Глава 8
Солнечный Эдем, Четвертый Порт
Соня
Хорошо, когда они молчат. Иногда Соне хочется, чтобы они молчали всегда – онемели или хотя бы просто научились жить своей жизнью, оставив ее в покое. Но когда они ничего не говорят с такими лицами – это плохой знак.
Отец жует овсянку сосредоточенно, буравя застывшими глазами шершавую поверхность стола. Мама держится за кружку с чаем, но ее губы плотно сжаты, а взгляд полон слезливых переживаний. Так же, как и всегда. Почти всю ее изломанную жизнь.
Когда-то они были красивыми. Соня видела на старых фотографиях статного парня с рыжей шевелюрой и стройную темноволосую красотку, но сейчас перед ней сидят сгорбившийся облысевший мужичок с неопрятной щетиной и покрывшаяся морщинами изможденная женщина, лицо которой уже много лет назад превратилось в угрюмую маску. На кухне тихо. Лишь звяканье металлических ложек о белый фарфор, редкий лай собак за окнами и жужжание мух нарушают тишину. Соня нервно теребит пальцами огненно-рыжую косу, стараясь скорее дожевать безвкусную, липнущую к зубам еду и убраться отсюда подальше. Вообще-то она могла бы позавтракать в дороге – пайки Гильдии куда вкуснее. Но обострять и без того сложные отношения с родителями не хочется, ведь совместный завтрак – это одна из немногих традиций их семьи, которая все еще соблюдается.
– Нас вчера собирал управляющий, – проговаривает отец будто бы невзначай.
Соня замирает на мгновение и начинает работать челюстями быстрее. Папа всегда заводит сложные разговоры издалека, как будто всерьез думает, что так лучше, чем просто вывалить все, что в очередной раз родилось в его голове исключительно из лучших побуждений. Нужно убраться отсюда подальше до того, как он успеет перейти к кульминации.
– Он говорил, что Варрус запускает новую программу поддержки для молодых специалистов. Все, кто подпишет контракт на работу в литейном цехе, получат выгодные займы на покупку жилья. И вроде как даже право на переезд в столицу после выхода на пенсию.
Короткая речь отца обрывается, снова становится тихо. Мама кашляет в кулак, Кира – младшая сестра Сони, продолжает, как ни в чем не бывало, лениво ковырять ложкой кашу. Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать суть происходящего, но ничего не может сделать, кроме как смиренно слушать одну и ту же отвратительную пластинку из раза в раз. В отличие от старшей сестры, она даже не может уйти.
– Софья? – Отец поднимает взгляд от стола и, вопросительно вздернув брови, смотрит на дочь.
– Мм? – мычит та в ответ.
– Мне кажется, это очень хорошая возможность, как считаешь? – Его усталые зрачки вновь опускаются вниз.
– Может быть. – Девушка нарочито непринужденно дергает плечом.
Иногда, если не начинать спорить, он отстает, но это бывает крайне редко. И сегодня явно не тот хороший день. Папа несколько томительных секунд молчит, затем спрашивает все тем же безучастным тоном, будто говорит о погоде:
– Почему бы тебе не подать документы?
Соня с трудом проглатывает огромный комок каши и раздосадованно выдыхает.
– Пап, сегодня и так настроение паршивое. Не начинай, пожалуйста...
– Я что-то не то сказал?
Мама в этот момент издает раздраженный вздох.
– У меня уже есть работа. И она мне нравится, – заявляет копательница с вызовом, чувствуя, как внутри все начинает угрожающе клокотать. Эта тема всегда болезненна, и с каждым разом становится только хуже.
– Что это за работа? – насмешливо фыркает мама. – Ползать по развалинам с неучами из Гильдии? А потом месяцами бездельничать и развлекаться? Отец предлагает тебе хорошее место! Уважаемое в Портах. Безопасное. Рядом с домом. С возможностью построить карьеру. А ты плюешь на его помощь, выбирая...
Мать никогда не умела держать свою критику при себе. Как и отец, за все прожитые годы она так и не научилась уважать чужой выбор. Они всю жизнь кого-то осуждали: коллег, соседей, чиновников... Но те всегда были за пределами досягаемости. Их нельзя было вынудить слушать это бесконечное токсичное нытье. Зато дети были рядом всегда. Вечно недостаточно хорошие, недостаточно правильные и недостаточно послушные, чтобы ими гордиться.
А Соня так и не научилась это выносить. Не привыкла. С каждым разом, с каждой новой порцией придирок ощущая внутри себя все больше горечи, которая лишь быстрее превращается в гнев.
– Построить карьеру?! – Девушка взрывается, со звоном швыряя вилку на стол, и впивается глазами в мать. – Такую, как у тебя? Чего ты добилась, мам, за двадцать лет на этом несчастном заводе? Кроме угробленного здоровья и привычки искать оправдания своей никчемности! Или ты, пап! – Она переводит пылающий яростью взгляд на отца.
– А ну замолчи! – рявкает тот возмущенно, хлопая ладонью по столу. На его лице больше нет ни грамма безучастности, только старая сросшаяся с ним злоба. – Не забывай, девочка, в чьем доме живешь! Мы с матерью своими руками заработали все, что у вас с Кирой есть! И ты должна относиться к этому с уважением!
Соня стискивает зубы, смотрит на сестру. Та продолжает глядеть в тарелку, делая вид, будто все происходящее ее не касается. Кире пятнадцать. В ее возрасте трудно сопротивляться тем, кто под предлогом добрых намерений всеми силами старается заставить тебя жить угодной им жизнью. Лишь из-за сестры копательница все еще не покинула этот дом раз и навсегда и лишь ради нее терпит гребаные семейные завтраки.
Мама всхлипывает, утирая рукавом под глазом несуществующую слезу – излюбленный инструмент ее гнусных манипуляций. Отец откладывает вилку в сторону и промокает губы салфеткой.
– Подумай хорошенько. Эти твои дружки вряд ли доведут тебя до добра.
– Какая ирония... – усмехается Соня, смотря перед собой в пустоту. – Вы гордитесь собой, считая отбросами таких, как я, но забываете, что именно благодаря копателям у вас есть ваша хваленая работа. Ведь это мы привозим все, что вы там переплавляете...
– Чистильщики туалетов тоже нужны, – бормочет отец будто бы сам себе. – Но это не значит, что их работа достойна выбора.
– Моя работа достойна!..
– Не заводись, – перебивает мама. Иногда до нее доходит, что лучше остановиться. Теперь ее голос звучит примирительно: – Папа не хотел оскорбить твоих друзей, или тебя, или твою работу. Ты всегда нас неправильно понимаешь.
– Тем не менее, он оскорбил. И даже не подумал извиниться. Но я к этому уже привыкла...
– Ну, хватит уже преувеличивать. Ничего такого он не сказал. А вот ты наговорила лишнего и мне, и папе. Из последней своей вылазки ты приехала раненой и заставила нас волноваться...
– Что ж, простите, – выдавливает девушка, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а глаза начинает щипать. – Я такая, какая есть. Нравится вам это или нет. Спасибо за завтрак.
Она вскакивает со стула, хватает собранный накануне рюкзак с пайком, морщится от боли в забинтованном плече, но почти бегом покидает дом.
У их земельного участка нет ограды. Он располагается на окраине Порта, за порогом во все стороны сразу тянется пустыня. Недалеко от дома стоит вездеход – парни уже приехали за соратницеййьницалировать. , и сквозь застилающую зрение пелену навернувшихся слез она видит в кабине их силуэты: соломенную шевелюру Дэна и темные волосы Макса.
Макс. Еще один повод, чтобы жизнь Сони оставалась адом. Парень ее мечты, который смотрит на нее лишь как на партнера-копателя. Девушка растаяла в первый же день общения с ним, когда попала в его команду по распределению. Как выяснилось позже, ни одна она. Многие портовские девчонки хотят заполучить этого вечно серьезного красавчика, но его, похоже, интересует лишь работа и репутация, ради которой он часто заставляет всех членов команды рисковать головами. Как, например, в предпоследнюю вылазку, когда Макс решил выйти за флажковые границы и нашел эту девицу, которую Соня начинает все больше ненавидеть.
Елена, будь она проклята. Вся такая беззащитная, беспомощная, со своими идеально белыми волосами и фигурой, как у киноактрисы. Разумеется, мальчики с ума сошли, тем более, что успели рассмотреть все ее прелести в первозданном виде. А теперь, когда она пропала, Макс стал будто одержим. Три минувших дня они только и делали, что колесили по окрестностям в поисках этой девки, а все разговоры в последнее время крутятся лишь вокруг нее. Что вообще в ней такого особенного?
Соня вздыхает, утирая рукой скатившуюся по щеке слезу. На самом деле это в ней самой нет ничего особенного. Простая девушка из Порта с сумасшедшей семейкой, разодранной душой и никуда не годящимися нервами. Где ей тягаться с такой «изюминкой» как Елена, вокруг которой столько таинственности? А теперь, после ее исчезновения, еще и ставшей недоступной. Все любят то, что не могут получить. Может быть, если бы Макс отвечал Соне взаимностью, она бы тоже относилась ко всему легче, но...
– Я уважаю твою работу. – Тихий осторожный голос выдергивает копательницу из размышлений.
Она оборачивается и видит перед собой Киру. У нее тоже рыжие волосы, заплетенные в косу, на щеках россыпь веснушек и та же боль в больших серых глазах, закопанная настолько глубоко, что стала привычной, как еще одна конечность.
– И я хочу быть как ты, – добавляет Кира, глядя на старшую сестру верным щенячьим взглядом.
Грудь сдавливает. Слезы вновь предательски норовят потечь по лицу, но Соня заставляет себя улыбнуться.
– Будешь, если захочешь, медвежонок. – Она ласково треплет девочку по волосам. – Потерпи немного. Когда тебе исполнится восемнадцать, я заберу тебя отсюда. И ты сможешь стать, кем захочешь.
Кира улыбается. В ее глазах грусть, но она хочет подбодрить сестру, поэтому заставляет губы расползтись в стороны. Они обе умеют это делать хорошо – притворяться. И Кира уже такая большая и понимающая... Ее тело, скрытое безвкусным портовским платьем, неизменно серым, стало взрослым, а лицо – привлекательным, хоть еще и сохраняет юношескую округлость.
– У нас все будет хорошо, сестренка, – заверяет Соня. – А теперь беги домой. Мне нужно ехать.
Нужно ехать... Девушка мысленно фыркает. Она бы с радостью отказалась от очередных поисков Елены, но оставаться дома еще хуже.
– Можно мне с тобой? – Кира спрашивает, почти умоляя.
– Ты знаешь, что будет, если отец узнает...
На мгновение вспыхнувший огонек надежды в глазах младшей сестры гаснет. Она смиренно кивает и произносит:
– Я понимаю. Ступай.
***
Максим
– Опять ругаются, – констатирует Дэн, рассматривая старый одноэтажный дом без ограды.
Из него доносятся крики, полные обвинения, обиды и навсегда поселившегося в нем взаимонепонимания.
– Почему она не уйдет? В Гильдии же можно получить комнату, – продолжает ворчать парень. – Иногда мне кажется, что нам с тобой повезло больше, Макс. Лучше уж быть сиротой, чем попасть в такую семейку.
Я усмехаюсь. В словах моего друга есть доля истины. Семья Егоровых – тот еще сумасшедший дом. Но в ней и нет ничего сверхъестественного. В Портах рабочие веками вкалывают на заводах, а копатели гибнут в пустыне. Умирают в итоге и те, и другие. Первые обычно позже – от последствий изнурительной работы на вредном производстве, а не от когтей мутантов, стрел стервятников или обвалов. Именно это заставляет их верить в то, что такая жизнь безопасна. И в эту иллюзию они пытаются запихать своих детей, которые часто в силу молодости и идущей с ней рука об руку наивности видят в жизни копателей лишь приключения, хорошие деньги сразу и возможность жить в свое удовольствие, пока они тратятся. Романтика, одним словом. Из-за подобных заблуждений многие глупцы действительно погибают, не дожив до двадцати. И родителей, которые стремятся уберечь свои чада от подобной участи, можно понять. Проблема в том, что предки Сони такие же упрямые, как она сама. И война, которая идет между ними уже не первый год, с каждой новой вспышкой после затишья разгорается с новой силой.
Мои мысли проваливаются в прошлое – туда, где отец еще был жив. У нас тоже случались разногласия. Он часто бывал строг и требователен, и жить сейчас в тени его славы весьма непросто. Ощущение, будто все за тобой постоянно наблюдают. Ждут подвигов или наоборот, что я облажаюсь и опозорю память великого Пустынного Короля.
Но я бесконечно скучаю по нему. Когда становится особенно трудно, меня посещают мысли о том, что было бы лучше, если бы отец в свое время предпочел завод раскопкам в Пустых Землях. Пусть даже он был бы таким же занудой, как родители Сони, зато был бы жив. Я мог бы приходить домой, обнимать своего старика, и мы бы вместе смотрели программу новостей или какую-нибудь кинематографическую чушь, снимаемую в Варрусе, за кружкой чего-нибудь не слишком крепкого.
Дэну это трудно понять, так как он сирота с младенчества. А Соня не понимает ценности того, что имеет, потому что никогда этого не теряла...
Дверь в доме наконец распахивается. Наша соратница выходит почти бегом, но быстро останавливается. На ней типичная для копателя одежда: песочного цвета просторная рубаха и штаны с большим количеством карманов, ботинки. Следом выходит ее сестра Кира. Они о чем-то недолго разговаривают, затем младшая Егорова возвращается в дом, а Соня шагает к нам. Ее лицо мрачное и раскрасневшееся от слез. Девушка взбирается в вездеход на заднее сидение, с силой хлопает дверью и скрещивает руки на груди, скукоживаясь всем телом, будто пытается спрятаться в невидимый панцирь.
– Плохое утро? – участливо спрашивает Дэн.
Он у нас душа компании. Всегда придет на помощь в трудную минуту, выслушает, развеселит. Если надо, закатит шумную вечеринку. Несмотря на его тяжелую жизнь, Дэн каким-то образом умудрился сохранить способность во всем находить хорошее, не теряя при этом здравого рассудка. А вот моя вечно угрюмая физиономия точно не подходит для утешений. Тем более такого урагана эмоций, как Соня.
– Ничего нового, – отмахивается девушка. – Сегодня отец сравнил копателей с чистильщиками туалетов.
На секунду повисает молчание, я успеваю заставить вездеход тронуться. Затем Дэн издает смешок, еще через мгновение начинает в голос хохотать. Настолько заразно, что вскоре мы с Соней тоже смеемся.
– Ну, вообще-то мы часто ковыряемся во всяком дерьме, – замечает наш друг, похихикивая. – Но зато нам хорошо платят. Ты напомнила папочке об этом?
– Да пошел он...
В зеркале я вижу Сонино лицо и с удовлетворением отмечаю, что ее настроение чуть-чуть улучшилось.
– Расскажите лучше, куда мы едем сегодня? – спрашивает она.
– На восточную заброшку, – отвечает Дэн.
– Мы же ее проверяли позавчера.
– Да, но сегодня мы туда едем, чтобы встретиться с Томасом. Подальше от чужих глаз.
Лоб нашей подруги морщится – она пытается вспомнить, о ком идет речь.
– Это не с тем ли солдафоном, которого мы подобрали в пустыне год назад?
Я киваю:
– С ним.
Копатели, как и другие жители Портов, редко дружат с военными столиц. Обычно их предпочитают молча ненавидеть или угодливо бояться – доносить на соседей, шпионить за дополнительные нормы воды или другие маленькие привилегии. Но нам довелось однажды спасти вояку от верной гибели в пустыне. Томас уцелел один после того, как его отряд попал в засаду стервятников. Без оружия и транспорта бедолага намеревался пройти пешком две сотни километров до Солнечного Эдема. Когда мы его подобрали, парень уже едва стоял на ногах от обезвоживания. Еще несколько часов и грифы клевали бы его мертвую плоть.
Но ему повезло. В тот день наши маршруты пересеклись. Томас оказался славным малым. Как выяснилось, он поступил на службу в армейские ряды Варруса совсем недавно, и тогда был его первый боевой рейд. Не то, чтобы с тех пор мы стали закадычными друзьями (это могло бы вызвать подозрения у Гильдии и комендатуры), но пару раз обращались друг к другу за помощью и выпивали вместе в Пустых Землях.
– И что вы хотите от него? – настороженно интересуется Соня.
– Возможно, мы не там ищем, – объясняю я. – Мне не хочется в это верить, но с Еленой могли что-то сделать солдаты. Сначала я думал, что она испугалась и ушла, но теперь...
– Феликс ударил ее в доме Аггай. Она вышла и могла пересечься с ним и его дружками вновь. Они могли ее убить, – добавляет Дэн.
– И вы думаете, Томас расскажет что-то? Даже если знает?
Тон Сони полон скепсиса, но я заверяю твердо:
– Расскажет. Он помнит, что мы для него сделали.
Восточная заброшка располагается недалеко. Так жители Четвертого Порта называют руины древнего маленького поселения, которое когда-то было одним из первых мест раскопок, но уже давно оставлено и забыто. Через несколько минут нас уже окружают торчащие из рыжей земли останки зданий с полуразвалившимися стенами, покрывшимися песчаным налетом, среди которых гуляет горячий ветер.
Томас ждет нас в одном из таких мертвых памятников древней архитектуры. Он так же молод, как мы. На лицо – почти мальчишка. Каштановые волосы, тянущиеся от уха до уха по его подбородку, должны, по идее, добавлять парню суровости, но выглядят юношеским пушком. А вот черная армейская форма даже на нем смотрится угрожающе и отталкивающе.
– Макс! – радостно восклицает Томас, когда мы, оставив вездеход снаружи, проходим через широкий разлом между двумя стенами.
Позади нашего приятеля стоит большой черный мотоцикл, на который он опирается спиной.
– Дэн! Соня! Рад вас видеть.
Руки парня приглашающе распахиваются, и мы все по очереди оказываемся в слишком крепких для его худощавого телосложения объятиях.
– У тебя же вроде выходной? – спрашиваю я, многозначительно глядя на форму Томаса.
– Да, но в этих местах лучше появляться с шевронами и оружием. Сам знаешь.
Разумеется, я знаю. Здесь, внутри периметра Солнечного Эдема, располагаются нейтральные территории, которые не принадлежат никому, и на них не распространяется юрисдикция столиц. Последним плевать на все, что происходит за их пределами и за пределами эксплуатируемых ими Портов. Тут настоящая благодать для деятельности преступных группировок. Можно безнаказанно грабить, убивать и делать все, что заблагорассудится. Однако в реальности все гораздо сложнее. Банды редко выживают сами по себе. Обычно их покровители сидят в городах и часто занимают высокие должности. Нейтральные территории – это огромный нелегальный бизнес. Поэтому людей в форме преступники стараются не трогать.
– Ладно, давай сразу к делу, – говорю я. – Пропал человек. Девушка. Ушла из дома ночью чуть больше трех суток назад и не вернулась. Из особых примет: белые прямые волосы.
Томас удивленно вскидывает брови:
– Что, прям натуральные белые?
– Давай посерьезнее, дружище, – настаиваю я, хотя прекрасно понимаю его реакцию. Белые волосы – редкость. В Варрусе, возможно, так красятся, но там в моде более яркие цвета. А в Портах всем не до экспериментов с внешностью. – Эта девушка – наш друг, и мы очень беспокоимся за нее.
– Ладно, ладно. Понял. Ты хочешь, чтобы я помог ее найти?
– Скорее, чтобы поделился информацией. – Я хмурюсь, раздумывая, как бы попроще донести до Томаса суть, не раскрывая слишком много деталей.
Он ждет, потом скрещивает руки на груди – понимает, что я не все готов рассказать, и ему это не нравится. Мне бы тоже не нравилось, потому что это признак недоверия. Но иначе нельзя.
– Она не из Четвертого Порта, – наконец говорю я. – В ту ночь в кабаке была очередная гулянка ваших. Мы думаем, что наша подруга могла заблудиться, встретиться с ними и...
– Ее изнасиловали, убили и вывезли тело в пустыню? – заканчивает за меня Томас, скептически усмехаясь.
Несмотря на свою внешнюю юность, он сообразительный парень.
– Тебе кто-нибудь что-то рассказывал? – спрашивает Дэн. – Или, может, ты сам краем уха где-то что-то слышал?
Томас без раздумий отрицательно качает головой. Его лицо становится серьезным, и в нем нет ни капли сомнений. Скорее выражение, будто он вынужден объяснять простые вещи трем идиотам.
– Не, ребят. Если бы нечто подобное произошло, все бы держали язык за зубами. Это ведь прямой путь на расстрел. Даже для наших. Сомневаюсь, что кто-то бы стал так рисковать просто ради забавы. Другое дело, если у вашей подруги были враги...
Мы переглядываемся с Дэном и Соней, понимая друг друга без слов. Самое время принимать решение: раскрывать ли карты. И все, как всегда, ждут этого от меня.
– Феликс Ковальский. У него могли быть причины навредить ей, – после несколько затянувшейся паузы выдаю я.
– Феликс? – Глаза Томаса расширяются так, что становятся круглыми. – А вот это занятненько... – Он замолкает, его лоб морщится, и парень уже не выглядит таким беззаботным, каким был несколько секунд назад.
– Ты что-то знаешь? – Внутри меня поднимается волна возбуждения, от которой становится трудно себя контролировать. Я едва удерживаюсь, чтобы не схватить Томаса за плечи и не начать трясти.
– Феликс пропал, – вдруг отвечает он.
Кажется, замирает сам воздух. Я не сразу понимаю, шутка ли это, а Томас продолжает:
– Не вышел на службу как раз три дня назад. Вчера его начали искать, но пока не нашли.
Дэн присвистывает. Соня нервно закусывает губу.
– Ребят, если хотите, чтобы я мог что-то разузнать, мне надо больше информации. – Томас внимательно смотрит на нас, в его глазах читается искреннее желание помочь. – Вы знаете, что я никогда не выдам вас. Да и это дело следственного подразделения. Мне на них плевать. Как и на Феликса...
– Макс, достаточно. Идем, – шепчет Соня, цедя слова сквозь сжатые зубы.
Еще секунду я колеблюсь, затем со всей признательностью говорю:
– Спасибо, Том. Дальше мы сами. Есть на то причины, пойми.
Хлопаю его по плечу, он кивает. Мы втроем разворачиваемся и уходим.
– Удачи в поисках, – слышу я вслед, а через несколько секунд по руинам разносится рев двигателя мотоцикла.