Подвиги
Людей, принявших христианство единственно ради христианских целей, было очень много. Они готовы были насмерть стоять за свои убеждения. Но власти не нужны люди, готовые стоять за свои убеждения насмерть. Ей нужны люди, готовые менять убеждения по первому зову, как солдаты по приказу командира меняют направление своих усилий.
Политическая ситуация сродни военной. Если меняется ситуация на поле боя, следом надо менять стратегию и тактику. Если меняется политическая ситуация, соответственно должен меняться и курс власти. Как на поле боя не бывает неизменных направлений, так не бывает их и в политике. Хороший чиновник тот, кто морально готов обняться с тем, кого сегодня клеймит. Политика — действие по ситуации, а не по убеждению.
В романе «1984» Оруэлл описал государство Океания, внешняя политика которого постоянно менялась. Каждые четыре года оно объявляло врагом Остазию, а потом Евразию. Министерство правды постоянно переписывает историю, меняя цифры и факты. Высшим искусством было «говорить заведомую ложь и искренне верить в нее. Или забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он опять понадобился. Отрицать существование объективной действительности и учитывать действительность, которую отрицаешь — вот что считалось высшим пилотажем.
Изменения политического курса максимально эффективны, если соответственно меняются убеждения подданных. Чтобы убеждения могли так меняться, они должны быть очень гибкими, то есть являться убеждениями на словах. На деле никаких принципов.
Люди с твердыми убеждениями — потенциальная проблема для власти. Насколько в прошлой ситуации они способствовали делу власти, настолько в новой ситуации, которая обязательно наступит, все течет, все меняется, будут препятствовать. Государство будет вынуждено устранять их. Это всегда неприятная работа — убирать вчерашних героев.
Чтобы минимизировать потери, власть в разные периоды ищет разные решения. Во времена Сталина этот вопрос решался за счет формирования культа. Показателем истины была не марксистская и ленинская коммунистическая теория, а мнение вождя. Все теории под него подтягивались. Если Сталин менял мнение, теории подтягивались под него.
Истина всегда была в моменте. Что вождь говорил на данный момент, то и было истиной. А он говорил всегда по ситуации. Потому что вождь — не пророк. Пророк выше текущего момента, он задает генеральное направление. А вождь идет заданным курсом и всегда зависит от ситуации. Дело вождя — решать проблемы текущей ситуации. Кто не отвечает на сиюминутный вызов ситуации, тот перестает быть вождем. Как правило, живым тоже перестает быть. Бывших живых вождей не бывает. Вождь всегда настоящий и всегда с народом. А народ не мыслит будущим. Его ориентир — сиюминутные цели. Так что задача вождя всегда в первую очередь сводится к достижению текущих целей.
Сталин прекрасно понимал эти моменты. Он знал, что единственное твердое убеждение, какое может иметь чиновник и политик, — не иметь твердых убеждений. Если у чиновника есть другие твердые убеждения, он попросту кандидат на вылет.
Я это говорю не с осуждением, типа, какие беспринципные люди, а с инженерных позиций. Если детали машины будут иметь свое мнение, машина будет недееспособна. Потому коммунисты времен пика культа Сталина на трибуне говорили — если партия прикажет изменить свои убеждения, они тут же развернутся в указанную партией сторону. Говорили это с задором, страстно, словно пытаясь убедить самих себя, что это правильно — следовать за партией, и не иметь собственного мнения. Людям нужен Бог.
Всякая жизнь стремится к благу. Если она попадает в условия, где следование мнению партии ведет вверх по социальной лестнице, а следование своему мнению ведет на Колыму, человек идет по первому пути. Он всегда себя оправдает, потому что логика — обслуга желаний. Ориентиром и руководством к действию является благо.
Когда советскому писателю Шолохову, обласканному властью, западные журналисты сказали, что он пишет по указке партии, тот ответил: «Нет, я пишу по указке своего сердца. Сердце мое принадлежит партии». Ну что тут сказать... Хорошая эквилибристика.
«— Если вы сами лакей в душе, — говорите ему с укоризной, что он лакей... лакей цивилизации, Европы, социализма!
— Можно даже сказать: лакей безлакейства! – заметил я.
— И это можно, — подхватил пройдоха» (И. Тургенев «Житейское правило).
Рим решил проблему стояния за убеждения по принципу клапана парового котла, выпускающего лишнее напряжение за пределы системы — в гудок. В государственном христианстве роль клапана играют так называемые духовные подвиги.
Это примерно то же самое, что сегодня футбол, снимающий лишнее напряжение (по статистике во время футбольного сезона бытовая преступность падает). Только, в отличие от футбола, христианский клапан выглядит... мягко говоря, странно и абсурдно.
Например, государственное христианство ставило в заслугу, если человек во славу божью брал на себя обязательства молчать всю жизнь до гроба. Согласитесь, странно. Христос и апостолы нигде ни на что подобное не намекали. Они всю жизнь говорили, и много говорили... Откуда Церковь взяла, что молчать — это хорошо, не сообщается.
Но подвиг молчания — цветочки. Ягодки впереди. А созревшие ягодки — это вообще отдельный разговор, о котором и рот открывать не очень удобно. Например, как вам такой подвиг — всю жизнь сидеть на столбе во славу божью? Церковь объявляла таких сидельцев святыми, как бы говоря, что такое использование своего времени и сил весьма угодно Богу. И что сидящие на столбах люди прямой дорогой идут в рай.
Одним из относительно безобидных подвигов было всю жизнь во славу Бога не мыться? Кажется, при чем тут гигиена и Бог? А вот при чем... В Евангелие есть фраза, где Христос не умыл руки перед едой: «Фарисей же удивился, что Он не умыл рук перед обедом» (Лк. 11, 38). Из этого делались далеко идущие выводы.
Вода, в которой человека крестили, считалась святой и благодатной. Во время обряда крещения человека полностью погружали в воду. Чтобы благодать была неразлучно с новым христианином, воду эту не нужно было смывать. Поэтому люди не мылись.
В дохристианском мире превалировал культ здорового, чистого тела. Это было одной из причин сексуального разнообразия. Все виды ласк между чистыми людьми были нормой. Не было причин для нормативов, какие части тела можно целовать, какие нельзя.
До христианства секс понимался божественным даром неба. После христианства в нем видят приманку сатаны и дорогу в ад. Формируется доселе невиданная христианская половая мораль. Асексуальность становится показателем духовной чистоты — чем больше человек верит в Бога, тем более он порядочный, и тем меньше у него должно быть секса.
Когда древний мир, с его откровенными радостями, сменил христианский мир, где люди всю жизнь не мылись во славу божью, возникли многочисленные запреты в интимной сфере. Например, оральные ласки. по понятным причинам, уходят из жизни христиан. На их месте утверждаются негласные нормы, что подобные практики унизительны и неприличны для порядочных людей.
Причины запрета на поверхности. Если представить цивилизацию, запрещающую чистить зубы и поощряющую расковыривать раны в ротовой полости и разводить там червей, можно не сомневаться, возникнет табу на поцелуи. Сформируется подсознательная установка, что порядочному человеку целоваться унизительно — что это грязь и все такое.
В языческом мире даже чернь не позволяла себе не мыться. В христианском мире не только чернь игнорировала личную гигиену, но и высшая элита. Например, королева Кастилии и Леона Изабелла Кастильская, фанатичная католичка, хвасталась, что мылась дважды в жизни — когда родилась и когда рожала. Больше вода не касалась ее тела. Зная женскую физиологию, можно представить, какой удивительный запах источала королева.
Мужчины в этом вопросе были не менее набожны, но можно предположить, из-за особенностей физиологии, от них исходил менее густой запах. Они не имели ежемесячных проблем, не рожали, и потому их пожизненная антисанитария была менее выражена.
Местности, на которые опускалось христианство, имели характерный запах. Многие табу, рожденные в этих условиях, до сих пор хранятся в низах общества — там строгий регламент на места для поцелуев. И вряд ли кто знает, что это последствия христианства.
Вот как описывает стоявший в Европе смрад Патрик Зюскинд в романе «Парфюмер»: «Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом, кухни — порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни — жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь. Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов — луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял как и священник, ученик ремесленника – как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, а королева, как старая коза, и летом, и зимой».
Христианским подвигом считалось копить на теле и голове вшей, а в своей постели клопов. Религиозное обоснование «подвига» — эти насекомые питаются кровью. Если христиане причащаются Христовых тайн (ритуально вино и хлеб едят), то насекомые, напившись христианской крови, отчасти тоже приобщаются Христовых тайн.
Насколько приобщаются — на эту тему в средневековой Церкви была отдельная большая дискуссия. Почтенные мужи потратили много времени и творческих сил, выясняя, как нужно относиться к насекомым, насосавшимся христианской крови. Или к мышам, которые в церквях иногда «приобщались» к хлебу с вином — плоти и крови Бога.
Неизвестно, какое последствие это имело для мышей, но для вшей это выразилось в том, что в христианском мире их называли божьими или небесными жемчужинами. Чем больше на человеке было этого «жемчуга», тем больше у него было повода для гордости.
Влюбленные юноши, желая сделать девушке комплимент, говорили ей, какие у нее прекрасные крупные вши. Поэты писали своим возлюбленным стихи, где восхищались их паразитами, намекая на набожность и непорочность своего предмета обожания.
Государственные мужи того времени полагали, что напившиеся христианской крови вши могут исполнить ответственные поручения. Например, в Швеции им доверяли такое важное дело, как выборы градоначальника. Вши с этим прекрасно справлялись. На бороду какого кандидата вошь прыгала, тот и становился победителем за кресло градоначальника.
Но дальше всех в этом вопросе продвинулись, конечно же, христианские святые. Например, лицо св. Лавра покрывал слой вшей, которых он, по смирению, не стряхивал. Церковь за такое богоугодное деяние и духовный подвиг возвела Лавра в ранг святых.
Более экзотической практикой было специальное расковыривание своего тело так, чтобы спровоцировать гниение плоти и в ранах разводить червей. Специализировавшихся на этом во славу божью христиане тоже почитались святыми. Самый известный в этом деле был святой Симеон. Он был настолько густо покрыт червями, что они падали с него. А он, по смирению своему, поднимал их и, во славу божью, возвращал назад.
И все же это еще относительно нейтральные подвиги. Самое экзотическое — когда во славу божью христианские подвижники убирали «лишние части» своего тела. Например, Ориген, умерший от пыток в правление императора Деция в III веке. Это был крупнейший раннехристианский мыслитель, например, учивший о реинкарнации и «апокатастасисе» — попадании душ всех разумных существ очищения на небеса. Так вот он прочитал в Евангелие: «...ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19, 12). И на основании этой фразы публично отрезал себе пенис. Чтобы, не дай Бог, не соблазниться.
Остается непонятным, как он согласовал это действие с фразой: «У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне» (Втор. 23, 1). Наверное, в том стиле, что Новый Завет имеет приоритет над Ветхим Заветом.
Чего только люди ни делали во славу божью. С современных позиций не верится, что это реальность. Кажется, это невозможно, чтобы психически здоровый человек решил во славу божью сидеть на столбе или разводить червей на теле. Но это не только было, но до сих пор есть. Я лично встречал в подмосковном монастыре монаха, который дал обет во славу божью не мыться. Справедливости ради скажу, что от него нет дурного запаха, просто запах сухого тела. Но называть это подвигом во славу божью — это за гранью...
Пройдет время, и нашим потомкам христианская религия будет казаться такой же невероятной дикостью, какой сейчас кажется религия южноамериканских индейцев с ее кровожадностью и детскими жертвоприношениями. А пока на ум приходят слова Б. Шоу: «Обращение дикаря в христианство есть обращение христианина в дикое учение».