофе, что я напрочь позабыла о том, что скучала по старому доброму английскому чаю.

— Гринвич-Виллидж.

Женщина смотрит в свои записи и называет мне номер одного из такси, выстроившихся в линию. Она подходит к следующему человеку, а я направляюсь к нужной мне машине. Как только я открываю заднюю дверь и вижу, кто сидит внутри, у меня непроизвольно вырывается стон:

— Нет, ну серьезно?

Пэйтон
15:40

— Ты такой придурок!

— Это я-то придурок? Ладно, тогда ты пассивно-агрессивная стерва!

Сидящая перед нами пара переругивалась всю дорогу от аэропорта до тоннеля Мидтаун... прежде чем слова «придурок» и «стерва» внезапно начали их заводить и они решили задушить друг друга языками.

Мы с Аидой, взбалмошной британкой, расположились как можно дальше друг от друга на заднем сиденье. Никому не нужные розы лежат между нами. И почему я сразу не выкинул эти дурацкие цветы?
Я не жалею, что осадил ее, но все же Аида была мила со мной, прежде чем я высказал ей все, что думаю, и ушел, оставив ее одну в аэропорту. Наверное, дело было вовсе не в ней, а в Майе...

Майя.
Я стараюсь не думать о себе как о полном идиоте, который ничего не замечал. Я не идиот... Я прекрасно понимаю, что люди зачастую расстаются, когда один из них уезжает учиться в другую часть страны. Но Майя променяла меня не на калифорнийца. Парень выглядел как самый обычный бруклинский придурок. Пока мы поддерживали отношения на расстоянии, Майя крутила роман на стороне... на точно таком же расстоянии.
Должно быть, она познакомилась с этим парнем до того, как уехала. В таком случае она совершенно точно изменяла мне. А если она мне изменяла, то мне, определенно, будет лучше без нее.

Тогда почему же я чувствую себя так, словно наглотался разбитого стекла?
Такси наконец заезжает в город, и, когда мы проезжаем мимо какого-то обшарпанного отеля на Тридцать девятой улице, озабоченная парочка внезапно чуть ли не вопит на водителя, очевидно, желая выйти именно здесь. Они бросают на нас с Аидой извиняющиеся взгляды, отдают таксисту третью часть оплаты за поездку и, выбравшись из машины, обнимаясь и хихикая, направляются к отелю.

Но видимо, за эти четыре метра, которые отделяют наше такси от главного входа в гостиницу, один из них успевает сказать что-то лишнее, потому что эти болваны снова начинают ругаться. Я успел разобрать словосочетание «бывший парень», прежде чем такси снова начинает движение, и мое сердце обрывается. Вот кто я теперь.
Бывший парень Майи.

Теперь такси направляется на запад в сторону Адской кухни, куда я изначально попросил таксиста меня отвезти. Вообще-то я не собирался ехать в Манхэттен, но прямо перед тем, как сесть в такси, я совершил ошибку, проверив новости в Instagram и увидев три новых поста за последние полчаса от Майи. С новыми парнем. Конечно же селфи. Похоже, у нее теперь есть селфи-палка, что заставляет меня задуматься: почему я не бросил ее раньше?

Когда я понял, что Майя «зависает» в Бруклине, я решил завалиться в «Айс-бар» на Сороковой улице. Это дайв-бар, но у меня, кажется, как раз нет с собой удостоверения личности... И Майя точно туда не заявится. Она бы никогда даже порог «Айс-бара» не переступила.

Аида направляется в Гринвич-Виллидж... Полагаю, чтобы следовать указаниям своей книги.

— Это... — Я указываю на пустое сиденье перед нами, где раньше располагалась озабоченно-воинствующая парочка. — Было просто невыносимо, да?

Не знаю, зачем я пытаюсь завязать с этой девушкой разговор. Взгляд, который Аида бросает на меня, совершенно четко дает мне понять, что она не хочет со мной разговаривать.

— Вы, британцы, такие вежливые... Наверное, даже если бы они так разошлись, что их впору было бы показывать по «Синемаксу», ты все равно ничего бы им не сказала. — Я уже собираюсь объяснить Аиде, что такое «Синемакс», но девушка вновь отводит от меня взгляд и смотрит в окно. Похоже, разговор придется поддерживать мне одному.
— Так... Почему именно Виллидж?

— Тебе-то какое дело?

— Ну, я имел в виду..

А что я имел в виду? Почему я вообще задал этот вопрос? Действительно, какое мне дело, куда она направляется? — Я же знаю, что прямо сейчас ты должна была лететь домой. Посещение Виллидж точно не входило в твои планы.