6 глава
Зал залит холодным, бледным светом, пробивающимся сквозь высокие окна, где пылинки танцуют в лучах, как крошечные звёзды. Паркет, потёртый годами тренировок, отливает мягким жёлтым, его поверхность скрипит под кроссовками, издавая низкий, гулкий звук, словно дыхание спящего гиганта. В воздухе прохладно, с лёгким намёком на утреннюю сырость, но уже чувствуется предвкушение жары - напряжение, висящее, как паутина, предвещающее жаркий день.
Дэвид - один из первых. Уже в потёртой форме, пропитанной запахом пота и старой ткани, перебрасывает мяч, кожа шуршит при каждом касании. Каждый отскок звучит всё увереннее, как биение сердца, готовящегося к бою, пот капает на паркет, оставляя тёмные пятна, словно следы его усилий. Его дыхание рвётся, паром в холодном воздухе.
Дверь зала скрипит, впуская Илью - сонного, с наушниками, из которых сочится приглушённый бит, их шнуры болтаются, как ленты. Он подхватывает мяч у стенки, его пальцы оставляют влажные следы на коже:
- Доброе утро, рабочий класс, - бурчит он, голос хриплый, как после долгой ночи.
- Уже утро? - отзывается Дэвид, его тон ленивый, с лёгкой насмешкой, глаза красные от недосыпа. - А я думал, что это всё ещё пятница.
- Для кого-то и вся жизнь - сплошная пятница, - Илья улыбается, уголки губ дрожат, бросает мяч. Промах - мяч стукается о стену, отскакивает с глухим стоном.
Дверь снова отворяется с лёгким скрежетом. Агапова заходит, планшет прижат к груди, её шаги мягкие, почти неслышные, оставляя лёгкий аромат вишнёвых духов. Она кивает ребятам, её взгляд острый, как лезвие:
- Тёма с Тимуром будут позже, они договаривались добежать вместе. А Глеб...
- Глеб уже тут, - раздаётся сдержанный голос, глубокий, как эхо пещеры, сзади.
Он входит молча, форма идеально облегает его фигуру, ткань без единой складки, как выточенная из мрамора, его шаги размеренные, уверенные. Потёртый кейс с экипировкой в руке, взгляд скользит по залу, холодный и проницательный, как лёд под солнцем. Молча кивает Дэвиду, челюсть сжата, как стальная пружина. Тот кивает в ответ, их молчание тяжёлое, пропитанное невидимым напряжением.
Мари появляется из-за бокового входа, её силуэт мягкий в утреннем свете. На ней спортивные штаны, слегка потёртые на коленях, чёрная толстовка с растянутыми манжетами и конский хвост, струящийся, как чёрный шёлк, с выбившимися прядями, блестящими от росы. В руках - зажимы, блокнот с загнутыми углами, бутылка воды, конденсат стекает по стеклу, её пальцы слегка дрожат, оставляя влажные следы.
- Сегодня установка, - говорит она, голос твёрдый, но с лёгкой дрожью, обращаясь ко всем, как дирижёр к оркестру. - И лёгкая сессия: повторение комбинаций, защита, выход из прессинга. Завтра выезд, собираемся в семь сорок пять возле южного входа, автобус в восемь.
- Дружеский матч, да? - уточняет кто-то из ребят, его голос лёгкий, как утренний ветер, эхом отражаясь от стен.
- Дружеский не значит халявный, - вступает тренер Лазарев, выходя из тренерской, его шаги тяжёлые, как удары молота. Голос усталый, но собранный, с металлическими нотками, кожа на руках потрескавшаяся от времени. - Это не просто игра, это витрина. На таких матчах проверяют состав, пробуют новые связки, оценивают, кто как дышит в стрессовых условиях.
Все притихают, их дыхание затихает, как шёпот перед бурей, взгляды опускаются к полу.
- Я не жду от вас чуда, - продолжает Лазарев, его взгляд проникает, как рентген, глаза покрасневшие от бессонных ночей, - но жду концентрации. У кого были дисциплинарные минусы - завтра не играют. Кто покажет себя сегодня - будет в старте. Просто. Честно. Жёстко.
Он делает паузу, оглядывая команду, их лица отражают смесь страха и решимости, пот на висках сверкает, как слёзы.
- Достижения недели: Артём - красавец. Увёл прессинг через двойную дугу, как учили. Глеб - стабилен. Тимур - безукоризненно держит зону. Илья начал наконец дышать в темпе. Дэвид...
Он задерживает взгляд, его тон тяжёлый, как правда, пальцы сжимают стопку бумаг:
- ...начал играть в команде. Надеюсь, не временно.
Все переглядываются, шорох ткани и лёгкие вздохи наполняют воздух. Дэвид просто кивнул, чувствуя, как слова ложатся, как вызов, его сердце билось быстрее, пульс отдавался в висках.
- Всё, пошли разминаться. Мари, Агапова - фиксируйте. После - короткое собрание. И домой. Завтра - как на войну, - Лазарев хлопнул в ладоши, звук разнёсся, как раскат грома, эхо отразилось от стен.
Вечер субботы.
Дэвид:
Он лежит на кровати, глядя в потолок, где тени от уличных фонарей пляшут, как привидения прошлого. Музыка в наушниках играет еле слышно - не трек, а приглушённый фон, уносящий от реальности, шнуры запутались в простыне. На столе - бутылка воды, капли стекают по стеклу, размотанный тейп, пахнущий резиной и потом, и записка от бармена: «Смену закрыли за тебя. Не облажайся завтра», чернила размазаны от влаги.
Он встаёт, берёт мяч, кожа потёртая, тёплая от долгого хранения, пару раз отскакивает от пола - не сильно, просто почувствовать вес, как якорь в бурю. Подходит к зеркалу, стекло запотевшее от его дыхания. Смотрит себе в глаза, красные от усталости, отражая страх и надежду.
- Ты справишься, - говорит вслух, голос хриплый, как шепот судьбы, будто повторял это уже десятки раз, эхо отдаётся в пустой комнате.
Мари:
У неё дома - ноутбук, свет экрана блестит, как ледяной блеск, планшет, открытые записи, их страницы шелестят под пальцами. Поверх стопки книг - толстая спортивная тетрадь, исписанная пометками, схемами, стрелками, чернила размазаны от спешки, каждая строчка - её надежда. Она смотрит на экран, где остановлен кадр - движение Глеба на дуге, Дэвид выходит на подстраховку, пиксели дрожат. Щёлкает мышкой. Снова. Снова. Снова, её пальцы дрожат, ногти обломаны от нервов.
На заднем плане играет старый джаз, мелодия струится, как слёзы, ноты смешиваются с шорохом улицы. Окно приоткрыто, в комнату врывается запах липы, сладкий и тяжёлый, и городской жары, пропитанный выхлопами. Она выдыхает, набирает сообщение Дэвиду: «Если не уснёшь - напиши. Просто так.» Потом стирает, её руки замирают, оставляя влажные следы на клавишах. Пишет: «Хорошо отдохни. Завтра ты в старте. Я в тебя верю.» И отправляет, её сердце бьётся, как мяч о паркет, телефон светится в темноте.
Илья:
Он у себя, в старой майке с вытянутым воротом, с миской лапши на коленях, пар поднимается, как дым надежды. Включённый стрим европейского матча гудит, но на паузе - чат с подругой, её сообщение мигает, но он не отвечает. Листает сообщения в командной группе, улыбается мемам, их пиксели пляшут, вздыхает на голосовуху от Глеба: «Завтра без цирка, кто проспит - в запас», голос резкий, как удар. Его смех мягкий, как одеяло, отражаясь от стен.
Он отвечает гифкой с будильником на 05:00, красные цифры светятся, и пишет Дэвиду: «Бро, давай без геройств. Мы за тебя.» Текст сияет, как маяк.
Тёма:
Он в общаге, в наушниках, музыка глушит тишину, провода свисают, как лозы. Пытается учить физику, но формулы смешались, как его мысли, учебник потрёпан, страницы мнутся. На кровати - форма, аккуратно сложенная, как реликвия, ткань гладкая, кроссовки почищены, блестят, как слёзы надежды. Берёт мяч, кожа тёплая, ведёт его в узком коридоре, стук глухой, нервный, отражая его страх и жажду, стены дрожат от звука.
Тимур:
Сидит на балконе, куртка поверх футболки, ткань шуршит на ветру, холод пробирает кости. На коленях - книга, толстая, без названия, её обложка потёртая, страницы шелестят, как шёпот. Он читает, но взгляд устремлён вдаль, в ночь, полную теней, звёзды едва пробиваются сквозь дымку.
В комнату заходит сестра, её шаги лёгкие, как танец, голос мягкий, как ветер:
- Завтра игра?
- Угу.
- Выиграешь?
- Само собой.
Она уходит, её силуэт растворяется в темноте. Он смотрит в ночь, медленно закрывает книгу, её запах старой бумаги смешивается с ветром, откладывает, и просто сидит, его молчание - как стена, прочная и непроницаемая.
Глеб:
Один в тренажёрке, полутёмно, свет капает с потолка, как слёзы, отражаясь от глянцевого пола. Делает броски с отскока, мяч шуршит, ударяясь о кольцо. Два. Три. Пауза. Пот скапливается на висках, блестя, как кристаллы, стекает по щекам, оставляя солёный след. Телефон вибрирует на скамье, экран светится - «Мама». Не берёт, металл холодит пальцы. Снова бросок, мяч попадает точно, звук эхом разносится, как выстрел.
- Завтра никто не вытянет, кроме меня, - произносит он, голос холодный, как лёд, дыхание вырывается паром, и бросает снова, его движения - как машина, безупречные и безжалостные.
Утро воскресенья.
Солнце только начинает пробиваться сквозь облака, их тени дрожат на асфальте, как призраки. Город ещё не проснулся, тишина тяжёлая, как перед боем, воздух пропитан утренней росой и слабым запахом бензина. На парковке у спортзала - белый автобус с логотипом университета, его кузов поблёскивает каплями, колёса скрипят на гравии. Один за другим подтягиваются игроки, их шаги гулко отзываются, рюкзаки шуршат, дыхание паром в холоде.
Дэвид входит первым. Капюшон на голове, ткань пропитана влагой, наушники в ушах, музыка на минимуме, как шёпот, шнуры запутались в волосах. Кивает водителю, занимает место у окна - третье слева, стекло холодит пальцы. Мяч у ног, кожа потёртая, сумка на коленях, её ремни впиваются в ладони. Сердце бьётся в ритм дороги, предчувствуя бой, пульс отдаётся в висках.
Илья плюхается рядом, его смех лёгкий, как ветер, майка мятая, потеет от спешки:
- Ну что, проснулся, герой?
Дэвид кивает, улыбка - почти невидимая, как тень, уголки губ дрогнули.
- Сколько спал? - уточняет Илья, потирая глаза.
- Три с половиной часа. А ты?
- Да кто там считал. Главное - кофе есть.
Он вытаскивает термос, металл холодный, протягивает, пар поднимается, как дым:
- Глотни. Адская смесь. Поможет не умереть.
Тёма садится через проход, держит форму, как реликвию, ткань гладкая, пальцы трясутся, отражая страх и жажду, кроссовки скрипят. Бросает взгляд на Дэвида и опускает глаза, его дыхание рвётся, как ветер.
Илья замечает, его тон мягкий, как укрытие:
- Эй, Литвин, дыши. Ты же не на экзамен.
- Ага... просто... первая выездная...
- Всё будет, брат. Мы рядом, - говорит Дэвид, его голос тёплый, как огонь, и Тёма будто выпрямляется, плечи расслабляются, грудь вздымается ровнее.
Саша забирается в автобус с планшетом, экран светится, и банкой энергетика, её крышка липкая от росы. Усаживается в конец, открывает ноутбук, клавиши стучат, как дождь.
Мари садится рядом, её блокнот в руках, страницы мнутся, глаза блестят от сосредоточения, волосы выбились из хвоста.
- Считаешь шансы? - спрашивает она.
- Да я больше думаю, кто сегодня психанёт первым - Лазарев или Глеб, - Саша усмехается, её глаза блестят, как сталь. - Хотя ставлю на Глеба. Он был в зале до ночи. Опять всё тянет один.
- Он капитан, - просто отвечает Мари, её тон тёплый, как утренний свет.
- Ну-ну. А ты как, в форме?
- Лучше, чем в пятницу.
- Да видно. Взгляд такой: «ещё шаг - и я разрежу воздух», - Саша улыбается, её голос резкий, как лезвие.
Они обе усмехаются, лёгкий смех разносится, как эхо. Мари закрывает глаза на секунду, лицо сосредоточено, как перед боем, ресницы дрожат.
Тимур сидит один, ближе к переду. Не спит, не слушает музыку, просто смотрит в окно, стекло отражает его лицо, как зеркало. В руках - мешочек с магнезией, пальцы медленно сжимают, белый порошок просыпается, оставляя следы на джинсах.
Никита и Савчук спорят где-то в середине автобуса, их голоса перекрывают друг друга:
- Я говорю, этот универ - фигня. У них защита дырявая.
- Зато броски дальние. Нам надо будет перекрывать дугу.
Игорь Савчук. Форвард, 4 курс. Хладнокровный, уверенный в себе, сдержанный, играет силой и опытом. Один из старожилов команды, не вмешивается в конфликты, но может резко поставить на место. Его реплики сухие, сдержанные, но попадают в точку, голос глубокий, как колокол. Не любит суету. Роль — хранитель традиций команды и спокойный противовес импульсивным.
Глеб заходит последним. Его взгляд - контрольный, сканирует всех по очереди, как рентген, глаза холодные, как зимняя ночь. Проходит по проходу, кивает Тимуру, его шаги тяжёлые, уверенные, останавливается на секунду у места Дэвида:
- Сегодня не понт, а точность. Ты понял?
Дэвид смотрит на него, чуть сжимает челюсть, мышцы напрягаются:
- Всегда точен.
Глеб садится впереди, его спина прямая, как струна. Тренер поднимается в автобус, его голос спокойный, но с металлом, кожа на руках шершавая:
- Все на месте. Едем. Времени нет - работаем с первого свистка.
Двери захлопываются с глухим стуком. Автобус трогается, колёса шуршат по гравию. Тишина - на грани, как перед рывком, воздух тяжёлый от ожиданий. Все смотрят вперёд. Снаружи - утро, внутри - только игра, её пульс бьётся в их венах, как живой организм.
Раздевалка перед игрой.
Шум сушилки гудит, как далёкий водопад, хруст кроссовок по линолеуму - резкий, как треск льда. Воздух пропитан ментоловой мазью, её резкий запах смешивается с изоляционной лентой и лёгким напряжением, как электричество перед грозой. Глеб стоит у зеркала, закалывая волосы назад, гель блестит на пальцах, его лицо - маска сосредоточенности, глаза - лёд, отражающий свет ламп. Дэвид мельком бросил на него взгляд, не задерживаясь, его сердце билось быстрее, пот стекал по шее.
Лазарев:
- Слушайте внимательно. Это не турнир и не плей-офф. Но это шанс.
Он прошёлся вдоль лавки, глядя каждому в глаза, его голос тяжёлый, как правда, пальцы сжимают стопку бумаг, края потёрты.
- Они ждут от вас лёгкой победы. А вы покажите - с вами так нельзя.
Он сделал паузу, потом добавил тише, слова падают, как капли:
- Играем командно. Быстрое возвращение в защиту. На периметре - давление. Движение без мяча - ключ. Глеб, ведёшь первую пятёрку. Мухин - замыкаешь. Агапова, смотри линии, Мари - пространство по слабой стороне. Погнали.
Время разминки... но что-то не так. Мари бегает глазами по ребятам в зале, её пульс ускоряется, волосы колышутся от движения. Не может найти Дэвида, её дыхание рвётся.
- А Дэвид где?
- Кажется, ещё в раздевалке...
- Вы что, издеваетесь?! До игры двадцать минут. Занимайтесь разминкой - я сама с ним разберусь, - её голос гремит, как удар, эхо отскакивает от стен.
- Он... странный сегодня. Не знаю, как объяснить.
Мари уже бежала вниз, её шаги эхом разносятся по коридору, кроссовки скользят по кафелю, сердце бьётся, как барабан.
- Дэви! Дэвид!
Тишина, тяжёлая, как камень, воздух густеет.
В раздевалке всё было пусто. Ящичек Дэвида - открыт, его форма лежала сложенной на скамье, ткань мятая, как забытый призрак, запах пота и резины витал. Беспокойство обострилось, как нож, её пальцы сжали блокнот. Где он? Тут она услышала шум воды, глухой, как стук сердца. Душ.
Мари метнулась туда, сердце билось гулко, как гром, свет мерцал от влаги. Он стоял под струями, в одних шортах, ткань прилипла к коже, совершенно неподвижный, вода стекала, как слёзы, пар поднимался, как дым. Его силуэт дрожал в тумане.
- Дэвид! - воскликнула она, её голос дрожал, отражаясь от плитки.
Никакой реакции. Будто не слышал, его плечи сгорбились, как под тяжестью. Она подошла ближе, коснулась его плеча и тут же отдёрнула руку: вода обжигала, кожа покраснела, пар обвил её пальцы. - Что, чёрт возьми, происходит?.. - тихо выдохнула она, голос сорвался, и резко выключила душ, рычаг скрипнул.
Он медленно повернул голову, глаза красные, как закат, полные слёз и страха, тело дрожало, опираясь о стену, плитка холодила спину.
- Мари... - Голос был едва слышным, хриплым, как шепот, слова тонули в шуме. - Я не знаю... Не знаю. Я задыхаюсь. Дрожь не проходит. Ничего не помогает. Я не смогу выйти в таком состоянии...
Он говорил быстро, срываясь, слова лились, как река, слёзы смешивались с водой:
- Мы проиграем. Я... я, наверное, перенервничал. Я не знаю, что со мной. Такого никогда не было.
- Тсс. Попробуй задержать дыхание, - мягко сказала Мари, её руки аккуратно взяли его лицо, пальцы дрожали от страха, кожа горячая и влажная.
Но он не слышал, говорил, говорил, всё быстрее, глаза бегали, как пойманные звери, дыхание сбивалось, тело ходило ходуном, как лист на ветру. Паническая атака. До матча десять минут. Команда ждёт. А она - одна, её сердце сжималось от ужаса.
- Тсс... - повторила она, почти молитвенно, её голос был тёплым, как укрытие, слова дрожали в воздухе.
Он не реагировал, слова путались, как тени, лицо искажалось.
И тогда Мари, не раздумывая, целует его. В губы. Просто. Сильно. По-настоящему, её дыхание смешалось с его, слёзы солёные на её щеках, тепло их тел сливалось в тумане.
Мгновение - и тишина. Как будто кто-то убрал весь шум, оставив только их сердца. Дрожь стала стихать, дыхание постепенно выравнивалось, его грудь поднималась ровнее, как волна уходящего прилива.
- Ты справишься, - прошептала Мари, губами касаясь его, её голос дрожал, как струна, слёзы блестели на ресницах.
- Я...
- Пять минут! - сказала она твёрже, отступая на шаг, её глаза сияли решимостью. - Я найду тебе запасные шорты. Вытрись!
- У меня есть, - его голос был хриплым, но уже цеплялся за опору, как ветка над обрывом, пальцы сжали ткань.
- Отлично.
Мари выскользнула из душевой, её шаги эхом разносились, и через мгновение вернулась с полотенцем, мягким, с запахом стирального порошка. Дэвид переоделся в сухие шорты, ткань шуршала, накинул форму, её вес давил на плечи.
Он сел на скамью, дерево скрипело под ним, начал переобуваться, шнурки скользили под пальцами, потные и липкие. Мари опустилась рядом, молча вытирая ему волосы, её руки дрожали от пережитого, полотенце впитывало воду, как слёзы. В раздевалке стояла полнейшая тишина, воздух дрожал от их дыхания.
Дэвид вдруг опустил голову ей на плечо, его дыхание было горячим, волосы мокрые касались её кожи:
- Прости...
Она обняла его за шею, прижалась, её руки дрожали, сердце билось, как мяч:
- Я очень сильно испугалась, Дэви...
Он погладил её по голове, пальцы запутались в её волосах, мягких, как шёлк:
- Всё хорошо. Теперь - всё хорошо. И теперь... у меня нет шанса проиграть.
- Дэвид! Мари! - раздался голос с коридора, резкий, как удар, отражаясь от стен.
Они переглянулись, их взгляды пересеклись, полные обещаний, слёзы блестели в её глазах.
Игра началась.
Они вышли из раздевалки вместе - Дэвид в форме, с мокрыми волосами, капли стекали по шее, сосредоточенный, как воин, Мари шаг в шаг рядом, её лицо светилось решимостью, щеки розовые от волнения. У входа в зал их ждал Глеб, скрестив руки на груди, его взгляд был холодным, как лёд, мышцы напряжены под тканью.
Секунду смотрел на них молча - и сказал:
- Рад, что ты всё-таки нашёлся. Надеюсь, разминка под душем тебе помогла.
Дэвид встретил его взгляд, не отводя глаз, челюсть сжалась, пот блестел на висках:
- Помогла. Больше, чем твои подколки.
Глеб коротко кивнул и развернулся, его шаги гулко отозвались:
- Тогда вперёд. Играй.
Мари задержалась на долю секунды, наблюдая, как оба уходят - такие разные, такие напряжённые. Она выдохнула, чувствуя, как сердце бьётся в унисон с залом, воздух дрожал от её дыхания. Вперёд и правда.
Трибуны были полны - даже для дружеского матча. Деревянные скамьи скрипели под весом зрителей, воздух пропитан запахом попкорна и пота, шум голосов гудел, как улей. Формально - просто спарринг двух университетов. Не ставки, не турнир. Но каждый, кто выходил на паркет, знал: таких игр не бывает. Дэвид стоял в общей шеренге, опустив голову, в зале было душно, пот капал со лба - не от разогрева, а от напряжения, всё ещё живого в его венах, сердце стучало, как барабан.
Когда прозвучал стартовый свисток, резкий, как выстрел, всё исчезло. Как будто кто-то выключил шум в голове, оставив только ритм игры. Мяч вброшен - Тимур выигрывает подбор, его силуэт возвышается, как гора, пот блестит на коже. Дэвид вырывается к кольцу, получает пас от Глеба, мяч шуршит в руках, и сразу же - блокировка от соперника. Слишком резкий вход, не рассчитал, его тело налетело на защиту, кроссовки визжат по паркету.
- Быстрее, Дэвид, - бросает Глеб, не повышая голоса, его тон острый, как лезвие, глаза холодные. - Это не зал, тут не на стиль играют.
- На счёт ты не смотри, - бросает Дэвид в ответ, его голос хриплый, как эхо, пот капает на пол.
Секунда паузы. Глеб почти улыбается, уголок губ дрогнул, как тень. Игра продолжается. Первый рывок остаётся за командой соперника - 6:2. Они агрессивнее, работают в прессинге, перекрывая линии, их шаги гулко отзываются, паркет дрожит. Мари в углу площадки что-то записывает в планшет, её взгляд острый, напряжённый, пальцы дрожат, чернила размазаны, дыхание рвётся от эмоций.
Тёма выходит на замену вместо Ильи. Пару секунд теряется на площадке, его кроссовки скользят, но быстро включает ноги, пот блестит на лбу. Несколько хороших перекрытий, подстраховка - а потом и перехват. Тёма берёт мяч, кожа липкая от пота, бежит в отрыв... и теряет. Ошибается на шаге перед кольцом, мяч уходит в аут, его дыхание рвётся, как крик.
Глеб хватает его за ворот после свистка, ткань натягивается, его голос холодный, как сталь:
- Ты не в школьной лиге. Тут думают, пока бегут.
Тёма краснеет, его лицо пылает, как закат, шея покрыта пятнами. Дэвид врывается между ними, его шаги гулкие:
- Глеб, хорош. Он только вышел.
- Значит, пусть учится быстро. Или пусть не выходит вообще, - Глеб отпускает ворот, его взгляд колючий, пальцы сжаты в кулак.
Они смотрят друг на друга секунду, атмосфера натянута, как струна, готовая лопнуть, воздух дрожит. Тимур встаёт рядом, его голос звучит, как бетон, глубокий и твёрдый:
- Играем. Без сцен.
Глеб отходит, его шаги тяжёлые, как удар. Тёма глотает воздух, горло сжимается, Дэвид тихо кивает ему, пот стекает по виску:
- Хороший был отрыв. В следующий раз не тормози - просто бей.
Счёт 12:6. Впереди соперник. Но Дэвид начинает находить темп - пара быстрых проходов, кроссовки визжат, неудобный бросок с отклонением, мяч шуршит в воздухе, попадает в кольцо, звук эхом разносится, трибуны вздрагивают от криков, их голоса - как волны.
Финальные секунды первой четверти. Дэвид, перехват, пас на Илью - трёхочковый! Мяч влетает в кольцо, кожа шуршит, сирена режет воздух, резкая, как выстрел. Счёт - 14:14. Равные. Пока что, напряжение висит, как паутина, зал затихает, ожидая следующего рывка.