Сети Культа

Мелита склонила голову при виде мужа, ее губы тронула мягкая улыбка. Ланкарт кивнул ей в ответ и перевел взгляд на пленников. Для того, кто через некоторое время собирался обратить их в живых мертвецов, колдун выглядел на удивление миролюбиво.

— А ты не сдаешься, верно? — обратился он к Мальстену, даже не пытаясь скрыть удовольствие от отмеченного факта. Быстрый взгляд скользнул по Аэлин, но ее зажатый испуганный вид не вызвал у некроманта ни малейшего интереса. Данталли был для него куда большей диковинкой.

Мальстен молчал, пронзительно глядя на Ланкарта. Он не собирался оправдываться за свое стремление вырваться из плена и не считал нужным комментировать замечание колдуна. Буравя своего тюремщика взглядом, Мальстен лишь дожидался момента, когда тот уйдет, однако Ланкарт и Мелита уходить не спешили.

— Хочешь выяснить, почему не можешь взять моих людей под контроль? Ты не того человека об этом спрашиваешь: никто из деревни не сможет описать тебе тонкости воскрешения. — Ланкарт небрежно махнул рукой. — Да их и не сильно волнует сам процесс. Куда важнее результат — осознанное существование в мире живых.

Мальстен прищурился. У него создалось стойкое впечатление, что Ланкарт не просто тешит свое самолюбие, а хочет поговорить. Возможно ли, что за столетия, проведенные в этой деревне в компании своей мертвой семьи, он истосковался по заинтересованным слушателям? Мальстен не знал, прав ли в своей догадке, но решил попытать удачу. Быть может, таким образом ему удастся выяснить что-то, что поможет преодолеть барьер и взять под контроль марионеток колдуна.

— Существование, — осторожно повторил Мальстен. — Не жизнь, а именно осознанное существование в мире живых. В чем разница?

— Что бы я тебе ни сказал, это не поможет тебе взять кого-либо из моих людей под контроль, — со снисходительной улыбкой сказал Ланкарт. Мальстен не подталкивал его к ответам: отчего-то он был уверен, что самодовольными речами колдун лишь набивает себе цену. Тем временем Ланкарт продолжал тоном обремененного собственной мудростью учителя: — Даже такому умельцу, как ты, это не по силам. Хотя, надо признать, с твоей репутацией неудивительно, что попыток ты не бросаешь.

В разговор вмешалась Мелита.

— С его репутацией? — спросила она, непонимающе покачав головой.

— Умоляю! — закатил глаза некромант. — Данталли по имени Мальстен с явной армейской выправкой и светскими манерами, путешествующий с уроженкой земли, что была разграблена войсками Анкорды? Мне слабо верится, что все это просто совпадение. — Ланкарт широко улыбнулся. — Стало быть, Красный Культ сильно преувеличил слухи о гибели этого существа. Ведь так, герцог Ормонт? Или прозвище «анкордский кукловод» тебе больше по душе?

— Я уже давно не герцог, — спокойно ответил Мальстен. — А прозвище «анкордский кукловод» мне никогда не нравилось.

Ланкарт нетерпеливо поджал губы, глаза блеснули от искреннего восторга.

— Так я не ошибся! Меня ждет ритуал не с простым данталли, а с настоящей легендой! — воскликнул он, тут же доверительно подмигнув Мальстену. — В таком случае ты должен радоваться: мой ритуал навсегда обезопасит тебя от Культа. Моих людей они не трогают.

Мальстен нахмурился, но комментировать это замечание не стал.

— Объясни, во что ты меня превратишь, — отстраненно поинтересовался он, будто речь шла о погоде за окном. — Сколько ни стараюсь, я не могу понять природу твоих... подопечных. От твоей она отличается.

Ланкарт с трудом сдержал улыбку, вновь просившуюся на лицо. Он посмотрел на Мелиту и многозначительно кивнул ей.

— Найди Филиппа, дорогая. Проведи с ним воспитательную беседу по поводу отношения к пленникам и скажи, чтобы после меня вернулся к клетке, — попросил он. Мелита нахмурилась, однако спорить не стала. Уже через мгновение она направилась прочь и вскоре пропала из виду. Мальстен проводил ее взглядом. Отчего-то его не покидало ощущение, что Ланкарт отослал Мелиту, потому что не хотел обсуждать процесс воскрешения мертвецов при ней.

— Знаешь, твое рвение даже забавляет, — сказал некромант, оставшись наедине с узниками. — Ты ведь действительно надеешься перехитрить меня. Я это чувствую, можешь не отрицать.

— В таком случае мы оба можем получить желаемое, ведь тебе не терпится мне все рассказать. Это тоже заметно, — парировал Мальстен. — В противном случае ты просто оборвал бы этот разговор.

Ланкарт развел руками.

— Что ж, не могу не согласиться, благодарного слушателя в наших краях найти трудно.

Мальстен невольно ухмыльнулся, поняв, что оказался прав.

— Я к твоим услугам, — сказал он и тут же подтолкнул: — Не скупись на детали. Ты ведь сам говорил, что они не помогут мне тебя перехитрить. Стало быть, для тебя рисков нет.

Ланкарт задумчиво потер ладони друг о друга. Размышлял он недолго: похоже, он принял решение поделиться знаниями еще до того, как пришел сюда.

— Что ж, в таком случае попробуем начать с основополагающих моментов. Ты представляешь себе, что делает человека живым?

— В твоем понимании — вряд ли, — покачал головой Мальстен.

Колдун кивнул.

— С этого и начнем. Есть три необходимых условия, чтобы человек мог считаться живым. Первое — это, очевидно, тело, в котором он живет. Для работы тела нужна определенная сила, и она составляет второе условие. Простые обыватели, — он надменно поморщился, — зовут ее жизненной силой, мне больше нравится называть ее энергией. На этапе зарождения нового человека энергию дает материнское тело, и ребенок накапливает ее, чтобы хватило на обмен с внешним миром уже после рождения. Если накоплено недостаточно энергии, ребенок может умереть во время родов или прожить очень недолго. Если достаточно, у него есть все шансы вырасти. Далее она в нем начинает циркулировать: накапливаться и тратиться при обмене с внешней средой. К слову, управление энергией и называют магией. Этому может научиться любой, если ему хватает ума и усердия. — Ланкарт качнул головой. — Но не буду отвлекаться, иначе ты совсем запутаешься.

Мальстен недоверчиво изогнул бровь в ответ на это снисходительное замечание, но от комментариев воздержался. Если некроманту угодно думать, что перед ним благодарный, но недалекий слушатель, пусть довольствуется этим, сколько хочет.

— Далее идет третье условие: душа, определяющая личность, привычки, характер и чувства. Пока доступно? — любезно улыбнулся Ланкарт.

— Вполне, — ответил Мальстен. — Выходит, твоим подопечным, чтобы считаться живыми, не хватает энергии для обмена с внешним миром? Душа и тело у них сохранены, но существовать им помогает энергия, взятая у тебя. И обмен ею тоже происходит через тебя.

Ланкарт по достоинству оценил слова пленника.

— Совершенно верно! — радостно воскликнул он. — Приятно поговорить с сообразительным собеседником! Понимаешь теперь, почему ты не можешь взять под контроль ни их, ни меня? — Глаза колдуна заблестели. — То, за что могут зацепиться твои нити, замкнуто на другую энергию. На мою. А ее источник отсечен от внешнего мира и проходит через его теневую сторону. Тебе туда доступа нет.

— Теневая сторона? — вмешалась в разговор Аэлин. — Там скоплена энергия, которой питаются аггрефьеры?

Некромант удивленно перевел на нее взгляд, будто только что вспомнил о ее существовании. Удивление быстро сменилось одобрением.

— Так ты тоже весьма сообразительна! Редкое и похвальное качество, особенно для женщины! — заметил Ланкарт. — Да, мы, можно сказать, припадаем к одному источнику. Но если аггрефьеры умеют только ловить выброс этой энергии во время чьей-то смерти, суют нос на теневую сторону, то я — работаю с ней напрямую. Постоянно.

Мальстен напрягся от этих слов. Он слышал о теневой стороне мира, но даже разговоры о ней были под строгим запретом, пока он учился у Сезара. Выходит, некромант открыто работает с силами, которых так опасаются данталли во время расплаты?

Мальстен прерывисто вздохнул, осознав, что уже почти полминуты не дышит. Ланкарту его реакция польстила, и он продолжил:

— Знаю, о чем ты подумал. Да, речь о той самой теневой стороне мира, перехода на которую вы, данталли, так боитесь. Ее еще называют тьмой забвения или просто забвением — кому как больше нравится. Суть одна: это совершенно другое пространство, наполненное особой силой, которое постепенно растворяет в себе попавшую в нее душу, если эта самая душа не успевает выбраться.

— Да, я об этом... слышал, — с трудом сохранив голос ровным, произнес Мальстен.

— Мне даже жаль вас, — сказал Ланкарт, и в его голосе впрямь зазвучало некое подобие сочувствия. — У вас осталось так мало знаний о себе: все они растерялись после гибели вашей родины. Вы помните только крохи и даже не понимаете, за что именуете ваши мучения после контроля над живыми расплатой. Сейчас бытует мнение, что дело в страшной боли, но неужели ты думаешь, что это и вправду так банально? — Он посмотрел на пленника, как на жалкого умалишенного. — Откуда берется эта самая боль, не задумывался?

Мальстен не ответил. Он никогда не задавался вопросом происхождения расплаты. В детстве Сезар учил ничем себя не выдавать во время нее и стойко переносить боль, но никогда не рассказывал, почему она приходит. Он лишь утверждал, что она — неотъемлемая часть природы данталли.

Не услышав ответа, Ланкарт испустил вздох разочарования. Он будто ждал от Мальстена чего-то большего: прозорливости или знаний. Теперь в его голосе открыто сквозила неприятная снисходительность, словно он объяснял нечто очевидное непроходимому глупцу:

— Твои нити цепляются за жизненную энергию тех, кем ты управляешь. Она требуется для любого движения, даже для дыхания — именно так происходит обмен с внешней средой. Нити данталли этот обмен перенаправляют, и жизненная сила марионетки поступает к кукловоду. Когда связь прерывается, тогда и внешняя среда, и бывшая марионетка, и кукловод стремятся к новому равновесию. И если у марионетки происходит постепенный процесс восполнения, который никакого дискомфорта не вызывает, то у данталли за счет перенасыщения жизненной энергией начинается процесс отдачи. На какое-то время вы становитесь, если это так можно выразить, слишком живыми, и обе стороны окружающего пространства начинают воздействовать на вас: внешняя пытается продолжать обмен, а теневая — забрать то, что вам не причитается. Другими словами, вас просто раздирает на части само мироздание. Неудивительно, что это больно. — Заметив, что Мальстен поморщился, Ланкарт сочувственно развел руками. — Такова ваша природа, ничего не поделаешь. Поэтому вы называете процесс отдачи расплатой: вы действительно таким образом расплачиваетесь за полученную силу. Кстати, часть излишней энергии все же остается с вами, когда внешнему миру удается наладить стабильный обмен, так что избыток жизненных сил в вас есть всегда. При условии, что вам удается выдержать боль и не ускользнуть душой на теневую сторону. В противном случае все проходит гораздо тяжелее.

— Тяжелее? — не удержалась от возмущения Аэлин. — Если данталли ускользнет на теневую сторону, это его убьет!

— Это не так, хотя этот миф довольно распространен, в том числе среди охотников, — тоном терпеливого учителя произнес некромант. — Пока душа находится на теневой стороне мира, замедляется возможность обмена энергией с внешней средой. Тело может долго, даже очень долго ждать возвращения души, но итог будет один: баланс восстановится.

Мальстен сжал кулаки, чтобы унять внезапную дрожь в руках.

— Куда же душа должна будет вернуться? В мертвое тело? — надтреснуто спросил он.

— Отчего же в мертвое? — усмехнулся Ланкарт. — О своей анатомии ты, как я погляжу, размышлял нечасто. Зачем вам два сердца, никогда не задумывался? — Не увидев проблесков понимания, он пояснил: — Сама природа подстраховала вас от такой смерти, приспособила переживать расплату. Поэтому, когда душа ускользает на теневую сторону, и одно ваше сердце останавливается, другое — то, что в жизни всегда бьется чуть медленнее, — продолжает работать. Это очень сложно услышать, процессы организма замедляются настолько, что вас можно счесть мертвыми, но на самом деле вы не умираете. Второе сердце продолжает качать кровь и поддерживает физическое тело в жизнеспособном состоянии, пока душа в него не вернется.

Мальстен приложил ко лбу подрагивающую руку, силясь осмыслить услышанное. Арреда полнилась легендами о том, как данталли умирали, не выдержав расплаты. Многие из их оказывались в руках Культа, и их сжигали на кострах, однако ведь были и те, кого хоронили. Выходит, хоронили заживо.

— О, боги, — шепнул Мальстен, болезненно прикрыв глаза.

— Я так сильно тебя шокировал? — разочарованно хохотнул Ланкарт. — По правде говоря, я думал, что легендарный анкордский кукловод и без меня обо всем этом знал. Выходит, я тебя сильно переоценивал. Ты не сведущий, а просто талантливый.

Еще никогда Мальстен не слышал в свой адрес слово «талантливый» с таким пренебрежением. Тон Ланкарта напомнил ему Сезара, и у него ушло несколько мгновений на то, чтобы пережить охватившую его растерянность.

— Почему красный цвет становится для данталли барьером? — спросил он с усилием.

Ланкарт улыбнулся. Он явно обрадовался, что собеседник все еще жаждет продолжить беседу.

— Почему так задумано самой природой, я тебе не объясню...

— Богами, — буркнула Аэлин, подняв взгляд на некроманта. — Мир создали боги. Ты говоришь о природе так, будто мир создала она.

Ланкарт пожал плечами.

— Я сильно сомневаюсь в реальности богов, девочка. Я не воскресил ни одного человека, который рассказал бы мне о пресловутом Суде, а за годы моей практики воскрешенных набралось достаточно. Никто не встречался с богами, так что россказни о них для меня — просто красивая сказка. А вот то, как природа перекраивает мир и меняет пейзажи своими катаклизмами, я наблюдал не раз за свою долгую жизнь.

Аэлин напряженно сжала губы. Было видно, что она хочет, но боится вступить с некромантом в ожесточенный спор. Мальстен с трудом сдержал желание взять ее за руку и успокоить.

— Итак, вернемся к красному, — прочистив горло, сказал Ланкарт. — Так уж повелось, что обмен энергией с внешним миром, если бы он был виден, походил бы на ореол красного сияния вокруг каждого живого существа. А когда существо и само надевает что-то красное, будь то окрас чешуи, перья, или одежда, это сияние как бы прячется. Его поиск становится похожим на поиск небольшого предмета в темной комнате. При должном старании, концентрации зрения и пристальном внимании это возможно, но не так легко, как найти тот же самый предмет в хорошо освещенном помещении. С утерей знаний и весьма небыстрым восстановлением численности твоих собратьев прорыв сквозь красный цвет начал считаться для вас невозможным, а, между тем, данталли с острова Ллиан прекрасно это умели.

— Они улавливали сияние? — мрачно уточнил Мальстен.

— Они его чувствовали. Видимым оно почти никогда не становится, за исключением случаев с небезызвестными тебе аркалами: во время их работы происходит самый активный обмен энергией. Настолько активный, что видеть его может даже человеческий глаз! Пожиратели боли буквально опускают руку в поток обмена и забирают себе его часть, поэтому их работа сопровождается тем самым красным свечением. Удивительные создания! Работа с теневой энергией, если интересно, сопровождается зеленым светом. Почему так устроено, я не могу сказать, таковы принципы природы.

Мальстен внимательно слушал некроманта, пытаясь уловить мысли, попутно появляющиеся и исчезающие в собственном сознании.

Аэлин склонила голову набок.

— Всех, кого ты воскрешал, ты замкнул на собственную энергию. За что цеплялся ты сам, если тело, которое ты воскрешал, было мертво? — спросила она.

Ланкарт удивленно вскинул брови.

— Хороший вопрос! Не ожидал от охотницы! — оценил он. — Дело в том, что своеобразное эхо той жизненной силы, которая содержалась в человеке или любом другом живом существе, остается в нем и после смерти — вплоть до полного разложения. Разложение — такой же процесс обмена, только он съедает тело, истощает его запасы. Пока тело хоть в каком-то виде имеется, у него есть эхо. Именно к нему я направляю свою энергию.

— Поэтому твои люди не едят мясо? — хмыкнула Аэлин. — Потому что в нем есть это эхо?

На этот раз Ланкарт по-настоящему восхитился.

— Блестяще! Теперь я понимаю, почему Филипп первое время без устали говорил о тебе после воскрешения: ты и впрямь очень проницательна. Я буду рад видеть тебя среди членов своей семьи.

Аэлин невольно сжала руку в кулак и задержала дыхание, не удостоив некроманта ответом. Ланкарт всплеснул руками и огляделся, будто вокруг замаячили важные дела, о которых он на время забыл.

— Что ж, жаль прерывать эту прекрасную беседу, но пора бы продолжить подготовку к ритуалу. Нужно многое учесть в работе с данталли, и я не уверен, что успею все сделать этой же ночью. А вот с тобой, — он с многозначительной улыбкой посмотрел на охотницу, — тянуть нечего. Тобой займемся прямо сегодня.

Аэлин вздрогнула и побледнела сильнее прежнего. Некромант, оставшийся явно удовлетворенным итогами беседы, захромал прочь от клетки.