Блёстки, Кровь и Тьма

Внезапный скрип заставляет меня оглянуться. Дверь ванной приоткрыта, и сквозь щель видно Майлза, который уселся на полу снаружи.

— Ты там прячешься или как? — угрюмо уточняю я.

— Я хотел дать тебе время... Но уже начинаю переживать.

Он говорит это так аккуратно, будто я сделана из стекла. Я огрызаюсь:

— С чего бы за меня переживать?!

— У тебя может быть абстинентный синдром, — невозмутимо отвечает Майлз. — Я знаю, как это бывает. Мы оба не считали Флэйрдринка, а после него всегда кромешный ад. Но, обещаю, тебе больше не придётся этого переживать.

Про ад он прав. Меня мучают жесточайшая головная боль и дрожь. Мышцы сводит судорогами. Но позволять ему представлять меня такой я не собираюсь:

— Да всё со мной в порядке. Чувствую себя прекрасно.

— Рад слышать. И ещё... вчера...

О, вчера. У меня внутри всё обрывается. Он о том, о чём я думаю?! Я моментально прихожу в себя.

Вдруг понимаю: он вовсе не спал, когда я встала. Эти дрожащие ресницы... Да он просто хотел оттянуть неловкий момент разговора и притворялся!

Мои губы сами растягиваются в кривой усмешке.

Идиотка. Так тебе и надо.

Ты слишком разболталась и позволила себе слишком много. И кто тянул тебя за руки и язык?! Нельзя было так раскрываться. Он не должен был узнать, как сильно ты на нём помешалась. А теперь он знает. Во всех подробностях знает...

Что его голос ласкает тебя мягче бархата, что от его запаха у тебя кружится голова. И что в его присутствии в ней нет ни одного приличного слова. Что под его взглядом ты просто заканчиваешься.

Что ты не плутовка, готовая к экспериментам, а дура, для которой всё стало слишком серьёзно.

Вот о чём я думаю: любовь — это нихрена не розы и не поцелуи под дождём. Это чудовище, которое поселяется внутри и выжирает тебя понемногу. Неважно, насколько ты осторожна. Засмотришься — и оно уже там. Грызёт. С неумолимо возрастающим аппетитом. А ты и не против, ты думаешь: "Ну, если подумать, меня устраивает. Зато не одиноко."

Сжав кулаки, я бью по мокрой, блестящей плитке от какого-то необъяснимого бессилия. Майлзу нравилась дикая, грубая Ренна, а не эта растёкшаяся субстанция. В его вкусе женщины с когтями. Но как мне снова стать собой, если всё, чего я хочу — это узнать, есть ли какая-то разница между первым и вторым разом?.. Будет ли это так же опьяняюще?

"Заткнись", — хочется мне прошипеть. "Вчера не имеет значения". Но я знаю, что этим только сильнее выдам себя.

Поэтому я изображаю уверенную походку, когда выхожу из ванной, и требовательно спрашиваю:

— Где мой завтрак?

— Постучали и сказали, что в лифте оставят, — отвечает Майлз и кутает меня в халат.

От этого я дёргаюсь и тут же замираю в попытке удержать лицо. Он смотрит предельно внимательно. Во взгляде нет ни укора, ни жалости, только это бесконечное понимание.

— Не надо, — тихо просит он. — Притворяйся с ними, со мной не притворяйся.

— Чего ты от меня ждёшь? Чтобы я прямо сейчас прилегла к тебе на плечо и расплакалась?

— Не вижу проблем, если надо.

Часть меня тут же верит, что это правда. Та часть, что хочет кричать на весь город о том, какой же он потрясающий. И та, которая находит чокнутое удовольствие в фантазиях, что было бы, если бы все о нас узнали...

В общем, самая глупая часть.

Которая побеждает.

Майлз, по всей видимости, решает отвлечь меня:

— Мне нужна помощь. Если, конечно, правительница не слишком занята.

Громко сказано. Моя помощь заключается в том, чтобы оценить плоды уже проделанной им работы. Пока я ем, он раскатывает по полу гостиной огромный баннер с приглашением на грандиозный бал. Я читаю слова: "ВПЕРВЫЕ В НОВОЙ БАШНЕ НОКТЮРН", "БАЛ УЖАСА", "ПРАЗДНИК КОШМАРОВ", и смотрю на Майлза с непониманием.

— Что это? Я не помню. На случай, если мы это уже обсуждали.

Он незло усмехается:

— Могу повторить. Сегодня канун очередного дня Развлечений, но он впервые твой. Так что это дебют, крайне ответственное мероприятие. Приглашён весь Кримзон-Сити, и, конечно, Пентаграмма.

— Ах, сама Пентаграмма, серьёзно? Как же. Мне. Насрать.

Майлз смеётся. Такой мрачно-торжественный, восхитительно странный. Он взвинчен, будто это не просто очередная попойка, а нечто действительно важное.

— А ты не боишься, что никто не придёт? — спрашиваю я, облизывая десертную ложку. — Называется мрачновато.

— Вполне в твоём образе. И, по-моему, ещё никто никогда не закатывал вечеринок с пугающей тематикой. Огромное упущение, мне кажется.

Опять вечеринки, приёмы. Как же быстро это всё надоедает. Но я решаю ни с чем не спорить — такими вещами должен заниматься мастер. Мне же останется только претворить в реальность чужой дерзкий замысел, пока мой тайный дирижёр снова будет сидеть и ждать меня.

Однако на этот раз у него другие планы.

Покончив с завтраком, я отправляюсь краситься, делать причёску, наряжаться. С видом, будто собираюсь на войну. Подводка помогает вернуть утраченную решительность, тушь — силу. Тёмный оттенок помады напоминает о статусе. По крайней мере, мне хочется, чтобы так казалось.

Но и Майлз куда-то собирается. Я ошарашенно наблюдаю, как он достаёт из чехла строгий чёрный смокинг. Как старательно укладывает волосы назад с помощью какой-то красящей тёмной помадки.

— Ты сошёл с ума, если собираешься пойти со мной, — только и могу я сказать. — Тебя же всё равно узнают.

— Не узнают. Во-первых, никто не смотрит на прислугу. Во-вторых, никто не ожидает увидеть меня в живых. В-третьих, никто не может вообразить, что я стал не-магом. К тому же, — он надевает полумаску в виде черепа, закрывающую верхнюю половину лица, — все оповещены, что это маскарад. И все придут в костюмах. Тебе тоже придётся добавить в образ что-то жутковатое.

Я хмурюсь:

— Прислуга, я не ослышалась? Значит, прислуживать тебе понравилось?

— Да, если работа не пыльная. Решил размять пальцы на рояле. В Ноктюрне будет полно музыкантов, и я легко затеряюсь. Ну же, Ренна. Не будь так жестока, позволь мне повидать моих бывших друзей хотя бы краем глаза.

Мне остаётся лишь гадать, что у него на уме. Хочет подслушать, будут ли бывшие коллеги говорить о нём, или, может, жаждет посмотреть Вилайне в глаза? Как же мне это всё не нравится. И всё же... я не имею права это у него отнимать.

Я отворачиваюсь, борясь с плохим предчувствием. Сколько помню, я всегда, всю жизнь была готова к тому, что всё в любой момент может пойти не так, но ощущалось это, мягко говоря, иначе.

Просто раньше меня не мучил страх потерять что-то действительно дорогое. Ничего дорогого у меня не было. А теперь мне так сильно хочется оставить всё, как есть. Я больше не хочу кому-то мстить, теперь мне хочется скорее... защищать.

Сквозь панорамное окно я бросаю взгляд вниз, на далёкий город. Вспоминаю, как задирала голову наверх, когда впервые прибыла сюда. Такая разница. Это победа, но я прекрасно знаю, сколь она хрупка. Не могли ли мы там, внизу, и остаться?.. И пускай бы я вечно мыла полы, а Майлз вечно ждал бы меня в канализации.

Увы, это даже звучит нереально.

Мне совершенно понятно, что его беспокойный разум не позволил бы ему там надолго задержаться. Он только выглядит способным легко смиряться с переменами. На самом деле он — и есть перемена. И я не успеваю за его метаморфозами. То он мёртвый, то живой, то болен, то здоров, то маг, то человек, то с ошейником, то без ошейника. Господин, прислуга. Майлз Лэнг, Кайл Мун, Мик Лоуден! Это было бы уже чересчур для кого угодно другого.

Но, даже если отнять у него природный талант перевоплощаться, он всегда найдёт какой-нибудь способ.

И если для этого ему придётся напялить дурацкую маску, он и всех остальных заставит сделать так же.

Я всё же решаюсь сказать:

— Так ли нам нужен этот бал? Неужели мы не можем всё... отменить? Переиграть? Мы слишком рискуем. Одно дело — прятаться в убежище, и совсем другое — звать их сюда, разгуливать рядом. А вдруг они что-то почуют? Вдруг раскроют тебя?

— Если боишься их, то просто проследи, чтобы все выпивали. Они станут абсолютно безвредны, когда налакаются.

Я разочарованно кусаю губы. Вообще-то Майлз не игнорирует меня и не отвергает. Он сдувает с меня пылинки, с каким-то придыханием, будто я вдруг стала музейным экспонатом. Помогает мне с платьем и даже опускается, чтобы застегнуть ремешки на моих туфлях. А когда выпрямляется, кажется довольным.

— Что ж, в уроках ты явно больше не нуждаешься.

Он правда так считает?

Забыв о помаде, я тянусь к его губам. Я делаю это в попытке вновь почувствовать нашу связь. Мне нужна последняя передышка перед тем, как мерзкая реальность вновь ворвётся в этот маленький мир, в котором я так хочу остаться. И да, я немного надеюсь, что он передумает и всё отменит. Увлечётся так, что снова позабудет о делах.

Я ощущаю вкус — солоноватый. Майлз сразу отвечает: его губы, мягкие и чуть влажные, тут же скользят по моим. Первое прикосновение обостряется, когда он заставляет меня чуть откинуть голову. Поцелуй становится по-настоящему глубоким, а в груди расцветает боль. Может ли он почувствовать что-то подобное после... всех своих травм? Так или иначе, я вижу, что он тоже сильно ко мне привязался.

На мгновение мне кажется, что задумка работает. Майлз переключается со своих мыслей на меня, начинает сомневаться. Вот-вот он скажет, что Пентаграмма с доставучими балами может катиться куда подальше.

Но вместо этого он вкрадчиво спрашивает:

— Ты счастлива, моя роза? Всё ли ты получила, чего желала?

— Прямо сейчас — да. Мне больше ничего не надо.

Я имею в виду, что отказалась от своих изначальных намерений и планов. И в светских раутах тоже не нуждаюсь. Я имею в виду, что мне не нужно ничего, кроме него. И этого момента нашей близости, застывшего навсегда.

Майлз задумчиво кивает, а я не могу избавиться от мысли, что он понял мой ответ как-то неправильно.

Ничего он так и не отменяет. Я передаю слугам последние распоряжения, и на нижних этажах тут же начинается спешка. Все эти чёрные подсвечники, бордовые скатерти, тяжёлые бархатные занавеси, что слуги таскают по залам, кажутся мне недобрыми предзнаменованиями. Мне хочется крикнуть: "Нет! Бросьте это. Уберите с глаз моих подальше."

Но я не кричу, лишь натягиваю маску, расшитую тёмными лепестками. А вскоре и вовсе спускаюсь встречать гостей, фальшиво им улыбаться.

Прежде мне лишь казалось, что я знаю, что такое быть взрослой.

Лишь теперь я по-настоящему так себя ощущаю.

Согласно плану Майлза, я открываю мероприятие на первом этаже своей башни. После я смогу подняться на особый, элитный этаж, но сперва должна поприветствовать город. И первый танец всегда принадлежит хозяйке.

— С кем же мне танцевать? — спросила я, когда об этом узнала.

— Можешь пригласить Рука Мортаса на дружеский вальс.

— А почему его? За соперника не считаешь?

— Вообще-то, да. Девушки его не слишком-то прельщают. Но тебе он не посмеет отказать, и ты тоже думай об этом как о вежливом жесте. Как о гостеприимстве. Иначе бедняга простоит весь вечер, а это будет печально.

Так я и поступаю.

Первый этаж полнится всевозможными мертвецами, вампирами, духами и прочими перьями и рогами. Я с облегчением обнаруживаю, что все слуги в башне носят такие же полумаски в виде черепов, как и Майлз. Он действительно не привлечёт к себе внимания. С другой стороны, теперь мне кажется, что по башне расхаживают сотни Майлзов.

Вскоре я встречаю четвёрку своих сиятельных коллег.

Вилайна первая подходит ко мне поздороваться как с лучшей подружкой. На пару мгновений она зависает возле моего лица, а затем поочерёдно легонько прикасается уголком рта к обеим моим щекам, обдавая безумно женственным ароматом и заставляя почувствовать себя в ловушке её обаяния.

— Ты же помнишь про наши договорённости, дорогая? Хочу позже с тобой поболтать, — заговорщицки шепчет она.

А затем поворачивается к остальным и заявляет с завидным энтузиазмом:

— Прекрасная тематика! Надо было нам давно взять Ренну к себе, правда? Лично я больше всего жду салют. Наша крошка заказала все фейерверки, что оставались в запасе.

Я действительно так сделала?.. Даже не представляю, начерта.

Вилайна разоделась как невеста и вся сияет. Она явно озадачилась нарядом, чтобы у меня не вышло снова её перещеголять. Я бегло изучаю остальных: светлые вихры Рука венчает корона принца. Альберих чуть меньше, чем всегда, походит на генерала, и больше — на древнего рыцаря. А Айсадора нарядилась волшебницей из сказки. И все при масках.

Мортас на самом деле не отказывает мне, когда я зову его за собой в центр зала. Среди треска свечей и пляшущих теней мы изображаем увлечённую танцем пару. Мне едва удаётся найти тему для беседы:

— Как Шейдо поживает?

— Спасибо, славно! Как ты сама после всего, что было? Выглядишь подавленной. Хочешь немного успокоительных капель? У меня с собой есть немного.

Вот уж нет, не хочу. Но, если честно, они бы мне действительно не помешали.

Я говорю:

— Напомни мне об этом предложении, когда мы попадём в особый зал.

Когда формальности соблюдены, мы все поднимаемся на один из верхних этажей, чтобы продолжить вечер в более узком кругу приближённых и высокопоставленных.

Майлз просил меня поговорить с Боуном кое о чём, но они с Айсадорой слишком заняты. Не хочется их отрывать. И всё же я подношу им пару бокалов, чтобы мимоходом уточнить:

— Альберих, достаточно ли здесь охраны? После того, что случилось на прошлом дне Развлечений, я немного переживаю.

— Террорист казнён, разве нет, миз Моро? Но, уверяю, здесь безопасно. Вся стража города охраняет башню.

Что ж, кажется, это всё, что я должна была выведать. Но я и дальше продолжаю всех угощать. Таково моё задание для этого бала. Я лично отвечаю за то, чтобы ничьи бокалы не пустовали.

Однако, хохоча о глупостях и предлагая тосты, я думаю только о том, что располагается за моей спиной. К роялю, за которым прямо сейчас уже должен сидеть музыкант. Я испытываю странное натяжение чувств, зная то, что никто другой здесь не знает.

Впервые после своей фиктивной смерти Майлз прямо у всех под носом. Собственной персоной.

И, будто прочтя мои мысли, он начинает играть.

Не выдержав, я всё-таки оглядываюсь. Мимолётно замечаю стройную фигуру, чуть наклонённую вперёд, словно полностью поглощённую занятием, и уже не могу оторваться. Его запястья так подвижны, когда он резко проводит по нескольким клавишам сразу...

Кажется, он говорит со мной своей игрой. То переходит в весёлую и насмешливую, то вдруг затягивает какую-то вопрошающую. А когда Вилайна оказывается прямо рядом с ним и облокачивается на рояль, чтобы занять красивую позу и повыгоднее продемонстрировать себя гостям, мелодия сразу же становится неприятной, угрожающей.

Пальцы, которые я так люблю, скользят по клавишам, намеренно спотыкаясь. Стил даже не подозревает, что приблизилась вплотную к краю.

Я боюсь, что Майлз не сдержится, и шлю ему предупреждающий взгляд, на мгновение встречаясь со скрытыми в тени маски выразительными глазами. Приходится тут же разорвать наш зрительный контакт, чтобы не привлекать внимание. Но Майлз отнюдь не собирается успокаиваться. Кажется, близость незадавшейся убийцы в каком-то роде... веселит его. Такое чувство, что этой музыкой он издевается и над роялем, и над всеми нами.

Чтобы спасти ситуацию, я подношу Вилайне очередной бокал.

— Ну хватит, Ренна, я уже достаточно напилась! Такими темпами мне захочется в дамскую комнату, а моё платье такого не подразумевает.

Я закусываю губу и смотрю на выбившуюся из укладки Майлза непослушную прядку. Она слишком характерная, слишком узнаваемая... Приходится мне встать рядом со Стил и тоже облокотиться на лакированный бок инструмента, чтобы отделить её от музыканта. Спиной я чувствую скрытую внутри рояля вибрацию.

— Скажи своему артисту, что он ужасно играет, — капризно требует чародейка. — Руки бы ему поотрывать!

Это провоцирует его обрушить ноты в какой-то ужасной последовательности, мрак бы его побрал. Я уже открываю рот, чтобы выдать забавный ответ и попытаться отвлечь Вилайну...

Но затем всё резко становится хуже, гораздо хуже.

Потому что сквозь разнаряженные силуэты духов и нечисти в дверях лифта я вдруг вижу его.

Настоящего призрака.

Он тоже видит меня, разумеется. Ведь он явился сюда, без сомнения, именно по мою душу.

Меня обдаёт могильным холодом, запахом сырости и грязи. Изнеженное платьями тело мгновенно вспоминает боевую стойку. Моя настоящая жизнь едва началась, и так быстро, так жестоко заканчивается...

Почему здесь, почему сейчас?..

Мне повезло, что это маскарад, и все одеты пугающе. Лишь из-за этого никто не обратил внимание на странного вида юношу с перечёркивающим всё лицо уродливым шрамом. Пришельца, что одет в дурно пахнущие обноски: лохмотья жителя коллекторов. Накидку послушника Бездны.

Никто здесь его не знает. Кроме меня. Это я оставила ему шрам. Не специально, против воли даже, в те далёкие времена, когда на вопрос о родственной душе я бы без раздумий назвала его имя...

Его зовут Винсент.

Его нужно убрать отсюда, сейчас же.

Я не придумываю ничего другого, кроме как оставить место у рояля, пройти сквозь сияющий зал и с силой втолкнуть Винсента обратно в лифт. Музыка позади мгновенно обрывается. Майлз не мог не заметить, что что-то не так. Но что ему делать? Бросить свои обязанности? Нет, так рисковать нельзя. Сбежавший музыкант всех озадачит и привлечёт слишком много внимания.

В лифте Винсент смотрит на меня дикими глазами. Будто призраки явились обоим из нас.

У него такие же длинные чёрные волосы, как у меня, и того же цвета вечные тени под глазами. Его ресницы слиплись, а кожа пестрит воспалениями. От него пахнет бессонницей и голодом, бредовыми мыслями и обострёнными реакциями. Сектой, как сказал однажды Майлз.

Такой я бы была, если бы родилась другого пола. Хотя по крови он мне не брат.

— Ты... — плюётся он, но я зажимаю его рот ладонью и не даю говорить, пока мы не скрываемся в безопасном месте, в пентхаусе.

— Что ты здесь делаешь? — рычу я, хотя сама прекрасно понимаю.

Винсент оглядывается по сторонам, сражённый видами моих покоев. Каждая мелочь кричит ему, что я теперь чужая. Поэтому он ожесточается. Его гнев обрушивается на меня:

— Что я здесь делаю, да? Ха-ха... Ну, что ж, послушай. От тебя слишком долго не было вестей, и конец света всё никак не наступал... Мы всё гадали, как ты... Жива ли ещё, не пала ли в схватке с врагами... Ведь наша отчаянная, безупречная Избранная должна была перебить тех магов ещё в первый день. Неделя — это край. Что-то явно пошло не так. Я вызвался пойти на разведку, хотел помочь тебе...

Но, поднявшись, я увидел кое-что забавное. Эти плакаты по всему сраному городу, с которых ты улыбаешься, как будто ты здесь своя. Ты знала, что там повсюду светящиеся стрелки? И все ведут сюда. Ну вот я и пришёл. Но, вижу, не слишком-то ты рада.

Проклятье хаоса на твою гнилую голову, дрянь. Ты всех нас предала.

Ты должна была уничтожить Пентаграмму, разве не так? Что именно в слове "уничтожить" тебе непонятно?!

Ты недостойна своего звания. Знаешь, ты даже хуже магов. Намного хуже. В тысячу раз.

Никто другой подобными словами не сделал бы мне больно. Но Винс... Этот парень, хоть был чуть слабее меня, всегда с такой готовностью гордился моими успехами... Будто разделял их со мной. Он никогда не злился за подаренные шрамы. Он меня принимал.

Поэтому я и знаю, что он прав. Прав в том, что я стала пустышкой, скатилась и пала. В эту секунду я окончательно разочаровываюсь сама в себе, видя его глазами. Со стороны я выгляжу ужасно. И если мне плевать на отлучение от церкви, то отлучение от единственного символа детства... На это не плевать.

Винсенту тоже больно. От моего платья и всего остального. Его тошнит от омерзения:

— Да уж, Рен. Ты только взгляни на себя.

— Рен?.. — слышится сбоку. — В смысле "Рен"? Это. Вообще. Кто.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что вопрос может принадлежать только Майлзу.

— Друг детства. — Уязвлённая, пробитая насквозь некрасивой правдой, я всё же отвечаю ему, а не Винсенту, потому что инстинкт любви сильнее потребности защитить себя.

— Друг?! — Но ответ ему всё равно не нравится. — Настолько друг, что ты привела его к нам домой?

— Что ещё за мерзкий тип? Маг? Ты путаешься с ним? — Винсент подливает масла.

— Давай без этого, Винс, прошу, — умоляю я.

— Ах, Ви-инс, — с отвращением тянет Майлз. — Впервые слышу. Интересно, почему это?

Глаза того сверкают фанатичной яростью:

— Может, потому, что знаешь её каких-то несколько дней? А не восемнадцать, мать их, лет, как я?!

Майлз смотрит сверху вниз на нас обоих. Его красивый рот искажает брезгливость, а ноздри, что виднеются из-под маски, едва заметно трепещут. Мы с Винсентом действительно выросли вместе и всегда дорожили друг другом, из-за чего меня вечно и ставили против него. Поэтому у нас общий язык тела и речи, идентичная мимика. Правда, это уже ничего не значит.

Но для Майлза увиденное — удар. Только этого мне сейчас не хватало.

Он наклоняется ко мне, и говорит почти нежно:

— Из-за него я больше не счастлив. Мы же убьём его?

Убить Винсента?..

Идея удачная.

Это стоит сделать, пока он не растрепал всему Кримзон-Сити, кто я такая. Но проблема в том, что я не смогу, никогда.

Ведь всякий раз, как я смотрю на его изуродованное лицо, я снова становлюсь мелкой девчонкой на своём первом обряде инициации. Я вижу орудие, брошенное на пол. Слышу звук металла, ударяющегося о камень. Глаза мальчика напротив расширены от страха, а губы подрагивают, будто он вот-вот заплачет. Его кровь везде... Его тело содрогается...

Я думаю слишком долго, и за это время между мной и Майлзом пробегает трещина. Почему?.. Он ведь знал, кто я такая. Моё прошлое в культе его не волновало. Тогда почему он выглядит так, будто я что-то от него скрывала? И почему он потирает грудь, будто что-то в ней его беспокоит? Последнее вообще не имеет смысла, потому что... Нет, я действительно не понимаю.

Глядя на всё это исподлобья, Винсент хватает меня за руку:

— Пойдёшь со мной, подстилка магов.

Ох, старый друг. Куда он собирается меня вести? К наставникам? Надеется, что они придумают, как теперь использовать такую версию меня? Но они скорее займутся проверкой глубины моей веры, и вряд ли после этого я останусь жива.

Я никак не ожидаю того, что происходит далее, и Винсент тоже не ожидает. Предполагается, что мы, люди и воины, всегда будем бить первыми. В крайнем случае, встретим атаку блоком. Но Винс её пропускает.

Я впервые вижу Майлза в драке, и, растерявшись, даже не успеваю сказать, что сама в состоянии разобраться. Внезапно исчезает всё, кроме руки, что, оказывается, знает не только клавиши, и струйки крови, стекающей по подбородку. А ещё двух полных взаимной ненависти пар глаз.

На этом Майлз не останавливается и с силой бьёт Винсента кулаком в живот. Тот сгибается и отпускает мою руку, но не падает, а только рычит от злости. И тут же отвечает с удовольствием, с радостью, налетев на противника плечом.

Они оба творят полный бред. Мне хочется вырубить обоих. Одного — чуть ласковее, но это неважно. Я всё равно не могу этого сделать, потому что слышу снаружи шаги. Я должна бежать запирать двери в свой грёбанный пентхаус.

Сейчас. Одну секунду. Только отниму у Винсента нож, который должен быть где-то под тряпками, иначе он скоро окажется в Майлзе.

Я подныриваю Винсенту под руку и как раз достаю оружие, когда слышу совсем рядом медленные, но выразительные аплодисменты.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

— И кто из вас сказал, что девица не умеет развлекаться?