Встреча
Спустя несколько часов, полностью поглощённых творчеством, Адель наконец оторвалась от пергамента. Её пальцы слегка подрагивали от напряжения, а в глазах ещё плясал азарт недавней работы. Она аккуратно собрала стопку законченных эскизов и протянула их леди Юнни. Та с благоговейным восхищением перелистывала наброски, будто держала в руках величайшее сокровище, уже предвкушая, как воплотит эту красоту в жизнь.
Эрнест, заметив, что девушка наконец освободилась от своего творческого забытья, бросил взгляд на часы. Стрелки давно пересекли отметку обеда и уверенно ползли к назначенному времени.
— Надеюсь, вы удовлетворены своей работой, леди Балфо, — произнёс он, его голос был непривычно серьёзен, а в глазах читалось нечто большее, чем просто любопытство.
— Более чем, — Адель улыбнулась. Эта улыбка была лёгкой, едва заметной, но в ней проскальзывала недавняя увлечённость, стирая остатки утренней растерянности.
Девушка уже приготовилась спросить о дальнейших планах, когда резкий, уверенный стук сотряс дверь, и, не дожидаясь приглашения, в комнату властно вошёл капитан Белых Лилий, Ларс Ридель. Его широкие плечи, обтянутые чёрной формой с вышитой белой лилией, почти полностью перекрывали проём. Увидев эрцгерцога, он мгновенно выпрямился, словно струна, и почтительно склонил голову.
— Его Величество ждёт леди Балфо на чаепитии, — отчеканил Ридель, его голос звучал чётко и безэмоционально, как отданный приказ.
— Действительно, — Эрнест с едва заметным вздохом отложил в сторону старинный фолиант, который он читал, словно нехотя возвращаясь к делам государственным. Подойдя к Адель, он повернулся к леди Юнни, словно припоминая о её существовании: — Графиня, есть ли у вас тёплая накидка?
— Да, конечно, — женщина, которая до этого с головой ушла в изучение эскизов, словно забыв обо всём на свете, отложила свой веер. — Девочки, — обратилась она к горничным, — найдите накидку. Что-нибудь лёгкое, но согревающее для прогулки.
Девушки засуетились, с привычной для дворцовой прислуги проворностью роясь в сумках и шкафах, которые редко заполнялись доверху. Найдя изящную, почти невесомую белую кружевную накидку, они передали её леди Юнни. Та внимательно осмотрела нежный узор и тонкую вязку, а после с почтительностью передала эрцгерцогу.
— Так вам будет теплее, — Эрнест мягко, почти нежно накинул накидку на плечи Адель, его пальцы лишь на мгновение задержались на её волосах, словно проверяя их шёлк.
— Благодарю вас за заботу, эрцгерцог, леди Юнни, — произнесла Адель. Её взгляд невольно метнулся к двери, словно она ощущала на себе вес всех этих перемен, но не видела пути к отступлению.
— Следуйте за мной, леди Балфо, — бросил капитан Ридель в сторону Адель, уже разворачиваясь и направляясь к двери.
Девушка спешно последовала за ним. Опять эта широкая, непроницаемая спина впереди – как тогда, когда он впервые вёл её в допросную. Невольная дрожь пробежала по телу Адель, чужое чувство тревоги вновь кольнуло в груди, словно напоминание о потерянном прошлом.
Ларс привёл её в императорский розовый сад, который когда-то славился своей непревзойдённой красотой и буйством красок. Теперь же, с наступлением первых заморозков и на пороге суровой зимы, сад казался застывшим во времени, словно погрузившимся в глубокий, безмолвный сон. Осыпавшиеся, пожухлые лепестки покрывали дорожки толстым ковром из увядающей плоти, а голые, искорёженные ветви кустов тянулись к пасмурному небу, словно прося о тепле или пытаясь ухватиться за ускользающее солнце.
И всё же, среди этого всеобщего увядания, кое-где ещё теплилась жизнь: несколько одиноких, поникших, но упрямых роз, уцелевших после заморозков, цеплялись за свои последние мгновения. Их бледные бутоны напоминали о том, что даже в самые суровые времена жизнь находит способ пробиться, а надежда не угасает полностью. Слегка моросящий дождь кропил по вымощенной каменной кладкой тропинке, делая её тёмной и скользкой, усиливая меланхоличное настроение.
С лёгким, почти бесшумным шагом Ларс приблизился к небольшой каменной беседке, обвитой плющом. Её листва, некогда ярко-зелёная, теперь тоже потемнела, предвещая скорое отмирание. Капитан остановился в нескольких шагах от входа и, изящно склонив голову, отдал дань уважения императору. Его взгляд, острый, как клинок, скользнул по Адель, и в его холодных глазах мелькнуло не просто презрение, а глубокое, почти брезгливое пренебрежение, словно он считал её недостойной находиться в присутствии императора.
— Я привел леди Балфо, Ваше Величество, — произнес он, его голос звучал холодно и отстраненно.
Император оторвался от листов пергамента, которые он изучал с сосредоточенным видом, и устремил свой взгляд на девушку. Его размеренный, но властный взгляд продолжал манить её к себе, слово незримая нить, тянущая Адель вперёд.
— Приветствую Вас, Ваше Величество, — Адель смиренно склонилась в почтительном поклоне, чувствуя, как его взор проникает сквозь неё.
— Добрый день, — вдруг произнёс он, уже возвращаясь вниманием к документу, — присоединяйтесь.
Он указал на резное кресло напротив себя, кивнув в направлении пустого места.
Адель, поднявшись в беседку, заметила, что рядом стоит ещё один рыцарь в белых доспехах с вышитой чёрной розой. Его грозный вид внушал страх – холодный металл и неподвижная поза создавали ощущение безжалостной мощи. Девушка, не позволяя себе показать робость, медленно прошла к указанному ей месту и села напротив императора. На столе расположились несколько блюд с изысканными тортиками и пирожными, их сладкий аромат смешивался с запахом влажной земли и роз.
— Вы можете нас оставить, — произнёс Кассиус, обращаясь ко всем присутствующим: капитану Риделю, рыцарю в белых доспехах, и горничным, что покорно стояли рядом, ожидая, когда император решит выпить чай.
Спустя мгновение беседка и сад возле неё опустели на несколько метров. Фигуры быстро растворились в пасмурном тумане, оставляя Адель наедине с Императором и гнетущей тишиной. Император отложил документы в сторону и, встав с места, подошёл к подносу, на котором стоял заварочный чайник. Он искусно налил чай в чашку Адель, а после вернулся на своё место.
— Угощайтесь, — произнёс он, взяв небольшую печеньку и сделав укус.
— Благодарю, — Адель сделала глоток чая. Терпкий чёрный чай обжигал горло, и по её телу пробежала волна приятных мурашек, словно вкусная горечь этого напитка заставляла девушку чувствовать себя по-настоящему живой и осознавать каждый вдох.
— Как прошло ваше утро? Вспомнили что-то ещё? — поинтересовался Кассиус, его взгляд был пронзительным, словно он пытался заглянуть в самые глубины её сознания.
— Я не успела что-то вспомнить, потому как эрцгерцог слишком активен и занял всё моё утро своим энтузиазмом преобразить меня, — Адель улыбнулась. В её голосе звучала лёгкая, почти шутливая жалоба, но глаза светились искренним весельем.
Император вдруг неожиданно засмеялся. Это был глубокий, раскатистый смех, непривычный для такой официальной обстановки. Он звучал искренне, словно Кассиус никогда так не смеялся, и полностью преобразил его обычно суровое лицо, добавив ему живого, человеческого тепла.
— Простите, я не над вами, — произнёс он, слегка успокоившись и проводя рукой по лицу, словно стирая остатки веселья. — Мой брат очень активный, за какую работу бы ни брался, но вот дела на Севере делать не хочет... И как ваше преображение?
— На самом деле, — Адель улыбалась, и её улыбка стала шире, приобретая оттенок лёгкой гордости, — я обнаружила интересный навык в себе.
— И какой же? — Кассиус мгновенно уловил её настроение, и в его глазах вспыхнул огонёк живого интереса.
— Эскизы леди Юнни мне понравились, но я добавила немного своих деталей, и наброски совершенно изменились, — ответила Адель, невольно выпрямляясь в кресле, словно ожидая его оценки.
— Нарисуете что-то и для меня? — Кассиус лукаво улыбнулся, и в его взгляде читался вызов, смешанный с восхищением.
— Если позволите, — Адель сделала глоток чая, чувствуя, как тепло напитка растекается по венам, придавая ей уверенности.
— Эфес! — произнёс император, его голос прозвучал властно и чётко. В этот же момент на горизонте, почти бесшумно, появился тот самый рыцарь в белых доспехах с вышитой чёрной розой, словно он всегда был готов появиться по первому зову. — Принеси холст и карандаш.
Без лишних слов рыцарь скрылся так же бесшумно и стремительно, как и появился, словно тень, мгновенно растворившаяся за пределами беседки. Император доедал печеньку, его взгляд был по-прежнему прикован к Адель. Пусть она и была его заключённой, пешкой в сложной игре, но сейчас, в этот самый момент, он чувствовал, что они ближе, чем когда-либо. Границы между ними истончились, словно их разделяла не тюрьма и не императорский статус, а лишь тонкая вуаль. Прошлое, что терзало его, вдруг испарилось, растаяло, как утренний туман, забылось, и теперь было только это драгоценное настоящее. Она, улыбающаяся и рассказывающая о казалось бы обыденных вещах, с горящими от новооткрытого таланта глазами, и он, что искренне, без притворства смеялся от казалось бы детских жалоб на брата.
В этой простой, почти домашней сцене, рождалось нечто хрупкое и ценное, способное, возможно, изменить их судьбы.
Тишина наполнила беседку, став ещё более осязаемой после ухода рыцаря. Адель чувствовала на себе пристальный взгляд Кассиуса, но в нём больше не было давления или любопытства. Теперь это было внимание, внимательное и изучающее, словно он видел в ней нечто новое и удивительное. Она ощущала, как внутри неё пробуждается неведомая доселе уверенность, рождённая недавним открытием собственного таланта и этим необычным, доверительным моментом.
Вскоре Эфес вернулся, неся большой, натянутый на раму холст и набор графитовых карандашей. Он аккуратно поставил холст на небольшой мольберт, который, казалось, появился из ниоткуда, и разложил карандаши на столике рядом с Адель. Все его движения были точными и бесшумными, словно он не хотел нарушать хрупкую атмосферу. Затем, без единого слова, рыцарь вновь занял своё место в тени, став невидимым наблюдателем.
Адель взяла в руку карандаш, его прохладный вес был приятен. Она посмотрела на чистый холст, затем перевела взгляд на Кассиуса. Его лицо было спокойным, сосредоточенным, он смотрел на неё с ожиданием. Девушка вдохнула прохладный, влажный воздух, пахнущий розами и дождём, и медленно, почти ритуально, приложила карандаш к поверхности холста.
Первые линии были тонкими, едва заметными, словно Адель прислушивалась к своему внутреннему голосу. Но затем её рука обрела уверенность. Карандаш заскользил по холсту, вырисовывая силуэт величественной фигуры. Это был не просто набросок – она рисовала портрет, но не обычный. Она уловила не только внешние черты Кассиуса, его строгий профиль, властный подбородок, чуть прищуренные глаза, но и то неуловимое, что делало его Императором. Казалось, на холсте рождалась его суть, его непоколебимая воля и глубокая, скрытая мудрость.
Время снова потеряло свой смысл. Для Адель существовал только холст, карандаш и образ Кассиуса, который она стремилась запечатлеть. Император, который привык повелевать временем и событиями, сидел напротив неё в абсолютной тишине, его взгляд был прикован к движению её руки. Он не знал, что именно она рисует, но его терпение было безграничным, словно он подчинился её творческому порыву, ожидая раскрытия новой грани этой необычной девушки. В его глазах не было ни намёка на нетерпение, только глубокое, невысказанное ожидание. Она добавляла тени, штрихи, придавая объём и глубину, её движения были отточенными и интуитивными, словно она занималась этим всю жизнь. Кассиус молчал, не отрывая взгляда от её рук, от того, как из-под её пальцев рождалось его собственное изображение, наполненное неожиданной правдой.
Когда Адель отложила карандаш, спустя, быть может, час, а быть может, и два, она почувствовала лёгкое головокружение, но оно было приятным – от полного погружения в творчество. Она отступила на шаг, рассматривая свою работу. На холсте был Кассиус. Не только Император, но и человек, которого она только что увидела — смеющийся, внимательный, почти уязвимый.
— Я взгляну? — мягко, почти шёпотом нарушил долгую тишину Кассиус. Его голос прозвучал неожиданно деликатно, словно он боялся спугнуть хрупкое равновесие, установившееся между ними.
— Да, — улыбнулась Адель, её сердце стучало от волнения и предвкушения. Она аккуратно сняла холст с мольберта, словно передавая не просто рисунок, а часть своей души, и медленно повернула его к Императору.
Кассиус был прикован к изображению. Он молчал долго, его глаза скользили по каждой линии, каждому штриху, внимательно разглядывая своё отражение, которое было и знакомым, и совершенно новым. На его лице не отражалось никаких эмоций, что заставляло Адель нервно сжимать пальцы, гадая, что же он видит.
— Так вы меня видите в своих глазах? — наконец произнёс он, его голос был глубоким, наполненным задумчивостью, почти изумлением. В его тоне не было ни гнева, ни осуждения, только чистое, невысказанное понимание.
— Да, — коротко, но твёрдо ответила Адель, не отводя взгляда от его лица, пытаясь уловить его истинную реакцию.
— Мне нравится, — с внезапной теплотой произнёс Кассиус, и на его губах появилась едва заметная, но искренняя улыбка. Это было не просто одобрение, а признание, которое эхом отозвалось в душе Адель, смывая последние крупицы её сомнений.
— Я рада, — выдохнула девушка, и в этом выдохе смешались облегчение, гордость и невысказанное предвкушение.
— Эфес, отнеси портрет в кабинет, — обратился император к рыцарю, его голос был тих, но исполнен абсолютной власти.
Мужчина без слов взял холст из рук Адель, его движение было едва уловимым. Поклонившись, он вновь исчез, словно тень, выйдя за пределы беседки. Казалось, он способен перемещаться между мирами, появляясь и исчезая по одному лишь слову императора.
— Ваша новая жизнь во дворце только начинается, поэтому... — Кассиус замолк, его взгляд пристально изучал Адель, словно он взвешивал каждое слово, подбирая наиболее точную формулировку. — Поэтому не делайте глупостей.
— Хорошо, — произнесла девушка, её мозг уже лихорадочно анализировал его слова.
Почему он выбрал именно эту формулировку? Это "не делайте глупостей" прозвучало не как простое предостережение, а как намёк на что-то большее, что-то в её прошлом. Эта фраза подталкивала Адель к мыслям о том, что в прежней жизни она была очень своеобразным человеком, возможно, импульсивной, необдуманной, творившей всё, что вздумается, без оглядки на последствия. Или, что ещё тревожнее, Кассиус знал о ней нечто конкретное, о чём она сама не помнила. Это осознание вновь кольнуло её сердце привычной тревогой, смешиваясь с необъяснимым волнением от предстоящих перемен.
— Позволь проводить, — Кассиус встал с места, нарушая остатки уюта, и протянул руку. Его жест был не просто предложением помощи, а почти повелением, к которому Адель, однако, потянулась с неожиданным желанием.
— Благодарю, — Адель едва слышно произнесла это слово, и её пальцы коснулись его горячей, сухой ладони. Она ощутила необыкновенное, почти забытое человеческое тепло, которое расходилось приятной волной по её руке, затем по телу. Ей отчаянно хотелось прижаться к нему, ощутить это чужое тепло всем своим существом, насладиться им и погрязнуть в нём без остатка, забыв о всём, что её мучило. Но она лишь сглотнула ком, который внезапно застрял в горле, и с усилием сдержала этот порыв, вспоминая о своём положении и его статусе.
— Замёрзли? — спросил император, уже шагая по влажной тропинке, его широкие плечи едва заметно соприкасались с её накидкой. Он не смотрел на неё, но в его голосе слышалась непривычная, почти отеческая забота.
— Немного, — ответила Адель, стараясь, чтобы её голос звучал ровно, хотя по телу действительно пробежала лёгкая дрожь — не столько от холода, сколько от этого неожиданного, интимного момента.
— Думаю, что мой брат согреет вас своей улыбкой, — Кассиус произнёс эти слова неожиданно резко, словно отталкивая её, пытаясь восстановить невидимую стену, которая, по его мнению, должна была существовать между ним и Адель. Тепло его ладони едва заметно ослабло, но он всё ещё не отпускал её руку.
— Да... — согласилась девушка, взглянув на его вновь непроницаемое, словно высеченное из камня, лицо. Её сердце сжалось от этого внезапного отчуждения, но она понимала: его мир полон правил, а их мимолётная близость была лишь исключением.
Они остановились возле входа в крыло для гостей. Юноша взглянул в серые глаза Адель, долго, пристально, ища в них разгадку её личности, ответы на вопросы, которых он даже не мог сформулировать. Но отчего-то видел в них лишь отражение самого себя, словно смотря в зеркало — странное, тревожное и притягательное одновременно.
— Прежде чем мы попрощаемся до завтра, возможно, вас есть мне что сказать? — спросил Кассиус неожиданно, его голос вновь обрёл прежнюю глубину, нарушая только что возведённую им же самим стену.
— Да, — Адель отпустила его руку, позволяя теплу окончательно ускользнуть. — Мне было весело провести с вами время. Я рада.
Её слова прозвучали просто, искренне, без намёка на лесть, что, казалось, удивило Императора.
— И это всё? — Кассиус ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было насмешки, скорее — лёгкое разочарование, смешанное с одобрением. Он шагнул ближе, вновь сокращая дистанцию, которую только что пытался создать, и его голос понизился до едва слышного шёпота: — Оставайтесь такой и не вспоминайте ничего. Ничего о прошлом. Ни о себе. Ни о нас...
После последних слов Императора Адель поклонилась, чувствуя, как его загадочные слова повисают в воздухе, словно заклинание, эхом отдаваясь в её смятенном сознании. Охваченная бурей чувств — от растерянности до необъяснимой надежды — она шагнула внутрь дворца. Первым, кто встретил её, был капитан Ридель. Его ледяной, оценивающий взгляд мгновенно вернул Адель к реальности её положения.
— Его Высочество уже ждёт вас в обеденной, — произнёс он ровным, бесстрастным голосом.
— Благодарю, — коротко ответила Адель, чувствуя, как внутри всё сжимается, и последовала за капитаном. Он, как обычно, не проронив ни слова, вёл её по длинным коридорам гостевого дворца. Между ними нарастало тяжёлое, почти осязаемое напряжение, превращая каждый шаг в эхо гнетущего молчания.
Адель прекрасно понимала, что у капитана есть свои причины для такого поведения. Она упорно искала оправдания его отстранённости, убеждая себя, что истоки его неприязни кроются в её собственном потерянном прошлом. С каждой встречей ощущение, что она могла совершить какую-то серьёзную ошибку или "глупость" по отношению к нему, нарастало, превращаясь в давящий ком внутри. Однако спросить напрямую, развеять эту мучительную неопределённость, Адель не решалась. Страх перед тем, что она могла бы узнать, и, что ещё тревожнее, что всё вспомнит, а эта правда необратимо изменит её нынешнее существование, был невыносимо велик.
Девушка лишь тяжело вздохнула, пытаясь смириться с этим гнетущим положением. Её взгляд упал на собственную руку, недавно ещё ощущавшую тепло ладони Кассиуса. Приятное пульсирующее тепло теперь беспощадно сменилось пронзительным холодом и напряжением. Разница была столь разительна, словно мгновение назад она стояла у пылающего очага, а теперь оказалась на продуваемом всеми ветрами ледяном просторе.
Адель невольно задавалась вопросом: неужели всё это — искусная манипуляция? Ей казалось, что это тонкий, продуманный способ заставить её привязаться к Императору, чтобы закрепить в этом новом, таком чужом мире, который, по её ощущениям, полностью контролировался ими.
Эрнест... Его наигранная лесть и показное, игривое поведение одновременно раздражали и интриговали её. Он словно был виртуозным актёром, мастерски скрывающим свои истинные мотивы за маской легкомыслия. Его приторная, почти фальшивая лесть и преувеличенное восхищение, граничащие с боготворением, должны были отталкивать, но при этом он неизменно помогал, проявлял понимание и словно направлял её. Этот странный диссонанс сбивал Адель с толку: он казался ей то ли союзником, то ли хищником в изящной, почти дружелюбной оболочке.
Капитан Ридель. С ним всё было ясно до боли. Холодный и беспощадный, как отполированная сталь меча, готового разрубить в эту же секунду. Его неприязнь была неприкрытой, а взгляд — обещанием неизбежной опасности. Он не пытался скрыть свою отстранённость, являясь резким, пугающим контрастом к притворству Эрнеста и... кажущейся доброте Императора.
И, наконец, Император Кассиус. Именно он, вопреки всякой логике и здравому смыслу, казался Адель самым человечным, самым живым и даже заботливым среди них троих. Эта неожиданная мягкость вызывала у неё тревожные вопросы. Ведь его пост, требующий абсолютной власти и принятия чудовищных решений, должен был, по всем законам мира, сделать его хладнокровным, расчётливым и жестоким. Адель не могла отделаться от мысли: неужели его внезапное проявление эмпатии — всего лишь ещё один, более тонкий уровень манипуляции? Или это истинная, тщательно скрываемая грань его личности, которая лишь изредка прорывается наружу, бросая вызов всем её ожиданиям? Эта двойственность делала его самым интригующим и, пожалуй, самым опасным из всех. Ведь открытого врага легче понять, чем того, кто способен быть столь разным, размышляла она.
Остановившись возле высоких двухстворчатых дверей, капитан Ридель жестом пригласил Адель внутрь. Девушка лишь улыбнулась, ступая в обеденную – просторную и залитую мягким светом, проникающим сквозь высокие арочные окна, украшенные витражами с изображением фамильных гербов. Комната, казалось, дышала величием: стены были обиты тёмным деревом с искусной резьбой, потолок украшали лепнина и тяжёлая кованая люстра, отбрасывающая на полированный стол тёплые блики. В центре возвышался огромный обеденный стол из тёмного дуба, способный вместить десятки гостей, но сейчас накрытый лишь для одного.
Эрцгерцог Эрнест уже ожидал её, попивая чай в полном одиночестве. Его фигура на фоне пышного убранства казалась особенно утончённой. Увидев Адель, он отложил чашку и широко, почти театрально, улыбнулся:
— Я и не надеялся вас больше увидеть сегодня, леди Балфо. Присаживайтесь.
— Наш разговор затянулся, — ответила Адель, чувствуя лёгкое смущение от его пристального внимания. Она прошла к столу и села напротив Эрцгерцога, ощущая прохладу полированной поверхности под ладонями.
— Обычно мой брат немногословен, — заметил Эрнест, отставляя свою чашку. Его любопытство было очевидно, словно невидимая аура окружала его, стремясь выудить каждую деталь.
Адель уловила это, но решила не раскрывать все карты. Она лишь слегка улыбнулась, отвечая с непринуждённой простотой:
— Мы лишь пили чай.
— У вас поразительно сильный мочевой, — с сухой иронией заметил юноша, и в его глазах вспыхнул весёлый огонёк, намекающий, что он прекрасно понял её увёртку.
— Пожалуй, — в этих словах Адель читалось недвусмысленное желание свернуть тему, закончить допрос об Императоре.
— Знаете, я понял, что совсем забыл об обеде, — Эрнест с легкой улыбкой, словно принимая её намёк, взял колокольчик со стола и позвонил им, его звон эхом разнёсся по просторной обеденной, призывая горничных.
Через пару минут в обеденную бесшумно вошла Мери, с покорно опущенными глазами:
— Ваше Высочество?
— Подготовьте ещё один обед для леди Балфо, — голос Эрнеста был спокоен, но не оставлял сомнений.
— Будет исполнено, — девушка поклонилась, а после так же бесшумно удалилась.
— Ваши эскизы произвели настоящий фурор у графини Юнни, — Эрнест, прекрасно понимая, что эта тема действительно интересна Адель и является для неё безопасной гаванью, решил произнести это между делом, но с заметным удовольствием.
— Я рада, — коротко отрезала девушка, пытаясь скрыть свою истинную реакцию. В её животе, казалось, скоро раздастся целая симфония от голода, а горло сводила мучительная жажда.
— Завтра привезут одно из повседневных платьев по вашему наброску, поэтому мы выйдем к торговым рядам за украшениями, — не унимался эрцгерцог, его тон был полон предвкушения, словно он лично выиграл от этого.
— Замечательная новость, — Адель сдержанно кивнула, пытаясь сохранить нейтральность, хотя внутри сердце её подпрыгнуло от волнения и предвкушения. Выйти за пределы дворца, увидеть нечто иное, чем эти стены и лица, было чем-то совершенно неожиданным. Это был не просто выход, а шанс увидеть ещё одно неизведанное, ещё одну грань этого мира, которая теперь внезапно становилась ей доступна.
В этот момент высокие двери обеденной бесшумно распахнулись, и в помещение вошла Мери, аккуратно завозя поднос с едой. Она быстро и ловко расставила несколько тарелок на столе, добавила графин с напитком и приборы, после чего спешно и незаметно удалилась, словно растворившись в воздухе.
Адель чувствовала, как её желудок скрутило от предвкушения. Аромат свежеиспечённого хлеба и чего-то мясного ласкал ноздри, вызывая почти животный голод. Эрцгерцог, заметив её взгляд, усмехнулся с лёгкой, едва уловимой надменностью, которая, впрочем, не лишала его обаяния:
— Позволите помочь вам нарезать мясо?
Адель смутилась от такого предложения:
— Благодарю, но я справлюсь. — Она тут же взяла в руки нож и вилку, чтобы показать свою решимость, хотя признаться, вид такого изобилия и разнообразия столовых приборов её слегка озадачил. Роскошь дворцового обеда казалась ей одновременно завораживающей и немного пугающей своей непривычностью.
— Как пожелаете. — Эрцгерцог лишь пожал плечами, его усмешка стала шире, словно он наслаждался её небольшой неловкостью.
Он неожиданно встал с места, словно какая-то невидимая сила потянула его к ней. Эрнест обошёл огромный стол, его шаги были легкими и бесшумными, и сел рядом с Адель, невероятно сократив дистанцию между ними. Без слов взяв графин с прозрачной, чуть золотистой жидкостью, Эрнест аккуратно наполнил её бокал. От напитка исходил тонкий, приятный аромат горных трав.
— Благодарю вас, — произнесла она, делая небольшой глоток. Вкус был терпким, но мягким, с лёгкой сладостью, и, казалось, действительно придал ей бодрости, прогоняя накопившееся за день напряжение и усталость. В этот момент Адель уловила лёгкий, едва уловимый шлейф парфюма, исходивший от Эрцгерцога. Он был свежий, как глоток чистого воздуха на горной вершине, и совершенно не соответствовал её представлению о запахах, которые могли бы исходить от человека, живущего в стенах душного дворца. Это был аромат свободы и пространства, что удивительно диссонировало с его утончённой, но сковывающей манерностью.
— Эрцгерцог! — Громкий, решительный крик разорвал уютную тишину обеденной. В следующую секунду двери распахнулись настежь, и в комнату буквально влетела высокая девушка. На ней не было привычного дворцового платья, а лишь строгий костюм, словно скроенный для мужчины: тёмно-коричневые брюки, идеально сидящая рубашка и жилет, что придавало её облику необычайную, почти мужскую целеустремлённость. Её русые волосы были собраны в тугой, длинный хвост, а на курносом носу, казалось, вот-вот спадут круглые очки в чёрной оправе.
— Элис! — ответил Эрнест в той же игривой манере, с улыбкой повернувшись к незваной гостье. — Ты не голодна?
— Ваше Высочество! — воскликнула она, стремительно подойдя ближе, и казалось, что вся комната наполняется её энергией, её нетерпением. — Вы отбились от расписания леди Балфо и сами уже должны заполнять документы!
— Неужели? — юноша наигранно удивился, поднимая брови, словно впервые слышал о подобном или был крайне изумлён таким обвинением. В его глазах плясали смешинки.
— Леди Балфо, — Элис натянуто улыбнулась, лишь на мгновение задерживая взгляд на Адель, прежде чем её взгляд вновь метнулся к Эрцгерцогу. — Доброго вам дня.
— Здравствуйте, — произнесла Адель, едва заметно кивнув и быстро вернувшись к тарелке с едой. Она чувствовала, как на неё наваливается ощущение странности и абсурда, наблюдая за этой сценой.
— Элис, послушай, — Эрцгерцог встал с места и невозмутимо подошёл к девушке, его движения были плавными и уверенными. — Днём раньше или днём позже, я заполню документы, но сейчас... — Он положил руки ей на плечи, его жест был неожиданно нежным, но в то же время властным, словно он пытался усмирить её порыв, — ...я желаю отвлечься.
— Ваше Высочество, — Элис тяжело вздохнула, словно несла на своих плечах весь груз дворцовой бюрократии. — В скором времени настанет зима, и вы, как никто другой, знаете, что вашим вассалам нужно отдать распоряжения до наступления холодов. Мы не можем ждать!
— Стой, стой, не разгоняйся, — успокаивал её Эрнест, его голос был полон притворной кротости, а на губах играла та же игривая усмешка.
Адель внимательно наблюдала за этой странной и забавной сценой, жуя кусок стейка. Она видела, что Элис, несмотря на её очевидную строгость, бесконечно предана Эрцгерцогу и воспринимает его дела очень лично.
— Я всё подготовлю за ночь, ты отправишь, не волнуйся, — его голос звучал многообещающе и, пожалуй, немного издевательски, словно он был уверен, что сможет её убедить.
— Почему вы отклонились от расписания леди Балфо? — Элис не сдавалась, её голос звучал как настойчивый упрек.
— Так получилось, Элис, — Эрцгерцог лениво поправил прядь волос, упавшую на лоб. — Сидеть в четырёх стенах такой красавице непозволительно.
Он взглянул на Адель, и в его глазах появился тот же лукавый огонёк, что и во время чаепития с Императором.
— Тем более такая красота может и мир завоевать, — добавил он, подмигнув Адель, и в его словах прозвучала не только лесть, но и намёк на что-то большее, почти пророческое.
Эти слова, слетевшие с губ Эрцгерцога как лёгкая лесть, мгновенно заставили Адель застыть на месте, словно пронзённую ледяным ветром. В один миг роскошная обеденная, фигура Эрнеста, даже мучивший её голод — всё растворилось, стёрлось из реальности. Вместо этого нахлынуло воспоминание, резкое, беспощадное, как удар кинжала.
"Её поглотила непроглядная, осязаемая тьма, лишь усиливающая пронзительный, почти гипнотический блеск в изумрудных глазах Эрнеста. Но в том взгляде, который Адель видела сейчас, не было ни тени лести или игривости. Только явное, обжигающее презрение и глубочайшее, непередаваемое разочарование, которое, казалось, проникало до самых костей.
— Такая красота может и мир завоевать, если использовать её правильно, — раздался в голове Адель его голос, странно искажённый, такой знакомый и чужой одновременно, полный холодной, едкой горечи, — но как жаль, ты по другую сторону.
— Чертов кукловод! — с ядом бросила Адель, её собственный голос в воспоминании звучал надломленно, полно ненависти. — Я ненавижу тебя и твоего чертового брата! Убейте уже меня, чтобы я больше не видела вас двоих! — Каждое слово было пропитано отчаянием и яростью.
— Нет, нет, нет, — цокнул Эрнест, его голос был насмешливо-снисходительным, вытирая кровь с рук небрежным движением. — Такая красота не может просто так умереть.
Адель вздрогнула, ощущая на своих руках что-то влажное и липкое. Запах свежей, металлической крови, казалось, пропитал всё помещение, погружённое во мрак, душил её, вызывая тошноту."
Воспоминание исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив Адель с одышкой, учащённым сердцебиением и холодным потом на лбу, который тут же обдало ознобом. Её ладони инстинктивно сжались в кулаки, ногти впились в плоть. Она моргнула несколько раз, пытаясь сфокусироваться, вернуть расплывающуюся реальность на место. Перед ней по-прежнему стоял Эрнест, его улыбка была всё так же легка и беззаботна, а в глазах плясал озорной огонёк, словно ничего не произошло.
Но для Адель мир на мгновение пошатнулся, треснул по швам. Её сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь глухим стуком в висках, а в горле запершило от осознания. Эти слова, сказанные сейчас как комплимент, как весёлый намёк на её потенциал, когда-то были приговором, холодной констатацией её сути. Словно она была лишь пустой оболочкой, которую желали использовать как инструмент. Что значило от него "по другую" сторону?
Эрнест, заметив её внезапную бледность и застывший взгляд, на мгновение отвлёкся от Элис. Его игривая улыбка слегка померкла.
— Леди Балфо? Вы в порядке? — Голос Эрнеста прозвучал уже не так легкомысленно, как прежде. В нём промелькнула нотка неприкрытого беспокойства, словно он уловил отзвук её внезапного смятения, холодного пота и загнанного дыхания.
— Все... все в порядке, — произнесла Адель, словно стряхивая с себя осколки воспоминаний. Она поспешно перевела взгляд на кусок стейка на тарелке, пытаясь найти в его привычном виде хоть какое-то утешение, какую-то опору в рушащейся реальности.
После этого воспоминания аппетит совершенно пропал, испарился без следа. Каждый кусочек мяса на тарелке казался теперь подозрительным, неприятным. Перед глазами вновь и вновь всплывал жуткий образ Эрнеста, небрежно вытирающего кровь с рук, и его изумрудные глаза, полные холодного, режущего презрения. Этот взгляд был настолько чужд той игривой манерности, которую он демонстрировал сейчас, что Адель дрожь пробрала до самых костей. Она видела перед собой две совершенно разные личности, и обе они были Эрнестом.
— Ваше Высочество, — резко начала Элис, её голос звучал как чёткий приказ, прерывая повисшее напряжение. — Давайте проводим леди Балфо до её покоев, а сами возьмёмся за работу. Важные дела не ждут, а время неумолимо.
— Опять ты за своё, — устало, почти со вздохом, произнёс Эрнест, его игривость мгновенно улетучилась, сменившись налетной серьёзностью. Он бросил на Адель быстрый, изучающий взгляд, словно пытаясь понять, насколько она заметила его сбой.
— Я закончила с обедом, эрцгерцог, позвольте вернуться в комнату, — произнесла Адель, её голос был ровным, но внутри всё дрожало. Она поднялась из-за стола, стремясь как можно скорее покинуть пространство, в котором слова Эрнеста пробудили столь ужасные воспоминания.
— Раз вы желаете этого, — юноша изогнул бровь, и в его глазах вновь заплясали привычные озорные огоньки, словно только что пережитого напряжения и неловкости не существовало. — Для меня будет честью проводить вас. — Он театрально, с лёгким поклоном, протянул руку.
Адель, не задумываясь, приняла её, чувствуя лишь тепло его ладони, и последовала за Эрцгерцогом. Он, в свою очередь, ехидно улыбнулся своей помощнице, Элис, которая бросила на них недовольный, почти осуждающий взгляд.
— Что заставило вас так спешно закончить трапезу? — мгновенно заподозрил Эрнест, как только они отошли достаточно далеко, его голос понизился, приобретая любопытную, заинтересованную нотку. — Вы что-то вспомнили?
— Думаю, что я не до конца осознала, что именно вспомнила, — прямо, без капли лжи ответила Адель, так как не желала ничего скрывать, не желая быть похожей на тех, кто что-то планирует или имеет тайные намерения. Слова, касающиеся её прошлого, словно вырвались из глубины сознания, минуя всякий контроль.
— Всё же вспомнили, — разочарованно вздохнул юноша, и в его голосе слышалась искренняя досада. — Расскажите подробнее?
— Боюсь, что это тяжело объяснить, — Адель попыталась уклониться от ответа, чувствуя, как стена, которую она так старательно возводила вокруг себя, начинает рушиться. Внутри нарастала паника. Как объяснить, что человек, который сейчас так любезен, в её воспоминании был хладнокровным, жестоким и окровавленным? Как рассказать о его "другой" стороне, которую он, по всей видимости, так тщательно скрывал от "чистой" Адель?
— Что ж, надеюсь, как-нибудь вы сможете подобрать слова, — Эрнест избавил Адель от дальнейших расспросов, хотя в его голосе слышалась легкая неудовлетворенность.
— Благодарю, — тихо произнесла она, чувствуя облегчение от прекращения допроса, но в то же время осознавая, что это лишь отсрочка.
Весь остальной путь до комнаты Адель прошёл в тягучей тишине, наполненной невысказанными вопросами и её внутренним смятением. Остановившись возле двери, Эрцгерцог слегка натянул улыбку, которая не коснулась его глаз, произнеся:
— У нас ещё будет время познакомиться ближе, леди Балфо. Я с нетерпением жду этого.
— Взаимно, — отрезала Адель, её голос прозвучал суше, чем она хотела. Она тут же повернулась к ручке двери, стремясь как можно скорее оказаться в безопасности своей комнаты, как вдруг рука юноши легко коснулась её, остановив движение.
Он приблизился настолько, что Адель ощутила тепло его тела и услышала его неровное дыхание. Этот мимолётный момент, наполненный внезапной близостью, казалось, застыл в воздухе, превратившись в вечность. Девушка взглянула в глаза Эрнеста, и в их изумрудной глубине прочитала неприкрытое, голодное желание, которое опалило её, как пламя. В этом взгляде не было ни намёка на прежнюю игривость или насмешку, только чистая, хищная решимость.
— Хорошего вечера, — произнёс он, его голос был неожиданно хриплым, а взгляд не отрывался от её лица. И тут же, резко развернувшись, Эрнест пошёл прочь, его шаги быстро затихли в коридоре, оставляя Адель наедине с ощущением жгучей растерянности и смущения.