Талант
Эрнест с отточенной театральностью бросил свежий выпуск на журнальный столик, демонстративно повернув его так, чтобы кричащий заголовок — "Она вернулась отомстить?" — сразу бросился в глаза Императору. Он пробежал пальцем по первой странице, перечисляя:
— "Убийца на свободе", "Предвестник Кровавого бала, повторится ли история?", "Освобождение алой невесты, да будет месть?", "Что несет освобождение герцогской дочери", "Вайолет Оркус на свободе" и другие подобные заголовки пестрят на первых страницах газет, - Эрцгерцог прочел их вслух, смакуя каждое слово, ехидство сочилось из его голоса, а бровь иронично изогнулась, — Кас, что мы планируем делать дальше? Волны страха и недовольства уже бьются о стены столицы, грозя обрушить твой трон, если ты не предпримешь решительных действий.
Кассиус даже не удостоил газету взглядом. Он продолжал стоять у высокого окна в кабинете, застыв, словно мраморная статуя, и наблюдал за серым, дождливым утром, которое идеально гармонировало с его внутренним состоянием. Последние слова Эрнеста повисли в воздухе, и Кассиус ощутил, как тонкий, острый укол раздражения медленно вползает под кожу, разрастаясь с каждой секундой. Брат не просто информировал его о ситуации; он упивался его замешательством, смакуя каждую каплю беспокойства. Эрнест, словно искусный дирижёр, управлял оркестром всеобщей паники, стремясь довести свою зловещую симфонию до крещендо.
— Ты прекрасно знаешь, Нес, что Вайолет не способна ни на какую месть, — голос императора был ровным, как отшлифованный камень, и в его невозмутимости не было ни единой трещины.
Эрцгерцог хмыкнул, и в этом звуке читалась лишь неприкрытая насмешка. Он неторопливо подошёл к журнальному столику, где уже лежала брошенная им газета. С преувеличенной, театральной небрежностью он взял её в руки и развернул, словно приглашая брата в свой спектакль, где главную роль играла всеобщая тревога, которая Эрнесту так нравилась.
— Я, разумеется, понимаю, что ты лично проследил за этим, Кас, — в голосе Эрнеста не было и тени прежнего показного беспокойства, лишь неприкрытое, почти осязаемое торжество. — Но люди не понимают истинных причин твоего решения. Они помнят лишь то, кто такая Вайолет Оркус, и ту кровавую бойню, что она устроила два года назад. А когда народ напуган, ему нужны ответы. Прямые, понятные ответы. Или же... зрелище, способное отвлечь их от собственных страхов.
Кассиус медленно повернулся, словно его насильно вырвали из транса, но движение это было резким, окончательным. Его изумрудные глаза, обычно спокойные, теперь горели холодным, почти ледяным огнём, отражая внутреннюю бурю.
— И что же ты предлагаешь, брат? — спросил он, и в этом вопросе не было ни капли любопытства, лишь неприкрытый вызов, брошенный прямо в лицо Эрнесту. Кассиус прекрасно знал, что Эрнест никогда не приходил лишь с проблемой; он всегда предлагал тщательно продуманное "решение", которое, как правило, было выгодно прежде всего ему самому, а уж потом — империи.
— А что, если мы используем эту ситуацию в наших интересах? — тон Эрнеста стал заговорщическим, его голос понизился до доверительного шепота, словно он делился величайшей тайной.
— В каких интересах? — Кассиус мгновенно насторожился, его взгляд сузился, словно он пытался пронзить насквозь маску брата, выискивая скрытые мотивы.
— Ну, смотри, — Эрнест сделал шаг ближе к Кассиусу. Его ничуть не смущал моросящий дождь или мрачное настроение брата. Он знал, что все шахматные фигуры уже расставлены на доске, и ему оставалось лишь подтолкнуть их к нужным действиям. — Общественное мнение, как ты сам заметил, накалено. Все боятся, что Вайолет вернётся, чтобы отомстить. А что, если мы покажем им, что она не представляет угрозы? Что она... изменилась.
— Ты предлагаешь сделать из неё послушную зверушку? — Кассиус скептически приподнял бровь, и в его голосе прозвучала неприкрытая брезгливость.
— Нет, не зверушку, — Эрнест улыбнулся, и эта улыбка была полна опасного, хищного предвкушения. — А... символ. Символ того, что даже самые опасные враги могут покорится тебе. Символ твоего милосердия и твоего прощения, Кас. Это укрепит твою власть, покажет твою мудрость, возвысит тебя в глазах народа, сделает недосягаемым.
— И что, по-твоему, она должна делать? — Кассиус скрестил руки на груди, его поза выражала глубокий скептицизм, но в его глазах уже читался некий интерес, словно он невольно поддавался на игру брата.
— Ну, для начала, она может появиться на каком-нибудь публичном мероприятии, — предложил Эрнест, его голос звучал уже более уверенно, словно он переходил к деталям продуманного плана. — Например, на грядущем балу. Она может танцевать, улыбаться, вести светские беседы. Показывать, что она... преобразилась. Неузнаваемо преобразилась.
— Предложи ещё сделать её наложницей... — Кассиус бросил эту мысль как нечто совершенно абсурдное, но в его голосе, когда он возвращался к окну, была едва уловимая надменность. Он вновь занял своё место у высокого стекла, наблюдая за моросящим дождём. — У меня больше нет желания принуждать ее. Сейчас она как чистый холст, измазанный белилами забвения. Если пролить на неё каплю воды, старый рисунок проявится, а из этих балов она не выйдет сухой. Уж поверь. Публичность – это то же давление, что и пытка, только куда более изощренная.
— Белила. Холст, — Эрнест задумчиво повторил за братом, его взгляд, полный насмешки, скользнул по фигуре Императора. — Желаешь вернуться в искусство, Кас? Если ты и говоришь, что она может всё вспомнить, так почему обратно не вернёшь её в Облачный сад? Там уж точно никто не прольёт на неё и капли воды. Ну или не отдашь её кому-то в жёны... Найдём ей какого-нибудь захудалого графа, он будет счастлив получить герцогиню, пусть и бывшую.
— Она убийца, Нес, — отрезал Кассиус, его голос был холоден, как утренний воздух за окном, но за этой холодностью чувствовалось скрытое напряжение.
— Признай, ты сам не хочешь её никому отдавать, — Эрцгерцог улыбнулся, и в этой улыбке не было ни капли тепла. Он понял, что зацепился за то, что Кассиус отчаянно скрывает даже от самого себя, за тщательно погребённое, но ещё живое чувство. — Я могу забрать её с собой на север. Она отлично впишется в... мою особую коллекцию редких артефактов.
— Замолкни! — рявкнул Кассиус, мгновенно разворачиваясь от окна. Его взгляд был полон ярости, той самой ярости, которую он так старательно скрывал под маской невозмутимости. Рука непроизвольно сжалась в кулак, и послышался лёгкий хруст костяшек.
Эрнест на мгновение отступил, но лишь на шаг. Улыбка не исчезла с его лица, лишь стала тоньше, опаснее. Он словно наслаждался этой вспышкой эмоций, которую так редко удавалось выбить из обычно невозмутимого брата.
— Что ж, реакция налицо, — Эрцгерцог спокойно выдержал его взгляд, словно оценивая силу удара, который не был нанесён. — Но ты ведь не станешь отрицать очевидное, Кас? Твой интерес к ней выходит за рамки интереса надзирателя и преступницы. Она для тебя нечто большее.
— Она — проблема, которую я создал, — голос Кассиуса стал глухим, но в нём всё ещё звенела угроза. Он сделал несколько шагов к брату, нависая над ним. — И я сам её решу. Без твоей помощи или грязных интриг.
— Грязные интриги? — Эрнест наигранно, почти оскорбленно, приложил руку к груди, широко раскрыв глаза, словно не мог поверить в слова брата. — Я всего лишь предлагаю решение, Кас. Решение, которое спасет твою репутацию и трон. Ты же не хочешь, чтобы народ бунтовал? Не хочешь, чтобы весь мир узнал, что император, вместо того чтобы покарать преступницу, ставит свои непонятные интересы выше блага всей империи? Девчонка убила твоих наложниц, Кас, а ты продолжаешь на неё пускать слюни, как восьмилетний мальчишка! Твоя привязанность к ней становится опасной... если не одержимой.
— Ты сейчас меня отчитываешь, Нес?! — голос Кассиуса прозвучал низко, как раскат грома, предвещая бурю. Его глаза сузились, и в них вспыхнул опасный огонь, который редко кто осмеливался видеть.
— Нет, и в мыслях не было, — Эрнест невозмутимо похлопал по плечу брата, словно протянул руку в клетку к голодному зверю, проверяя его реакцию. Его улыбка стала ещё шире, и в ней сквозило откровенное удовольствие от того, что он смог вывести Императора из себя. — Просто пойми, Кас, выбора у тебя немного. Либо сейчас сделай решительный шаг навстречу ей, преврати её в полезный инструмент для Империи и для себя, покажи народу, что ты контролируешь её, как и всё остальное. Или... отпусти её ко мне на север. Я уж найду ей применение. Полезное, прибыльное применение, без лишних сантиментов.
Кассиус смотрел на брата, и его гнев медленно сменялся холодной, расчётливой решимостью. Эрнест, как всегда, бил точно в цель, надавливая на самые болезненные точки. Отдать Вайолет ему? Позволить ей стать пешкой в его играх, инструментом для его скрытых целей? Никогда. Это была его ответственность, его ошибка, и он должен был её исправить.
— Она моя заключённая, и я не отдам её никому, — голос Императора был тих, почти приглушён, но каждое слово прозвучало с такой абсолютной, несгибаемой твёрдостью, что казалось, сами камни стен вздрогнули. — Найди себе преемника, Эрнест, и займись делами на Севере, а не строй заговоры против герцогства Каннингем. Моя воля в этом вопросе не подлежит обсуждению.
— Белая кукла стала бы отличным семенем раздора между сыном и отцом, — Эрнест произнёс эти слова с какой-то хищной, почти змеиной хитростью, его взгляд был прикован к лицу брата, словно он ожидал вспышки ярости. — Жаль, очень жаль, что ты так упрям, Кас. Могла бы получиться великолепная игра, которая принесла бы нам немало выгоды.
— Нес, — в голосе Кассиуса прозвучало предупреждение, острое, как лезвие кинжала. Его глаза сузились, и он медленно сделал шаг навстречу брату, сокращая дистанцию, словно готовясь к неминуемой схватке.
Эрнест лишь усмехнулся, отступая ровно настолько, чтобы избежать прямого конфликта, но при этом сохранить своё превосходство.
— Так что, ты согласен вывести её в свет на грядущем балу? — он перешёл в наступление, пользуясь моментом. — Позволить "алой невесте" появиться среди знати? Показать всему двору, что Император контролирует даже своих самых опасных врагов?
Кассиус замер. Он понимал, что Эрнест загоняет его в угол, используя его собственные амбиции и необходимость контроля. Но уступать ему полностью было немыслимо. Однако этот шаг, пусть и рискованный, мог стать доказательством его силы.
— Да, — коротко отрезал Кассиус, и в этом единственном слове читалась стальная решимость.
— Тогда позволь мне сопроводить эту ледяную куклу... — начал Эрнест, его голос был полон предвкушения.
— Перестань называть её куклой, — Кассиус произнёс это с какой-то неожиданной, глубокой усталостью, которая легла на его обычно собранное лицо. В его изумрудных глазах мелькнула тень сожаления. Он не мог принять тот факт, что Адель может стать безвольной марионеткой в чьих-то руках, даже в его собственных. Ему никогда не нравилось принуждать людей делать что-то против их воли, манипулировать ими так, как это с лёгкостью делал его брат. Возможно, именно поэтому контроль над Вайолет, потерявшей память, был для него и соблазном, и ношей.
— Хорошо, хорошо, — Эрцгерцог словно сбавил обороты, его насмешливая улыбка слегка смягчилась, уступая место прагматизму. Он понял, что перешёл черту, за которой скрывались неизведанные и нежелательные для него чувства брата. — Девчонка будет готова к балу. Я лично буду её сопровождать, и, разумеется, выставлю рыцарей. Ни один волос не упадёт с её головы, Кас, если это тебя так беспокоит.
В дверь кабинета послышался глухой, размеренный стук, нарушивший напряжённую тишину, что повисла между братьями.
— Войдите, — произнёс император, мгновенно возвращая себе невозмутимый облик. Он занял место за массивным письменным столом, жестом приглашая вошедшего.
В кабинет, отбрасывая длинную тень, вошёл капитан Ларс Ридель. Его высокая фигура, облачённая в строгую форму, казалась высеченной из камня, не допускающей никаких вольностей. Лицо, как всегда, было совершенно непроницаемым, а голос звучал ровно и бесстрастно, когда он произнёс:
— Ваше Величество, вы желали видеть меня.
— Приведи мисс Балфо в сад на послеобеденный чай, — Кассиус взглянул на лежащие перед ним бумаги, словно это были самые важные документы в империи, хотя его мыслями он был совсем в другом месте. — Фердинанд поделится моим расписанием, а эрцгерцог займётся её подготовкой к публичному выходу.
— Будет исполнено, — ответил Ларс, и через мгновение дверь за ним закрылась с едва слышным щелчком, вновь оставляя братьев наедине.
— Не боишься доверить мне свою "заключённую"? — игриво произнёс Эрнест, растягиваясь на небольшом диване возле стеллажей с литературой, его поза была воплощением расслабленности и превосходства. Он с интересом наблюдал за Кассиусом.
— Мне вдруг стало интересно, как она поведёт себя рядом с тобой, — по выражению лица Кассиуса казалось, что он что-то задумал, что в его голове уже выстраивается новая, многоходовая партия. Но Эрцгерцог не мог понять, что именно был за холодный, расчётливый огонёк в его глазах.
Это пасмурное дождливое утро разбудило Адель своей нежной мелодией капель, кропивших по стеклу. Мягкий, монотонный шорох воды по окну проникал сквозь тонкую ткань сна, окутывая её, словно лёгкое покрывало. Она, укутавшись в тяжёлый, расшитый золотом императорский плащ, лежала на небольшой, но вполне удобной кровати. Полупрозрачный белый балдахин, словно невесомое облако, окутывал ложе, создавая ощущение уюта.
Приподнявшись на локтях, Адель медленно откинула лёгкую ткань балдахина, позволяя утреннему свету, приглушённому серым небом, наполнить пространство. Она огляделась. Комната была типичной гостевой в императорском дворце. Возможно, предназначалась для дипломатов или приезжей знати среднего звена, но определённо не выделялась роскошью. Она была безупречно светлой и чистой, воздух здесь был свежим, а мебель – добротной и функциональной. Ничто в обстановке не кричало о её прошлом статусе или нынешних обстоятельствах. И всё же, глядя на эти обычные стены, Адель не могла отделаться от ощущения, что она здесь чужая, не на своём месте.
Вчерашний день для неё закончился смутно, словно растворившись в густом тумане. После ухода императора всё стиралось из памяти. Она совершенно не помнила, что произошло, как очутилась в этой комнате и, главное, для чего она здесь. Каждая попытка ухватиться за воспоминание приводила лишь к головной боли и давящему чувству пустоты.
Адель вдруг повернулась, и её взгляд наткнулся на своё отражение в большом зеркале, стоящем в углу комнаты. Оно напоминало призрака, неясного, эфемерного. Растрёпанные длинные волосы струились словно белая паутина по повидавшему заточение, выцветшему серому платью. В её собственных серых глазах, устремлённых на это смутное изображение, читалась глубокая, безмолвная растерянность, перемешанная с едва уловимым страхом перед незнакомкой, смотрящей на неё из зеркала.
Девушка сделала шаг навстречу к отражению, словно пытаясь сократить расстояние до призрачного образа. Медленно, почти нерешительно, она подняла руку и прикоснулась кончиками пальцев к собственной щеке, ощущая тепло живой кожи. В голове мелькала единственная, навязчивая мысль: неужели это я?
Громкий, резкий стук в дверь внезапно вырвал Адель из её тревожных размышлений о самой себе. Она даже не успела ответить, как тяжёлая дубовая створка распахнулась внутрь без стука, и в комнату лёгким шагом вошёл Эрцгерцог Эрнест, а позади него, робко прячась, стояла маленькая щуплая девушка в форме горничной.
— Доброго утра, леди Балфо, — Эрнест сиял, его улыбка была шире обычного, и он подходил ближе, не дожидаясь ответа или приглашения. — Надеюсь, что вы выспались, потому как ваше расписание будет плотным. Мери, — он кивнул в сторону горничной, которая тут же поклонилась, — приведи леди в подобающий вид, пусть сияет, как звезда. Также нам срочно нужны портные.
— Про... простите, эрцгерцог, — Адель была явно в растерянности, её голос дрогнул. Она сделала непроизвольный шаг назад, пытаясь осмыслить происходящее. — Что именно меня ждёт?
— О, самое интересное! — Эрнест был полон заразительного энтузиазма, его глаза блестели от предвкушения. — Снимем мерки, нашьём нарядов, выберем самые красивые ткани. Выйдем в город к торговым рядам, подберём украшения, что будут ослеплять. Мы сделаем из вас настоящую куколку.
Последнее сказанное им слово — "куколку" — прозвучало не просто как комплимент. В нём слышалось что-то особенное, непривычное для неё. На мгновение Адель ощутила себя изысканной игрушкой, которую готовят к демонстрации. Она не придала этому большого значения, скорее, подумала о красоте и изяществе, которые подразумевало это слово.
— Но для чего это всё нужно? — спросила Адель, её голос был полон недоумения и замешательства. Ей хотелось получить хоть какой-то ответ, хоть малейшее объяснение этому внезапному безумию.
— Меньше вопросов, больше дела! — Эрнест по-хозяйски хлопнул в ладоши, словно отдавая приказ, и в этом жесте было нечто, не терпящее возражений. Он явно приказывал горничной приступать. — Я вернусь через тридцать минут, леди Балфо. Надеюсь, к тому времени вы будете готовы к преображению.
Он поспешил обратно за дверь, так же стремительно, как и появился, оставляя за собой лишь шлейф недосказанности и властной энергии. Щупленькая девушка, до сих пор стоявшая в тени, теперь оказалась рядом с Адель, её взгляд был робким, но профессиональным.
— Я Мери, леди Балфо, — произнесла она тихим, почти незаметным голосом, тут же приступая к своим обязанностям. Без лишних слов она принесла кувшин с тёплой водой и таз для умывания, аккуратно разложила на стуле чистую сменную одежду — простое, но хорошо сшитое платье. Каждое её движение было отточенным, лишённым суеты, словно она привыкла иметь дело с самыми разными, порой непростыми, подопечными.
Адель молча наблюдала за ней. В каждом движении Мери чувствовалась отточенность и многолетняя привычка к дворцовому этикету, словно она была частью этого огромного механизма, беспрекословно выполняющего приказы. Мери помогла Адель снять тяжёлый плащ и быстро умыться. Её пальцы были проворными и ловкими, но при этом нежными, не причиняющими дискомфорта. Пока Мери заплетала её длинные, всё ещё растрёпанные волосы в простую, аккуратную косу, Адель пыталась собраться с мыслями.
"Что именно ждёт меня?" — эта мысль пульсировала в её голове. Эрнест говорил о "преображении, портных и торговых рядах"... Слишком много неизвестного, слишком много пугающих перспектив. Она чувствовала себя марионеткой, которую вытащили из коробки, чтобы выставить на всеобщее обозрение, не спрашивая её желаний. И это ощущение было куда неприятнее любого физического дискомфорта.
Мери закончила с волосами, затем помогла Адель надеть подготовленное платье. Оно было из плотного, но мягкого материала, простого кроя, но хорошо сидело по фигуре. Нежно-голубая ткань облегала её высокую грудь, подчёркивая изгибы, и мягко струилась к полу, скрывая остальное. Ничего особенного, но и ничего, что бы выдавало в ней бывшую заключённую.
— Вы готовы, ледис Балфо, — тихо произнесла Мери, отступая на шаг и склоняя голову. В её взгляде не было любопытства, лишь покорность и ожидание.
В этот момент дверь снова распахнулась, и на пороге появился Эрнест, его улыбка была всё так же широка, а глаза блестели от предвкушения.
— Замечательно! — воскликнул Эрнест, его голос звенел от предвкушения. Он оглядывал Адель с видом художника, оценивающего законченное полотно, каждая черта которого теперь соответствовала его замыслу. — Пойдёмте, леди Балфо. Нас ждут великие дела.
— Простите, эрцгерцог, — Адель остановила его порыв, её голос был тих, но на удивление твёрд, выдавая скрытое напряжение. — Но вас слишком много и от этого... душно.
На лице Эрнеста мелькнуло мимолетное удивление, словно он не привык к такой прямолинейности. В его жизни ещё никто не осмеливался одёргивать его, говорить, что его "много". И это было... приятно. Однако он быстро оправился, и его улыбка стала ещё более обворожительной, но теперь в ней читалась искусная игра.
— Ах, леди Балфо, — он слегка склонил голову в учтивом поклоне, его жест был отточен годами придворных интриг. — Я был в предвкушении создать из вас золотую розу, которая расцветает в лучах внимания и восхищения. Простите, что мои действия давят на вас. Моё рвение, кажется, немного чрезмерно. Но всё же прошу, леди Балфо, следуйте за мной.
Он протянул руку, жестом приглашая Адель за собой, его глаза при этом пристально следили за её реакцией, словно проверяя, насколько глубоко проникла его показная вежливость.
Адель медлила. Рука Эрнеста висела в воздухе, ожидая, а его терпение, казалось, истончалось с каждой секундой, несмотря на внешнюю обходительность. Она бросила быстрый взгляд на Мери, которая стояла покорно, с опущенными глазами, словно не желая вмешиваться или даже наблюдать за происходящим. Вздохнув, Адель всё же протянула свою руку, позволяя Эрнесту взять её и мягко потянуть вперёд.
Как только их пальцы соприкоснулись, Адель ощутила странное, едва уловимое покалывание, словно по её коже пробежал слабый электрический разряд. Она посмотрела на Эрнеста, но его лицо было непроницаемо, и он лишь продолжил вести её за собой.
Они вышли из комнаты в длинный, богато украшенный коридор. Окна, пропускавшие тусклый утренний свет, были огромными, а стены увешаны гобеленами и портретами предков. Каждый шаг по мраморному полу отдавался эхом, подчёркивая тишину дворца. Для Адель это был совершенно новый мир, мир, который она не помнила, но в котором, по всей видимости, теперь предстояло жить. Эрнест вёл её уверенно, словно он был здесь полновластным хозяином, демонстрируя свою новую драгоценность.
Зайдя в просторную, залитую светом комнату, Эрнест сделал шаг в сторону, позволяя Адель оказаться в центре внимания. Горничные, уже находившиеся там, встретили Адель настороженными, оценивающими взглядами, быстро переглядываясь между собой. Их шёпот едва слышно пронёсся по комнате, прежде чем затих.
Из-за высокой резной ширмы, служившей, вероятно, для переодевания, вышла высокая, стройная женщина лет тридцати пяти, в пёстром фиолетовом платье, расшитом драгоценными камнями и серебряными нитями, что искрились в свете многочисленных окон. Её карие глаза, острые и цепкие, скользили по Адели с профессиональным, почти хищным интересом. Шляпка с невесомыми перьями изящно склонилась набок, придавая облику игривую утончённость. Увидев Адель, она мгновенно открыла свой веер и прикрыла им нижнюю часть лица, хотя глаза её говорили сами за себя. Движения её были грациозны, как у хищной кошки, готовой к прыжку, – она всегда чувствовала, где можно найти выгоду.
— Леди Ор... Балфо, — оговорилась она, едва заметно нахмурившись, словно по старой привычке. В её голосе звучало отчётливое любопытство. — Не знала, что вы мой клиент на сегодня. Ваши мерки у меня, к счастью, сохранились, так что мы можем перейти сразу к дизайнам. Что скажете?
Адель уже открыла рот, чтобы ответить, но Эрнест опередил её:
— Чем меньше времени мы потратим на это, тем лучше, леди Юнни, — его тон был непривычно официален, словно он подчёркивал серьёзность момента, хотя в глазах плясали бесенята.
— Согласна, — робко произнесла Адель, её голос был едва слышен, и она почувствовала себя абсолютно потерянной под пристальным взглядом леди Юнни и заинтересованными взглядами горничных.
— В таком случае, — леди Юнни, чьё лицо вновь стало совершенно непроницаемым, бросила взгляд на горничных. — Принесите наброски! И поскорее!
Девушки-горничные забегали по просторной комнате, шурша шёлковыми тканями и перебирая ворохи листов и каталогов. Воздух наполнился шелестом бумаги и тихим перешёптыванием. После нескольких минут суеты, когда перед Адель на специальном столике были разложены десятки эскизов и вариантов отделки, всё утихло. Леди Юнни, чьё лицо вновь обрело профессиональное спокойствие, мило улыбнулась Эрнесту, словно предлагая ему оценить проделанную работу. Её взгляд уже не задерживался на Адель, она явно ожидала указаний от Эрцгерцога.
— Выбирайте то, что больше нравится, леди Балфо, — произнесла она, её голос был мягким и вкрадчивым.
— Леди Балфо, — Эрцгерцог, не отрывая взгляда от Адель, указал на несколько самых, на его взгляд, эффектных платьев, их силуэты были смелыми, а вышивка — богатой. — Уверен, вы в них будете очаровательны.
Адель молчала. Её взгляд скользил по наброскам и уже готовым вариантам. Яркие цвета, обилие драгоценностей, замысловатые узоры – всё это казалось чужим, далёким от неё. Она листала тонкие листы, но её мысли были где-то далеко, словно она присутствовала здесь лишь телом, а её сознание продолжало блуждать в тумане потерянных воспоминаний.
— Если затрудняетесь, то мы можем заказать все дизайны, чтобы вы смогли выбрать уже на этапе примерки, — Эрнест произнёс это с непринуждённой щедростью, давая чрезмерную свободу выбора, которая отчего-то лишь больше сбивала Адель с толку. Ей казалось, что голова начинает кружиться от обилия тканей, узоров и навязываемого ей великолепия.
— Позвольте, эрцгерцог, самой подумать над этим, — Адель осадила его мягким, но твёрдым тоном, впервые проявляя инициативу. Она повернулась от Эрнеста, чьё присутствие всё ещё казалось ей удушающим, и обратилась к леди Юнни. — У вас есть чистый лист и карандаш?
Леди Юнни, привыкшая к совсем другому ходу событий, растерянно моргнула, а затем быстро взглянула на своих горничных, словно ища подтверждения.
— Да, — наконец произнесла она, чуть запинаясь. — Девочки, принесите.
Когда на столе оказались чистые листы пергамента и графитовый карандаш, все присутствующие – Эрнест, леди Юнни и даже горничные – с замиранием сердца смотрели, как Адель принялась за работу. Словно занимаясь этим несколько десятилетий, она лёгкой, уверенной рукой вела линии, создавая на белом фоне женскую фигуру. Каждое движение было отточенным, без колебаний, и из-под её пальцев, ранее таких растерянных, теперь рождался изящный, почти живой силуэт, раскрывая неожиданный талант.
Закончив с фигурой, Адель на мгновение остановилась, её взгляд скользнул по предложенным ранее дизайнам, которые казались теперь обыденными и блеклыми. Затем, словно приняв окончательное решение, она вернулась к своему листу и начала рисовать свой собственный дизайн.
Карандаш плавно скользнул по пергаменту, выводя изящный изгиб глубокого выреза декольте, который, казалось, был создан, чтобы подчеркнуть тонкую шею. От него линии потекли вниз к талии, создавая утончённый корсет, призванный идеально обрисовать фигуру, а затем, словно вырастая из него, появились длинные, воздушные рукава-фонарики, напоминавшие пышные, лёгкие облака. И, наконец, её рука уверенно повела к широкому, пышному подолу, струящемуся вниз мягкими складками, словно водопад ткани.
Всё это время в комнате стояла абсолютная тишина. Леди Юнни, чьё лицо обычно выражало лишь надменное спокойствие, теперь смотрела на Адель с нескрываемым изумлением. Эрнест, забыв о своей привычной иронии, наблюдал с пристальным, почти зачарованным вниманием, в его глазах читалось нечто большее, чем просто любопытство. Никто не ожидал от нее такого таланта, такой искусной и неожиданной демонстрации мастерства.
Сделав финальные штрихи, которые придали рисунку объём и завершённость, Адель не остановилась. Её карандаш скользнул по пергаменту, аккуратно выписывая пометки: здесь — струящийся, словно утренняя дымка, шифон цвета слоновой кости, там — невесомая, полупрозрачная органза нежно-голубого, почти серого оттенка, повторяющего цвет её глаз. Она подробно указывала материалы и оттенки для каждой детали, добавляя: корсет — из тончайшего белого шелка, расшитого едва заметными серебряными нитями, которые словно вплетали в него лунный свет. Она расписывала, какая ткань и какой цвет должны быть в том или ином месте, словно перед ней была уже не просто идея, а готовый, совершенный образ.
Эрнест, наблюдавший за ней с самого начала, заметил, что её почерк совершенно отличался от того, что он видел в её личных записях до амнезии. Прежние буквы Вайолет были угловатыми, резкими, отражающими её буйный нрав. Эти же были изящными, округлыми, полными какой-то необъяснимой внутренней гармонии. Он невольно задумался над тем, действительно ли эта девушка является Вайолет с запечатанной памятью? Неужели магия его брата так кардинально изменила её? Или же это нечто иное? Такие таланты, как этот, — способность так виртуозно рисовать и детально продумывать дизайн, — она никогда бы не стала скрывать их. Мысль о том, что что-то идёт не по плану, и Вайолет может быть не той, кем кажется, не просто кольнула его холодком, а настойчиво забилась в голове. Это было опасно. Очень опасно.
Закончив с дизайном, Адель аккуратно положила карандаш и протянула лист леди Юнни. Её движения были спокойными, а взгляд — твёрдым.
— Мне нравится нечто подобное для балов, — произнесла Адель, её голос звучал уверенно, без прежней растерянности. — Но один и тот же дизайн использовать во всех нарядах скучно. Поэтому стоит примерить что-то из ваших предложенных вариантов — возможно, для менее официальных мероприятий или просто для разнообразия. — Она выбрала несколько листов из предложенных леди Юнни дизайнов, тщательно просмотрев их, и протянула ей.
Леди Юнни долго разглядывала набросок Адель, её лицо выражало смесь изумления и искреннего восхищения.
— Весьма смело и утончённо, — наконец сообщила она, её голос был полон неподдельного уважения. — Такое сочетание воздушности и строгой элегантности... поистине великолепно. Если желаете ещё что-то на свой вкус, леди Балфо, то не стесняйтесь обращаться ко мне, — леди Юнни подняла взгляд на Адель, и в её глазах читалось не только профессиональное признание, но и почтительное любопытство. — Но позвольте мне использовать ваши дизайны в моей работе в будущем? Это было бы великой честью.
— Контракт, — Адель слегка улыбнулась, и эта улыбка была неожиданно хитрой, почти лисьей, полностью меняя её растерянный образ. — Если я создаю дизайны, вы сможете использовать их в своих коллекциях и для других клиентов спустя три месяца после их первого показа. Согласны?
Лицо леди Юнни озарилось, и она моментально, без тени сомнения, согласилась.
— Да! — выдохнула она, словно боялась, что Адель передумает. — Я сейчас же составлю договор! Это будет честь для меня и для моего дома!
Девушка спешно вернулась за ширму, уже предвкушая работу и успех, а Эрнест с нескрываемым любопытством наблюдал за всем этим. Его глаза, обычно полные насмешки, теперь изучали Адель с новой, более глубокой заинтересованностью.
— Вы слишком удивительны для этого места, леди Балфо, — произнёс он, и в его голосе слышалась неприкрытая лесть, смешанная с истинным удивлением.
— Мы закончили с выбором дизайна, поэтому что идёт следующим пунктом в планах на сегодня? — Адель не обратила никакого внимания на его слова, её тон был исключительно деловым, словно она была здесь хозяйкой положения, а не он. Она повернулась к нему, ожидая ответа.
— Ювелирные магазины... но у меня появилась мысль перенести поездку на завтра, — Эрнест хитро улыбнулся, и в его глазах вспыхнул тот самый огонёк, что всегда предвещал новую интригу. — Придумайте ещё несколько нарядов, леди Балфо. Они понадобятся вам. Чаепития, прогулка в саду, конная прогулка, охота... на всё это нужен свой особый наряд. И, конечно, самое важное... наряд для бала.
— В таком случае, эрцгерцог, — начала Адель, её голос был мягким, но в нём чувствовалась настойчивость. — Пока леди Юнни здесь, позвольте задержаться ещё на некоторое время, чтобы сделать наброски дизайнов, которые необходимы мне. Раз уж вы хотите столько нарядов.
Леди Юнни, вновь появившаяся из-за ширмы, её лицо светилось предвкушением. В руках она держала два аккуратно сложенных свитка пергамента.
— Прошу, ознакомьтесь и подпишите.
Она положила два экземпляра договора о продаже дизайна платьев и его последующем использовании на столик. Адель, не торопясь, пробежалась глазами по условиям. Её взгляд задержался на строчках, касающихся срока в три месяца, и лёгкая, хитрая улыбка тронула её губы. Убедившись, что всё в порядке, она слегка кивнула в знак согласия.
Затем, взяв в руки тонкое гусиное перо, Адель обмакнула его в чернила. Секунда раздумий, и вот уже размашистым, но на удивление лёгким и уверенным движением её рука вывела подпись на пергаменте. Это был не прежний угловатый почерк Вайолет, а новый, изящный и твёрдый, словно каждая буква отражала её вновь обретенную внутреннюю силу.
Леди Юнни, наблюдавшая за каждым её движением, не сдержала радостного хлопка в ладоши, как только перо было отложено. Её глаза буквально горели. Она бережно сложила свой экземпляр в обтянутый кожей футляр для бумаг, словно это было величайшее сокровище.
— Благодарю вас! Бесконечно благодарю! — повторила она, её голос был полон искренней, неподдельной радости и предвкушения успеха. Для неё этот контракт был не просто сделкой, а вратами в новую эру моды, где она станет первооткрывателем.
Юноша легким, почти небрежным движением откинул назад свои золотые волосы, которые упали ему на глаза.
— Как же я могу отказать вам в такой милой просьбе, леди Балфо, — он улыбался, как и всегда, с прищуренными глазами и широкой улыбкой, но в этом оскале теперь читалось нечто большее, чем просто лесть. Сквозь напускное радушие проглядывал неприкрытый интерес к её развивающемуся таланту и потенциалу.
Эрнест отступил на несколько шагов, отходя к одному из книжных стеллажей. Он взял в руки старинный фолиант, но его взгляд был прикован к Адель. Ему вдруг стало невероятно интересно, что ещё скрывает эта девушка, чья память, как он считал, была стёрта. Она же, полностью поглощённая процессом, уже наклонилась над листом пергамента, и карандаш вновь заскользил по нему, вырисовывая новые силуэты.
Леди Юнни, захваченная таким же энтузиазмом, придвинула ещё один столик с каталогами тканей и образцами материалов. Она что-то тихо советовала, предлагала варианты отделки, а Адель лишь изредка кивала, её пальцы продолжали творить. Комната наполнилась тихим шорохом карандаша, шелестом бумаги и приглушёнными голосами, пока Адель, словно забыв обо всём на свете, создавала новые дизайны платьев и костюмов для самых разных мероприятий, от пышных балов до скромных чаепитий, превращаясь из растерянной пленницы в увлечённого творца.