Глава 8
Они прошли немного вперёд и оказались перед маленьким, скромным одноэтажным домиком. Они переглянулись и вздохнули с облегчением. Кажется, понадобится совсем немного времени, и они, наконец, выберутся из этого зловещего места.
Хо Юфэй решительно постучал в дверь. Никто не открыл, но в воздухе отчётливо пахло дымом очага и пищей – в доме кто-то готовил еду. Хо Юфэй постучал настойчивее, и через некоторое время дверь открылась. Женщина типичной латиноамериканской внешности выглянула наружу и настороженно посмотрела на них.
– Кто вы? Что вам нужно?
– О, прекрасная сеньора, мы не причиним вам зла, – на беглом испанском заговорил Хо Юфэй и состроил самую обольстительную улыбку, указывая на Тан Сянмо. – Видите ли, мы оба с Востока, это моя жена. Мы путешествовали, и наш автомобиль сломался. Мы оказались в такой глуши, что даже некого было попросить о помощи, мы с трудом дошли пешком до вас... У нас нет дурных намерений, нам просто нужно доехать до города, возможно, вы сможете нам чем-то помочь?
– Ладно, заходите, – усталым голосом женщина прервала его речь и открыла дверь пошире, позволяя им войти.
Получилось! Хо Юфэй обернулся и подмигнул Тан Сянмо. Казалось, он был доволен собой, но Тан Сянмо недоумевала. Было совершенно ясно, что женщина, впуская их в свой дом, делала это далеко не из сочувствия к заблудшим путешественникам.
Несмотря на то, что по пути они делали привалы, и не было недостатка в воде, такой долгий пеший переход всё-таки дался ей тяжело. Она устала до предела, вдобавок, от питания скудными сухпайками у неё уже кровоточили дёсны. Боль болью, но как же хотелось выпить чашечку густого крем-супа, такого горячего, чтобы язык обжигал!
Это было как падение в ледяной погреб. Она вздрогнула, во взгляде мигнул сигнал опасности. Внешне этот дом не вызывал подозрений, он был вполне обжитой, но тупо-равнодушное выражение на лице хозяйки, словно от неё тут ничего не зависит, как-то не вязалось с её жестом гостеприимства.
Она хотела обратить внимание Хо Юфэя на эту странность, но он опередил её, внезапно положив ладонь на её плечо и обратился к ней по-английски:
– Дорогая, мне кажется, мы кое-что забыли снаружи, выйди и принеси, хорошо?
Она опешила, что они могли забыть? Но от его слов она почувствовала нарастающую тревогу, как будто чья-то холодная рука схватила её за горло. Она не успела ничего ответить, только заметила тень, мелькнувшую во взгляде Хо Юфэя, и тихий шёпот на китайском коснулся её ушей:
– Надо уходить.
Но коснувшись рукой дверной ручки, Тан Сянмо почувствовала, как по спине пробежали холодные мурашки. Она слишком хорошо знала, что это означает... И действительно, в тишине прозвучал характерный звук снятия спускового крючка. Они обернулись. Впустившая их женщина, мрачно глядя на них, сжимала в тонких руках направленное на них ружьё.
В это же время открылась входная дверь, за ней стояли трое мужчин-латинос с бесстрастными лицами, у каждого в руке пистолет. Ситуация буквально патовая: впереди про́пасть, позади – тигры.
– Вынь руки из карманов, подними их высоко и не двигайся, – сказала женщина, указав ружьём в сторону Хо Юфэя.
Хо Юфэй понимал, что их положение крайне невыгодное, он мог рисковать своей жизнью, но не жизнью своей женщины. Хо Юфэй изобразил любезную улыбку:
– Хорошо, красивая и опасная женщина, я повинуюсь тебе.
Он медленно поднял руки, Тан Сянмо молча следила за его движениями. Один из стоявших у дверей мужчин подошёл к Хо Юфэю и проворно обыскал его. Сняв с него рюкзак, проверил и вытряхнул всё имевшееся там оружие.
Самого Хо Юфэя тоже разоружили: Беретта-93R, револьвер Смит Вэссон 22-го калибра, три запасных обоймы, армейский нож, несколько ручных гранат-лимонок... Кроме этого отобрали небольшой «засапожник», спрятанный в ботинке, извлекли несколько толстых игл, спрятанных в кожаных кобурах на запястьях и лодыжках.
Тан Сянмо смотрела на это и только ошеломлённо хлопала глазами: этот мужчина просто живая энциклопедия оружия! Но с другой стороны, его избавили от всего, чем он мог оказать сопротивление. Это ставило их в крайне невыгодное положение.
– Теперь ты! – женщина указала ружьём на Тан Сянмо.
С ней всё было намного проще, всего один пистолет – и всё. Убедившись, что обороняться им больше нечем, трое мужчин усадили их на стулья, завели им руки за спины и сковали наручниками. Мужчины держались с такой осторожностью, словно были хорошо осведомлены, насколько опасен Хо Юфэй, и постоянно держали его под прицелом своих пистолетов.
Тан Сянмо очень нервничала, но была бессильна что-либо изменить. Сложившаяся обстановка не оставляла им ни малейшего шанса. Лицо Хо Юфэя тоже выглядело напряжённым. Он никогда не действовал без уверенности, что сможет дать отпор, но и безропотное подчинение – это не его стиль. Проблема в том, что теперь... ему приходится думать о её безопасности.
Поэтому ему придётся действовать по обстоятельствам, во избежание фатальных последствий. В такой холодной и напряжённой атмосфере один из гангстеров достал мобильный телефон и кому-то позвонил. Вскоре входная дверь вновь открылась, впуская в помещение человека, при взгляде на которого глаза Тан Сянмо не просто округлились, но едва не выпали из орбит.
На самом деле уж кому-кому, а ей не стоило удивляться. Ещё когда она притронулась к дверной ручке этого дома, сразу почувствовала неприятный холод, пронизавший её до костей; тот самый холод, которым всегда веяло от этого мужчины, мрачный, затхлый, как болото, затягивающее в свою липкую, осклизлую трясину. Этот мерзкий дух вызывал в ней крайнее отвращение.
– Луис...
Луис Нельсон поднял брови. Он больше не притворялся, в его золотистых глазах мелькнул жестокий кровожадный блеск.
– Ты уже знаешь?
Тан Сянмо плотно закрыла рот, чтобы оттуда не вылетело что-нибудь, о чём придётся пожалеть. Мужчина, казалось, был чрезвычайно рад, он даже напевал бетховенскую «Оду к радости», и похоже, очень надеялся, что она узна́ет эту мелодию.
– Я всё-таки хотел бы представиться, как того требует этикет. Луис Нельсон Лопес. А Уго – это мой брат-близнец. Нас с детства мало кто различает, поэтому тебе не стоит расстраиваться.
«Повивальная бабка вас различала, ясно?» – невольно подумала Тан Сянмо, но при таких обстоятельствах, когда ей в голову нацелены три пистолета, а за спиной Луиса опять маячит известный громила, даже самый отважный мужчина не решился бы перечить своему врагу.
– Что ты сделал с Уго?
– О, ты спрашиваешь об этом слабаке, моём брате? У него всё хорошо, даже слишком.
Последнюю фразу он процедил сквозь зубы, как будто нехотя, при этом в его золотистых глазах сверкнула ненависть и неприкрытое желание убить, мгновенно отразившиеся напряжением во всём его теле, отчего Тан Сянмо вдруг почувствовала себя так, будто попала под лютый вихрь из мокрого снега и ледяного града. Такая мощная и непреодолимая ненависть, но... ведь его с Уго связывают нерушимые кровные узы, или она чего-то не понимает?
Луис увидел недоумение в её взгляде, но не стал продолжать и перевёл взгляд на Хо Юфэя. Тот выглядел настороженным, но смотрел на Луиса с пренебрежительной улыбкой, как на мелкое насекомое.
– Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы выследить вас. Кроме того, благодаря этому мужчине я потерял некоторых своих работников. Неплохо, м-мм, ты считаешь себя Джеймсом Бондом?
Он издевательски поаплодировал, потом закурил сигару и безразлично поинтересовался:
– О, мне действительно любопытно, так же ли крепок в жизни агент 007, как показывают в кино?
– Ох!
– Прекрати! – пронзительно вскрикнула Тан Сянмо.
Получив удар под дых, Хо Юфэй закашлялся, а следом на него обрушился град пинков и ударов, только глухие удары эхом отражались от стен. Несколько минут Луис, попыхивая сигарой, наблюдал за избиением, потом подошёл к Хо Юфэю и с улыбкой затушил сигару о его руку. Хо Юфэй стиснул зубы от боли и напрягся, но не издал ни звука.
Подручные Луиса продолжили избиение, причём, каждый из них старался попасть кулаком в самое уязвимое место. Хо Юфэй принимал удары молча; его лицо покрылось синяками и ссадинами, нос распух, он отплёвывался кровавой слюной и порой бросал на Тан Сянмо короткие взгляды.
И тогда в его тёмно-серых глазах вспыхивал прежний яркий свет, как будто они говорили ей: «Не обращай внимания, я в порядке». Глаза Тан Сянмо покраснели, она закусила губы, сдерживая слёзы. Луис, казалось, был очень доволен её реакцией.
– Ладно, я думаю, нам не стоит тратить время на вашу трагическую любовь, лучше скажи мне – где кольцо?
Она сжала губы, не желая отвечать, и не зная, что́ ответить, но Луис не собирался давать ей время на колебания. Он отвесил Хо Юфэю свирепую затрещину и прицокнул языком:
– Тц, как же больно.
Шипя от боли, Луис потряс рукой, которая нанесла удар, затем спокойно вытащил из-за пазухи пистолет и направил его на Хо Юфэя.
– Хочешь узнать, сколько раз и в каких местах можно продырявить человека, прежде чем он умрёт в муках?
«Чёртов извращенец!»
– Я же сказала, кольцо в банковской ячейке, – она сглотнула, изо всех сил сохраняя спокойствие. – Я правда не знала, что ты не Уго, пока Фернандо не сказал мне, я... я не обманывала тебя...
Луис приподнял бровь и одарил её таким взглядом, что Тан Сянмо вспотела, даже ладони стали влажными. Она сделала ставку на жестокость этого человека: она была практически уверена, что та поездка ничем хорошим для Фернандо не закончилась, вряд ли Луис дал бы ему хоть секунду на оправдания.
Если бы у Фернандо было чуть больше ума, он бы либо сбежал без оглядки, либо застрелился раньше, чем Луис его нашёл. И очевидно, она угадала верно.
– Видимо, мне придётся самому сопроводить тебя в Майами, – улыбнулся Луис.
Знал бы хоть кто-нибудь из них, где на самом деле находится это кольцо... Тан Сянмо едва успела перевести дух, как в следующую секунду Луис спокойно поднял пистолет. Прозвучали два выстрела. Никто и глазом моргнуть не успел, как обе пули попали в грудь Хо Юфэя! Округлившимися от ужаса глазами Тан Сянмо смотрела на медленно оседающего на пол Хо Юфэя и не смела поверить собственным глазам.
– Юфэй!
Глаза Хо Юфэя расширились, он глухо застонал, его тело напряжённо вытянулось, как туго натянутая тетива, а в следующее мгновение ослабло, он содрогнулся и подавился вдохом. Луис торжествующе улыбнулся:
– Похоже, рыцарь у тебя так себе.
– Ты...
Тан Сянмо всю трясло, мысли беспорядочно метались в голове; она пыталась сконцентрировать всю силу духа, чтобы почувствовать, дышит ли ещё Хо Юфэй, но всё было напрасно. Её дар никак не проявился в критический момент. Резкий запах крови, смешанный с пороховой гарью после выстрелов вызвал болезненный спазм желудка, её стошнило. «Он мёртв? Нет, не может быть...»
– Юфэй...
– Как прекрасно.
Луис взял за подбородок и повернул к себе её убитое горем лицо. В её карих глазах, затуманенных скорбью, на миг вспыхнула такая же ненависть, как у него, и сожаление, что она не может разорвать его на тысячи кусков. Сладостное ощущение давно забытого удовольствия, как будто он только что отведал что-то безумно вкусное, а главное – запретное, пронизало всё его тело необычайной лёгкостью.
– Ты хочешь спросить, зачем я это сделал, да? Ну... как там у вас говорят китайцы? Этикет предполагает взаимность? А по-нашему – долг платежом красен. Именно так, и поскольку ты отняла у меня самого дорогого человека, я просто обязан был отплатить тебе тем же, разве нет?
До Тан Сянмо не доходил смысл его слов, её ум был в смятении. Она не сводила глаз с неподвижно лежащего Хо Юфэя, напрягала все свои духовные силы, желая получить сигнал о его состоянии, пусть самый слабый, но негативные эмоции Луиса преобладали и заглушали всё.
Подобного она ещё никогда не испытывала. На неё словно дохнуло нечто, переполненное жесточайшей, лютейшей злобой; это нечто затаилось во тьме, скаля зубы и выпуская острые когти, готовое вот-вот наброситься на неё и перегрызть горло.
Она не могла пошевелиться от страха, скованная по рукам и ногам физически ощущаемой холодной мужской ненавистью. Оказывается она с самого начала заблуждалась. Луис ненавидел не Уго, не своего брата-близнеца, а её...
– За что...
Она не понимала, только чувствовала удушье. «Как больно... Сердце болит... Прочь! Не приближайся ко мне... Юфэй...» Если бы не она, он не подвергся бы такой опасности, и он мог бы дать отпор! Ей было душно, как перед грозой, что-то внутри неё нарастало и собиралось вырваться наружу, что-то такое, что она не могла сдерживать, и не хотела сдерживать.
Сознание меркло, очертания предметов становились зыбкими; она даже перестала чувствовать боль от потери любимого. В таком рассеянном состоянии она чувствовала только, как мысли и эмоции множества людей беспрепятственно проникают в её сознание, наполняют его, и это становится невыносимым...
Первым испытал воздействие один из подручных Луиса. Он выронил пистолет и схватился за голову, словно испытывал сильнейшую боль. Он упал на колени, выпучил глаза от ужаса и зарыдал на испанском:
– Нет... Не надо! Не бей меня... отец!
– Что это с ним...
Остальные испуганно смотрели на его истерику, не понимая, что происходит. Хриплым голосом мужчина выкрикивал бессвязные фразы, как будто его захватили какие-то мучительные воспоминания. Луис раздражённо цокнул языком и прикрикнул на своих людей:
– Хватит шуметь, просто пристрелите его!
Но никто не двинулся с места. Подручные Луиса с пустыми, растерянными глазами один за другим бросали пистолеты, кто-то садился на пол и замирал в неподвижности, точно парализованный, кто-то наоборот, катался по полу, обхватив голову руками и орал:
– Кэтрин!.. Не бей меня... Не подходи...
– Вы что...
Луис наконец-то понял, что происходит нечто необъяснимое, но в следующую секунду его голову пронзила такая боль, словно кто-то пытался выковырять у него оттуда мозги. Он глухо охнул, пытаясь воспротивиться воздействию, но неведомая сила мощно ворвалась в его мозг, проникая в самые глубокие и тайные закутки, и вытаскивая на свет такие воспоминания, о которых он хотел бы забыть навсегда...
Он видел перед собой мужчину, похожего на него как две капли воды, смотревшего на него безжалостным взглядом. Такие же, как у него, золотисто-карие, как ви́ски, глаза, смотрели на него с бесконечной усталостью и болью.
– Луни...
Он назвал его детским уменьшительным именем. С тех пор, как он стал взрослым, даже родители не называли его так, только брат. Он – его вторая половинка, они родились из одной яйцеклетки, у них одинаковые лица, одинаковый цвет глаз. Но абсолютно разные души.
Но это не имеет значения. Брат – его единственный свет, его единственное спасение; он – искупление всех его грехов, и он всем сердцем оберегал его неуклюжее благородство и прекраснодушие; как преданный страж, он охранял этот незапятнанный цветок лотоса (в буддизме белый лотос – символ невинности и безгрешности – п.п.).
Он надеялся на брата, ради него он был готов взвалить на себя самые грязные и тёмные дела семьи, а тот предал его и отдал кольцо посторонней женщине... Как он посмел?
– Луни...
Сцены прошлого, их детства и юности, когда они жили вместе, беспорядочно проносились в его памяти, принося жестокую боль, то которой голова, казалось, вот-вот лопнет. Образ брата постепенно стирался, таял. Луис тянул к нему руки, но брат смотрел на него с грустной улыбкой и ускользал, исчезая из его памяти.
Вместо образа брата перед глазами Луиса появлялась кровь, множество загубленных им душ восставали из грязной земли, подступали к нему, напирали, обступали со всех сторон... Неведомая сила сковала его так, что он не мог пошевелиться. «Здесь так холодно, я не хочу оставаться здесь один, нет, брат, почему ты покинул меня...»
– Что ты сделала...
Единственное, что смог понять угасающим сознанием Луис, это то, что все происходящие сейчас противоестественные явления исходят от этой женщины, которую он ненавидит всеми фибрами души. Но он был уже не в состоянии что-либо предпринять против неё... В следующую секунду он был поглощён тьмой и упал без сознания.
Тан Сянмо очнулась внезапно, испуганно распахнув глаза. Над ней нависал низкий потолок, в ушах слышался ритмичный треск, как будто она находилась внутри работающего пулемёта. Всё тело ощущалось омерзительно липким, её тошнило, но желудок был пуст. Она пыталась вспомнить, что произошло, но ничего не получалось; она чувствовала только слабость, которая воспринималась ею как полное бессилие.
Вскоре кто-то вошёл и увидел, что она очнулась. Лицо вошедшего осветилось радостью, а Тан Сянмо расширенными глазами смотрела на него и не понимала, наяву или во сне она слышит его слова:
– Проснулась? Как ты себя чувствуешь? Боже, ты спала двадцать часов! Что бы я ни делал, ты не просыпалась...
Тан Сянмо почему-то хотелось плакать, глядя, как он продолжает что-то говорить ворчливым тоном, как будто высказывает кому-то недовольство за то, что у него отняли что-то очень ценное, а теперь он вернул это себе.
Она огорчённо разглядывала синяки на его лице и ей хотелось обнять его сильно-сильно и пожалеть. По её щекам медленно потекли слёзы. От сильного обезвоживания во рту было сухо, язык стал шершавым, а голос немного скрипучим.
– Мне приснилось...
Хо Юфэй молча налил ей стакан воды, дал медленно выпить, потом спросил:
– Что тебе приснилось?
– Я не помню... – пробормотала она.
Внутри ощущалась странная пустота, словно её покинуло что-то, что долгое время наполняло её, но она не смогла это удержать. Теперь появился этот мужчина и наполнил эту пустоту. Хо Юфэй помолчал, потом бумажной салфеткой вытер ей слёзы, задумчиво посмотрел на неё и сказал:
– Ну и не надо помнить. У тебя что-нибудь болит?
Тан Сянмо покачала головой. Но когда она осознала слово «болит», в голове как будто что-то прояснилось. Её буквально подбросило на кровати, она схватила Хо Юфэя за рубашку и принялась лихорадочно расстёгивать её, отрывая пуговицы...
– Ты что... – он покраснел; вновь отважный спецназовец засмущался, столкнувшись с её непредсказуемостью. – Тебя только это интересует?
Тан Сянмо, не обращая на внимания на его слова, распахнула полы рубашки, ожидая увидеть перебинтованную грудь, но вместо этого её дрожащие пальцы коснулись пары бледно-красных синяков в области сердца.
– В тебя стреляли...
– Ты вспомнила?
– Нет, – она подняла на него прозрачный и чистый взгляд.
Она явно ждала от него каких-то разумных объяснений. Хо Юфэй вздохнул, отодвинул её руки и застегнул рубашку на оставшиеся пуговицы. Даже если бы он был сделан из железа, сейчас он не вынес бы новый приступ жара и сыпи. Он спросил:
– А что ты помнишь?
– Я...
Поддерживая лоб ладонью, она погрузилась в воспоминания, пытаясь составить цельную картину из крутившихся в голове осколков. Мексика, Фернандо, погоня, тропический лес, кольцо... И ещё женщина с ружьём, державшая их на мушке. На лице Тан Сянмо появилось выражение негодования.
– Я... Разве на нас не надели наручники? А потом появился Луис... Остальное... Я не помню.
По-хорошему лучше бы и не вспоминать, но она была не из тех, перед кем можно было увиливать, так что ему пришлось рассказать.
– Эту женщину заставили... они убили её мужа, поэтому она смотрела на нас с такой ненавистью. Луис хотел только вернуть кольцо, я был для него обузой, поэтому он застрелил меня, а потом...
Он задумался и решил сказать правду:
– Ты была не в себе.
– Я?
Тан Сянмо была в недоумении, казалось, она действительно ничего не помнит. Хо Юфэй продолжил рассказ:
– Я тоже плохо помню, что произошло, я был занят тем, что открывал наручники... Да, он на самом деле выстрелил в меня, причём, целился прямо в сердце, но на мне был бронежилет, правда, очень тонкий... Короче, я отделался трещиной в ребре. Я думал, ты поняла, что я жив. Но тут вдруг, ни с того ни с сего, эти парни стали падать на пол, хвататься за головы и выть, в том числе и этот пройдоха Луис. С тобой... что-то произошло, я думаю, ты что-то сделала с этой своей «силой»...
В конце концов, все попадали на пол и бились в конвульсиях с пеной у рта, а потом потеряли сознание. Он быстро освободился от наручников, не обращая внимания на свои раны, проверил её состояние. Но она тоже была без сознания, только дышала. Время поджимало, поэтому прежде всего следовало позаботиться о том, чтобы вывезти её оттуда.
За дверью оставались только два боевика на стрёме. Хо Юфэй захватил их автомобиль, доехал до Гватемалы, потом связался с Танами на Тайване и заказал самолёт. Она не приходила в себя, а вызванный врач, осмотрев её, шокировал его заявлением:
– Она просто спит, а так она в полном порядке.
Он уже думал, что придётся так и везти её на Тайвань. К счастью, она, наконец, проснулась. Тан Сянмо слушала его, чувствуя смутное недоумение, ей очень хотелось вспомнить, но у неё не получалось, это было неприятно и немного обидно за то, что он что-то помнит, а она – нет. Видя её страдальческое лицо, Хо Юфэй вздохнул:
– Не получается вспомнить, ну и не надо, перестань думать об этом. Просто знай, что теперь ты в безопасности, поняла?
Безопасность... Она моргнула, прогоняя непрошенные слёзы. Произнесённое вслух, это слово несло ощущение покоя. Он нежно смотрел на неё, и его взгляд тоже приносил ощущение покоя. Оказывается, она применила свой дар, чтобы лишить сознания нескольких бандитов. Неужели она на самом деле способна на такое? Может, она действительно недооценивала силу своей энергетики?
Но ещё больше её интересовало, что думает по этому поводу Хо Юфэй? Она столько раз уверяла его, что в её способностях нет ничего сверхъестественного, а сейчас выходит...Видимо, на её лице слишком явно отразилось расстройство, потому что Хо Юфэй неожиданно рассмеялся и ласково потрепал её по волосам:
– Не грусти, ведь благодаря твоим скрытым возможностям ты спасла нам жизнь. Этот негодяй слишком метко стрелял, ещё пара выстрелов – и не факт, что я остался бы жив.
– Я не хочу, чтобы ты умер, – немного по-детски протянула Тан Сянмо, заставив Хо Юфэя улыбнуться.
– Не беспокойся, я не умру.
Ему пришлось из последних сил вырваться из преисподней, чтобы иметь возможность сейчас сказать ей эти слова!
– Хотя бы из вредности, – съязвила она.
Но Хо Юфэй нисколько не обиделся, напротив, он озорно подмигнул и ткнув себя пальцем в грудь, сказал:
– Просто кое-кто смертельно влюблён в этого вредину.
– Да, вот такая я невезучая, – с притворной печалью произнесла Тан Сянмо, изо всех сил стараясь не рассмеяться и испытывая в этот момент настоящее облегчение.
И сейчас же широко раскрыла глаза, словно пронзённая какой-то мыслью.
– Что? – с недоумением спросил Хо Юфэй.
– Ничего, – тихо ответила она.
Лёгкими облачками пронеслись воспоминания, сколько было пережито вместе в эти дни между жизнью и смертью, когда каждый миг мог оказаться последним; снова слёзы подступили к глазам, и лишь усилием воли она не дала им пролиться.
– Итак... Теперь мы можем возвращаться домой?
– Да.
Тан Сянмо заметила покрасневшие уши Хо Юфэя, забавно просвечивающие на свету, и умиротворённо улыбнулась, чувствуя, как в сердце разливается тепло. Это всё правда. Он жив, она тоже, и они возвращаются домой.
– Эй, я хочу, чтобы ты спел для меня.
– Сейчас? – удивлённо поднял брови Хо Юфэй, но увидев её серьёзное лицо, кивнул. «Чёрт, какая же она милая!» – Ладно, как пожелаешь.
Он откашлялся, подавляя внезапно нахлынувший внутренний жар, и тихо запел:
– Хотел бы я знать, каково это – быть влюблённым,
Это как стоять на вершине и видеть прекрасное небо над головой...
Под воздействием его бархатистого голоса Тан Сянмо сомкнула веки. Было ещё кое-что, о чём она хотела рассказать ему, но она отложила это на попозже, потому что ей нужно было время, чтобы самой принять это, а сейчас... Сейчас он рядом, и ей этого достаточно. Пока достаточно. Только одно ещё немного беспокоило её:
– Почему эта женщина так спокойно отнеслась к нам?
Нарушения правопорядка в Центральной и Южной Америке не является чем-то из ряда вон выходящим, особенно в таком захолустье, как тот посёлок; то и дело кто-то совершает бандитские налёты, кого-то грабят, кого-то убивают, это считается в порядке вещей. Они особо не надеялись, что их приходу будут рады и согласятся помочь. Хо Юфэй с улыбкой указал пальцем на своё лицо:
– Потому что никто не может устоять перед моим обаянием!
– Хорошо, если так!
Тан Сянмо закатила глаза, ей даже язвить не хотелось. Что толку? У этого человека кожа толстая, *как у тюленя, наверно, он никогда не мёрзнет.
(*Толстая кожа – метафора бесстыдства; непрошибаемый, "ему ссы в глаза, он скажет – божья роса" – п.п.)
«Ты считаешь себя Томом Крузом?» – подумала она, одновременно чувствуя, как со всех сторон её окружают дурные предчувствия.