Глава 9
Солнечный Эдем, Варрус
Елена
«... Поддержите семьи Хранителей! Они отдали свои жизни для процветания Варруса! Помнить их жертву – наша обязанность!..»
Этот голос мне уже знаком, но я все равно оборачиваюсь. На перекрестке неподалеку стоит тучная женщина с короткими фиолетовыми волосами, в платье, похожем на длинную темно-зеленую тунику, и призывно горланит на всю улицу, размахивая стопкой листовок. Некоторые прохожие останавливаются возле нее, берут по одной, затем вынимают из карманов коммуникаторы и что-то сосредоточенно набирают на них пальцами.
«... Они настоящие герои! Да хранят они наш покой вечно!..»
Эта женщина здесь уже второй день. Вчера я выходила из «Пятого измерения» вечером, чтобы отнести огромные пакеты с мусором на ближайшую свалку. Время было позднее, но дама с листовками бодро передвигалась по тротуарам, вопя лозунги и едва ли не насильно всовывая макулатуру всем подряд: прогуливающимся парочкам, старикам, подросткам... Даже засунула одну бумажку под ошейник пробегающей мимо собаки.
Сегодня еще утро. Еремей отправил меня за продуктами для бара в лавку неподалеку, и теперь я тащусь обратно с шестью до отказа набитыми пакетами. В этом районе Варруса по утрам всегда людно. Местные спешат на работу, по дорогам ездит много машин, от чего воздух быстро наполняется запахом выхлопных газов. Но в «Пятое измерение» посетители обычно начинают приходить с шести вечера, поэтому днем у меня дел не так уж и много.
Две недели прошло с той ночи, когда я впервые переступила порог своего нынешнего места работы. За это время я хорошо приноровилась к своим обязанностям, разобралась в местной валюте, научилась обслуживать посетителей за барной стойкой и даже завела среди них несколько знакомств. Правда, выслушивание жалоб о тяжелой жизни, неудачных любовных связях и сволочи начальнике вряд ли назовешь полезным, но это все равно лучше, чем одиночество.
А еще я сдружилась с Еремеем. Он, конечно, старше меня лет на сорок пять и не часто готов поболтать, но у него доброе и честное, хоть и слегка зачерствевшее сердце. За время работы в баре я успела узнать, что у старика не осталось ни одного родственника. Детьми он не обзавелся, а жену похоронил четыре года назад. В его маленькой каморке, которая оказалась еще меньше моей комнаты, стоит фотография в рамке, где он моложе лет на двадцать – статный мужчина в военной форме обнимает за плечи миниатюрную женщину, которая запомнилась мне ослепительно красивой улыбкой, полной счастья. Похожее фото стоит за барной стойкой, и когда Еремей смотрит на него, в его глазах я вижу печаль, от которой мое сердце тоже начинает щемить. Он не слишком любит говорить о своем прошлом, но охотно задает вопросы, на которые у меня обычно нет ответов. Ведь я так ничего и не вспомнила...
«... Поддержите семьи Хранителей! Новый Турнир уже скоро!..»
Я сворачиваю на перекрестке, и зычный голос женщины тонет в шуме улицы.
Турнир. Впервые я про него услышала от Аггай, но она так и не рассказала мне об этом событии подробно. Да и тогда оно не казалось таким уж актуальным. Гораздо важнее было узнать об особенностях жизненного уклада в Солнечном Эдеме, а всякие представления и соревнования меня мало интересовали. Но теперь я поняла, что Турнир Хранителей – это нечто большее. Нечто очень важное, как будто даже ключевое, влияющее на жизнь всех. В последние дни о нем непрестанно говорят посетители в баре, прохожие на улицах; когда Еремей смотрит в своей каморке телевизор, там тоже что-то болтают о Хранителях. А теперь еще дама с листовками... Я все собираюсь спросить старика об этом, но мы не так уж и часто разговариваем. Из того, чего мне удалось нахвататься, прислушиваясь к чужим разговорам, понятно не много: Турнир Хранителей – это что-то очень жестокое, там умирают люди, и состоится он уже очень скоро.
Я вваливаюсь в «Пятое измерение», неуклюже волоча двумя руками пакеты и одновременно стараясь ногой придерживать норовившую захлопнуться дверь. Пыхчу, переводя дыхание. Ноша для меня не тяжелая, но до жути неудобная – об нее все время запинаются ноги, а пальцы перетягивает тонкими, как проволока, лямками. Еремей ждет меня за одним из столиков. Его морщинистое лицо задумчиво. В неизменном коричневом пиджаке под тусклым освещением тело хозяина заведения кажется еще худее, будто годы заставили старика ссохнуться. На столе перед ним стоит стакан, на четверть заполненный коньяком, которым обычно Еремей предпочитает скрашивать свое одиночество вечером.
– Все в порядке? – настороженно интересуюсь я, наконец с облегчением роняя пакеты на пол. Побелевшие пальцы тотчас наливаются кровью и начинают гореть.
Глаза старика перемещаются на меня с таким выражением, будто он даже не заметил, как я вошла.
– Да... – кивает он и будто бы виновато отодвигает стакан. – Все удалось купить по списку?
– Криетронских пряностей нет в наличии. – Я вздыхаю разочарованно, зная, что Еремей расстроится.
– Проклятые политики, – ворчит он. – Перед Турниром каждый раз так. Специально создают дефицит импорта.
– Зачем? – решаюсь я завести разговор издалека.
– Чтобы показать населению, как может быть, если Варрус проиграет. Сейчас Владыка имеет весь Эдем. За ресурсы Портов другие столицы поставляют ему все, что он хочет, по мизерным ценам. Но Турнир может быстро все поменять... – Старик кашляет в кулак и кивает на свободный стул. – Ты садись, если устала. Работы, кроме сортировки продуктов, до вечера все равно нет.
Оставив пакеты у барной стойки, я прохожу к столу, за которым сидит мой собеседник, и усаживаюсь напротив него.
– Там, на улице женщина раздает листовки и просит что-то вроде пожертвований для Хранителей...
– Ничего не давай ей! – сердито восклицает хозяин бара. – Эти псы якобы собирают помощь семьям погибших в предыдущих Турнирах, но на самом деле восемьдесят процентов средств оседает в карманах чиновников, заведующих фондами! – Он придвигает стакан обратно к себе, секунду думает, затем поднимает его и делает маленький глоток.
Кажется, мой пожилой друг сегодня не в своей тарелке, но любопытство пересиливает мои опасения показаться нетактичной.
– Еремей, расскажи мне о Турнире. Что это такое вообще? Все вокруг болтают...
– Ты правда не знаешь? – Сердитость на лице старика сменяется искренним удивлением. – Я думал, твоя потеря памяти не коснулась главного в нашей жизни... Что ж... С чего бы начать?.. – Он хмурится, собираясь с мыслями.
Я уточняю:
– Зачем его проводят? Это что-то вроде соревнований?
– Хех... – раздается невеселый стариковский смешок. – Если называть соревнованиями кровавую мясорубку, то – может быть... Турнир придумали Неприкосновенные в восемьдесят четвертом году. То есть больше четырехсот лет назад. Ты, наверное, и историю не помнишь?
Я отрицательно кручу головой. Мужчина продолжает:
– Сначала в Солнечном Эдеме было лишь три столицы. Варрус, Криетрон и Хиллвиль. Гарфурда тогда не существовало, а заводы в Портах еще только достраивались. Все началось с того, что некая Дафна Оркан, жена генерала Варруса, подняла бунт. Его пытались подавить, но баба оказалась упрямая и добилась своего. Она ушла, уведя за собой несколько тысяч военных и гражданских, и основала Гарфурд, а в нем учредила матриархальный строй.
Стеклянный край стакана вновь касается тонких губ Еремея. Он глотает коньяк, зажмуриваясь с наслаждением. Я нетерпеливо ерзаю на стуле, но молчу, боясь сбить собеседника с мысли. Наконец он выдыхает, обдавая меня запахом спиртного, и снова начинает говорить:
– Во время бунта Дафны велись серьезные бои. Мятежники грозились захватить Порты, а Варрус угрожал и вовсе уничтожить их. Из-за этого в конфликт оказались втянуты Хиллвиль и Криетрон. Смешно, но счастливчики, пережившие апокалипсис, взялись за старое и едва не перебили друг друга. Тогда пришли Неприкосновенные и навели порядок. Они запретили городам воевать, но разрешили один раз в десять лет решать конфликты силой – проводить Турниры Хранителей, где так же льется кровь, и гибнут солдаты.
Неприкосновенные. Еще одно слово, которое остается для меня неразгаданной тайной. Я слышала его уже много раз в чужих разговорах и однажды из уст Аггай.
Интересно, что с ней сейчас? Жалеет ли она, что приютила загадочную девушку из пустыни и помогла ей встать на ноги? Думает ли, что добро, сделанное для других, иногда оказывается лопатой, которой ты роешь яму самому себе?
– Кто такие Неприкосновенные? – заставляю я себя вернуться мыслями к теме разговора.
На мгновение лицо Еремея окрашивается удивлением, которое быстро превращается в понимание.
– Все не могу привыкнуть, что ты не знаешь обыденных вещей. Как с ребенком, ей-богу, – смеется он. – Неприкосновенными называют жителей Великого Оазиса. Это пятый город на территории Солнечного Эдема. Не самый большой, насколько можно судить по его площади, но самый могущественный.
– Подождите. – Я непонимающе встряхиваю головой. – Мне казалось, что столиц четыре...
– Все верно, – кивает старик и продолжает лишь после того, как несколько секунд в задумчивости почесывает подбородок. – Это сложно объяснить. Великий Оазис существует как бы особняком от всех. Считается, что в нем живут потомки победителей в Древней Войне, а мы, все остальные, расплачиваемся за грехи проигравших предков. – Еремей усмехается с горькой иронией. – Говорят, что в Оазисе райская жизнь, недосягаемые технологии и живая природа старого мира, но... Точно никто не знает, потому что этот город обнесен стенами трехсотметровой высоты, и доступ в него запрещен всем, кроме Неприкосновенных и участников Турнира раз в десять лет.
– Но как-то же они взаимодействуют с остальным населением Эдема? – хмурюсь я.
– Благодаря Неприкосновенным существует сложившийся порядок. Они – те, кого все боятся. – Глаза мужчины становятся предельно серьезными. – Все. Понимаешь? Даже наш напыщенный Владыка Кальдерон. Потому что у Неприкосновенных есть военные технологии старого мира небывалой мощи. И, хвала небесам, Елена, у них хватает мудрости не пустить нас всех в расход – надоедливых соседей, которые вечно грызутся рядом с их стенами. Правители Оазиса избавили нас от войн, чтобы от остатков человечества не осталась лишь пыль. Построили Полигон, на котором проводится Турнир. На этом их участие в нашей жизни исчерпывается.
Глядя в лицо собеседнику, я ощущаю, как щупальца неприятного холодка касаются моей спины, норовя поползти по ней вверх. Еремей говорит о вещах, которые его самого заставляют замирать. Я вижу это за бороздами повидавших многое морщин и глупо спрашиваю:
– А ресурсы Портов? Разве они им не нужны?
Старик смеется.
– Нет, милая. Думаю, что не особо, хотя иногда они покупают у копателей что-нибудь очень уникальное за огромные деньги... Неприкосновенные вообще крайне редко покидают Оазис. Сдается мне, что у них есть все для жизни уже пять столетий... Милостивая смерть... – Еремей допивает остатки коньяка и выдает: – Они даже лиц своих не показывают. Ходят в черных длинных балахонах и масках... Странные они, в общем...
Мой собеседник замолкает и вновь погружается в ту стариковскую усугубленную спиртным задумчивость, в которой я застала его, когда вошла в бар. У меня в голове крутится еще миллион вопросов, и с намерением их задать я даже успеваю открыть рот, но потом вдруг решаю, что стоит спросить о другом:
– Ты пьешь сегодня с утра и выглядишь не очень... Точно все в порядке?
– Заходили старые коллеги мои. Искали кое-кого, – не меняясь в лице, отвечает старик. – Я с ними намахнул по рюмке, а теперь что уж... Раз начал... – Он разводит руками.
– Кого искали? – спрашиваю без особого интереса, просто из желания поддержать тему. Еремей удовлетворил мое любопытство, и мне хочется чем-то его отблагодарить. Может быть, выслушать то, что у него на сердце, побыть кем-то, с кем он мог бы повспоминать лучшие годы.
Но когда он отвечает, я застываю, будто пригвожденная к стулу.
– Пропал солдатик один в Четвертом Порту. Феликс. Тоже старый вояка уже, хотя и помоложе меня... Вместе служили с ним когда-то...
Мой язык, высохший за секунду, прилипает к небу, а горло сдавливает неприятная тяжесть, будто чья-то рука смыкает пальцы на шее. Угрожающе повисает пауза. Я понимаю, что должна быть не более чем участливой или любопытной, но, кажется, правда, которую я стараюсь зарыть в самую глубокую могилу своего прошлого, прямо сейчас написана у меня на лице.
– Ты чего побледнела? – Затуманенный взгляд старика обеспокоенно ощупывает меня, словно врач пациента.
– Все нормально... – отмахиваюсь севшим голосом. – Голова закружилась немного... Бывает.
– Тебе бы к доктору. Провериться, – ворчит Еремей. – Память на пустом месте не исчезает. Приложили тебя, наверное, хорошо.
– Со мной все будет в порядке, – улыбаюсь я, беру себя в руки, потом, запинаясь, спрашиваю: – А этот... Феликс, да?.. Почему его искали здесь?
Мой пожилой друг смеется, будто вспомнив что-то веселое, и взмахивает рукой:
– Этот негодяй мог где угодно оказаться. Любит покутить. Так и не остепенился с годами. Небось, нализался портовской браги и попал в заварушку какую-нибудь. – Еремей наклоняется ко мне и заговорщицки шепчет: – Феликс, если по-честному, сволочь еще та, но как боевой товарищ, верный и надежный. Военные следователи проверяют всех, с кем он когда-то дружил. Надеюсь, найдут живым.
Я сглатываю ком, который, кажется, весит тонну, и с ощущением падения в пропасть украдкой хватаюсь за края столешницы, чтобы удержаться. Мысли, будто разъяренные змеи, впиваются в мозг, не позволяя ему сосредоточиться.
За две недели я успела безжалостно задушить свое чувство вины, запинать его в самый дальний угол разума и спрятать в ящик до лучших времен. В этом мне помогали оправдания, которые я неустанно твердила себе, оставаясь в одиночестве. Словно художник, у которого краски только двух цветов – черного и белого, я медленно, но методично осветляла себя в сложившейся ситуации и всячески очерняла Феликса. Он ведь и правда казался подонком, издевающимся над слабыми. А еще он первый вынул нож и стал угрожать мне убийством...
Но теперь я понимаю, что о людях нельзя судить, не узнав их. Похоже, человек, которому я вонзила в горло клинок, не со всеми и не во всем был дьяволом. А мне даже не пришло это в голову.
– А... в Порту его... разве не нашли? – срывается с моих губ, прежде чем я успеваю подумать.
Но собеседник не замечает моего прокола. Выпитый коньяк окончательно заставил его погрузиться в себя, и старик лишь бросает небрежно:
– Искали, говорят. Но пока, как видишь... – Он разводит руками.
Я аккуратно встаю со стула и бреду к лестнице на второй этаж. Еремей не останавливает меня, что сейчас весьма удобно. Больше нет сил говорить и притворяться. Я просто дохожу до своей комнаты и падаю на кровать. Унылая серость потолка, распростершегося перед глазами, немного унимает стресс, и мысли начинают слушаться.
Феликса не нашли. Это странно и в данный момент совершенно необъяснимо. Я ведь оставила его труп посреди дороги, окруженной домами, по которой еще тем же вечером ездили вездеходы. Первый случайный прохожий даже ночью увидел бы мертвое тело и растекшуюся по земле кровь. Но этого не случилось. И мне следовало бы радоваться, но я чувствую лишь замешательство.
Значит, Аггай, Максим и остальные ребята из Порта до сих пор не знают, из-за чего я сбежала.
На мгновение жаром во всем теле вспыхивает жгучее желание вернуться, дать о себе знать, попросить прощения и поблагодарить моих спасителей за все. Но холодный рассудок продолжает твердить:
«Не стоит. Им будет лучше без тебя...»
***
К вечеру мой внутренний самопожиратель успевает выдохнуться. Так бывает, когда слишком долго обдумываешь ситуацию, на которую никак не можешь влиять. Сначала тебе кажется, что со смаком обсасывая ее со всех сторон, рождая в себе все новые сомнения и поводы для тревоги, ты что-то контролируешь. Но потом включается предусмотрительно встроенный в нас природой механизм компенсации. Становится настолько хреново, что плевать.
Когда в «Пятое измерение» приходит первый посетитель, стрелки настенных часов показывают без пятнадцати шесть, а я уже стою за стойкой, одетая в черную футболку и бежевые штаны с карманами по бокам в районе коленей – одежду, которая стала моей благодаря щедрости (или беспечности) моей предшественницы. Я настраиваюсь быть приветливой и услужливой, больше улыбаться и успевать выполнять заказы вовремя. Но весь мой настрой летит к чертям, когда в еще пустующий бар заходит знакомый человек.
Его мощные плечи сегодня обнажены, их пересекают лишь лямки белой майки, которая небрежно собрана на черных просторных штанах в области пояса. Взгляд, запомнившийся мне суровостью, сейчас кажется спокойным и приветливым, и когда он падает на меня, губы, окруженные колючей щетиной, улыбаются.
– Бьерн, – выдыхаю я, немного растерявшись.
– Привет, Елена, – бросает он и усаживается на стул за стойку напротив меня. – Вижу, вы с Еремеем сработались? Как дела?
– Э-м-м... Да все в порядке. Спасибо, что помог...
– Память к тебе вернулась? – Парень смотрит на меня лукаво – все еще не верит, что я сказала ему правду.
– Было бы здорово, но нет, – вздыхаю разочарованно.
Бьерн молчит, и чтобы избавиться от неловкой паузы, я спрашиваю:
– Так какими судьбами ты здесь?
– Я же обещал проведать тебя. – Он пожимает плечами. – Вот, решил, что пора сдержать обещание. Нальешь мне газировки?
– Сейчас.
Я беру чистый стакан, стеклянную бутылку, наполненную оранжевой жидкостью. Некоторое время вожусь с открывашкой и переливанием содержимого из одной емкости в другую.
– Обычно здесь все заказывают алкоголь, – замечаю, стараясь поддержать разговор.
Бьерн берет стакан с газировкой из моих рук и делает глоток.
– Я редко пью спиртное. Оно вредно для формы.
Мой взгляд невольно проползает по его бугристым рукам.
– Тренируешься?
– Ага... Но тебе это должно быть понятно. – Парень усмехается, а я лишь приподнимаю брови в замешательстве.
«Что мне должно быть понятно?», – спрашиваю сама себя молча.
– Да перестань, – будто прочитав мои мысли, говорит здоровяк. – У нас тут слухи быстро распространяются. Парнишка Алекс, который тебя хотел сдать в подпольный бордель, только недавно из больницы вышел. Рассказывает, что ему какая-то чокнутая чуть голову не проломила.
Я шумно проглатываю слюну. В памяти проносится секунда, когда я ударила Алекса по лицу, потому что сильно разозлилась на него. Повод для злости был. Этот тощий недоносок собирался сделать из меня товар и, возможно, творил подобное прежде с другими девушками – с живыми людьми, доламывая их и без того поломанные жизни. Но мне и в голову не пришло, что удар отправит парня в больницу. А если бы я приложила чуть больше силы? Он бы тоже умер, как Феликс?..
– Эй, ты чего? – доносится до меня, будто сквозь вату, голос Бьерна.
– Он в порядке? – спрашиваю тихо, одними губами.
Если бы в «Пятом измерении» были другие посетители, разговаривая и создавая шум, мой собеседник ничего бы не услышал. Но в баре тихо.
– Да вроде бы... Ты что, переживаешь за этого наркомана? Елена, перестань. Ты защищалась. И сделала все правильно.
– Просто не хочу проблем, – вру я.
Перед глазами все еще стоит сцена, в которой мой кулак врезается в ухмыляющееся лицо Алекса, и он падает вместе со своей костлявой подружкой. Что-то параллельно шевелится в памяти, пытаясь откопать хотя бы призрачную ниточку, за которую можно ухватиться и вытащить из омута амнезии информацию о том, кем я была, и откуда все эти особенности: сила нехарактерная для женщины, боевые навыки и... раны, которые заживают слишком быстро. Последнее вводит меня в замешательство больше всего. Не потому, что оно особенно необычно, а наоборот, потому что кажется вполне естественным. Это трудно объяснить, ведь ничего конкретного память не выдает. Только ощущение, что я не такая, как другие люди. Какого черта это означает, понятия не имею.
– Пока те уроды думают, что ты под моей защитой, не волнуйся, – заявляет Бьерн. – Но в ночное время одна все же старайся не ходить по подворотням.
– Я вообще никуда не хожу, кроме ближайшей свалки и продуктового магазина, – вздыхаю расстроенно.
Не то, чтобы меня что-то не устраивает, но иногда я представляю свое будущее, как всю жизнь провожу в баре Еремея, и от этого становится дурно. Часто, оставаясь в одиночестве и забывая об убийстве Феликса, я начинаю ощущать неясное поскребывание внутри себя, будто что-то забытое из моего прошлого напоминает о каком-то деле, которое я обязана сделать. Странно, но в такие моменты мне сразу же вспоминается похожая на бессмыслицу фраза: «Эр сетхир ман тэй» – «Кожа с расколотым Солнцем». Еще одна величайшая загадка девушки по имени Елена...
– Хочешь прокатиться посмотреть Эдем? – вдруг предлагает Бьерн. Его миндальные глаза с капельками золота смотрят на меня серьезно.
– Э... Да... Наверное... Хочу! – почти выкрикиваю последнее слово.
Парень смеется, и мне становится неловко. Сейчас он подумает, что я одна из многих девиц, которые готовы выпрыгнуть из штанов, чтобы провести время с этим красавчиком. А мне всего лишь хочется сменить обстановку.
– Тогда поехали.
– Сейчас?! – Мои веки расширяются, но вспыхнувшее радостью настроение тут же гаснет. – У меня работа. Скоро начнут приходить посетители. Я не могу подвести Еремея.
В этот момент дверь каморки, из которой все это время доносились громкие звуки телевизора, распахивается, и среди круглых столиков появляется облаченная в пиджак фигура хозяина заведения.
– Здорово, Бьерн, – довольно ухмыляется он, увидев гостя, и спешит пожать ему руку.
Взгляд окруженных морщинами глаз на мгновение задерживается на мне. Алкогольный туман уже рассеялся в них, и это хорошо – больше всего я боялась, что Еремей напьется, и мне придется работать одной.
– Уж я у тебя в долгу, парниша. Удружил, так удружил. Лучшей помощницы, чем Елена, у меня не было.
Слова старика и его искренний взгляд заставляют мое лицо пылать.
– Я бы хотел украсть ее сегодня у тебя на один вечер, – говорит Бьерн.
Еремей удивленно морщит лоб, смотрит на нас по очереди с подозрением, затем пожимает плечами:
– Да я вообще-то не против. Все равно собирался дать ей выходной... Только ты не пудри мозги девочке! Понял? – Лицо моего пожилого друга становится суровым. – Она не из твоих шалапендр бестолковых. Елена хорошая!
Кажется, Бьерн слегка краснеет, и это оказывается чертовски забавно – видеть стеснение на его серьезном лице. Я опускаю голову, пряча улыбку, ставшую еще шире, а через минуту уже выхожу на улицу.
У бара стоит транспорт, который в Эдеме мне еще не доводилось встречать. Черный изящный красавец на двух массивных колесах роскошно сверкает хромом в лучах ползущего к горизонту солнца.
– Мы поедем на этом? – спрашиваю я.
Бьерн обходит мотоцикл, взбирается на него верхом. Отвечает:
– А что, боишься?
Я азартно ухмыляюсь, чувствуя, как кровь закипает в предвкушении скорой дозы адреналина.
– Ни капли, – сажусь на кожаное сидение, обхватываю руками могучий торс спутника.
Мотоцикл издает утробный рев и срывается с места. Я слышу собственный визг восторга. Ветер бьет в лицо, треплет мои белокурые волосы – душный и пыльный, но полный дикой долгожданной свободы.
***
Сегодня я впервые увидела лик Эдема. Не в своих представлениях, основанных на рассказах других людей, а воочию. Первым меня поразил Варрус. Он открыл мне присутствующую в нем иную реальность, которая оказалась очаровательной и будоражащей своим величием. Я оказалась среди высоких небоскребов и представила, что если бы смотрела на себя с крыши одного из них, то увидела бы лишь маленькую букашку среди могучих исполинов из бетона, металла и стекла. С окраины они выглядели не так внушительно, и у меня даже не возникало желания посмотреть на них поближе. Но теперь я глазею с открытым ртом.
Бьерн рассказывает, что в самом высоком из этих зданий располагается кабинет Владыки Эвилиса Кальдерона, и впервые я слышу, как это имя произносится без неприязни. Даже вроде бы с уважением.
Затем мы мчимся по широким дорогам, на которых нас встречают мерцающие рекламными лозунгами билборды (это слово всплывает у меня в памяти само), потом проносимся по аллее с низкорослыми широколистыми кустами. Я вижу мужчин, одетых в элегантные легкие пиджаки и брюки, женщин в строгих деловых платьях причудливого фасона и все те же яркие волосы повсюду, среди которых мои белые выглядят почти неприметно.
Затем мы вновь оказываемся на окраине, а через минуту дорожный асфальт сменяется обгоревшей бурой землей пустыни, и город остается позади.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, восторженно улыбаясь и стараясь перекричать рев двигателя.
– Увидишь, – отвечает парень и увеличивает скорость.
Я прижимаюсь к его спине сильнее, не переставая вертеть головой в разные стороны. Далеко впереди виднеется высоченная отвесная скала, заслоняющая своей тенью километры пространства. Мы направляемся к ней. В какой-то момент Бьерн сворачивает, огибая крутую возвышенность, и перед нами вдруг вырастает пологий подъем.
Мотоцикл ревет еще громче, взбираясь вверх. Порывы ветра здесь в разы сильнее, они бьют пылью в лицо, заставляя щуриться. Через несколько минут мы достигаем вершины, и Бьерн тормозит почти у самого края скалы.
Когда мои ноги опускаются на землю, я ощущаю их ватными и медленными, будто секунду назад умела летать, а теперь еле ползу. Но это ощущение перестает иметь значение, как только я перевожу взгляд вдаль – туда, где бескрайний океан пустыни, которому нет конца, тянется во все стороны к горизонту. Погибшая Земля...
Отсюда, с вершины скалы, сквозь пыльные облака в лучах закатного солнца я вижу людские поселения. Сумерки еще только начинают сгущаться, но города уже зажгли огни, и это, пожалуй, самое красивое, что я видела с момента своего первого воспоминания. Мне хочется кричать от радости в эту бескрайнюю даль, лететь вместе с порывистым ветром к алеющему небу, освободившись от тяжелого тела, удерживающего меня здесь, словно привязанная к ноге гиря.
– Красиво, правда? – спрашивает стоящий рядом Бьерн. Его лицо тоже сияет, серьезности на нем как не бывало – только выражение удовольствия и умиротворения.
– Это... Это же Варрус? – спрашиваю я, показывая пальцем на длинные, словно жерди, здания.
– Да. А вон там – Криетрон. – Мой спутник указывает рукой чуть левее на совсем крошечные, почти неразличимые отсюда домики, которые я сперва приняла за один из Портов.
– Столица такая маленькая? – восклицаю удивленно.
– Это лишь на первый взгляд. Большая часть Криетрона находится под землей, где он и появился. Застраивать поверхность они стали лет двести назад, и то в основном частными домовладениями. Вся важная инфраструктура города спрятана на большой глубине.
– А это что? – спрашиваю нетерпеливо, едва моя голова разворачивается вправо.
Сердце замирает, когда я смотрю на нечто огромное, похожее на выросший из земли куб размером с город. Через секунду понимаю, что это стены – настолько высокие, что даже отсюда невозможно увидеть скрытое за ними.
– Великий Оазис, – усмехается Бьерн. – Елена, тебе не обязательно притворяться. Я не собираюсь лезть в твои секреты.
– О чем ты? – поворачиваю голову к нему.
Парень смотрит на меня внимательно, будто по облику старается разгадать ответы на какие-то волнующие его вопросы.
– Ты ведь придумала историю про потерю памяти? Это умно, но...
Я разочарованно закатываю глаза. Радостное настроение смазывается, а мои ноги машинально отступают от края скалы.
– Бьерн, я не знаю, как тебе доказать, что говорю правду. Да и мне это не нужно. Не хочешь – не верь.
Наши взгляды встречаются. Он молчит, и в миндальных едва подрагивающих радужках виднеется колебание.
– Мне хочется верить. Но это странно... – Лоб парня хмурится, однако рот расплывается в сдержанной улыбке.
Я фыркаю:
– Что ж, привыкай. Кстати, о тебе мне тоже ничего неизвестно. Кроме того, что ты умеешь драться и помогаешь первым встречным девушкам.
Теперь мы смеемся вместе. Затем, не сговариваясь, неторопливо шагаем вдоль обрыва. Со стороны, наверное, нас можно принять за прогуливающуюся парочку на романтическом свидании. Вряд ли кто-то догадался бы, что мы видим друг друга второй раз в жизни.
Стоп... Откуда вообще в моей голове такие ассоциации? Я ведь помню чуть больше двух недель своей жизни, которые романтикой и не пахли!
– Что ты хочешь узнать? – спрашивает Бьерн.
– Хм... Ну, например... Ты лихо обезоружил того парня, который гнался за мной. Откуда такая подготовка?
– Научили в армии, – как о чем-то совершенно скучном отвечает парень.
Задавая следующий вопрос, я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, чтобы мой голос не дрогнул. Потому что при мысли о солдатах перед глазами сразу возникает лицо захлебывающегося кровью Феликса с выпученными от ужаса глазами. А в голове строго звучат увещевания Аггай о том, что от служителей Владыки лучше держаться подальше.
– Ты военный?
– Можно и так сказать.
Бьерн улыбается, и почему-то впервые его улыбка кажется мне неискренней. Это выдают его глаза, в которых искорки тепла вдруг превращаются в привычную суровость.
– Я служу в силовом ведомстве Владыки, но это больше кабинетная работа. Бумажки, документы... Ну, ты понимаешь.
– Поэтому те парни не стали с тобой связываться?
Парень хмыкает, посмеивается, потом спрашивает:
– Это действительно самое важное, что ты хочешь про меня узнать?
Смутившись, я прячу взгляд. Видимо, мое любопытство сунулось туда, где ему не место. Похоже, ни одна я тут такая загадочная. Но в этом нет ничего странного, ведь нас даже приятелями пока сложно назвать.
– Ладно. Проехали. Расскажи тогда сам, что посчитаешь нужным. Спрашивать у меня так себе получается.
– Да все нормально. – К выражению лица Бьерна возвращается доброжелательность. – Просто говорить о работе и делах мне и так приходится каждый день. И не только на самой работе. Моя семья очень любит эту тему.
– Семья? – переспрашиваю я, ощущая мгновенный прилив любопытства.
– Мать, отец и брат с сестрой, – поясняет парень. – Они все работают в администрации Владыки, и все – жуткие карьеристы. Любой семейный ужин превращается в разбор полетов: кто в чем отличился, а кто стал разочарованием.
Его голос спокоен, однако я чувствую в нем горечь, которую Бьерн хорошо натренировался прятать, но сейчас почему-то дал ей волю. Сознательно или проявил неосторожность. Возможно, потому, что я чужой и почти незнакомый человек. В баре ведь тоже многие идут к тому, кто стоит за стойкой, чтобы излить душу.
– Может быть, они так проявляют заботу? – предполагаю я и мысленно сама над собой смеюсь, потому что рассуждаю о вещах, которых не понимаю.
– Они тоже так говорят, – отвечает Бьерн с кривой ухмылкой.
Некоторое время мы молчим, будто погрузившись в самих себя. Будто эта тема затронула что-то в наших сердцах – у каждого свое. Потом, чувствуя неожиданную и не совсем понятную грусть, я проговариваю:
– А я не помню никого из своих близких. Были ли они у меня вообще?
– Ты могла бы обратиться в регистрационную службу Варруса, – подсказывает Бьерн. – У них есть базы данных, куда заносятся биометрические данные всех легальных жителей столицы.
Испытав мгновенное сожаление о том, что завела эту тему, я теряюсь. Если мой спутник решит, будто мне снова нужна помощь, и начнет что-то выяснять... Лучше даже не думать об этом.
– Да... Я, пожалуй, схожу к ним... – Вранье звучит сбивчиво и неуверенно.
В этот момент мы подходим к другому обрыву, слева от того, к которому мы подъехали изначально. Передо мной открывается новый вид, но он мало чем отличается от предыдущего. Отсюда все еще виден Криетрон, однако вдали, справа от него, располагается что-то необычное. Это точно город, крупный и сверкающий огнями, но вокруг него, огибая границы, тянутся какие-то сооружения – черные и мрачные, будто сплетенные друг с другом. Я щурюсь, пытаясь разглядеть, что это такое. Бьерн замечает мою озадаченность и поясняет:
– Это Хиллвиль. Наш главный враг.
– Враг? – с удивлением поворачиваю лицо к парню, забыв о странных конструкциях, на которые смотрела.
– В Турнире Хранителей. Ты ведь знаешь о нем?
В облике моего спутника появляется что-то недоброе, даже воинственное. Я киваю. Бьерн мстительно ухмыляется и продолжает говорить:
– Хиллвильцы давно пытаются мешать Варрусу строить прогрессивный и справедливый мир. Пользуются тем, что у них есть древние медицинские технологии. Благо, у этих варваров все еще не получается одолеть наших воинов в Турнире. Иначе Эдем давно бы полетел в пропасть.
– Прогрессивный и справедливый мир... – повторяю я сама себе, вспоминая, с каким настроением мои потерянные друзья из Порта говорили о Варрусе и его Владыке. – Странно... Я слышала, что Эвилис не самый справедливый правитель.
Бьерн скептически закатывает глаза. Он становится совсем не похож на себя. Сдержанный, обходительный и серьезный мужчина – образец уверенности и самоконтроля, которого я знала секунду назад, вдруг превращается в человека, легко выходящего из себя из-за какой-то политической ерунды.
– Еремей тебе наболтал? – раздраженно спрашивает он.
Растерявшись, я едва не проговариваюсь о том, что общалась с людьми в Порту, но вовремя затыкаю себе рот и утвердительно киваю.
– У него давние личные обиды, Елена. Я, конечно, уважаю старика, но он ругает все, что связано с Владыкой и Варрусом. Сама спроси у него при случае, почему. Не хочу рассказывать о чужих скелетах.
Какое-то колючее чувство несправедливости вдруг охватывает меня. Я вспоминаю то страшное, измаранное унижением и безнадегой смирение в глазах Аггай, когда Феликс и его дружок ввалились в ее дом, били Ганса, а потом и меня. Вспоминаю убогую нищету, которая бесстыже смотрит из каждого закоулка, из каждого окна каждого дома, из ржавых кузовов вездеходов и из повязанных платками лиц. Я вспоминаю все это и почти с вызовом направляю взгляд в глаза спутнику.
– Ну а как же Порты? Со мной говорит не только Еремей. Я ведь стою за стойкой в баре... Люди рассказывают, что солдаты Варруса творят в Портах настоящий произвол. Избивают невинных людей, которые лишены всякой защиты...
– Елена, хватит. – Голос Бьерна звучит неожиданно жестко.
Это ни капли не пугает меня, хотя злость без труда читается в лице парня. Я замолкаю, но смотрю на него выжидающе. Не отступая – как смотрела на Феликса, прежде чем отправить его в мир иной.
Бьерн выдыхает, беря себя в руки. На мгновение отводит взгляд, немного смущенно, будто стыдясь своего поведения, затем, уже с привычной сдержанностью, выдает целую тираду:
– Послушай, люди, которые не разбираются в политике, особенно те, которые мало чего добились в жизни, часто винят во всем власть. Это нормально. В Портах жить сложно, не спорю. Но жесткий контроль за портовцами введен не случайно. Многие из них – честные работники на службе столицы, но многие – воры, которые тащат все, что плохо лежит. Воруют на заводах, складах... Копатели, вместо того, чтобы сдать в Гильдию добычу, продают ее часть на черном рынке. Им плевать, что воруют они в итоге у самих себя, потому что все эти ресурсы важны для выживания Эдема. И да, солдаты иногда переходят границы. Но поверь, что бы кто тебе не говорил, их за это наказывают. Вплоть до расстрела.
Наверное, целых двадцать следующих секунд звучат лишь резкие порывы ветра, что продолжают безжалостно трепать мои волосы и короткие пряди на макушке Бьерна. Я поджимаю губы, чувствуя лишь неопределенность и пустоту, и понимаю, что окружающий меня мир с каждой порцией знаний о нем становится только сложнее. Действительно, что на самом деле мне известно о Портах или людях, которые в них живут? Я ведь даже не могу утверждать, что знаю, какие на самом деле Максим или Аггай. Они были едва знакомы мне. Как, впрочем, и этот красавчик Бьерн.
Я по-прежнему чужеродный элемент для этого места. И самое мучительное – не знать, где правда. Как поступать по совести, если не понимаешь, где проходит граница между добром и злом? Кто заслуживает дружбы, а кто вражды?
Или смерти...
Был ли Феликс таким негодяем, каким я нарисовала его в своей голове? Или он был просто перебравшим хмельного пойла идиотом, который перешел грань и которому всего лишь надо было дожить до утра, чтобы получить свое наказание по закону?
– Прости, что вышел из себя, – слышу голос Бьерна сквозь туман собственных мыслей. – Это больная тема для меня. Владыку Кальдерона многие критикуют за его суровый нрав. Но он достойный правитель, поверь.
– Тебе важно, чтобы я в это поверила? – почему-то решаю уточнить.
– Ты мне кажешься хорошим человеком, Елена, – отвечает парень и наконец-то снова улыбается. – Мне хочется предостеречь тебя от опасностей, если уж ты действительно потеряла память. В Солнечном Эдеме много смутьянов, которые будут убеждать тебя, что Эвилис – тиран. Могут даже предложить вступить в ряды какого-нибудь сопротивления, которое, разумеется, быстро пресекут на корню. Держись от таких подальше.
Миндальные глаза Бьерна смотрят на меня с теплом, и я не вижу в них ни капли фальши. Да и зачем ему обманывать меня – незнакомку, почти в буквальном смысле вылезшую из подворотни. Удивительно, что он, член влиятельной семьи главной столицы Эдема, вообще возится со мной.
– Буду иметь ввиду, – отвечаю я, ощущая, как возвращается какое-то хорошее ощущение, которому никак не получается придумать название.
Наверное, мне просто нравится этот парень...