3
Сериз поднялась, застегивая последнюю молнию на сумке с Зитой – кошка внутри подала тихий, недовольный писк, словно тоже чувствовала неладное. Рейм ждал у двери, его высокая фигура казалась еще более монументальной в полумраке коридора. Он уже был готов, безупречный, словно никуда и не спешил. Он взял её сумки, не говоря ни слова, оставляя Сериз лишь маленький, компактный рюкзак с её личными вещами и Зитой.
Они вышли в коридор, затем по широкой лестнице вниз, к главной двери. Автомобиль уже ждал снаружи, его двигатель тихо урчал. Каждый шаг Сериз был тяжелым, с каждым движением она чувствовала, как красное платье обтягивает её, как корсет давит, а пояс верности холодит кожу. Она была идеальной куклой, а он – её хозяином, который дёргал за ниточки. И тут, преодолевая свою неуверенность, она собралась с духом.
«Рейм...» — её голос снова был едва слышен, но в этот раз в нём звенела сталь. «Когда... когда мы вернёмся?»
Он остановился, не оборачиваясь, лишь слегка склонив голову набок. Его спина была широкой и непроницаемой, словно стена. Воздух между ними загустел. Он обернулся медленно, его взгляд скользнул по её лицу, задержался на голубых глазах, скрытых под париком. В них читались и мольба, и вызов – она хотела знать.
«Вернёмся?» — его слова были не вопросом, а эхом, произнесённым с едва уловимой усмешкой, почти насмешкой. «Моя дорогая Сериз, мы вернёмся тогда, когда опасность минует. Когда тот, кто посмел угрожать тебе, будет... нейтрализован». Каждое слово было отточенным, точным, как удар ножа. Он сделал шаг к ней, его лицо было тенью, его взгляд – непроницаемой бездной. «А когда это случится? Возможно, через неделю. Возможно, через месяц. Возможно... никогда».
Последнее слово прозвучало тихо, но оно ударило Сериз как ледяной душ. «Никогда» — это означало, что этот побег мог стать её новой реальностью, её вечной тюрьмой, даже если она и была "золотой". Он давал ей не просто отсутствие ответа, а абсолютную неопределённость, лишая её всякой надежды на скорое возвращение к привычной жизни. Он не лгал. Он просто лишал её выбора.
Её губы дрогнули. Она открыла их, чтобы что-то сказать, но Рейм не дал ей шанса. Он мягко, но решительно взял её под локоть. «Хватит вопросов, Сериз. Нас ждёт джет. Пора».
С этим он повёл её к выходу. За порогом их окутала прохладная ночь. Едва заметный туман стелился по земле, скрывая очертания высоких деревьев. Блестящий черный лимузин ждал у парадного крыльца. Дверца распахнулась почти бесшумно, и Рейм, с привычной для него грацией, но с удивительной нежностью, усадил её внутрь. За ним последовали сумки. Сериз прижала переноску с Зитой к себе, чувствуя, как мех кошки щекочет её щёку. Хоть что-то знакомое в этом безумном, стремительно меняющемся мире.
Джет был роскошен и бесшумен, как и всё, что принадлежало Рейму. Идеально чистый салон, мягкие кожаные кресла, приглушённый свет – всё это создавало иллюзию комфорта и безопасности, совершенно не вяжущуюся с тем чувством тревоги, что сжимало грудь Сериз. Зита, в своей переноске, тихо мурлыкала у неё под ногами, её присутствие было единственным живым утешением. Рейм сидел напротив, его взгляд был прикован к иллюминатору, за которым огни города стремительно превращались в далёкое, расплывающееся пятно. Его рука покоилась на её колене – жест, привычный и властный одновременно.
Двигатели взревели, самолёт набрал скорость, отрываясь от земли. Когда джет плавно поднялся в ночное небо, Сериз почувствовала, как привычный мир остаётся позади. Теперь они были в воздухе, между небом и землей, в неопределённости. Именно сейчас, когда её голубые волосы были скрыты под париком, а её тело стянуто корсетом и поясом, она почувствовала себя особенно оторванной от всего, что знала и любила. И это породило самый важный для неё вопрос.
«Рейм...» — она едва слышно произнесла его имя, и он тотчас повернул к ней голову. В его глазах отражался холодный, мерцающий свет приборов в кабине. «Мои родители... я могу... хотя бы звонить маме? Я могу поддерживать с ними связь?»
В салоне воцарилась тишина, которую нарушало лишь тихое шипение системы кондиционирования. Брови Рейма слегка сошлись. Этот вопрос, казалось, застал его врасплох, вывел из равновесия. Но лишь на мгновение. Его рука на её колене чуть сильнее сжала ткань платья.
«Сериз,» — его голос был низким, в нём сквозила лёгкая досада, но и доля понимания. «Послушай меня внимательно. Сейчас, когда мы в пути, связь с внешним миром для тебя... ограничена. И это не прихоть, дорогая, это необходимость». Он перехватил её взгляд, его глаза не отводились. «Любое твоё сообщение может быть перехвачено. Любой звонок может быть отслежен. Твоя безопасность – превыше всего. И это касается и твоих родителей».
Он сделал паузу, видя, как её лицо омрачилось, как в её глазах вспыхнул огонёк протеста. Но он не дал ей возможности высказаться.
«Однако, – продолжил Рейм, и в его голосе появилась та самая необычная нежность, которая всегда усыпляла её бдительность. – Я понимаю твоё беспокойство. И я позабочусь, чтобы они знали... что ты в порядке. Я сам свяжусь с ними, Сериз. Предупрежу, что ты уезжаешь на какой-то срок, возможно, по работе, чтобы они не волновались. Я скажу, что ты не можешь звонить из-за... специфики проекта. Никто не узнает, где ты, никто не догадается о реальной причине. Полная безопасность. Ты ведь этого хочешь, верно?»
Его слова были как удар. Он не просто запретил, он забрал у неё её собственную возможность связи, заменив её своим** контролем над этой связью. Он сам станет её устами, её голосом для родителей, тем самым полностью отрезая её от прежней жизни и делая ее зависимой от него во всем. Сериз медленно кивнула, в её глазах блеснула нестерпимая боль. Не потому, что он отказывал, а потому, что он делал это так *убедительно* и *заботливо*, что она не могла сопротивляться. Он лишал её воли, объясняя это заботой.
Сериз откинулась на спинку кресла, Зита тихонько мурлыкала у неё под ногами, её тепло было единственным утешением. Она пыталась заснуть, но мысли роились в голове, мешая ей погрузиться в забытьё. Рядом с ней сидел Рейм, погруженный в свой планшет, его лицо было освещено холодным светом экрана. Джет продолжал свой путь сквозь ночь, оставляя позади всё привычное.
Через какое-то время, когда гул двигателей стал убаюкивающим, а напряжение слегка спало, Сериз почувствовала лёгкое прикосновение к своему плечу. Это была одна из стюардесс – молодая, улыбчивая девушка в безупречной форме.
«Мисс Сериз, не хотите чего-нибудь выпить? Может быть, чай? Или что-нибудь перекусить?» — её голос был мягким и участливым.
Сериз, привыкшая к вежливости, подняла голову и выдавила из себя слабую, но искреннюю улыбку. «О, спасибо, я бы не отказалась от травяного чая, если это возможно».
Стюардесса улыбнулась ей в ответ, её улыбка была теплой и искренней, что редко встречалось в мире Рейма. «Конечно, сейчас принесу. Вам с сахаром?»
«Да, пожалуйста. Одну ложечку».
Девушка кивнула и удалилась, а Сериз на секунду почувствовала себя почти нормально. Но этот мимолётный момент не ускользнул от Рейма. Он отложил планшет и повернул голову к Сериз, его взгляд был острым, словно лезвие. Он ничего не сказал, но в его тёмных глазах промелькнула искра. Ревность. Неявная, приглушенная, но ощутимая. Ей, его пленнице, его собственности, не стоило так приветливо улыбаться кому-то другому. Даже вежливой стюардессе в его собственном джете. Сериз мгновенно почувствовала это и её улыбка тут же померкла. Она опустила взгляд, чувствуя себя глупо за свою естественную реакцию. Он был ревнив даже к мимолетным проявлениям её доброжелательности к другим.
Через несколько минут стюардесса вернулась с чаем. Сериз взяла чашку, поблагодарила и снова спряталась за её тепло. Рейм не отрывал от неё взгляда, пока девушка не удалилась обратно в свой отсек. Только потом он снова заговорил.
«Ты слишком доверяешь, Сериз», — его голос был низким, почти мурлыкающим, но в нём не было и тени прежней нежности. Это был голос, который оценивал и предупреждал. «В мире, в котором мы скоро окажемся, это может быть смертельно опасно. Нельзя быть... такой открытой».
Она подняла на него глаза. «Но быть вежливой – это же не значит доверять».
Рейм усмехнулся, его губы изогнулись в тонкой линии. «Именно. Но многие могут воспринять твою вежливость как приглашение. А иногда даже этого достаточно, чтобы пустить корни. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то другой пустил корни в твоём саду, верно?» Он посмотрел на неё так пристально, что Сериз почувствовала, как её щёки загорелись. Его слова звучали как откровенная ревность, завернутая в оболочку заботы и предостережения.
Он снова отложил планшет, на этот раз полностью переключив внимание на неё. «Забудь об этом. Расслабься, дорогая». Его голос смягчился. «Знаешь, почему птицы в темноте всегда кружат над огнями, а потом бьются о стекло?»
Сериз удивлённо моргнула. Такой резкий переход. Она покачала головой. «Нет, не знаю».
«Они принимают искусственный свет за луну или звёзды, которые используются для навигации. Их инстинкты говорят им лететь к самому яркому источнику. А потом они разбиваются о препятствие, которого не видят. Ты – как эти птицы, Сериз. Твоя доброта – твой самый яркий свет, который привлекает внимание. И я здесь, чтобы ты не разбилась о стекло». Он провёл пальцем по её скуле, его прикосновение было прохладным. «Ты должна научиться различать свет маяка от огня, который тебя сожжёт. А пока – я буду твоим маяком. Твоим щитом. Твоей темницей, если понадобится».
В его словах была такая правда, такая страшная искренность, что Сериз невольно вздрогнула. Он предупреждал её, но одновременно ещё глубже затягивал в свой собственный мир контроля. Он не просто ревновал, он заявлял свои права на её свет, на её тепло, на её саму.
Сериз вздрогнула от его последних слов. "Твоей темницей, если понадобится". В них была и защита, и неизбежность. Её свет, её тепло – всё это теперь принадлежало ему, и он был готов возвести вокруг неё стены, чтобы никто не смог к ней прикоснуться. Она не знала, пугает это её больше или успокаивает.
Они замолчали. Рейм снова взял свой планшет, погружаясь в какие-то важные, только ему понятные дела, но Сериз чувствовала его присутствие, его взгляд, который периодически скользил по её лицу. Она допивала свой чай, пытаясь унять дрожь в руках, и тут её взгляд упал на стеклянную панель у стены. **Это был не просто телевизор, а скорее огромный интерактивный дисплей, который Рейм, кажется, уже использовал ранее.** Она никогда не летала на самолётах бизнес-класса, а про частные джеты и речи не было. Ей вдруг стало интересно. Её природное любопытство, то самое, что делало её писательницей, взяло верх над страхом.
«Рейм?» — она тихо позвала его.
Он поднял взгляд от планшета, его бровь вопросительно поднялась.
«Извини, – быстро проговорила она. – Я просто... никогда не летала на таких самолётах. Это... это очень красиво. И... эта панель. Что это?»
В его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение. Он слегка усмехнулся, откладывая планшет в сторону. Он любил делиться своим миром, особенно когда это вызывало в ней искренний интерес.
«Это голографический дисплей, Сериз», — начал он, и в его голосе появилась доля гордости. «На нём можно выводить любую информацию. От интерактивной карты мира до детализированного плана полёта. Или... создать любую обстановку, какую только пожелаешь». Он протянул руку и едва коснулся панели. В одно мгновение стены салона изменились. Теперь они неслись не сквозь тёмную ночь, а словно летели под прозрачным куполом среди миллиардов звёзд, настолько ярких и близких, что казалось, можно дотянуться до них рукой.
Глаза Сериз широко распахнулись. «Ого... это невероятно! Я... я никогда не видела ничего подобного!» Её рот приоткрылся от восхищения. Это был её мир, её космос, то, о чём она писала в своих фантастических рассказах, вдруг оживший вокруг неё.
Рейм наблюдал за ней, и в его взгляде была почти нескрываемая нежность. «Вижу, тебе нравится». Он снова коснулся панели, и звёздное небо сменилось панорамным видом на Землю из космоса – голубая планета, окружённая тонкими шлейфами облаков, похожих на сахарную вату. «Этот джет – моя крепость в воздухе, Сериз. Он полностью автономен и защищён. Никто не сможет нас достать здесь». В его голосе прозвучало удовлетворение, смешанное с привычной властностью.
Зита, почувствовав изменения, тихо мурлыкнула и высунула из переноски свою черную мордочку, её голубые глаза с любопытством следили за меняющимися картинками, не понимая, что происходит.
«Но... мы же будем спать?» — спросила Сериз, опустив взгляд на свои руки, осознавая, что они в полёте уже несколько часов.
Рейм усмехнулся. «Конечно. Здесь есть всё для твоего комфорта. За мной». Он поднялся, его высокая фигура казалась еще массивнее в приглушенном свету.
Он повёл её в небольшой отсек в хвостовой части самолёта. Это была не просто спальня, а скорее мини-резиденция. Мягкая кровать king-size, обтянутая тёмным бархатом, занимала почти всё пространство. Над ней свисали тонкие, едва прозрачные занавеси, создавая ощущение интимности. На прикроватной тумбочке стояла маленькая ваза с одним единственным белым лотосом, источающим тонкий, едва уловимый аромат. И тут же – компактная, но функциональная ванная комната.
«Здесь ты сможешь отдохнуть», — сказал Рейм, показывая рукой на кровать. «Тебе не нужно снимать корсет или пояс, Сериз. Ты знаешь правила». В его голосе не было осуждения, только констатация факта. Это была их привычна
я реальность. Его глаза скользнули по её парику, затем по её лицу. «Я могу помочь тебе снять платье, если хочешь. Или ты справишься сама?»
Сериз колебалась. Она была уставшей, и мысль о том, чтобы снять сложное платье, в котором она чувствовала себя такой неудобной, была соблазнительной. Но снять его в его присутствии, оставив себя в корсете и поясе, чувствовала себя... слишком уязвимой. Она кивнула. «Я... я справлюсь сама, спасибо».
Он лишь слегка кивнул. «Хорошо. Я буду в основном салоне. Если что-то понадобится – кнопка вызова, здесь». Он показал на небольшой пульт у кровати. «Я буду рядом. Практически. Спокойной ночи, Сериз». С этими словами он вышел, оставив дверь чуть приоткрытой, словно намекая, что она не заперта, но его присутствие всё равно ощущается.
Сериз вздохнула. Она медленно сняла туфли, затем, с усилием, расстегнула молнию на красном платье. Оно упало к её ногам, оставляя её в корсете и поясе верности, который холодил кожу. Она присела на край кровати, осторожно сняла парик, высвобождая свои короткие, непривычно лёгкие волосы. Затем, подхватив переноску с Зитой, она легла на кровать, прижимая кошку к себе, пытаясь найти хоть немного тепла и покоя. Спать одной в этой роскошной темнице было странно. Но он был рядом. И это было всё, что ей нужно было знать.
Он вышел, оставив дверь чуть приоткрытой, словно намекая, что она не заперта, но его присутствие всё равно ощущается. Сериз вздохнула. Она медленно сняла туфли, затем, с усилием, расстегнула молнию на красном платье. Оно упало к её ногам, оставляя её в корсете и поясе верности, который холодил кожу. Она присела на край кровати, осторожно сняла парик, высвобождая свои короткие, непривычно лёгкие волосы. Затем, подхватив переноску с Зитой, она легла на кровать, прижимая кошку к себе, пытаясь найти хоть немного тепла и покоя. Спать одной в этой роскошной темнице было странно. Но он был рядом. И это было всё, что ей нужно было знать. Она погрузилась в сон, измотанная всеми событиями последних часов.
Рейм вернулся в свой отсек, но уснуть не мог. Его разум лихорадочно перерабатывал информацию, касающуюся их безопасности, логистики и, конечно, Митчелла. Но сквозь все эти цифры и планы пробивался один образ – Сериз в красном платье, её широко распахнутые от восхищения глаза, её растерянный взгляд, когда он запретил ей звонить родителям. И её тело, сдавленное корсетом, запертое в поясе – его работа, его создание, его любимая женщина, которую он мог контролировать, но к которой не мог прикоснуться так, как жаждала его плоть, как жаждало его сердце.
Наконец, он встал. Не мог уснуть. Его ноги сами понесли его обратно к приоткрытой двери её спальни. Он бесшумно вошёл, словно тень, его высокий силуэт растворился в полумраке. Сериз спала, свернувшись калачиком, её короткие голубые волосы разметались по подушке, её лицо было безмятежным в лунном свете, проникающем сквозь тонкие шторки. Зита спала рядом, черным пушистым комочком. Он подошёл ближе, его взгляд скользнул по её фигуре, по туго затянутому корсету, по холодному металлу пояса верности. Он видел каждую линию её тела, каждую хрупкую косточку, которая, казалось, могла сломаться от одного неверного движения.
Он опустился на колени у кровати, его мрачный взгляд смягчился. Он протянул руку, желая прикоснуться к её щеке, к её волосам, но остановился в миллиметре. Он не мог. Не только из-за правил их особой близости, которую они выстроили вокруг его травмы, но и потому, что не хотел будить её, не хотел нарушать этот хрупкий покой. Это было его тайное убежище – наблюдать за ней, когда она беззащитна, когда она полностью принадлежит ему в этот момент, не зная, что он рядом. Он любовался ею – своей хрупкой, сильной, мудрой женой, которая согласилась на его извращенные условия. Тайно желал её с такой силой, что сводило зубы. Эта ситуация, хоть она и была его женой, была слишком необычной, слишком болезненной. И именно сейчас, в этот момент, у него было всё – её присутствие, её доверие, её тело, запертое для него, – но он чувствовал себя так, словно не имел ничего, кроме этой жгучей, мучительной любви.
Он просидел так долго, пока первые лучи рассвета не начали проникать в салон джета, пока его разум снова не потребовал вернуться к контролю и безопасности. Затем, с тихим, почти неуловимым вздохом, он встал и так же бесшумно вышел, оставив Сериз спать.
**Сериз спала беспокойно.** Ей снились осколки её прошлого и тревожные предчувствия будущего. В этом сне она была той самой птицей, о которой рассказывал Рейм, летящей к яркому, обманчивому свету. Её голубые волосы, такие привычные и родные, казались длинными и тяжёлыми, опутывая её, словно цепи, прежде чем острые лезвия ножниц Рейма безжалостно их срезали, оставляя чувство незащищенности. Затем сцена менялась: она стояла на сцене, в ярко-красном платье, которое кололо кожу, и зрители смеялись, указывая на неё пальцами. Металл пояса верности и корсета давил, словно панцирь, но не защищал. А где-то вдалеке, за стенами особняка, раздавался зловещий смех Митчелла, сливающийся со звуками скрипки, и его голос, зовущий ее «Принцессой». Она просыпалась в холодном поту, прижимая Зиту, чье тихое мурлыканье было единственным утешением в этом ночном кошмаре.
**Сквозь тонкие занавеси пробивался неяркий, скорее тусклый свет, возвещая о наступлении утра.** Сериз поднялась, чувствуя себя разбитой, но собранной. Она оделась в простую, но теплую одежду, которую собрала сама, оставив красное платье и парик лежать на диване. Завязала свои короткие голубые волосы в маленький хвостик. Зита, проснувшись, потянулась и выпрыгнула из переноски, деловито обнюхивая новую комнату, прежде чем подойти и потереться о её ноги.
Когда Сериз вышла в главный салон, джет уже не летел так высоко. Чувствовалось, что они снижают высоту. Она подошла к иллюминатору, желая увидеть, что находится внизу, но Рейм уже был там. Он стоял, словно часовой, его высокая фигура полностью закрывала вид. Он обернулся, его взгляд был привычно мрачен, но в нём не было осуждения.
«Доброе утро, Сериз», — сказал он ровным голосом. «Ты хорошо спала?»
Она лишь сглотнула, вспоминая свои кошмары. «Не очень. Куда мы летим? Мы уже почти приземляемся?» Она попыталась наклониться, чтобы заглянуть через его плечо, увидеть хоть краешек земли.
Но Рейм тут же перехватил её, его рука мягко, но настойчиво легла на её плечо, удерживая на месте. «Не стоит, дорогая. Вид пока не самый... живописный. Подождёшь немного. У нас есть кое-что получше». Он отстранил её от иллюминатора, его взгляд требовал подчинения. «Стюардесса уже накрыла завтрак. Пойдём, тебе нужно поесть».
Она вздохнула, понимая, что сопротивляться бесполезно. Он не даст ей увидеть ничего, что не хотел бы, чтобы она увидела. Он вёл её в столовую зону – небольшую, но элегантно обставленную. На столике уже стояли тонкие фарфоровые тарелки, чашки, серебряные приборы и ароматная выпечка. Свежие фрукты, круассаны, джем – всё выглядело аппетитно и роскошно. Стюардесса, та самая вежливая девушка, приветливо улыбнулась ей и тут же отошла, оставив их одних.
Рейм взял свой кофе, его взгляд был прикован к Сериз. «Ешь. Тебе нужны силы». Он не принуждал её, но в его тоне читалось ожидание.
Сериз взяла круассан, но проглотить его было сложно. Она поглядывала на Рейма. Он ел не торопясь, его движения были точными и выверенными. Его собственный поношенный кожаный пояс верности под одеждой был совершенно незаметен, но она знала, что он там. Его присутствие, его контроль – всё это было вездесущим.
«Ты вчера был... нежен», — сказала она тихо, неожиданно для самой себя. Это был не вопрос, а скорее констатация факта, попытка понять его.
Рейм поднял на неё взгляд, его губы изогнулись в тонкой, почти незаметной улыбке. «Я всегда нежен, Сериз. Просто по-своему». Он вытер губы салфеткой. «Ты моя жена. Моя собственность. И я забочусь о том, что принадлежит мне. Со всеми вытекающими из этого правилами. И последствиями». В его словах была смесь почти болезненной искренности и холодной, расчётливой властности.
Сериз. Просто по-своему». Он вытер губы салфеткой. «Ты моя жена. Моя собственность. И я забочусь о том, что принадлежит мне. Со всеми вытекающими из этого правилами. И последствиями». В его словах была смесь почти болезненной искренности и холодной, расчётливой властности.
Он сделал глоток кофе, затем поставил чашку на столик. «Кстати, Сериз, у меня есть небольшая просьба». Он выдержал паузу, и его взгляд скользнул по её руке, где на среднем пальце горело тонкое серебряное кольцо, которое ей подарила мама. «Я хотел бы, чтобы ты сняла все украшения. Отдашь их мне. Пока мы не вернёмся».
Сериз моргнула. Это было неожиданно. Снятие украшений – это не просто смена образа, это отказ от всех символов её прошлой жизни, её индивидуальности. Кольцо мамы – это был её якорь. Но она видела его взгляд, чувствовала его мрачную харизму, которая заставляла её подчиняться, даже когда её разум протестовал. Ей это нравилось, нравилось быть его. Хрупкая, но сломленная под его властью.
Он сделал глоток кофе, затем поставил чашку на столик. «Кстати, Сериз, у меня есть небольшая просьба». Он выдержал паузу, и его взгляд скользнул по её руке, где на среднем пальце горело тонкое серебряное кольцо, которое ей подарила мама. «Я хотел бы, чтобы ты сняла все украшения. Отдашь их мне. Пока мы не вернёмся».
Сериз моргнула. Это было неожиданно. Снятие украшений – это не просто смена образа, это отказ от всех символов её прошлой жизни, её индивидуальности. Кольцо мамы – это был её якорь, её связь с прежним миром. Но она видела его взгляд, чувствовала его мрачную харизму, которая заставляла её подчиняться, даже когда её разум протестовал. Ей это нравилось, нравилось быть его. Хрупкая, но сломленная под его властью.
Она осторожно сняла с пальца кольцо, погладила его, чувствуя его прохладную гладкость. Последний оплот её индивидуальности, дань уважения матери. «Почему, Рейм?» — её голос был едва слышен, в нём сквозила боль. «Зачем это?»
Он протянул руку, и в его ладони, обтянутой кожаной перчаткой без пальцев, появилось небольшое дорожное портмоне из тёмной кожи. «Затем, Сериз, что лишний блеск привлекает лишнее внимание. Нам это сейчас не нужно. Чем меньше зацепок остаётся от твоей старой жизни, тем лучше. Любой камешек, любой металл может стать предательской ниточкой». Он говорил спокойно, но в его словах не было места для возражений. «Это меры предосторожности. Ничего больше. Я обещаю, что верну тебе их, когда опасность минует. Все до единого».
И как всегда, он преподносил это как заботу, как необходимость для её же безопасности. Она посмотрела на кольцо, затем подняла взгляд на его непроницаемое лицо. Рейм никогда не отступал от своих решений. Медленно, дрожащими пальцами, она положила кольцо ей в ладонь. Затем сняла маленькие серьги, цепочку с крошечным кулоном – последние символы её прежнего «я». Он аккуратно, почти нежно, положил их в портмоне и застегнул его.
«Так-то лучше, дорогая», — прошептал он, и его пальцы коротко погладили её руку. Его прикосновение было властным и успокаивающим одновременно. «А теперь, у меня ещё одна просьба. После того, как мы приземлимся, я хочу, чтобы ты снова надела то красное платье и парик».
Сериз широко распахнула глаза, словно не веря своим ушам. Снова? Она надеялась, что эта маска была лишь для полёта. «Но почему? Зачем?»
«Затем же, что и украшения», — невозмутимо ответил Рейм, его взгляд был прямым и безжалостным. «Тот образ – это часть твоего нового образа. Того, который должен будет сбить с толку любого, кто посмеет тебя искать. Чем меньше в тебе будет от прежней Сериз, тем безопаснее ты будешь. Этот образ – твой щит. И...» он выдержал многозначительную паузу, его глаза скользнули по её коротко остриженным волосам, по её обыденной одежде, а затем вернулись к её глазам. «И он тебе идёт. Мне нравится, как ты выглядишь в нем. Этот образ – яркий, смелый, запоминающийся. Он приковывает взгляды. И он принадлежит только мне». В последних словах была такая собственническая нотка, такая нескрываемая ревность, что Сериз почувствовала, как по её телу пробежали мурашки от предвкушения и страха. Он хотел не просто скрыть её, он хотел создать её заново – для себя.
В этот момент джет чуть вздрогнул, и за бортом стал слышен нарастающий свист – они определённо шли на посадку.
В этот момент джет чуть вздрогнул, и за бортом стал слышен нарастающий свист – они определённо шли на посадку. Рейм поднялся, его взгляд был прикован к Сериз. Он не сказал ни слова, просто протянул ей руку, указывая на туалетную комнату. Это был приказ, который не требовал озвучивания. Сериз медленно поднялась, её ноги слегка подкашивались от смеси страха и предвкушения.
Она вернулась через несколько минут. Красное платье снова обтягивало её, как вторая кожа, туфли-лодочки делали её выше, а парик со жжёными локонами скрывал её истинные волосы. Из зеркала на неё смотрела другая женщина – уверенная, дерзкая, незнакомая. Эта маска была идеальна.
Рейм ждал её, стоя у иллюминатора. Когда она вышла, он не отвёл от неё взгляда, его глаза горели каким-то особенным, тёмным огнём. Он подошёл к ней, его движения были грациозны и хищны. Его правая рука, обтянутая кожаной перчаткой без пальцев, медленно скользнула по её спине, ощущая тугую шнуровку корсета.
«Чуть туже, дорогая», — прошептал он, его голос был низким, почти звериным. Казалось, каждый нерв в его теле вибрировал от предвкушения.
Сериз замерла. В его движении не было ни тени нежности, только чистая, концентрированная власть, поданная с такой страстью, что у неё сбилось дыхание. От его близости, от его сосредоточенности на ней, по её коже побежали мурашки, а колени предательски задрожали. Вот уже пять лет они были женаты, пять лет она жила рядом с ним, но он до сих пор умел заставить её сердце бешено колотиться, а тело – отзываться на каждое его, даже самое мимолетное, прикосновение.
Его сильные пальцы ловко скользили по шнуровке, затягивая корсет ещё на несколько сантиметров. Сериз охнула, когда воздух вырвался из её лёгких, а талия стала ещё тоньше, почти неестественной. Она чувствовала, как её рёбра сдавливаются, как каждый изгиб её тела становится более выразительным, более... покорным. Это было больно, но одновременно и дико приятно – эта острая грань между болью и экстазом, их общая, извращенная близость.
Его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание, горячее и тяжёлое. Его взгляд был пылким. «Вот так. Моя идеальная Сериз. Моя...» — он не закончил, но смысл был понятен. Он склонился, и его губы, прохладные и влажные, коснулись её шеи, затем медленно поднялись к уху. Его зубы едва ощутимо прикусили мочку. «Теперь ты готова».
Джет сделал последний толчок, и Сериз почувствовала, как шасси коснулись земли.
Они приземлялись.