Часть 6. Общение.
16 сентября 2012 год. Город Кернберг
Комната, в которой находилась Тернер, была ярко освещена. Солнечные лучи приветливо встречали депрессивный город, надеясь пробудить его от долгого сна. Шумели строители, весело кричали дети, туда-сюда разъезжали машины — таким было воскресенье в Кернберге. Сегодня город не казался печальным, брошенным, каким бывал обычно при пасмурной погоде, но даже ясное небо будто оттенялось присущей ему серостью. Находясь в этой местности, ты чувствовал меланхолию, даже когда вокруг все расцветало. Было стойкое ощущение: город медленно погибал.
Триса сидела на своей кровати рядом с окном и глядела на огромный крест на противоположной стене, который, по словам матери, оберегал девушку. Рядом с религиозным атрибутом также висели фотографии Тернер с семьей, подругой Адель и с некоторыми ребятами из школы. Сама комната была светлой, так пространство казалось больше.
Понятие «беспорядок» было совсем не знакомо Трисе, она всегда отличалась чистоплотностью и не терпела неразберихи не только в комнате, но и в голове. Однако в последнее время мысли у нее путались, и вопреки здравому смыслу не столько мучили девушку, сколько вызывали улыбку. Но все же она сомневалась. Тот парень... С чего вдруг он обратил на нее внимание? Беатрис ему интересна, или он просто из тех, кто готов помочь нуждающемуся человеку?
Триса решила поделиться чувствами с подругой Адель во время следующего телефонного разговора. Прошло пять дней, а Беатрис никак не могла выбросить из головы запах, исходящий от парня; голос, пробирающий до дрожи. Беатрис не могла избавиться от засевшего внутри образа загадочного, привлекательного светловолосого молодого человека, которого она каждый день встречала на остановке. Они переглядывались. Он, видимо, наблюдал за ней и вовсе не отталкивал, если замечал, что Триса исподтишка глядела на него. Вот только говорить с ней, похоже, не собирался. По крайней мере, она так думала до сегодняшнего дня. Тернер совсем не ожидала увидеть записку от него.
В сумке валялась какая-то бумажка, сложенная пополам. Сразу возникло множество вопросов: откуда она, как сюда попала и кому принадлежала? Явно не ей, хотя может просто забыла.
Лежа на кровати, Беатрис достала ее из сумки, раскрыла и постаралась разобрать мелкий, аккуратный почерк:
«Привет. Угадай, кто я», — было написано на листочке. Триса замешкалась. Во-первых, неожиданно было получить бумажку с посланием вместо обычного сообщения в социальной сети. Во-вторых, неизвестность хоть и создавала интригу, все же слегка тревожила: написал ей тайный поклонник или очередной шутник?
Исключать второе нельзя. В школе ребята часто любили прикалываться над теми, кто не способен был ответить. Триса не входила в список таких людей, однако была свидетелем подобного рода игр между одноклассниками. Конечно, ей было обидно за тех, над кем насмехались, поэтому она всячески просила сверстников не издеваться друг над другом, ссылаясь на ранимость и восприимчивость ребят, на которых оказывалось давление.
Но зачем кому-то вдруг шутить над ней? Все эти годы ее уважали и любили, и вдруг решили посмеяться? Вряд ли. Скорее всего, тот парень решил начать знакомство необычным образом. Этот вариант тоже исключать не стоило.
Но сомнения не отпускали: а не приняла ли она желаемое за действительное? Может, записку написал совершенно незнакомый человек, а не тот парень из школы? Она ведь имени даже его не знала. Впрочем, не только она. О парне мало кто слышал, будто тот был тенью. Узнать, как его зовут, Беатрис за эти дни так и не сумела.
Солнце за окном не переставало освещать улицы города, и даже пышные облака не способны были заслонить собой огненный шар. Они будто уступали ему место, продолжая плыть друг за другом, как косяк рыб. Кернберг нуждался в солнечном госте, ведь подобная погода была чуть ли не событием для жителей города. Поэтому в воскресный день многие вышли погулять, и семья Тернер не была исключением.
Когда Беатрис вернулась в реальность после довольно долгих раздумий и засунула бумажку обратно в сумку, в комнату вошла ее мать.
— Трис, дорогая, мы с отцом хотим прогуляться. Ты с нами? — высокая женщина, неожиданно появившись в комнате, облокотилась рукой о дверь и выжидающе посмотрела на дочь. Беатрис была еще в пижаме, волосы слегка растрепались из-за недавнего сна, а синяки под глазами лишь усугубляли ситуацию, выдавая ее недавнее пробуждение.
— Не знаю пока. А мы в церковь сегодня не идем?
Этот вопрос явно не понравился женщине: выражение ее лица стало хмурым. Положив руки на пояс, она подошла к кровати, оглядела еще немного сонную девушку и вопросительно подняла негустые, светлые брови.
— Конечно, идем. С чего это нам не идти? — после чего схватила одеяло и потянула на себя, укоризненно посмотрев на Тернер, словно она совершила нечто уму непостижимое. — Я не поняла, ты почему еще не встала?
— Я уже в ... — хотела было сказать Триса, но ее тут же перебили.
— Как ты вообще умудряешься искать оправдания? — начала повышать голос женщина. Беатрис оставалось только молча выслушивать речь разгневанной матери. Она даже не планировала оправдываться, а та уже увидела попытку этого. — Постоянно какие-то оправдания, когда дело касается похода в церковь!
Золотистые локоны, которые на солнце становились куда светлее, были аккуратно собраны в пучок; длинная коричневая юбка в клетку сочеталась с её бежевой водолазкой — женщина предпочитала носить строгую одежду. Ее зелёные глаза излучали доброту, но вместе с тем что-то в её лице выражало недовольство и даже печаль. Триса была похожа на мать внешне, но точно не характером. Ее мать — серьезная и даже чересчур требовательная, а она сама, напротив, человек не ждущий ничего от других. Беатрис понимала, что такой её мама стала из-за всего происходящего в жизни. Ведь характер человека в первую очередь складывается за счёт окружения, обстоятельств. Общество создает нас, само того не замечая. И ты не всегда выбираешь, каким оно будет: какие люди будут окружать тебя — хорошие или плохие.
Триса старалась принимать свою мать такой, какая она есть. Пыталась понять и никогда особо не жаловалась.
— Извини, — Триса медленно встала с постели, не глядя на мать. Босые ноги коснулись холодного пола, после чего по ее коже прошлись мурашки, но они возникли, скорее, из-за пристального взгляда матери, нежели из-за реакции организма на холод. Напряжение в комнате нарастало, и они обе это чувствовали.
— Нет, это ты меня прости, — старшая Тернер внезапно сменила тон на более спокойный, чем заставила Трису удивленно на нее взглянуть, а затем потерла виски и виновато посмотрела на дочь. — Сегодня воскресенье, законный выходной. Можешь отдыхать, — и улыбнулась, собираясь уходить. Видно, она чувствовала вину за то, что была так резка по отношению к Трисе, поэтому решила покинуть комнату и остаться наедине с собой, чтобы разобраться в эмоциях. Подобное случалось чуть ли не каждый день. Постоянно мама Беатрис срывалась, после чего винила себя за это.
— Я прогуляюсь немного, можно? — Триса решилась задать этот вопрос, когда ее мать уже собралась захлопнуть дверь. — Одна, возле дома.
Старшая Тернер, остановившись, развернулась, секунд пять постояла на месте, держась за ручку двери, а затем, взглянув на дочь, еле заметно кивнула.
— Только не задерживайся, ладно? Сегодня важный день. Мы должны сходить в церковь, помо ...
— Помолиться, знаю, — она была уверена, что мать обязательно напомнит ей про службу в церкви. Просто привыкла и поняла, насколько ей это важно.
— Одевайся потеплее, ветер дует, — предупредив дочь и улыбнувшись ей, женщина покинула комнату, оставляя Тернер наедине с угнетающими мыслями.
Когда Триса обернулась, чтобы начать переодеваться, её взгляд вновь упал на тот самый крест, висящий на стене.
Он всему виной.
***
Прогулку с подругой Тернер назначила на десять. Она и Адель должны были встретиться возле футбольного стадиона, который находился неподалёку от её дома. Район, в котором жила Триса, не выглядел бедно, ничем особо не отличался от остальных в Кернбернге. Адель проживала рядом, так же, как и Беатрис, на окраине города, благодаря чему долго ждать ее не приходилось. В том числе и сегодня: через несколько минут Адель уже махала ей рукой, стоя всего в пяти шагах.
— Подруга-а, — протянула она, кидаясь в объятия. Тернер крепко обняла девушку в ответ. От нее постоянно пахло кремом, и это нравилось Трисе. Запах Беатрис же ассоциировался у Адель с цветами и легкостью.
— Привет-привет, — отпрянув, Триса заправила мешающий локон за ухо и оглядела Адель, подмечая про себя то, как она красива, даже будучи не накрашенной. Природа явно постаралась над ней, сделав из Адель не только приятную внешне, но и невероятно харизматичную девушку.
Адель была прекрасна во всех смыслах, и в подтверждение этому часто слышала восхищенные комментарии и приглашения от директоров модельных агентств; вздохи и предложения парней пойти на свидания; завистливые взгляды девушек, которых бог не наградил такими внешними данными. Но, несмотря на это, Адель еще и была чудесным человеком, который не надевал на голову корону и не смотрел на всех свысока. Это удивляло многих. Она общалась с теми, от кого чувствовала нечто родственное; с людьми, с которыми можно было весело провести время, не ища корыстных мотивов в их поведении и поступках. С Трисой они были лучшими подругами. Их дружба началась с первого дня пребывания в школе, и с тех времен не слабла, а только крепчала.
Адель считала Трису простым, искренним человеком. Она высоко ценила честность, но, несмотря на это, сама часто лицемерила. Просто приходилось. Она считала, что школа — это место, где необходимо врать и притворяться, чтобы выжить. Так оно, по сути, и было.
Адель буквально все нравилось в Тернер: и то, как она мыслит, и то, как общается с людьми и видит мир. Во многом их взгляды сходились. И ничего не рушило эту гармонию.
— Классно, конечно, что ты позвала меня гулять вместо того, чтобы поболтать по телефону, но с чего вдруг? У тебя же служба в церкви, разве нет? — Адель удивлённо покосилась на Трису, теперь уже идя рядом с ней по тропе для бега. Голые ветви деревьев на фоне неба выглядели как-то одиноко, и Беатрис почему-то настигало неприятное чувство отрешенности, словно она брошенный всеми человек. И если бы не Адель, то она таковой себя и считала бы.
— Просто дома находиться тяжело, — призналась она, прикрывая ладонью глаза из-за яркого солнца. И оно, и любимое белое платье в цветочек, которое Тернер решила надеть на себя, напоминали ей о летних деньках, и если бы не прохладный ветер, то она вовсе бы позабыла о господствующей осени. Это время года не приходилось ей по душе: она чувствовала удушающую тоску, в какой-то степени даже отчаяние и не понимала, с чем это было связано.
— Тяжело? Что случилось? — Адель наблюдала за мимикой подруги, чтобы понять, расстроена ли она сейчас. Но грусти на ее лице, на удивление, не было, присутствовала лишь задумчивость.
— Давай лучше не будем. Я просто не хочу затрагивать эту тему.
— Ты о религиозном фанатизме мамы?
— Да, — размеренным шагом они продолжали идти по краю футбольного поля. — Я хочу забыть. Хотя бы на время.
— Конечно, я понимаю. Ты можешь в любой момент...
Адель хотела было договорить, но внезапно остановилась, приглядываясь к идущей в их сторону высокой фигуре. Лицо парня показалось ей знакомым. Светлая шевелюра, скулы, большие голубые глаза, медленная походка, которая сразу его выдавала. Адель поняла, кто он.
Из-за раздумий Беатрис не сразу заметила, что Адель начала отставать, а когда развернулась, чтобы узнать, в чем дело, удивленно на нее уставилась.
— Ты чего?
Адель сравнялась с Трисой и, подергивая ее за локоть, кивнула в сторону парня.
— Походу твой идет. Вот так встреча, — после слов подруги Тернер уставилась на парня, который был уже в пяти шагах от нее. Триса вообще не ожидала увидеть его в этом месте.
Он, видимо, тоже не рассчитывал встретить девушку здесь. Удивление выдавали приоткрытые губы и приподнятые брови. Подойдя ближе, он впал в замешательство, как и сама Триса. Оба осознавали, что выглядят глупо: замерли, как статуи, и не понимали, что должны были сделать. Поэтому Адель решила помочь выбраться из этой неловкой ситуации.
— Приветик, — сказала она, поддерживая подругу за локоть.
— Привет, — тихо отозвался парень, сначала глянув на Адель, а затем на Трису. Тернер смущенно посмотрела на него и тоже поздоровалась, сталкиваясь взглядом. Он улыбнулся.
— Ты куда идешь? — без доли стеснения задала вопрос Адель, рассматривая его: черная толстовка, такого же цвета брюки и рюкзак за спиной — парень одевался неброско, но за внешним видом следил.
Тот в ответ тоже пригляделся к наблюдающей за ним девушке. Несмотря на стремление Адель следовать модным тенденциям, отталкивающим парня, ему понравился ее стиль: обычная темного цвета футболка, обтягивающие брюки с ремешком, обувь, напоминающая берцы.
Он наблюдал за ней в школе, но интереса Адель все-таки не вызывала. А вот Беатрис, которая в данный момент чувствовала себя не в своей тарелке, похоже, смогла это сделать. Простая, милая девушка завоевала внимание привлекательного блондина. Загадочного такого.
Шмыгнув носом, он помедлил, словно не хотел отвечать.
— Прогуливаюсь просто, — почесывая шею, тот оглядывался назад, словно куда-то торопился.
Парень был немногословен. Не задавал в ответ вопросов, будто ему было все равно. Но на Трису он смотрел. Как и она на него.
— Прикольно, — Адель улыбнулась. — Мы вот тоже гуляем. Не хочешь при...
Послышался крик. Триса ужаснулась, поняв, кому он принадлежал. Только сейчас она вспомнила про службу в церкви. Полчаса прошли, оставалось столько же до начала мессы.
Ей стало стыдно за себя и мать. И чувство вины ее не покидало. Она не знала наверняка, стеснялась ли матери или просто чувствовала себя некомфортно из-за ее стремления опозориться.
Женщина, накинув на себя шерстяную коричневую накидку, быстро зашагала в сторону ребят. Триса тяжело вздохнула и развернулась к ней, собираясь идти навстречу.
Адель молчала, как и ничего не понимающий парень.
— Ты забыла про службу в церкви? — мать схватила Тернер за руку и, волоча за собой, потащила домой.
Парень прислушался, теперь хоть немного понимая, в чем суть этой шумихи. И тема его, судя по задумчивому виду, заинтересовала. А вот Адель с самого начала знала, что заставило мать Беатрис так разгневаться, поэтому лишь грустно вздохнула. Когда подруга и ее мама исчезли из поля зрения, она развернулась к блондину и спросила:
— Как тебя зовут?
— Герман. Герман Кильтер.
***
Величественная церковь на фоне остальных зданий выглядела как восьмое чудо света. Сделанная из белового кирпича, она располагалась посреди крупного расцветающего сада, окруженного заборами. Постройка была выполнена в готическом стиле: стрельчатые каменные арки, удлинённые окна с заострённым верхом, устремлённые ввысь узкие башенки — казалось, будто само здание тянулось к небу, к Богу, возвышаясь над остальным миром. Внутри же все было в темных тонах вперемешку с золотистым — свечи придавали месту немного яркости, оживляли его и делали менее мрачным, каким оно бывало без света. Впереди, в центре, находился алтарь, рядом с которым стоял священник, читающий молитву, а за ним возвышался крест с распятием Иисуса Христа. На нем удерживала задумчивый взгляд Беатрис. Стоя рядом с мамой возле скамейки и крестясь (слева направо), она ушла в себя, окунаясь в пучину злобы и обиды на мать, и вовсе позабыла о мессе, возненавидев себя за это.
Играл орган. Мелодия переплеталась с настроением девушки: Триса сдерживала слезы, сжимая руки в кулак. Звучание инструмента нагнетало атмосферу. Низкие ноты чередовались с высокими — словно отображая мысли расстроившейся девушки. Как же она опозорилась перед ним — никогда матери этого не простит. Объект симпатии теперь будет насмехаться над ней, считая ее маму больной фанатичкой. Или она все накрутила себе? Возможно. Триса любила загоняться по пустякам, но эти самые пустяки всегда казались настоящим кошмаром. Однако встреча с парнем была поистине неудачной и позорной для нее. Она не могла избавиться от чувства стыда за свою мать. Не могла отвлечься.
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, * — проговорил мужчина, облаченный в черное одеяние.
— Amen. ** — произнесла вместе с остальными Тернер, не отводя взгляда от лица Иисуса и продолжая крутить в голове одни и те же слова:
«Kyrie, eleison». ***
__________________________________________________________________
лат. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа*
лат. — Аминь**
лат. — Господи, помилуй***