23. Пентаграмма всегда требует пяти (Финал)
Вокруг никого. Ни души. Даже шум машин вдали звучит глухо, будто мир решился отгородиться от меня стеной из стекла.
Я стою на закрытом пешеходном мосту, где Майлз когда-то учил меня. Внизу из ниоткуда и в никуда течёт река — её воды безмолвны, но на поверхности пляшут огни мегаполиса. А ещё прямо под мостом раскинулся заброшенный пляж. Тот самый, я полагаю.
Я смертельно устала.
Последние дни я безостановочно доказывала Боуну, что, возможно, пока рано снимать с меня голову, и что его стража и щиты — это просто шутка перед лицом того, что грядёт, поскольку апокалипсис теперь имеет тело и разгуливает где-то неподалёку. С трудом, но мне удалось убедить Альбериха установить вокруг Зала постоянный караул из сильных магов. Это единственное, что может помочь, если, конечно, враг действительно "пока не очень хорош в рассеивании магии".
Помимо прочего, я разгребала последствия того великолепного бала. Проживала с остальными траур в связи со смертью Вилайны и новую волну скорби по Майлзу. Угрозы от клана Стил подавали мне вместо завтраков. И на этом фоне я пыталась выяснить, что сделали с Винсентом. Пока безрезультатно.
Последней каплей стало объявление о том, что пятое место в печати снова вакантно. А значит, новая гонка, опять. С учётом того, как часто стали дохнуть члены Пентаграммы, новость вызвала не так уж много радости. Это колесо кошмара, кажется, не остановится уже никогда.
Я тяжело вздыхаю. Внутри меня так много чувств, что их не сосчитать.
Гнев.
Отчаяние.
Тоска.
Сожаление.
Но больше всего ненависти.
Ненависть необходима. Это единственное, что способно удержать меня на ногах.
Ну, и Флэйрдринк.
Достав флягу с коктейлем, я откручиваю металлическую крышку. В нос бьёт сладкий, терпкий запах магии, когда я подношу холодное горлышко к губам. Я собиралась бросить и обязательно сделаю это. Когда-нибудь. Не сейчас.
Глоток даст моментальное, хоть и ложное облегчение... Я уже готова к нему, когда внезапно у меня темнеет в глазах. В панике я хватаюсь за мокрые, ледяные перила, но пальцы предательски соскальзывают с их гладкой поверхности. Улицы, здания, огни — всё уплывает. И тогда из тьмы приходит видение.
Однажды я призналась Майлзу, что в Лоне Бездны мы терпели пытки, лишь бы укрепить с ней связь и получить видение. Мы вызывали сны, посредством которых могли узнать её волю. Или его волю, теперь я уже не уверена.
Так или иначе, прежде мне приходилось проводить недели в полной изоляции. Порой я ныряла под воду, не разрешая себе дышать. Всё в поисках того особого момента, когда разум покидает тело, и ты оказываешься лицом к лицу с тем, что таится в тенях.
Но в этот раз видение я не вызывала. Оно пришло по собственному желанию.
Вокруг меня возникают инфернальные сцены. Здания и храмы, словно поднятые из глубин пересохших морей, застывшие в мутном, грязном желе. Их когда-то высокие и величественные крыши, теперь покрыты толстым слоем чёрного ила. Люди с искажёнными от страданий лицами, сотни тысяч неприкаянных душ. Я ищу среди них одну-единственную, но все они похожи, словно тени в темноте.
Постепенно передо мной проступает Бездна. В видении он намного больше. Кажется, я вместе с куском испорченной земли оказываюсь у него на ладони. Его чёрные волосы с длинной прядью струятся вверх, как дым из курильницы, и в них сверкают искры древних тайн. Слепые глаза смотрят омутами, в которых мешаются страхи и мечты. Движение потоков, составляющих его фигуру, погружает меня в транс.
Бездна спрашивает:
— Почему ты больше не поешь мне гимнов? Неужели позабыла все молитвы?
Он говорит на известном мне языке, но каждое слово следует будто отдельно от предыдущих, и я с трудом осознаю значение законченных предложений. Я отвечаю через силу:
— Нет. Но я забыла, зачем это делала.
Бездна никак не реагирует. Мне не по себе, что даже его глаза остаются неподвижны.
— Я созываю тех, кто следует за мной. И когда они придут, я буду ждать среди них и тебя.
Я снова позволяю себе дерзнуть:
— Ждать меня придётся долго.
— Почти четыре сотни лет я в мире со временем.
Он сгибает огромные пальцы, запирая меня в ловушке, и добавляет:
— Мне ведомо о ваших состязаниях. Вам не спасти материнский камень, если я возьму право присоединиться к печати и спущусь к нему.
Бездна придёт, чтобы участвовать в гонке?..
— До встречи на соседних пьедесталах, — заканчивает он обещанием.
Затем распускает ладонь и убирает её из-под меня, оставляя стоять на поверхности текущей реки. Отворачивается и тает.
Я нахожу себя на мосту, вцепившуюся в перила. Услышанное заставляет меня дрогнуть. Значит, я должна быть во всеоружии, когда наши пути пересекутся.
Уже жду. Когда он придёт.
Когда моя Бездна ко мне вернётся.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
