Блёстки, Кровь и Тьма

Такой старый и крупный город, как Кримзон-Сити, не выжил бы без такой же старой и большой трубы для нечистот. Но его правители слишком привыкли к шику, чтобы заглядывать в мерзкие выгребные ямы.

Так было.

Тем непривычнее осознавать, что кто-то из магов прямо сейчас находится здесь, в недрах города. К тому же самый избалованный, самый праздный из них. Две мои вселенные вдруг столкнулись и переплелись...

Надеюсь, Лэнгу нравится его последнее пристанище. Он думал, что я снова куплюсь на его приманку, но просчитался. Даже не знаю, как доложу о маге. И стоит ли вообще о нём упоминать..? Жгучий стыд за то, что позволила ублюдку спутать свои планы, гонит меня вперёд.

Честно говоря, я совсем не знаю этот участок коллектора. И свечей у меня нет, так что глаза видят только тёмно-фиолетовый, чернильный мрак. Однако подземные инстинкты возвращаются, и я довольно быстро вспоминаю, как видеть опасности за пару футов до столкновения с ними. К тому же перед мысленным взором постепенно возникает предполагаемый план окружения.

Похоже, мой люк вёл в историческую часть канализации, потому что стенки здесь состоят не из бетона или кирпича. Это старая каменная кладка, испещрённая всевозможными обозначениями. Прежде я такого не встречала. Я ощупываю бороздки, чтобы запомнить оставленные кем-то цифры и символы: если потеряюсь, они помогут мне сориентироваться.

Я слышала, что в исторической части каждый тоннель соответствует проходящим сверху улицам. Не знаю, правда это или всего лишь домыслы. Бродя по запутанным тропам, сложно помнить, что поверхность вообще где-то есть.

Своды тоннеля довольно дряхлые, а проход непривычно узок. Несколько раз путь мне преграждают изломанные чугунные решётки, а отводные отверстия в стенах чем-то заложены, перекрыты. Теперь понятно, почему тут так сухо — из-за плохого состояния старые тоннели уже не используются для сбора воды.

От размышлений меня отвлекает резкий скат. Даже если маг попробует преследовать меня, то дальше этой границы не пойдёт. В противном случае готова пожелать удачи. Ведь тогда ему придётся столкнуться с открытой камерой магистрального коллектора — впечатление не для слабонервных.

Я и сама не рада попасть в этот многоярусный зал с пустотами и колоннами. Сейчас он напился дождя и явно переполнен. Бегущая внизу вода мгновенно оглушает меня своим рёвом, а в нос тут же ударяют канализационные газы.

За пару секунд до падения в бушующую пропасть мне удаётся схватиться за скобы в стене. Повиснув на них, я вдыхаю зловонные пары полной грудью. Запах дома.

Я наощупь залезаю по ступенькам и оказываюсь на подвесной конструкции под потолком коллекторного зала. Теперь я шагаю по мостку, переброшенному между шаткими балкончиками для аварийных работ. Надо отсюда надо выбираться. Я ищу другую дорогу. Проверяя каждый отвод, наконец, нахожу открытый переход в другое ответвление.

Здесь потише. Откровенная вонь сменяется затхлостью, сыростью и лёгкой гнильцой. Помещение лишь слегка подтоплено. Слышно, как капли бьют о поверхность воды. Под ногами путается намытый когда-то мусор, но мне везёт не наступить ни на один ржавый гвоздь и не вспороть босую ногу.

Будто сотню лет уже я не рыскала среди хлама... Я наклоняюсь посмотреть, что нынче можно повстречать в коллекторах.

Прежде подобная охота была моим любимым занятием. Город всегда производил тысячи тонн всевозможного мусора, и всё, что не успевали вывезти на свалку, смывало дождём. Эти дары опускались всё ниже и ниже, пока их не выносило к моим ногам, и я охотно их принимала. Среди них можно было найти пригодную еду, одежду, всякие мелочи.

Я называла это сбором урожая.

У меня даже была личная сокровищница — полость внутри цилиндрической трубы. Когда я была ребёнком, она казалась целым залом. Но дети растут, и чем выше я становилась, тем меньше была труба. В итоге я с трудом могла в ней умещаться.

Там, в укромном месте, хранились мои приобретения. Шарф, медальон, монеты, несколько безнадёжно испорченных книг и одинокая туфелька. Всё было грязное, буро-коричневое, но казалось таким красивым...

Однажды мой тайник обнаружили. Сказали, что пора попрощаться с этими вещами. И они стали моим первым жертвоприношением на алтарь Бездны.

Было немного жаль расставаться с трофеями, но уже тогда я знала, что однажды приду и заберу гораздо больше.

Как знать, может, моя мания коллекционировать принадлежавшие магам вещи не зря так беспокоила наставников. Боюсь представить, что они сказали бы, узнай, что от вещей я в конце концов перешла к... чуть более крупным и интересным трофеям.

О побрякушках и жалких монетах я не вспоминала. Но как же тяжело прощаться с чем-то... по-настоящему эксклюзивным. Есть трофеи, которые нельзя просто взять и выкинуть.

Хаос знает, что я всегда была жуткой собственницей.

Подавляя тяжёлый вздох, я иду дальше. Дорога займёт немало времени, и лучше сразу преодолеть её большую часть.

Но с каждым шагом мой темп замедляется. Эмоции схлынули, и теперь есть время подумать. Я думаю. Думаю. Думаю... Вокруг нет ничего, кроме моих мыслей. Они возникают прямо из тьмы яркими образами, бесплотно хватают за локти и щиколотки.

Это просто невыносимо. Я разрешаю себе немного передохнуть. Руки мои дрожат, а нервы напряжены до предела — в таком состоянии лучше не рисковать со слепыми походами. Обнимая краденный нож, я прислоняюсь головой к стене и пытаюсь расслабиться.

Не сразу, но нос чует знакомый аромат. Он заставляет меня обернуться к стене и ощупать её руками.

Поверхность камня покрывают сотни мелких песчинок. Это местные ядовитые водоросли, которые здесь водятся в достатке. Они способны вызвать паралич и смерть... но в небольших дозах обезболивают и снимают воспаления. Лечат.

Хотела бы я этого не знать. К сожалению, знаю. Обращение с ранами и хворями в таких условиях слишком хорошо мне знакомы.

Проклятье.

Во имя цели я готова пасть. Я уже и так морально пала. Я роняю себя ещё больше, когда поудобнее перехватываю нож и соскребаю водоросли с камней.

Зажав горсть полученного порошка в ладони, я поворачиваю обратно.

Оказывается в стене тоннеля была небольшая каменная ниша. Я нахожу мага полулежащим в ней. Он тихо насвистывает что-то печальное и, похоже, экспериментирует с акустикой коллектора. Но когда слышит мои шаги, осекается.

Лэнг удивлён моим возвращением не меньше меня самой.

— Ты передумала, — бормочет он. — Ты правда передумала. Или это был мне урок, чтобы больше не исчезал?..

— Я вдруг решила стать заботливой хозяйкой и пришла лечить тебя, — сообщаю я.

Но не могу удержаться и добавляю:

— Только обещай кричать не слишком громко.

Странно, но Лэнг не задаёт никаких вопросов. Молча повинуется, когда я говорю ему снять рубашку и разорвать её на части для бинтов и повязок. Хотя здесь холодно, а носить ему будет нечего, он всё же верно расставляет приоритеты.

Я готовлю раствор и присаживаюсь на край ниши. Шепчу над снадобьем слова по старому рецепту, затем быстро омываю его повреждения. Как и всё, порезы приходится искать наощупь. На удивление, мне даже не приходится переступать через себя, чтобы трогать такого пациента. Впрочем, мои прикосновения едва ли ласковы и утешающи.

Он ещё пожалеет, что выжил. Он будет молить о смерти, но я не дам ему такой роскоши. Я забочусь о нём лишь для того, чтобы он дольше страдал.

Хотя я чувствую на себе пристальное внимание Лэнга, лежит он спокойно. Не вздрагивает и не жалуется, когда его ран касается жгучая жидкость. И легко позволяет сделать едкие компрессы на лоб и запястья.

Пока я работаю, заявляю:

— Первое правило моих владений. Никакой сучьей магии без разрешения.

— Что, даже если ты ушла? А вдруг возникнет вопрос жизни и смерти?

Разумеется, он хочет выторговать себе условия поудобнее. Но именно магия в моё отсутствие беспокоит меня больше всего. Так что я не удостаиваю его вопрос внимания, и маг раздражённо цокает языком.

— Почему бы тебе в таком случае не оставлять меня ещё и связанным?

Удивительно дельное предложение. Я усмехаюсь и продолжаю свою работу, но маг всё никак не заткнётся, у него есть ещё сто и одно возражение.

— Не говори под руку, — рычу я. — Вдруг нечаянно царапну. Или не нечаянно.

— За что ты так меня ненавидишь? Или, точнее сказать, пытаешься ненавидеть... Нет, правда. Что у тебя за проблема со мной?

— Что, хочешь, чтобы я и слова совсем запретила?

Теперь усмехается он.

— Не злоупотребляй моей учтивостью, о свирепая госпожа. Я умею подыгрывать, но не настолько.

Лэнг меня дразнит? Лучше бы просто хамил. Подобная иносказательность выводит меня из себя сильней откровенного хамства.

Я слышу звук пощёчины. Чувствую, как загорается кожа на моей собственной ладони. Я говорю:

— Смирись с тем, что обязан подчиняться мне. И с тем, что ненавидеть тебя я буду всегда. Считай это за честь и счастье. Ты меня понял?

— Прости, ты что-то сказала?..

Зря я вернулась. Он не способен оценить такой поступок. Он воспринял его как слабость и теперь попробует продавить меня окончательно.

Моя кровь доходит до точки кипения. Я мысленно тяну поводок и заставляю его судорожно сглотнуть. И вдруг понимаю, что его тело отвечает на малейшее движение пальцев. Он становится куклой, марионеткой, послушной взмаху руки. По щелчку он сползает вниз и падает на колени. И я торжествую, сжимая пальцы так, что ногти до боли впиваются в ладони. Наконец Лэнг занимает положение, достойное его.

Он хрипит. Что, не нравится, когда с ним самим так поступают? Я вхожу во вкус.

Чувство слаще сахара обволакивает моё нутро победным огнём. Ненависть и всесилие поят меня чем-то сравни волшебству. Наконец я чувствую её. Заключённую в ошейник магию.

Это не ленточка. Это тонны холодного шёлка, упав в которые, можно задохнуться насмерть. Слишком скользкие и тесные объятия... Меня передёргивает от омерзения.

Но с чего бы вдруг? На моём месте любая поступила бы так же. Вне зависимости от историй из прошлого, своим поганым ртом он загубил бы сочувствие самой милосердной девы. Мне сложно представить, что кто-то взялся бы с ним нянчиться и утешать его.

Я с нажимом повторяю свой вопрос:

— Ты понял?!

Лэнг приходит в себя, потому что я ослабила хватку. Он произносит:

— Всё понял, госпожа. Прошу прощения.

— Хорошо. Давно хотела провести такой эксперимент. Опробовать свои возможности.

Так-то оно так. Но от него снова пахнет кровью. Всё лечение насмарку... Я потираю виски от усталости.

Мне кажется, что теперь я не скоро услышу мага, но он позволяет себе снова заговорить со мной:

— Ещё приказы?

— Дай-ка подумать, — у меня вдруг появляется интересная мысль. — А что с твоими собственными слугами? Ты ещё можешь ими управлять?

— Нет. Когда Ви сделала то, что сделала, моя связь с ними оборвалась.

— Интересно... А что она вообще сделала? Расскажи, что произошло между тобой и Вилайной.

— Какую версию ты хочешь: романтичную или короткую?

— Второе.

— Она была дорога мне. Я, как дурак, не ожидал предательства. Это немного разбило мне сердце. И, похоже, когда она забирала его, заметила не все осколки. Конец.

Такой небрежный тон... Мне хочется фыркнуть. Лэнг манифестирует свои слабости, как будто в них нет ничего постыдного. Как будто можно легко заявить о таком и сохранить чувство собственного достоинства.

А потом до меня доходит точный смысл услышанного.

— Что ты несёшь? Она забрала твоё сердце? Буквально? Я никогда не слышала о подобных преступлениях магов. Это... просто чудовищно.

— То есть ты не догадывалась, что за крупицы прятала в своём белье? — Судя по голосу, маг заинтригован. — Ты ведь должна была смекнуть, откуда они берутся.

— Из людей.

— Из магов, из людей, из животных, растений... Заметила, что всё живое исчезло?

— Зачем вообще доставать сердца?..

— Магия не берётся из ниоткуда. По задумке природы мы черпаем её из собственных сердец. Но никто не хочет сокращать свою жизнь ради того, чтобы ею пользоваться, поэтому в ход идут чужие. Это как источник, понимаешь?

— Вы, что, правда считаете, что оно того стоит?!

— И нет, и да. Прежде я мог перемещаться, менять свою форму. А ты бы отказалась от такого? Это заманчивая способность. В Пентаграмме я служил проводником, но моя природная специальность — метаморфозы. По своей природе я — ртуть.

Перемещаться. Менять форму. Звучит очень опасно. Никогда не поймёшь, где он может быть, и в каком виде его встретишь. Я тут же просчитываю риски:

— Вилайна тоже всё это может?

— После того, как пообедала моим сердцем — да.

Пообедала сердцем...

С самого детства я слышала про магов: «Если ты поверишь им, они сожрут твоё сердце». Я никогда не думала, что это нечто большее, чем фигура речи. Но теперь не могу прогнать воспоминание о смазанной помаде на губах Вилайны в тот момент, когда она покидала покои Лэнга.

— А родилась она платиновой чародейкой. Её природная сила — обольщение, красота.

— И всё? Разве у всех магов нет того же?

— Не у всех. Я — исключение.

Мне всё равно на его бахвальство. Я слишком занята другим:

— Докажи свою полезность. Расскажи мне обо всех способностях.

И он рассказывает. Я жадно всё запоминаю. Есть более сильные и те, что попроще. Серебряные маги: исцеление. Бронзовые: боевые аспекты, пламя. Железные: щиты и барьеры. Золотые: творчество, созидание. Алюминиевые: ловкость, левитация. Свинцовые: сновидения, мыслечтение, внетелесные путешествия.

Латунь и медь я запомнить уже не в состоянии, слишком много информации.

Лэнг говорит так долго, что я невольно проваливаюсь в его низкий тембр с лёгкой шершавостью и вынуждена себя одёргивать. Когда я не вижу красных волос и самодовольной улыбки, мне сложнее помнить, кто он.

— Почему металлы? — спрашиваю я.

— Спроси что-нибудь попроще.

Я закусываю губу.

— Значит, вы убиваете ради сил. Даже тех, кого любите. Вы все просто больные.

— Спорить не буду. Так уж вышло, что большинство из нас те ещё твари. Магия развращает, уродует. Но вот если найдётся простой человек коварнее самого проклятого мага, это мир содрогнётся. Недавно я встретил одну такую...

Однако, он переменил стратегию. Теперь это лесть. Впредь, когда Лэнг открывает рот, мне стоит беречь свои уши.

— Прошу тебя, хватит, — вдруг просит он. — Только и слышу: Лэнг, Лэнг, лэнглэнглэнг.

— Я к тебе вообще не обращаюсь.

— Вслух нет. Но мыслями ты обращаешься ко мне очень часто. Для меня это тоже зов. Так почему бы тебе хотя бы не звать меня по имени, Ренна?

— Я отказываю тебе в имени. У злодеев не должно быть личных имен, которые выбирали для них заботливые матери. Если задуматься об этом, можно начать сочувствовать, оправдывать.

— Ясно. Спешу обрадовать. Ни одна заботливая мать не приложила руку к моему имени. Так что можешь звать меня Майлзом и не сочувствовать.

Говоря это, маг смеётся. Меня раздражает его несерьёзность.

— Хохочешь? Тебе, что, всё нипочём?

— Ну, в общем-то да. Я довольно гибкий психологически. И к тому же телепортер, а это плохо сказывается на чувстве реальности. Со временем начинаешь жить как в игре. Хотя остальные думают, что это ртуть заражает безумием...

— Прекращай блефовать.

— Если тебе принципиально необходимо насладиться моими страданиями, то подтверждаю, что я глубоко оскорблён, разочарован и всё такое. Здесь не комфортно, и мои перспективы ужасны. Я тебя обрадовал?

— Да, на душе потеплело.

— Для начала сойдёт. Темнота располагает к откровениям, замечала? Так и знал, что не стоит предлагать включить свет.

— Что?

— Над нами есть провода и старый светильник. Нашёл, когда хотел задержать тебя и познакомился с потолком поближе.

То есть несколько часов назад.

Настроения злиться у меня уже нет, так что я просто его презираю:

— И ты смолчал.

— Сучья магия и всё такое...

Я сдаюсь:

— Хаос с тобой, используй её. Только не на мне.

С монотонным гулом наверху действительно загорается лампочка. Сперва она слепит меня, а потом оказывается, что маг куда ближе, чем я думала.

Я отворачиваюсь, вспомнив, что он обнажён по пояс. Но всё равно успеваю убедиться, что телосложением он не похож на аристократа. Я бы сказала, что он ничем не отличается от своих подданных-мужчин. У него плечи танцора. Это противоречит моим ожиданиям.

— Честно говоря, я немного боялся нового пожара. И до сих пор опасаюсь слишком сильно дёрнуть за свой конец силы. Теперь она у нас с Ви на двоих, и та может что-то почувствовать. Я выключу, если ты предпочитаешь интимную атмосферу.

— Выключай. Я сыта тобой по горло. Не хочу ещё и видеть.

Чтобы опровергнуть его глупые предположения, я ухожу в дальний угол. Выбираю позу поудобнее. Игнорировать усталость становится почти невозможно, к тому же мне нужно подумать, что делать дальше.

Над нами слышится шум города: рёв машин, стук шагов, голоса. Они напоминают о том, что жизнь снаружи продолжается. Но вопреки уверениям Лэнга, я не слишком хочу возвращаться в Люминар. Если нужно подождать пару дней, пока все уляжется, то я лучше подожду в убежище. В любом случае моё исчезновение и появление придётся как-то объяснять.

Вскоре Лэнг засыпает. Вот и прекрасно, что он здесь так быстро освоился. Ведь теперь этот тоннель — его апартаменты на долгое, долгое время, потому что больше прятать его мне негде. К своим отвести не могу: не поймут. А наверху он сам не хочет появляться. Он слаб, и там Вилайна просто добъёт его. Он застрял.

Меня тоже одолевает сон, но сплю я поверхностно и беспокойно.

Внезапно я вздрагиваю. Я слышу голос Вилайны. Он тише, чем звучал раньше, — возможно, из-за разделяющего нас расстояния. Но всё-таки я различаю слова:

— Ау, милая. Я знаю, что ты меня слышишь. Ты умница, что спряталась. А теперь пора выходить.

Снова приторно-елейный голосок, что знаком мне с церемонии присяги. Неужели поводок не сработал, и в ход пошли другие способы?.. Странно, что до этого момента я вообще её не ощущала. Ведь она явно зовёт меня не в первый раз.

— Я не разрешила Альбериху зайти, а его люди всё равно каким-то образом сюда проникли. Но они уже убрались ни с чем. Не переживай за наш с тобой секретик...

Я мучаюсь от противоречивых стремлений, когда Вилайна вдруг говорит:

— Ну же, дорогая. Поверь, никто больше не думает на тебя. Какой-то маг-недоумок решил взять на себя всю ответственность.