Вечный город Божественной любви

Андреа никогда не был на пикниках. Сама идея употребления пищи на улице звучала немного странно для него, но почему бы не попробовать? Он приехал в назначенное место, на остров Тиберина. К счастью Джона сегодня он точно бы не встретил. Как только его карета остановилась, Кэрол уже ждала Андреа и просто вырвала его из кареты, после чего повела за собой.

— Чезаре, возможно, сегодня тоже не придёт, — шепнула она так, что это мог услышать только Андреа.

— Почему же?

— Кажется, сенная лихорадка или он просто не любит бывать на природе. Ну ладно, надеюсь, ты сможешь тут расслабиться больше.

— Кьяры не будет? — Андреа усмехнулся.

— Будет, — Кэрол обернулась в сторону Кьяры. — Но с ней сегодня Лирио.

Андреа посмотрел в ту же сторону. Удивительно, как Кьяра пыталась совместить на своём лице и теле восторг от вида гостей и при этом самое натуральное презрение к Лирио. Лирио при этом был совершенно спокоен и к подходящим людям приветлив.

— На самом деле, Лирио и устроил этот пикник.

— А? Да? — Андреа удивился.

— На самом деле, я даже удивилась, когда Джон сказал, что у него есть другие дела, обычно он с радостью проводит с Лирио всё время ещё с детства.

— Вот как... Лирио знает, что я здесь?

— Да, само собой. На самом деле, он ревнив, но пока Кьяра не проявит слишком открыто свой интерес к тебе, ты в безопасности.

— В-вот как... а как он действует, когда опасен?

— Не знаю. Вообще несколько веков назад семья Маффеи часто оказывалась близь кардиналов. Так что, может, по старой памяти, Бог до сих пор их молитвы слушает вне очереди? — Кэрол чуть усмехнулась своей шутке. — На самом деле, я действительно не знаю, но Кьяра его ревности боится.

Андреа посмотрел на Кьяру ещё раз. Судя по всему, она очень хотела разорвать свою помолвку, но её мнение никого не волновало. И хотя отчасти Андреа ощущал себя обязанным сочувствовать всем принуждённым, когда он вспомнил Кьяру во время их первой встречи, ему становилось как-то легче от осознания, что подобная Арминда получила своего Рамиро.

— Приветствую, Кьяра, Лирио! — Кэрол пошла к ним, ускорив шаг. — Сегодня к нам так же решил присоединиться Андреа, вы же не против?

— Да, конечно, очень рады, — Лирио кивнул. — Но я ожидал, что ты пребудешь с Чезаре.

— Извините, но у него аллергия на что-то, поэтому он предпочёл остаться дома. Андреа мой кузен, так что сейчас я стараюсь вернуть его в свет, Вы же не против? — она обратилась напрямую к Лирио.

— Ладно, хотя, должен сказать, мальчикам пора учиться самостоятельности в возрасте двадцати лет, а то и меньше.

— Спасибо, милый, — Кьяра даже приобняла Лирио.

— Да, конечно, знал, что ты обрадуешься, — Лирио вздохнул и посмотрел на Андреа.

Кастраты всё же отличались обычно от людей только голосом, но их внешность могла быть как просто обычной, так и вовсе не самой симпатичной, но Андреа удивительным образом совместил в себе и лицо, и чудесный голос. А уж знание, что он играл одного из любимых персонажей Кьяры, заставляло Лирио переживать.

По начальной задумке Лирио планировал устроить свидание с Кьярой, но чтобы атмосфера не была удушающей и не перешла к личным отношениям (которые Кьяра видела лишь как проклятье), Лирио решил пригласить ещё две пары обручённых. И всё было прекрасно, пока он не увидел как Кэрол самодовольно вытащила из кареты Андреа.

Кьяра ненавидела Лирио не всегда, Лирио знал об этом. Кьяра возненавидела его только когда услышала, что теперь они будут помолвлены. Её миловидное лицо тогда переполнил вселенский гнев, после чего она отвела взгляд от Лирио, не желая больше смотреть на него дольше необходимого, и это решение она сохранила до сих пор. Лирио мог лишь стать холоднее, пытаясь стать недоступным для неё, но была всего одна беда: все уже знали, что он её любит.

— Андреа, это же Ваш первый пикник? — Кьяра уже легко перешла на имена, но хотя бы оставила "Вы".

— Да, это так, — Андреа ощущал ревнивый взгляд Лирио, поэтому старался быть спокойней.

— Дон Саккетти, верно? — Лирио вдруг обратился к Андреа сам. — Расслабьтесь, я хотел бы, чтобы все присутствующие насладились прекрасной погодой. Всё же, когда Тибр не пытается затопить собой Рим, он очень красив.

— Да, полностью согласен! — Андреа кивнул. — Хотя эти деревья мне больше нравятся, но вся картина, словно мы оказались в саду любви прямиком из легенд, верно?

— Согласен, — Лирио нашёл забавным попытку Андреа найти сравнение в мифологии, хотя чего ещё ждать от пародии на оперное божество? — Если честно, не ожидал такой поэтичности, но ведь Вы изображали всю жизнь мифологических существ, верно?

— Ох, вовсе нет, сейчас они не столь популярны, — Андреа неловко улыбнулся, чувствуя, что этот бой не может избежать.

— Правда? Не увлекаюсь театром. Знаете ли, театры по своей сути отвлекают человека от важных дел мирской жизни. Да и кто выступает на сцене? Не более чем публичные грешники. Нет, я знаю, что Вы выбрали церковь, потому не сомневаюсь в Вашей добродетели, но если идти на представление в сам театр, там же будут не столь одухотворённые люди.

Андреа был одним из этих публичных грешников, при чём в худшем смысле из них, а потому мог только кивнуть и сказать:

— Действительно, вы правы.

Лирио посмотрел на Андреа ещё раз, пристальнее. Светло-каштановые кудри, андрогинные лицо, тонкие плечи и словно бы какая-то выпуклость на груди. Нет, до последней детали Лирио ещё мог бы подумать, что это ангел, сошедший прямиком с иконы, но не с таким нюансом.

— Знаете, есть грехи, пятнающие только душу, а есть и те, что пятнают и тело, — Лирио уже понял, что этот соловей даже если поёт в Капелле, противостоять в религиозном споре не сможет, а потом решил не останавливаться. — Порой я думаю, каково этим несчастным, знать, что их тело грязно и больше не принадлежит им? Я бы постыдился жить тогда.

— Да, звучит и вправду ужасно, — Андреа искренне возмущался.

— Порой беспокоюсь только, ведь Кьяра так легко заводит себе красивых знакомых. Но, к счастью, она под надёжным надзором.

— Я рад за неё. Желаю такой заботы каждой женщине, — Андреа не понимал, как ему скорее уйти из этого диалога.

— Вы удивительный человек, дон Саккетти, — Лирио широко улыбнулся. — Кажется, согласитесь с любой чушью, какую скажу. У Вас талант быть удобным.

Андреа улыбнулся и ответил:

— Не понимаю, к чему Вы это сказали, я действительно с Вами согласен и считаю наш диалог приятным.

Кьяра и Кэрол о чём-то весело разговаривали чуть дальше. И момент, когда Кэрол вдруг обернулась к Андреа, его напугал. Почему-то внутри Андреа прозвучало: "Не сейчас". Ему не хотелось, чтобы Кэрол вновь его спасала. Не когда Кьяра итак его довела до странных мыслей в прошлый раз.

— Ох, извините, если подумал о Вас слишком низко, — Лирио приблизился и прошептал: — Хотя можно ли думать о кукле для чужого удовлетворения ниже, чем она уже находится?

Андреа действительно не был оскорблён. Он знает своё место, знает чужое мнение. И именно поэтому он боится, что Кэрол сейчас идёт сюда. Потому что всё, что она сейчас сделает, будет иным. Кэрол уведёт его от оскорблений и не потребует "платы", Кэрол не будет украшать Андреа как свою куклу, а затем использовать, потому что Кэрол его кузина и она просто добрая.

— Я рада, что вы смогли подружиться, — Кэрол улыбнулась, будто бы натурально встречая в разговор. — А что обсуждаете? Мы вот с Кьярой снова вспомнили последний спектакль. Так были очень красивые декорации, Лирио.

Андреа ненавидел её.

— А мы как раз обсуждали, что дон Саккетти никогда не играл мифологических существ. Весьма удивлён, мне казалось, именно их кастраты и играют.

— К сожалению, после революции такие спектакли не пользуются тем же спросом.

— Вот оно как, — Лирио изобразил удивление.

— Андреа, я хочу тебе кое-что показать. Ты, наверное, впервые на Тиберине?

— Да.

— Так идём скорее.

Рука Кэрол снова уводила Андреа прочь от его повседневности. И Андреа это ненавидел. А Кэрол, как ни в чём не бывало, вновь говорила:

— Знаешь, есть легенда, что когда последние три этрусских царя были подвергнуты изгнанию, сенат приказал разграбить их имущество. И тогда весь урожай зерна, растущий между городом и Тибром, был срезан и брошен в реку, образовав насыпь, ставшую островом.

— Какая чушь, — Андреа засмеялся.

— Может быть, — Кэрол пожала плечами. — А, может, и нет.

Когда они подошли к берегу, Кэрол вдруг вспомнила ещё что-то:

— Кстати, ты же знаешь, что в Риме свирепствовала чума? Говорят, она прекратилась, потому что на этом острове был построен храм, но почему же именно здесь, как думаешь?

— Было свободное место?

— Не правильно, — Кэрол нежно улыбнулась. Зря! — Потому что сенат получил из Эпидавра змею, которая сначала обвилась вокруг мачты корабля, а потом спрыгнул с корабля в море и приплыл на остров, словно говоря "Постройте мой храм здесь".

— Вот как... — Андреа посмотрел вниз с берега. Тут было высоко и явно грязно, так что Андреа сделал два шага назад.

— Лирио был очень груб?

— Что? — Андреа не понимал, о чём речь.

— Мне кажется, тебе было неприятно с ним говорить.

— Вовсе нет, я рад был познакомиться с ним.

— Андреа, — Кэрол хотела подойти к нему, но оступилась и почти упала.

Андреа схватил её за руку и вдруг вспомнил: он оставил ее перчатку в кармане другого пиджака. Чертовски уместная мысль. Андреа помог Кэрол встать.

— Ой, спасибо! — Кэрол выдохнула от секундного испуга. — Так вот, о чём я хотела сказать... Ох, кажется, еда уже разложена, давай поспешим. Обсудим личное позже? Только не сбегай.

У Кэрол была удивительная особенность забрасывать Андреа таким количеством противоречащей друг другу по тону информацией, что ему оставалось только кивнуть и идти следом, не успевая понять, на что он согласился.

Они вернулись к скатерти с едой. Андреа вдруг понял, что совершенно не хочет есть. Он не знал почему, но внутри всё сжалось и противилось даже идее употребления пищи. Андреа нервничал? Но почему? Он же всегда был таким, особенным, нужным для развлечения. Так почему сейчас вдруг ему неловко?

— Андреа? — шёпот недалеко от уха. Почему это была не Кьяра?

Андреа испуганно обернулся краснея. Вот и ответ. Кэрол словно зеркало показывала ему, уродцу, его уродства. Андреа знал о них, но предпочёл бы, чтобы ему не напоминали так нагло. И вообще зачем она шептала? Андреа ненавидел её. Ненавидел забытую дома перчатку, ненавидел Лирио и остальных, ненавидел Джона и Чезаре, он ненавидел всех.

— Андреа, что с тобой? — Кьяра взволнованна, но Андреа знает чем, ведь его уши сейчас горят.

— Кажется, тепловой удар, — он не знает, что сказать ещё. — Думаю, мне лучше уединиться.

— Всё в порядке, здесь достаточно тени, — Лирио хочет убить его, Андреа заметил. — И у меня как раз есть лимонный сок.

— Спасибо за беспокойство, — Андреа нужно бежать, пока его не пожрали здесь. Зачем Кэрол только привела его сюда?

Андреа ощущал, что его тошнит, ещё и дыхание от волнения затруднялось. Потому что он знал, что Кэрол смотрит, что отражает в своей слишком доброй морали всё происходящее. Кэрол думает, что он обычный, но лишь больше подсвечивает, что нет. Кэрол раньше не существовало в его мире, поэтому Андреа был всегда спокоен. Он был спокоен на сцене, спокоен в хоре, спокоен в чужой постели, но сейчас он ощутил руку Кэрол и упал почти что в обморок. И лучше бы это был обморок! Ощущать, как она подносит к его губам аккуратно стакан с лимонным соком было ещё хуже, чем если бы он хотя бы пропустил эту сцену полного унижения.

— Зря ты его сюда привела, — Лирио сел перед Кэрол и зашептал. — Джон мне рассказал, что ты уже приводила его к вам на ужин. Знаешь, таких людей не просто так в свет выводят разве что под ручку с их личным патроном.

— Лирио, это мой кузен, я помню его ещё совсем мальчиком, я не могу бросить его в одиночестве только из-за того, что случилось.

— К сожалению, есть люди, которых приходиться оставить. Уверен, ты могла бы направит свою заботу в более плодотворное русло.

Лирио отправился обратно к Кьяре, ощущая себя не победившим, но хотя бы освободившим ненадолго свою территорию. Он гордо бросил в спину Кэрол:

— Прошу, помоги ему добраться до кареты.

— Я отвезу его до дома, — Кэрол подозвала слугу и они вместе подняли Андреа под плечи, чтобы донести его до кареты.

Лирио грубо ухватил Кьяру за руку, а затем улыбнулся оставшимся гостям.

Андреа всё ещё не мог выровнять дыхание и открыть глаза, но он понимал, что происходит вокруг.

— З-зачем ты тут? — он спросил.

— Потому что тебе стало дурно.

— С-слуга... отв-ёл бы...

— Андреа, я пошла на пикник в первую очередь ради тебя, я сама...

— Больше не нужно.

— Что?

Андреа сжал глаза уже сам. Он не хотел быть с ней. Если Кэрол права, то за что он всю жизнь терпел такое отношение? А если подобное отношение нормально, то чем занимается Кэрол? Смеётся над ним? Хочет стать лучше за счёт заботы об убогом? В конце концов, дело не в семейных узах, Андреа помнит лицо отца, когда засыпал в той ванне. Отец боялся лишь одного: что Андреа не проснётся, но трепетал в ожидании того, что будет, когда Андреа проснётся.

— С меня достаточно.

— Андреа, подожди, мне кажется...

— Именно. Тебе кажется какая-то глупость. Я хочу закончить на этом, — Андреа открыл глаза и постарался сесть, хотя с этим было сложнее. — Спасибо за заботу. Хотя уже и не знаю, зачем она была.

— Андреа, прости меня, я думала, ты станешь счастливее, но, кажется, так думала только я.

— Верно.

Андреа был зол, так сильно, что вытер слезу с уголка глаза.

Когда они приехали к его дому, Андреа кивнул в знак прощания, почему-то он снова не мог говорить. Он поднялся в квартиру, нашёл проклятый пиджак, достал перчатку и уткнулся в неё лицом, прижавшись к стене. Кэрол не должно существовать, но эта перчатка была мягкой, как и иллюзия ее заботы. Даже если Андреа не хотел верить, он хотел верить. Он погладил перчаткой свою щёку, как его могла бы гладить Кэрол, утешая. Андреа ненавидел себя. Он ненавидел своё поведение сейчас, ненавидел, что видел себя со стороны прямо сейчас, никак не позже. Он видел, как существо, которое должно просто угождать людям, плачет в углу, потому что хочет "запретить" себе ласку, которую и не может отвергнуть, и действительно хочет. Андреа был низок, противен, ужасен. И в то же время он забрался выше многих других детей. Он выжил, получил признание и любовь зрителей, он мог вкусно есть и сладко спать, пока многие были лишь изуродованы и даже убиты. Почему он плачется сейчас? По чему убивается? По тому, чего всё равно никогда не знал? Мама забыла Андреа, отец любил лишь его голос, и Кэрол так резко пропала тринадцать лет назад, так почему вдруг вернулась сейчас? Андреа плакал, сжимая уже промокшую от слёз ткань.

Когда Андреа был ребёнком, он ещё не знал, зачем рождён, поэтому он не понимал, почему мама любит его братьев, но совсем иначе смотрит на него. Её взгляд никогда не был добр или ласков, словно уже с рождения она признала Андреа мёртвым.

— Матушка, я тоже сегодня хорошо учился, дон... — он сказал это однажды по глупости, не выдержав, что только братья хвастают своими достижениями на уроках.

Её чёрные глаза тогда были мрачнее всего в этом мире.

— Не стоит поддаваться лишней гордости, — сдержанно ответила она.

Ни скромность, ни гордость ее не волновали, она просто не хотела его слышать. Донна Саккетти жила в том же доме, ела за тем же столом, но на этом всё. И она хотела, чтобы Андреа понял её и умолк. Его голос желали слышать на сцене, но донна Саккетти и на представления не приходила. Она вычеркнула Андреа из своей жизни, как только он покинул её чрево.

— У тебя красивые волосы, — говорила Кэрол, когда она и другие кузины играли с Андреа, вплетая в его волосы цветы и ленты. — Ты будешь очень красивым.

— Когда вырасту?

— Нет, когда мы закончим тебя украшать.

Кэрол была просто весёлой. Она не углублялась ни в какие мысли Андреа, а Андреа и не знал, что так вообще кто-то делает. Он просто наслаждался этой недолгой ласкай, потому что именно такого ему и хватало.

И теперь Кэрол вернулась. Взрослая и ещё более заботливая. И Андреа не выдерживал этот натиск, который был ему не нужен, страшен, неприятен, но интриговал. Словно бы вытаскивал слабое "А вдруг я заслуживаю?". И Андреа снова боялся и её, и себя. Он сжимал перчатку, внутри которой была рука Кэрол, и мечтал, чтобы эта рука гладила его так же, как материнская рука гладила братьев. И никогда его.

Когда он пришёл в церковь, Андреа не осмелился подойти к исповедальне, сначала ему нужно было произнести те же мысли про себя. Он осмотрел иконы и статуи, пытаясь определиться, как он вообще может охарактеризовать свой грех? Уныние? Да, вот ещё кое-что: нужно определиться с источником проблемы и только потом обращаться за помощью.

— Дон Галлус? — он услышал знакомый голос.

— Аддолората?

— Ох, Вы даже не забыли меня, — она улыбнулась, подавляя желание обнять его. — Выглядите напугано, что случилось? Лично Сатана явился покарать за красоту?

— Ни стоит произносить такие имена в Божьем Доме.

— Это верно, но всё же, что с Вами?

— Ещё не определился до конца.

— Так расскажите мне, я подскажу Вам, коли смогу. Я, быть может, и из приюта при церкви, а человеческих страстей и пороков знаю поболе Вашего.

— Х-хорошо, — Андреа погладил перчатку в кармане. Она так же мягка, как ложная забота Кэрол.

Они вышли из Капеллы, после чего Андреа сбивчиво принялся тихо объяснять свой грех:

— Есть девушка, которая добра ко мне, — Аддолората сжала зубы, но улыбки не убрала. — Она очень навязчивая, но мне даже стыдно, что я ей нагрубил сегодня.

— Сегодня?

— Да.

— Обычно люди дольше доходят до мыслей о грехе... Но если Вы просто нагрубили в процессе ссоры, это же не более чем ссора, просто извиняетесь и всё. Вы же здесь по иной причине?

— Верно.

Андреа замолчал. Ему было стыдно говорить и он не мог понять почему. Словно бы оголился, но что такого он скрывал? Слабость не порок, но что же тогда?

— Неблагодарность? — он произнёс это вслух, но сразу покачал головой, уходя глубже в свои мысли.

Если бы это была неблагодарность, Андреа бы не переживал о своём праве на это. Гордыня? Ну нотки есть, но Андреа держит себя в руках достаточно крепко и на лишнее не претендует. Что же ещё есть?

— Я знаю, я лукавлю, — Андреа наконец нашёл ответ. — Я хочу её заботы, но осуждаю ее за навязчивость из-за страхов. Думаю, мне такое кокетство не простительно.

— Вот как, и что же теперь ты будешь делать? — Аддолората испугалась внезапной решительности в тоне Андреа.

— Для начала я должен помолиться о помощи, а затем начну борьбу с этим грехом, отринув лишнюю гордыню.

— Тогда желаю Вам удачи! — Аддолората улыбнулась и коснулась плеча Андреа.

— Спасибо. И прости, что давно не общался с тобой.

— Всё в порядке, я молилась о Вашем благополучии, да и в доме Магдалины полно нуждающихся во мне.

"Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится," — Андреа беззвучно произнёс это, вставая перед иконой Архангела Микаэля. Ощутив поддержку свыше, Андреа отправился к дому Кэрол. К счастью, её тут по какой-то причине не было.

— Я хочу кое-что вернуть, — Андреа держал в руках бумажный пакет, смотря в глаза своей тёте.

— Ах, да, но что?

— Либертто, — Андреа сам не верил, но при быстром размышлении это было единственное тонкое и лёгкое, что могло бы лежать в пакете.

— Спасибо, я передам ей тогда. Хочешь остаться? Я сейчас решила выпить чаю.

— Да, спасибо большое, — если Андреа привыкнет к этой навязчивости, он сможет выстоять против греха.

Тётушка мило болтает почти что сама с собой, Андреа остаётся только кивать и задавать уточняющие вопросы, которые ее порадуют. Лирио сказал, что у него талант быть удобным? Да, он прав, и это мастерство Андреа будет совершенствовать.

— Добрый день, — Джон вдруг вошёл в комнату. — Ох, Андреа, и тебе добры день.

— Здравствуй, Джон, — Андреа улыбнулся. — Куда-то ходил?

— Да так, заглянул в Сикстинскую капеллу, удивился, что ты не там.

— У меня выходной.

— Понятно.

— Джон, не присоединишься к нам? — тётушка улыбнулась. — Я скажу сделать кофе.

— Не стоит, я лишь зашел поздороваться. Хочу навестить Лирио.

— Джон, подожди, — тётушка его не отпускала. — Андреа обмолвился, что последнее время мало читает, могу я дать ему что-то из твоих книг. Думаю, ваши предпочтения должны совпадать.

— Хорошо.

Когда Джон вышел, донна Ченчи Болоньетти послала служанку в его комнату, чтобы та принесла книгу, которую юный господин чаще всего читает, а следом вернулась к разговорам ни о чём. И вскоре служанка вернулась с книгой. Андреа принял её и взглянул. "Манфред"?

— Что это?

— Ох, не знаю, — тётушка пожала плечами. — Потому и решила, что книги Джона тебе будут ближе, чем мои, совсем не знаю, что интересует молодёжь.

Андреа уже собирался встать и уйти, но следом тётушка достала какую-то литографию:

— Кэрол переживала, что ты вырос одиноким, позволь подарить тебе эту литографию из Лондона, — тётушка улыбнулась.

Андреа взял и смог с трудом, но различить на неё лица более юной Кэрол и её матери.

— Большое спасибо.

— Я вернулась, всем здравствуйте! — теперь вошла Кэрол. — Ох, Андреа! И тебе добрый день!

— Да, ещё раз здравствуй. Я уже ухожу. Но раз уж мы встретились, я бы хотел...

— Я провожу тебя до двери, — Кэрол вновь понимала.

Андреа убрал литографию в книгу, а книгу попытался спрятать в пиджаке. Кэрол ничего не говорила, она очень понимающе отвернулась и шла к выходу. Она слишком понимающая и Андреа это не нравится, но он контролирует свою неприязнь, ведь он же хотел побороть свой грех.

— Так что ты хотел мне сказать?

— Прости меня. Я понимаю твои чувства, просто хотел обвинить кого-то в своих переживаниях. Поэтому приношу свои извинения.

— И ты меня прости, если была слишком навязчивой.

— Ах, я хотел вернуть её, — Андреа забрал из гостиной и пакет с перчаткой.

И почему-то лишь на секунду, но пальцы Кэрол коснулись его руки. на секунду и лишь её ноготь коснулся его кожи, но всё же даже этого хватило, чтобы Андреа стало стыдно.

— Что там? Ох, Андреа, ну что ты, это же просто перчатка. Мог бы и выбросить. Но спасибо.

Андреа снова ощутил жар в ушах.

— Наверное, да, стоило сделать так.

Он кивнул и прижал руку к груди, чтобы удержать книгу. Андреа вышел к карете и сел в неё, ощущая себя слишком неловким, чтобы жить дальше. Он достал литографию из книги и аккуратно сложил её так, чтобы видеть на ней только лицо Кэрол.

"Зачем только? — он положил её обратно в таком же сложенном виде. — Но смотрится лучше."

Андреа посмотрел на руку, которой коснулся ноготь Кэрол. Палец горел, но на след даже и намёка не было. И лучше бы так было со всем. Особенно с этой перчаткой, стоило её выбросить.

***

Кэрол знала, что Андреа ощущает неловкость при более близком общении, но всё же возвращать перчатку было ещё более странно. Она спокойно поднялась к себе и бросила перчатку в ящик с тысячей ровно таких же перчаток. И всё же, что не так с Андреа? Она думала про это, но не могла до конца понять. Может быть, он никогда не играл на сцене обычные отношения, не вмешивающие романтическое влечение? Потому что иных причин хранить перчатку быть не может. Но всё же у Андреа же было детство, и в детстве она и другие девочки ему же показали, как строятся отношения, так что глупости всё это. Кэрол посмотрела в сторону ящика ещё раз. Идей не было.

Андреа в детстве был милым, но тихим. Он словно сразу знал, что должен вести себя определённым образом, только маленький Андреа ещё не понял, что же это за образ. Тот Андреа смеялся, когда хотел, мог иногда отказываться от игр, если был не в настроении, а так же напрямую жаловался на сложные уроки. Но теперь он был другой. Это не взросление ведь, люди взрослеют и даже если отказываются от чего-то, но находят что-то другое, а Андреа словно не нашёл. Кэрол не видела в нём праведника, которому хорошо в единении с Богом, только одинокого и сломленного человека. И это так ужасно осознавать: даже когда их с Джоном отец умер, они не знали горя, которое бы заставило их стать ниже других людей, таких же как они. Но Андреа, чья семья не познала трагедии сиротства, собственными родителями был выброшен из света ради развлечения толпы. Кэрол была старше, но ничего не делала, наоборот, спокойно жила, даже не подозревая, через что прошёл Андреа.

Кэрол не была доброй, она просто ощущала стыд, что спокойно жила вблизи с трагедией одного из самых родных для неё людей. И эта трагедия настолько ужасная, что тот милый Андреа уже умер, а его место занял сломанный мальчик, изображающий те роли, которые от него ожидают даже при повседневном общении.

— Лицемерка, — Кэрол обернулась к зеркалу и улыбнулась.

Джон честнее, Джон просто вычеркнул неприятного родственника из своей жизни, а Кэрол мучила его своей лицемерной жалостью. И всё же почему-то Кэрол боялась разжать эту руку. Даже если она просто лицемерка, она не хотела, чтобы Андреа пропал, а иной, искренне доброй руки, Кэрол, к сожалению, не видит.

Кэрол невольно коснулась ленты в своих золотых кудрях, начав её расплетать, попутно обдумывая происходящее. Она снова невольно вспомнила игры с кудрями Андреа. Стоит признать, кстати, кудри прекрасно подходят к его образу ангела. особенно теперь, когда он стал частью хора. Но не о том сейчас. Да, она лицемерка, но всё же пока её лицемерие никому не вредит, это не страшно. Но да, стоит стать чуть тактичнее, раз Андреа ещё не привык к такому напору ласки. Кэрол довольно улыбнулась себе в зеркале:

— Ну разве я не умница иногда?

***

Тем временем в особняке Маффеи Джон выслушал подробный пересказ Лирио о том, где и как он видел Кэрол и Андреа:

— Удивительная чертовка! — Джон усмехнулся. — Ну не гуляла бы она по Риму одна, конечно!

— Какой ты пылкий, — Лирио улыбнулся и поднял лист бумаги, который принялся перечитывать.

— Знаешь ли, когда ты забрал у неё Кьяру, она же осталась с кастратом наедине и что же? Я встретил её одну, хрустящую пиццей и потерявшую где-то перчатку. Если я узнаю, что они решили спародировать любовные романы...

— Ну-ну, не кипятись, всё же они кузены, ты сам говоришь, что они играли в детстве.

— Тринадцать лет назад! За это время многое поменялось!

— Ну тут спорить не стану, но всё же пожалей Андреа, ему всё равно ничего уже не хочется, — и Лирио залился смехом от собственной шутки.

— Не стану. Кастратов, покушающихся на женщин, было будто бы немного, но даже одного, на самом деле, уже слишком.

— И то верно, — Лирио положил лист.

— "Прекрасная... любимая... твой кавалер в голубом..." — Джон быстро пробежался глазами по письму. — Кьяра опять с кем-то сношается?

— Верно, — Лирио вздохнул, начав запечатывать письмо.

— Кавалер в голубом? Звучит пошло.

— Но слышал бы ты как она восхищается сочетанием голубого цвета и светлых волос.

— Женщины, — Джон пожал плечами.