22. Червоточина
Прежде осколки и коктейль попадали мне прямо в желудок. А этот крупный камень застрял. Я поднимаюсь на ноги и стучу по груди, тщетно пытаясь протолкнуть его дальше. Неужели он там так и останется?!
Ощущения ужасающие. Я предельно ясно осознаю, что перерождаюсь. И в этом нет ничего восхитительного и волшебного как в тот первый раз, когда я попробовала коктейль из магии.
Свалка не становится райским садом. Музыка играть не начинает. Просто мои мыщцы планомерно пересбиваются в нечто иное. Мои вены перепрокладываются заново. Вариантов моих тел становится бесчисленное множество. Оставшийся мир расчерчивается на бесчисленное количество мест, которые я могу мгновенно занять. Я чувствую каждое живое существо, которое способна убедить в своей непревзойдённой красоте и подчинить своей очаровательной воле.
Как будто я оплатила покупку на кассе и мне её просто отдали. Безо всякого сервиса бросили чек в лицо.
Невежливо как-то.
Морщась, я оглядываю свои раны. Теперь я могу очистить их от загрязнений силой платины. Затем я пытаюсь подлатать себя ртутью, как делал Майлз, но не слишком-то получается. Выходит только видимость отсутствия ран, но на деле они всё так же убивают. Похоже, о том, что излечился, он все-таки врал.
Чтобы хоть как-то поднять себе настроение, я заставляю стать фиолетовыми свои глаза. Давно такие хотела. Ну и что, что ненастоящие?
Есть и ещё кое-что приятное: теперь я сама стала нужным для Зеркала сплавом. Как там писала Айсадора?.. Амальгамой? Я — лучшая часть от лучшей части. Если у Вилайны не вышло изготовить артефакт, то у меня это точно получится, знаю. В итоге мне суждено стать той, кто всех спасёт. Не это ли Айсадора прочла в своих гадальных картах?
От этой свежей мысли меня отвлекает воспоминание о бале и о Майлзе, который не знает, что со мною стало. И о Винсенте, который растрепал про церковь, из-за чего всех моих собратьев по культу вот-вот отправятся истреблять.
Перед тем, как вернуться, я продумываю всё, что скажу им:
Во-первых, это была самозащита. Все видели, что Вилайна сама на меня напала. Обвинить меня ни в чём нельзя.
Во-вторых, Вилайна была преступницей, и именно она покушалась на Майлза. Его тоже обвинять нельзя.
В третьих, я объявляю всех жителей канализации моими подданными и запрещаю их трогать. Если туда отправится Боун или кто-либо ещё, то с ним нам придётся помериться силами тоже. И тогда вместо одного вновь погибшего луча вполне может получиться два, что скажется на городе не лучшим образом. А со своим народом я разберусь сама и готова это обещать.
Винсента тоже забираю я.
Ну, вот, теперь я вроде бы всё предусмотрела.
Я смотрю на город вдалеке и пытаюсь найти среди его вертикалей свою башню. А затем возвращаюсь.
В пентхаусе жутко тихо. Никаких боёв, криков и обвинений, и заложников тоже не наблюдается. Полумрак и пустота сбивают меня с толку.
Я вздрагиваю, когда чьи-то ладони неожиданно накрывают мои глаза. Адреналин мгновенно вспыхивает в жилах, но через мгновение становится ясно, что это руки Майлза. Его касания мне знакомы. Но сейчас я не настроена играть.
— Ты здесь один? Куда все остальные подевались?
— Ага. Ушли искать тебя и Ви, — отвечает он, будто это и так понятно.
— А ты почему не ищешь? — Чувствую, как внутри меня растёт напряжение.
— Потому что знаю тебя, моя роза, — мурлычет он, касаясь подбородком моего затылка. — Ты всегда ко мне возвращаешься.
Я молчу, настороженная.
И как это понимать? Да, я вернулась. Поверила ему. Но после слов Вилайны не могу избавиться от... осадка.
Если так подумать, Майлз действительно ничего особенного мне не обещал. "Однажды я тебе уже поклялся". "Я бы никогда не связал себя с женщиной, которую не мог бы полюбить". "Для тебя мне ничего не жаль". "Обожаю". "Супруга, пожалуй". Все эти фразы звучат красиво, но разве это то, чего я ждала? То, что мне самой хотелось ему сказать? Не совсем то самое...
Я предпочитаю сделать вид, что никакого разговора со Стил не было — пока. Придётся присмотреться к нему, проверить, прежде чем всецело доверять. Узнать, что он будет говорить и делать дальше.
— Как тебе с обеими силами? — спрашивает Майлз, и я задерживаю дыхание.
К чему вопрос? А что, если он попытается отнять их у меня? Он никогда бы не сделал этого, правда?
Я пожимаю плечами с притворным безразличием:
— Как будто подавилась камнем.
Он смеётся, низко, мягко, и этот звук, больше похожий на тихий рык, пугает меня. Что-то в нём сегодня не так.
Я резко дёргаюсь, чтобы вырваться из хватки, но он её не ослабляет.
— Постой. Раз уж ты теперь умеешь прыгать... Не отнесёшь нас кое-куда?
— Куда это?
— Для начала — в комнату совещаний, что под Залом Пентаграммы. Расслабься. Тебе понравится. И, пожалуйста, не подсматривай, пока я не разрешу. Хочу сделать тебе сюрприз. Подарок.
Его ответы, как всегда, больше запутывают, чем объясняют. Он всегда был таким загадочным или стал только сейчас? Проклятая Вилайна была права?..
Чтобы выяснить правду, приходится пойти на поводу у Майлза. Я отношу нас обоих куда он сказал.
Он не отпускает моих глаз даже там.
— Вытяни свою руку. Прикоснись к тому, что впереди тебя.
Я вытягиваю и прикасаюсь. В тот же момент холодная волна пробегает сквозь пальцы, словно откликаясь. С тихим, зловещим скрипом передо мной открывается некая дверца, из-за которой тут же дует сквозняк.
— Там будет лестница. Не бойся, я провожу тебя.
Терпение моё иссякает. Я поднимаю руки, чтобы снять его пальцы со своего лица, но он настаивает:
— Ну же, Ренна. Остался буквально шаг. Я не позволю тебе оступиться, не переживай.
Преодолев сопротивление, я становлюсь на первую ступень и принимаюсь спускаться вниз. Воздух становится холоднее и сырее. Пахнет камнем, пылью и чем-то металлическим, как будто кровь питала стены вокруг ещё столетия назад.
— Почему мы делаем это именно сейчас? — уточняю я, отмеряя ступени.
— Потому что здесь никого, кроме нас. И никто не придёт. А мы, наконец-то, можем, ведь доступ к Хранилищу есть только у действующих членов Пентаграммы. Сейчас — идеально.
Мой мозг отчаянно пытается сложить кусочки пазла, но не преуспевает. Лестница, наконец, заканчивается, и я чувствую, как пространство вокруг резко расширяется. Мы оказались в огромном зале, настолько монументальном, что я кожей ощущаю его масштаб.
И тогда Майлз, не говоря ни слова, медленно убирает руки с моих глаз. Я открываю их и замираю.
Передо мной возвышается гигантский красно-розовый кристалл. Точнее, он был таким когда-то. Сейчас он похож на огрызок, остаток. Изъеденный какими-то паразитами.
— Вот он. Твой подарок, — произносит Майлз, приближаясь к кристаллу. — Материнский камень.
Эта штука меня пугает.
— Его нашли в недрах земли неприлично много лет назад. Маги одобрили разработку и подняли его наверх, вырвав из естественной полости. Это случилось в Кримзон-Сити, поэтому наш город до сих пор на плаву. Все остальные города и страны, увы, не могут таким похвастаться. Даже в плачевном состоянии материнский кристалл ещё способен удерживать силу... Но только рядом с собой. И то не полностью. Его нахождение под городом лишь откладывает неминуемый финал.
Майлз касается одной из глубоких выщерблин.
— И полюбуйся, ради чего это было сделано. Чтобы понемногу его растаскивать. Потреблять эту силу, как отраву. А ведь это сердце планеты, Ренна. Что скажешь?
— Отвратительно, — выдавливаю я.
— Я тоже так подумал, когда впервые сюда попал. И решил, что просто обязан всё исправить. Но обнаружил, что назад его уже никак не вернуть: что отнято, то отнято навсегда... Стремление мира к саморазрушению победило, энтропия слишком велика.
— И зачем мы здесь? — Я чувствую, как подступает страх.
— Мы здесь, чтобы исполнить твою мечту. Все маги. Весь мир. Конец. В ту же секунду, как мы покончим с этим камнем.
— Но как ты собираешься уничтожить такую громадину?!
Он поворачивается ко мне и с мягкой, пугающей уверенностью отвечает:
— Дорогая, ты подарила мне величайшую в мире силу. Антимагию.
Майлз молча берётся за ворот своей рубашки и начинает расстёгивать пуговицы, одну за другой. Я чувствую, живот вдруг неприятно крутит. Теперь мне становится ясно, что он скрывал своё тело не просто так. Ему было что прятать.
В его груди, там, где была полость от вырванного сердца, а потом серебристая плёнка ртути, теперь клубится чернота. Густая, словно зловещий дым, живая и мрачная.
Это кусочек... Бездны.
У него внутри грёбанная чёрная дыра.
— Но... — слова застревают в горле.
Как это возможно?..
— Поняла теперь, моя роза? — говорит он хрипло. — Это ты дала мне её. Ты принесла её к моему мёртвому телу. И она заняла пустое место. Может, откликнулась на твою молитву. А, может, почувствовала во мне что-то родное из-за тяги к саморазрушению. Травма оказалась идеальной питательной средой. Бездне понравилось в моём теле.
Он смеётся.
— Я не говорил тебе, чтобы вышло эффектнее. Всё это время мы с тобой шли к одной и той же цели. Я никогда не желал городу спасения и уж тем более не мечтал о новом, нетронутом магией месте. Вот уж нет. Я предпочёл бы, чтобы все мы просто сдохли. Ни одно существо с понятием о чести не захочет, чтобы ещё пара невинных миров превратились в это. Забавно, правда? Когда среди тварей ты единственный этик. Хищник, который жаждет истребления. Мне, видимо, стоило родиться в твоей секте. Но ты и без того нашла меня. Судьба, верно?
Прости за то, что так беспорядочно рассказываю. В моей голове всё было гораздо лучше. Но весь бал получился кошмаром и... Кримзон-Сити как обычно не простил мне планов.
Но я едва слышу его, мне думается о другом:
— Значит, ты знал, что не умрёшь, когда отдал мне последние кусочки.
Его пальцы скользят к груди.
— Да. Они бы всё равно пропали.
— Приятно слышать, Майлз.
— Пойми ты наконец, что сердце ничего не значит! Это не мы, не наши эмоции. Это просто источник энергии. Двигатель, если хочешь. Есть двигатели и получше, например такого рода. Я пока не очень хорош в рассеивании магии, тренировался только на твоём ошейнике. И то аккуратно, чтобы случайно не расстегнуть. Но вот материю растворяю прекрасно... Кстати, эта вещь действительно разумна. Ты не ошиблась. Это она предложила принести её к камню.
Он наконец удосуживается приглядеться к моему лицу и щурится.
— Ренна, тебе не нравится?
— Да нет... Я тут просто размышляю о том, зачем была тебе нужна. Ты использовал меня только ради того, чтобы попасть сюда. Вот зачем ты продвигал меня в Пентаграмму, посылал на все эти испытания. Тебе было плевать, вернусь ли я.
— Неправда, — Майлз качает головой. — Я был рядом. Тенью за твоей спиной.
— Твоё четвёртое лицо, верно? Даркхейт. Из-за тебя я сделала больно одной хорошей девушке. Казнила её парня.
— Ты не должна себя винить. Такие, как Сэсс, мрут ежедневно. Он рисковал и знал об этом. Ему не повезло, да, но рано или поздно удача всегда отворачивается. Не сегодня-завтра он всё равно оказался бы в тюрьме. На его месте я бы вполне предпочел принять смерть от твоей прекрасной руки. Красивый финал.
— Хватит лести, — отвечаю я. — Сплошная лесть. Любил ли ты меня хоть самую малость?
Он реагирует резко:
— Не заставляй меня отвечать на такие вопросы. Что угодно, кроме этого. Ты же знаешь, я не могу позволить себе любовь. Если я это сделаю, то потеряю свою цель. Разве у тебя не так?.. Давай просто завершим нашу миссию вместе. Нам повезло, что мы не одиноки в такой момент. Мы должны быть благодарны.
Но я не хочу быть благодарной. Я и слышать больше не могу о целях. Я устала от костюма, в который меня вечно рядят. Дома Избранная, здесь — опять?! А мне остаётся катиться в этом образе неизвестно куда и беситься, что это всё не работает так, как мне пообещали.
Майлз хмурится, разочарованный моей реакцией. Но он ещё пытается убедить меня:
— Мы все всё равно умрём! Провалимся во тьму! Аллилуйя! Уйдём же красиво. Под самую трагичную и прекрасную музыку. В парадных костюмах. В своём расцвете. Пока мы счастливы. Пока это наш собственный выбор.
— Но это не наш выбор!
— Потом нет, но сейчас — да. Мы ещё успеваем.
Какая разница, что нас с тобой не будет, если не будет никого? Какая разница, что никого не будет, если не будет нас?
Не притворяйся удивлённой. Все всегда понимали, что этим всё и кончится. А ты понимала это лучше прочих. Мы с тобой веселились, как в последний раз. Но у каждой вечеринки должен быть конец. Кто-то должен взять на себя смелость выключить свет.
Его последние слова почти устыжают меня.
— Не знаю. Я уже не уверена. Теперь, когда Вилайна сказала мне...
— Ах, Вилайна. Она отравила тебя своей тупой надеждой. Жаль, Ренна, с ума сойти как жаль! Ты была совершенной. В конце всё должно было быть как в книге — яд, поцелуй, пистолеты. Мы должны были спрыгнуть с башни, взявшись за руки.
— Но что если мне нравятся другие концовки?..
— Женщины! Все вы вероломные дикарки, готовые идти по головам. Даже когда Вселенная погибнет, наверняка останется какая-нибудь упрямая леди, у которой были другие планы. Или которая просто передумала в самый последний момент.
— Ты прав... — говорю я и вижу, как он пытается понять, с чем именно я согласна. Пускай. Пусть помучается, как мучилась я.
— Я спрошу в последний раз: ты на моей стороне?
— Кажется, мы оба всегда были на своих сторонах, — выдыхаю я. — Общая нам только показалась.
Он смотрит так, как будто не верит, что видит Ренну. Он правда думал, что я буду с ним до конца.
Что ж, я тоже раздавлена. Я была готова защищать нас от кого угодно. Но как защитить нас от Майлза?..
— Тогда мы расстаёмся, моя... — он сбивается, не в силах закончить фразу. — Прощай.
Исходящая из груди чернота начинает поглощать его тело. Кажется, он даже не замечает, что происходит, пока тьма взбирается по его шее, частично съедает лицо. Вот она скрывает его губы, нос, глаза. Даже серёжку-ромбик. Пока он весь не становится лишь силуэтом. Мужской фигурой, состоящей из пустоты и ночи.
Пол под его ногами принимается расщепляться, словно ткань мира не способна выдержать его новой сущности.
— Майлз! — вскрикиваю я.
Но голос, что отвечает, больше не принадлежит ему. Звук слишком низкий, демонический. Это гул, исходящий из глубины. Как первозданный ужас, который ты видишь во сне, но утром мозг заботливо стирает твою память.
— Тому сыну конец. Зови меня Бездна.
Дочь церкви во мне хочет упасть на колени. От близости к этому явлению она испытывает абсолютный экстаз. Она слышит бой барабанов и звон колокольчиков, видит алтарь. Но я сейчас не готова петь литании.
— Да хоть священный хаос, — вырывается у меня. — Сукин сын просто одержим. Верни его. Я с ним ещё не закончила!
— Следи за тем, что произносит твой рот, любимая дочь. Ты молилась и поклонялась мне. Жила во имя меня. Смотри же, что будет теперь.
То, что было Майлзом, отворачивается и обращает свой пустой взор на камень. Мир вокруг дрожит, трещит по швам. От сердца земли исходит странный, печальный звук — как стон планеты перед разрушением.
— Нет, — рычу я и бросаюсь в атаку.
Бездна говорит:
— Дотронешься — исчезнешь.
Я знаю это. Но разве у меня остался выбор? Не буду я просто стоять. Если мне всё равно суждено погибнуть, то я предпочитаю сделать это, ударив его. И я замахиваюсь, представляя, как от этого прикосновения распадусь на части. Ничего особенного, если так подумать. Так же, как и всегда...
Но он отступает. Буквально. Делает шаг от меня. Частицы тьмы разлетаются с поверхности его тела, отрываются лентами небытия. И сколько бы я ни приближалась, он уходит, хотя вовсе не я здесь представляю опасность. Смерть не даёт мне достать себя.
Пользуясь этим, я встаю между ним и камнем. Я быстрая. Куда бы он не ступил, я уже буду там.
Он говорит:
— Тот сын когда-то поклялся спасти тебя. В награду за службу я исполню его последнюю волю. Сейчас я уйду. Но это сработает только раз.
Бездна горит и теряет контуры, всполохами тьмы выливаясь за границы мужской фигуры. А потом просто медленно удаляется сквозь стену хранилища, оставляя за собой следы в виде растворённого камня.