Блёстки, Кровь и Тьма

Я поворачиваюсь, отбрасывая одеяла, и издаю низкий, сдавленный стон. У меня раскалывается голова и странно ноет тело. В горле першит, а язык такой липкий, что хочется сдохнуть от омерзения.

Судя по ощущениям, я совершенно раздета. Только запястье холодит что-то тяжёлое, напоминающее камни. Приоткрыв глаза, я обнаруживаю браслет... с бриллиантами? Я хмурюсь и не без труда оглядываюсь по сторонам.

Не понимаю, где я. В каком-то огромном, богато обставленном помещении со стенами тёмного бархата. Тут и там на мебели разбросана какая-то одежда. Ковёр усыпан пустыми бутылками и тарелками с едва надкусанными десертами. Всё вокруг в красных подтёках и размазанном креме...

Мой нос улавливает запахи карамели, свечей и тягучего парфюма. Эта смесь вызывает головокружение, и я обречённо роняю голову. Только теперь замечаю, что всё это время лежала на ком-то ещё.

На Майлзе.

Он всё ещё спит. Его дыхание ровное, умиротворённое, а на губах застыла томная полуулыбка. Я убеждаюсь, что он одет, даже подозрительно сильно — в отличие от меня. Однако мысль об ткани его брюк внезапно вызывает у меня какие-то смутные, до странного чувственные переживания... И его рука так легко и ненавязчиво касается моей обнажённой талии, как будто это продолжается уже годами.

Я резко сажусь, не боясь его разбудить, но Майлз где-то слишком далеко. Лишь чёрные ресницы легко подрагивают. Я встаю с кровати и отправляюсь на поиски воды.

Босиком пробираясь через ворох брошенных вещей, я пошатываюсь и растерянно озираюсь по сторонам. Планировка комнат едва ли мне известна, но, не считая нас с Майлзом, они абсолютно пустынны и походят на огромный... пентхаус.

Фрагменты памяти калейдоскопом крутятся в сознании, однако зацепиться хоть за один из них кажется мне попросту нереальным.

Обнаружив ванную, я щёлкаю выключателем и тут же вздрагиваю, закрываюсь руками.

Озаривший комнату свет так похож на вспышки камер.

Перед глазами внезапно всплывают фотосессии — и мои портреты на первых полосах газет, журналов. Интервью — и микрофоны, что лезут прямо в лицо, вынуждая защищаться. Затем... пятая часть населения города, что преклоняет колени на церемонии присяги. Клятвы. Мне. Я задерживаю дыхание, вдруг вспомнив, что мне пришлось фальсифицировать их ошейники. Всё моё величие, вся власть так и остались всего-навсего аферой и мистификацией.

А ещё я вижу картинки подношений. Это наряды и драгоценности, но больше всего — сердца и графины Флэйрдринка. Моё собственное сердце неприятно сжимается в груди.

Я ведь не пила его больше? Прошу, пусть кто-нибудь скажет мне, что не пила!..

Вот только в глубине души я уже знаю правду.

Дьявольщина какая-то. Потирая виски, я прохожу в кабинку и включаю холодную воду. Становлюсь под поток, приоткрываю рот. Ледяные струи обрушиваются на тело будто хлысты. Каждая острая капля неприятно впивается в кожу, но мне необходим этот шок. Моментальное облегчение пробуждает воспоминания, отделяет одно от другого.

Я помню, как шла со служанками Айсадоры на ритуал запечатывания. Когда это было? День, два дня назад?.. Они привели меня в Этерию-Хайс, в башню Знаний и Тайн. К своему удивлению я попала в комнату-часовню, где уже ждали остальные члены Пентаграммы.

Алтарь в центре часовни сразу заставил меня напрячься. Как и витражи с мучениями падших ангелов, и высокие резные статуи, напоминающие часовых, и массивные канделябры... Пахло чем-то неведомым и страшным.

— Возьмёмся за руки, — таинственно произнесла Айсадора.

Рук зажмурился:

— Серьёзно, снова? А я-то надеялся, что одного раза хватит.

Маги вокруг меня неохотно взялись за руки. Тихое, холодное прикосновение Айсадоры забрало мою левую ладонь, а пальцы Вилайны, словно стебли ползучего растения, обвили правую. Рук тоже примкнул к кругу. Один только Боун не спешил присоединяться, но Вилайна взглянула на него с ледяным спокойствием Луны, и железный маг нехотя взял её за руку. Сжал так, что платиновая чародейка прикусила губу.

Сцепленные кисти замкнули круг, и Айсадора начала ритуал.

Это оказалось мучительно. Просто испепеляюще. Будто под действием чего-то раскалённого нас пятерых приплавили друг к другу намертво. Я помню, как пыталась высвободиться, рвалась из круга, но маги меня не отпускали. Их будто заклинило. Все кричали.

Пытка продолжалась, пока в конце концов я не ощутила во рту привкус пепла. Открыв глаза, я обнаружила всех в слезах. Рук Мортас всхлипнул и повис на руке Айсадоры, а та его погладила.

— Ну тихо. Всё кончилось. Нас снова пятеро. Рады вы или нет, но всё же мы это сделали. Преодолели самое сложное. Теперь беспорядок понемногу сойдёт на нет. Наконец-то снова станет тихо.

— И чисто, — подытожила Вилайна мрачно.

Стоя в душе, я ощупываю шею, и не нахожу на ней удавки. И никакой больше метки на моей руке. Многое явно изменилось... Но я всё ещё не понимаю...

Это место. Я его знаю. Кажется, я стояла со всеми у подножия сгоревшей башни Майлза.

— Ты точно справишься? — встревоженно спросила Айсадора.

— Ты во мне сомневаешься, Айси? Мы же должны как следует поприветствовать наш новый Лучик!

— Почему бы ей самой этого не сделать, раз в ней течёт золотая магия? — это наверняка был Боун.

— В отличие от тебя он не перекладывает на других свои обязанности, — напомнила Вилайна.

Я смотрела на Рука. Он закатал рукава, и его лицо из озорного вдруг стало серьёзным. Затем он загрёб из поднесённой шкатулки полную пригорошню осколков и отправил их в рот. Поднёс к губам протянутую флягу и долго, жадно запивал.

Я должна была поразиться этим варварским питанием, но отчего-то не поразилась. Неужели я и сама так делала? Упаси Бездна, пожалуйста.

Рук обращался с обломками, будто с конструктором. Разрушенное пожаром здание само разбиралось по его воле. Части таяли, скручивались, проваливались, теряли детали отделки и объединялись. В какой-то момент кусок рельс от горки с протяжным скрипом отошёл от общей конструкции и уже грозил упасть прямо на нас, но Рук одним лишь жестом вернул его в общую массу.

Я с содроганием наблюдала, как маленький худенький маг ворочал таким масштабом... Светлые кудри лишь легонько подрагивали от напряжения — как же ему шла эта юношеская задорная краса. Работал он с рвением и торопливо. Как будто спорил сам с собой. Он выглядел счастливым и вдохновлённым, ярким, ярчайшим.

Его архитектурная идея понемногу становилась понятна. Новая башня походила на фиолетово-чёрный нео-готический замок. Рук украсил её этажи арками, рёбрами и остроконечными коньками.

Но самое невероятное он сотворил с верхушкой башни. Вместо обычного шпиля он водрузил на неё настоящую круглую карусель, и та действительно кружилась. Даже снизу можно было рассмотреть, как под ажурным куполом плыли вверх и вниз чёрные скульптуры лошадок.

Я не могла поверить, что это здание настоящее, а не из сказки. Что она моя. Как заворожённая я следила за бегом аттракциона и чувствовала себя его частью. Вся моя жизнь походила на движение этой несчастной карусели чьего-то злого замысла.

От мыслей меня отвлекли слова Мортаса:

— Будь хорошей правительницей, Ренна. Чтобы все хотели почаще тебя навещать. И чтобы никому не пришло в голову сломать моё новое творение.

Он подмигнул мне, но его мимика вдруг показалась мне какой-то неестественной и ненормальной. Будто Рук надо мной издевался, будто что-то подразумевал. В его глазах отразился блеск, которого я не видела раньше.

Затем Мортас создал золотую ленточку только для того, чтобы тут же её перерезать:

— Привет, Ноктюрн! Прощай, Маджентис.

Кто-то из слуг тут же передал другим:

— Проследите, чтобы поменяли карты. Новое название этой башни — Ноктюрн.

Айсадора спросила Рука:

— Ты как, в порядке?

— Более чем. Что ещё нам нужно достроить? Давайте сразу, пока я в ударе.

— Уймись, герой. Кто-нибудь, проводите господина Мортаса домой.

— Нет, Айси, не отсылай меня. Я, кажется, перебрал. Пожалуйста, дайте мне ещё задачу. Любую! Ребята!..

Курьеры схватили золотого мага: кажется, у него снова начинался припадок.

Отбрасывая эту картинку, я опираюсь рукой на мокрую стенку душевой. А что, если я ошиблась?.. Что, если...

Нет, не может быть. Рук Мортас — слишком светлый, добрый, невинный. Он творит чудеса, и все его любят.

С другой стороны, он видел, как я казнила Сэсса Трэйнора, но улыбался мне так же, как и раньше. Что после этого стоит его доброта?!

Но больше мне о Руке думать некогда: я наконец припоминаю, как сюда попала.

Я же сама запретила слугам подниматься в мои покои, когда мы с Майлзом въехали на этот этаж!

Майлзу здесь всё понравилось... Не удивительно, ведь он торжественно вернулся из грязной канализации в свою же собственную отремонтированную башню. Интересно: не этого ли он всё время добивался?

Нет, вряд ли, потому что его счастье и гордость были слишком искренними, слишком живыми, чтобы оказаться холодным расчётом. Он сказал, что теперь все дела должны быть отброшены. Что мы оба заслужили праздник. Отпуск.

И я, как и всегда, не отказалась. Мы закатили дикую вечеринку для двоих самых дерзких мошенников. Дурачились, наслаждаясь обществом друг друга. Как дети, которые вдруг получили всё, о чём только могли мечтать.

А в конце концов мы...

Бездна, прости.

В итоге мы сыграли "свадьбу".

Конечно, без свидетелей и даже без колец, зато с обещаниями и шампанским. Только хаос знает, сколько было выпито, но это не оправдание. Я веселилась. Я стала новой госпожой Развлечений и, как могла, училась по-настоящему быть ею.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь, хотя сейчас Майлза рядом нет. Просто мне вдруг вспоминается, как он кружил меня на руках и шутил про медовый месяц, а потом вдруг спросил:

— Как насчёт первой ночи?..

— Проклятье, да, — выдохнула я неожиданно для самой себя. — Пора мне наконец распаковать свой главный подарок.

Пальцы сами коснулись его воротника, оголяя бледную, безупречную кожу, но он отвёл их в сторону подбородком. Однако, слова всё же произвели на него впечатление. Он хищно улыбнулся и отнёс меня на кровать, где бросил на одеяла.

И прежде, чем я успела пошевелиться, уже навис сверху, похожий на голодного беса:

— А как же "никаких мужчин, никогда"?

Я вернула ему полный вызова взгляд:

— Немного поздно об этом спрашивать, тебе не кажется?

— Поверь мне, существует разница.

Майлз запустил руку в мои волосы и принялся перебирать их. Что за ласка... Словно существо, питающееся вожделением, он пытался добиться от меня большего. Едва ли это было возможно.

— Поверить? Тебе? Тебе вообще нельзя верить. Я должна убедиться сама.

В ответ я потянулась к ремню на его штанах, огладила ремень и провела ногтем по пряжке, оставляя Майлза в подвешенном состоянии между предвкушением и безумием. Я, может, и неопытна, но не тупа.

Прикосновения ли были виноваты, или слова, но он на мгновение закатил глаза, а вот губы напротив приоткрылись в беззвучном стоне. Правда, он тут же вернул себе самоконтроль и наклонился к моему уху, чтобы обжечь горячим дыханием и словами, похожими на мантру:

— Придётся тебе довериться мне хоть немного, если ты согласна, чтобы я стал твоим проводником в этот кошмарный мир разврата.

Кажется, настала моя очередь закатывать глаза. Хотела бы я помучить его подольше, но в тот момент я и сама уже почти совсем не соображала.

— Мрак тебя побери, Майлз — выругалась я. — Если ты протянешь ещё хоть минуту, я пойду, "найду себе мужика и перестану смотреть на тебя как на кусок торта", как ты посоветовал мне однажды.

Он притворно оскорбился:

— Эй, мы ведь теперь женаты. Это слишком вероломно даже для тебя.

— Так собираешься ты исполнять свой супружеский долг или как? — а вот я разозлилась по-настоящему.

— Да, моя леди. Позволь только слегка ограбить твою спальню.

— И что ты надеешься найти?

Он бессовестно склонил голову на бок.

— Игрушки. Мелочи. Аксессуары. Всякие, знаешь, волшебные артефакты...

— С чего бы этому всему оказаться в моей спальне? — я действительно не понимала.

— Это город грёбанных грехов, дорогая. А ты одна из его хозяев. В твоей спальне должно быть всё, что только может понадобиться, и, поверь мне, об этом уже позаботились. Нам надолго хватит.

— Тогда почему ты до сих пор здесь всё не обыскал?!

Деловито лёжа на боку и подперев голову рукой, я с интересом наблюдала, как Майлз исследовал все тумбочки и шкафы. Очевидно, он был прав, потому что поразительно быстро обнаружил ленту блестящих упаковочек и сомнительный на вид флакон с какой-то жидкостью — а я уже научилась не доверять в этом городе ни жидкостям, ни флаконам.

Глядя на его трофеи, я гадала: неужели это и были их мелочи, предназначенные для удовольствия?.. Я уже хотела забрать их, но Майлз не позволил:

— Расслабься же, заклинаю. Я знаю, ты охрененно быстро учишься, но сегодня мой выход, ладно?

Я ответила с усмешкой:

— Внимаю, ментор. Каким будет первый урок?

— Для начала, — заявил он низко и бархатно, — я научу тебя раздеваться.

Вот так я и лишилась всего, кроме браслета с бриллиантами.

Честно сказать, нагота никогда не была для меня чем-то особенным. Несмотря на целибат, я жила в предельно тесном общежитии, где не было отдельных удобств. Я привыкла спокойно воспринимать чужие бренные тела во время омовений.

Но с Майлзом всё работало иначе. Просто он смотрел на меня со слишком глубоким вниманием. Меня убивали его острые, словно прорезанные лезвием глаза.

Он нависал надо мной, держа лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, а его тело, хоть и всё ещё одетое, оказалось зажато между моими ногами.

— Я так часто представлял, как это будет. Как мы отбросим разногласия и просто окажемся в кровати.

Клянусь, всякий раз, когда ты грозилась меня уничтожить, в моих фантазиях ты завоёвывала меня вот этим, мать его, способом.

Пожалуйста, скажи, что я тебе нужен. Даже такой поломанный и бесполезный, и растерявший всю былую красоту.

Скажи, что ты всё равно меня хочешь.

Это прозвучало так пронзительно и ранимо, что моё сердце тоскливо заныло под рёбрами.

— Да что ты несёшь?.. Я хочу тебя даже такого тупого.

Его лицо озарилось обычным выражением. Дерзким, беспечным, как рок-н-ролл. Он засмеялся, и было в этом звуке что-то тёмное, что тут же пробралось мне под кожу. До сих пор его руки, скользившие по моим бёдрам, двигались почти лениво, но теперь совсем озверели.

Он поцеловал меня и прошептал прямо в губы:

— Подходит. Тогда готовься к ви-ай-пи опыту.

— Клянусь, это существо умеет только болтать и болтать!

Не правда, и я сразу это поняла. А ещё, что насчёт эксклюзивности он не врал. Пожалуй, я не могла бы представить ни одного другого мужчину проделывающим такое. Было немного обидно, что Майлз знал каждую грань, которой следовало уделить внимание, и как именно это стоит сделать, будто заранее получил все координаты, но очень быстро все лишние мысли пропали — их просто снесло интенсивностью ощущений.

Пожалуй, я бы могла назвать это искусством.

Вырвав у меня особенно отчаянный стон, он тоже не сдержался. Я почувствовала, как царапнула по внутренней стороне бедра пряжка его ремня...

Он был близко — так близко, что я ощущала его жар сквозь ткань его одежды. Мурашки сладко пробежали по позвоночнику и обострили каждый нерв. Но когда Майлз наконец проник в меня, я впилась ногтями в его плечи и широко распахнула глаза. Всё внутри запылало.

У меня вырвалось:

— Эй, а вот это не приятно!

Майлз резко остановился. Я почувствовала, как напряглись мышцы его тела.

— Мне жаль, — голос показался мне пропитанный виной. — При всём желании не всегда возможно этого избежать.

— А тебе?.. Не больно, как я понимаю?

— Нет, — он улыбнулся, снова несколько виновато.

Мне это не понравилось, и я изо всех сил ударила его по лицу.

Такого Майлз не ожидал. Он медленно повернул голову обратно, но в глазах вместо злости отразилось только удивление.

— Я ведь уже прекратил.

— Ты не понял, — процедила я сквозь зубы. — Я не хочу, чтобы ты прекращал. Но я не собираюсь страдать одна. Если больно, то обоим сразу.

Взгляд Майлза изменился.

— О... А это честно, пожалуй. Тогда можешь не сдерживаться, потому что лично я не собираюсь.

Когда он снова пришёл в движение, незнакомое пронзающее чувство сразу же вернулось. Я ощутила, как его член медленно занял место внутри меня, заполнил пустоту, о которой я раньше не подозревала. Снова Майлз раздвинул мои рамки и заставил меня медленно с этим смиряться. Адаптироваться, учиться наслаждаться.

Чтобы отвлечься, я схватила его за волосы. Затем не сдержалась и до крови прокусила кожу его плеча. Своими действиями я заставила его буквально ругаться в такт:

Жестокая.

Сложная.

Грубая

и невоспитанная.

Но справедливая.

Такая

красивая.

Моя

колючая

дикарка.

Обожаю.

С каждым словом мне становилось жарче, слаще, приятнее. Вскоре мне уже было не за что мстить ему. Я прикусила его снова, на этот раз почти нежно, и его спина под моими пальцами напряглась, как струна. В благодарность за то, что прекратила насилие, он принялся целовать меня в шею, так что я продолжила сама:

Мой.

Весь.

Навсегда.

Не отдам.

Я хочу

ещё,

ещё,

и ещё...

Я тоже

тебя

обожаю.

Мы рвались друг к другу так, будто отчаянно искали какой-то выход. Спасительный, эвакуационный.

Становилось слишком приятно, и я больше не могла это спокойно терпеть, так что в конечном счёте начала сопротивляться. Добилась того, что мы оба рухнули на пол. Зато я захватила возможность менять амплитуду и другие настройки...

Кошмар. Мне безумно стыдно вспоминать, насколько всё вышло отвязно. Как будто до нас этого всего вообще никогда не существовало, и я была первой женщиной, а он — первым мужчиной, кто выдумали похоть. И именно из-за того, как мы были ужасны, этот город в итоге был обречён провалиться в ад.

Но единственное, о чём я думала каждое мгновение процесса и даже после того, как всё кончилось: я больше не хочу апокалипсиса.

И больше не согласна умирать.