Глава 15
Кирилл
Костя неудачно спрыгнул с поезда, из-за чего на протяжении двенадцати часов мне приходится выслушивать его нытье о болящем плече. Страдающие царевны – мой бич.
Кстати, о них. Анна, гордо вздернув подбородок, вышагивает впереди. У меня был отличный шанс распрощаться с ней на все четыре стороны и остаться в плюсе. За золото можно выручить кучу денег. И все же она наш ключ в столицу. Спасителей царевны с распростертыми объятиями примут, не задаваясь вопросами. Потому я не свожу с нее глаз, пока Анна строит из себя обиженную особу.
Она направляется к Олеговке, что отлично соответствует нашему маршруту. Там мы с Костей расходимся. В мертвой деревне царевне вряд ли что-то угрожает, но я прошу друга присмотреть за ней.
Крыша дома, который мне нужен, разрушена и покоится на втором этаже дома. Ветхие и сгоревшие половицы скрипят и прогибаются под весом. Наверное, хорошо, что я ничего не помню. Разрушенные комнаты не навевают болезненные воспоминания и не воскрешают лица, захороненные навсегда.
За обугленной серой печью нашариваю небольшой карман. Пальцы соскальзывают, но пространство оказывается пустым. Не верится, что она обманула меня. Опять. Я опускаюсь на колени и щупаю пол подле печи в поисках подтверждения своей неправоты. Шипя, одергиваю обожженную руку.
На пальцах остается черный налет. Пахнет жженой кожей. Прислушиваюсь к ощущениям внутри. Именно этого эффекта я и добивался.
Я вытаскиваю на свет медное кольцо. Его обод широкий и уже потемневший. Обработанный метал жжется. Я надеваю кольцо на мизинец, сопротивляясь острой боли.
Заготовленная записка укладывается на место кольца.
Я нахожу Костю через три дома. Он мотает головой по сторонам и щурит глаза, вглядываясь в горизонт и совершенно меня не замечая. Травмированная рука висит вдоль тела.
– где она?
– она шла по главной улице, рассматривала деревню.
– Костя, где она?!
– я не знаю.
– тебе просто нужно было не спускать с нее глаз! Стой здесь. Никуда не двигайся, не хватало мне еще тебя от духов деревни спасать.
– тут есть духи?
На что я рассчитываю, оставляя царевну с такой же мечтательной натурой!
Улочки деревни схожи с лабиринтом. В конце концов Анна обязательно выйдет на одного из нас. Только если никто другой уже не объявил на нее охоту.
– Аня! – ору я, оглядываясь по сторонам. Я ищу ее рыжие волосы в каждом чертовом окне или за поворотом. То, что для Империи деревня мертва вовсе не значит, что она реально пуста.
Аня появляется из-за поворота на конце улицы. Она бежит, и я бросаюсь ей навстречу. На лице, измазанном копотью, отображается ужас.
Аня на полной скорости врезается в мою грудь. Я облегченно выдыхаю, осознавая, что не дышал с мгновения, как увидел ее. Аня утыкается лицом в тулуп и крепко обвивает меня за талию. От нее пахнет корицей, и аромат дурманит разум. Руки сжимают ее в объятиях и гладят по растрепанным волосам.
– я рядом. Мне не следовало оставлять тебя одну, царевна.
Что отвечает за неадекватное поведение и слова, срывающиеся с моего языка? Аня мотает головой и бубнит что-то в кофту. Она очень напугана. Я позволяю ей расслабиться в моих руках, не ослабляя объятий и гладя ее по изредка вздрагивающей спине.
Когда Аня отстраняется, ее красный нос шмыгает, но несчастное выражение лице пропадает. Она проводит ладонями по лицу.
– не думал, что наша ссора тебя так сильно волнует. – усмехаюсь я. Аня изумлено вскидывает брови. – что случилось?
Аня качает головой. Она слишком бережно оберегает собственные тайны, как главное сокровище и наследие семьи. Их груз тянет ее к земле и разрушает, но царевна продолжает улыбаться и молчать. Я не стану тем, кто облегчит ношу.
– как называлась эта деревня?
– Олеговка.
Старые призраки уничтоженной деревни оживают при свете звезд. Легко представить, как когда-то на улице резвились босые дети. За заборами лаяли собаки, и в каждом доме горел свет и согревал очаг.
– это была большая деревня. Моя мать была отсюда родом. – уголок губ приподнимается сам собой. – отличное расположение и близость к воде способствовали стремительному развитию и сытой жизни крестьян.
– что здесь произошло?
– Павел Петрович, по прозвищу Мирный. Это было лет двадцать назад, в самое начало его правления. Следовало завершить политику, начатую твоим дедом. В Олеговке жили колдуны, которые не имели права жить на чистой земле ВеликоРусии. Одной светлой зимней ночью Император в сопровождении лучших воинов своей армии явился в деревню. Они сожгли и убили каждого, не пощадив даже детей.
Аня отшатывается от меня, мотая головой. Она противится услышанному. Зародившееся между нами перемирие рвется, оказавшись тоньше нити.
– мой отец прозван народом Мирным за двадцать лет покоя. Он не мог быть виновником массовой бойни, в которой ты бесстыдно пытаешься его обвинить!
– этой деревни нет на карте. Упоминание о ней стерты со всех летописей, и никто не планирует восстанавливать проклятую местность.
Ее наивность граничит с глупостью. Никто из нас более не пытается убедить друг друга и не нарушает молчания. Аня семенит подле меня.
Мы выбираем самую непострадавшую избу. Холод свободно проникает внутрь через разбитые окна, и мы тесно сидим у огня. Хворост размеренно потрескивает, а пламя отбрасывает причудливые тени на потолке.
– сядем на поезд на ближайшей станции.
Я переворачиваю суком сгоревшие головешки. Рука Кости распухла и посинела, ему необходима помощь. Коронация царевича меньше, чем через две недели. Дальнейшее, еще более затянутое путешествие не сулит ничего хорошего никому из нас.
– чтобы снова сойти где-то в глуши? – язвит Аня.
Она горбится над огнем, вытянув ладошки. Рукава свитера спускаются до самых костяшек. Уставшая и небрежная, Аня вовсе не выглядит, как царевна, и часть меня злобно хохочет.
– я не вынесу еще одного прыжка. Носа моего из купе не покажется. – шутит Костя. Несмотря на страдания его лицо лучится.
– вот и договорились. У меня больше нет времени на весь этот цирк.
Из-за кольца раздражительность и тяжесть овладевают телом. Большая часть энергии подавляется крошечным металлом, к чему мне только предстоит привыкнуть. К пустоте.
Костя поднимается, шумно втягивая воздух через зубы. Он одаривает меня многозначительным взглядом, но выходит, не сказав ни слова. Щербатов – единственный человек, близкий к подобию друга. Он знает меня лучше любого другого и чувствует неладное.
– твоя мать была здесь в ту ночь? – робко спрашивает царевна.
– нет.
Лучше бы смерть и правда нашла ее в Олеговке двадцать лет назад. Тогда бы моя жизнь не предстала передо мной во всем своем уродстве, какой является сейчас.